довало ожидать, что она готова на все; что ж, теперь ему уже почти нечего было терять. Жизнь?
     Жизнь... Он ставил ее на кон чаще, чем серебряные слитки при игре в кости.
     Раладан надеялся, что дочь Ридареты занята сейчас множеством дел, взять хотя бы "Сейлу". Ведь официально корабль был собственностью добряка Литаса. Наверняка уже появились многочисленные наследники...
     Самая простая мысль, которая пришла ему в голову, - сразу заняться Риолатой, самым надежным источником любых сведений. Он ругал себя за то, что не сделал этого раньше, еще там, на острове. Что ж, тогда он был по-настоящему потрясен тем могуществом, которое продемонстрировала перед ним девушка. Кроме того (он уже в десятый раз обдумывал собственные поступки), он спешил. У него не было никакой гарантии, что он услышит правду, а каждый ложный след, по которому он бы пошел, мог стоить Ридарете жизни. Так он тогда думал. Но, ради Шерни, можно было попробовать договориться с Лереной...
     Он гнал прочь подобные мысли. Что случилось, то случилось. Он либо ошибся, либо нет. Всяческие рассуждения на тему "Что было бы, если..." вели в никуда.
     Теперь, однако, страх и то ощущение кошмара, столь пронзительное на острове Демона, прошли. Воистину ему нечего было терять. Естественно, следовало нанести удар в самое сердце, то есть в нее. Да, конечно, она владела силой, о которой он не имел понятия. Но и что с того? Может быть, лучше было бежать куда глаза глядят и спрятаться где-нибудь в глухой чаще, в страхе перед тем, что девушка снова начнет призывать Темные Полосы и тогда Шернь поразит Гарру ударом молнии?
     Он не до конца понимал, что станет делать, когда Риолата окажется в его власти. Разум, однако, подсказывал ему, что, если кожу на спине надрезать ножом, после чего захватить клещами и медленно сдирать вниз, правда выйдет на свет столь же быстро, как и громко.

***

     Берег Висельников был хорошо ему знаком - он сам в свое время указал это место Риолате. Он знал, что делает, помогая дочерям Ридареты в их первых самостоятельных шагах. Правда, таким образом он облегчал им реализацию их дальнейших планов (которых сам не знал), с другой стороны, однако, заручался определенным доверием с их стороны и, более того, знал, на что он в случае чего способен, вернее даже, на что способны они... Именно сейчас знакомство со связями Риолаты, с людьми, которые ей служили, и с местами, которыми она пользовалась, очень ему пригодилось.
     Естественно, он уже побывал в мрачном селении неделю назад - слишком уж удобное это было место для того, чтобы держать там пленников. В селении, однако, было пусто. Сейчас он надеялся на иное. Берег Висельников был идеальным местом для решения всевозможных вопросов, требовавших уединения. Там не было ничего, что могло бы помочь чересчур любопытной личности выяснить, что за женщина пользовалась заброшенной хижиной, ничего, что могло бы оказаться полезным в борьбе против нее. Защититься от непрошеных гостей здесь было достаточно просто, чего нельзя было сказать ни об одном доме или переулке в Дороне. Кроме того, дурная слава этого места производила соответствующее впечатление на каждого, кого сюда приглашали, приводили или притаскивали.
     Раладан не рассчитывал, что сразу же застанет здесь ту, кого искал. Однако он верил, что, вернувшись из такого путешествия, дочь Ридареты будет вынуждена заняться и теми делами, для которых Берег Висельников подходил как нельзя лучше. Он многим рисковал, забираясь прямо в волчью пасть, но иного выхода не видел. Дорона была велика, как он мог там найти Риолату7 Женщины с таким именем для города просто не существовало (какое имя она себе взяла? Семена7). Для До-роны Риолаты не существовало вообще, под каким бы то ни было именем или внешностью. Наверняка были люди, знавшие, где ее искать; однако лоцман Раладан к ним не принадлежал и даже не знал таких людей. Купцы, которых она использовала в качестве наемников, такими людьми не были, - по крайней мере, это было ему известно. Не были ими и бандиты, которым кто-то пару раз поручил работу от ее имени.
     Так что он отправился на Берег Висельников.
     С собой он взял запас провианта и плащ на тот случай, если придется ждать несколько дней (с подобной возможностью следовало считаться). Кроме того, он вооружился словно на войну - при нем были меч и мощный арбалет, стрела из которого могла бы, пожалуй, пробить навылет медведя. Глаз его был меток, рука уверенна, он знал, что с расстояния в пятьдесят шагов попадет стоящему человеку прямо в грудь. Хуже было с движущейся целью; опытный арбалетчик мог учесть необходимую поправку, но Раладан не был арбалетчиком, тем более опытным. Однако он рассчитывал, что скорее всего придется стрелять с расстояния в несколько шагов. Не знал он лишь того, сколь многочисленный эскорт сопровождает обычно Риолату; ибо в том, что подобный эскорт вообще существует, трудно было сомневаться.
     Он полагал, что, имея арбалет, как-нибудь сумеет справиться с тремя захваченными врасплох людьми. А может быть, удастся убрать их по очереди.

***

     Прошел день, за ним ночь... Потом снова день. Днем он прятался в лесу неподалеку, в кроне росшего на его краю дерева, внимательно наблюдая за окрестностями. Ночью он караулил в первой хижине, считая от Дороны. Терпения ему было не занимать, но тащившееся словно улитка время было невероятно опасным врагом. Короткий сон, который он волей-неволей вынужден был себе позволять, не снимал усталости и не слишком сокращал ожидание, нетерпение и гнев же лишь росли. Мгновения ползли лениво, и каждое из них наводило на мысль о том, что его можно было бы использовать куда лучше, чем торчать просто так в ожидании, возможно тщетном... Нужно было действовать, действовать! Однако ему хватало благоразумия сказать себе, что все кажется простым и понятным только сейчас; с того же мгновения, когда он покинет свое укрытие, станет ясно, что, собственно, вообще неизвестно, что делать, и время помчится, наоборот, слишком быстро.
     И Раладан ждал.
     Ночь была необычно теплой, погожей и ясной. Последняя ночь лета... Он полагал, что завтра, самое позднее послезавтра, должен начаться "кашель". Потом - бури, ливни и штормы. Еще позже - зима. Он подумал, что зимой они с Ридаретой поднимутся на борт первого же корабля, идущего на континент. Он отвезет ее в Армект, а может быть, в Дартан. Куда-нибудь, куда не смогут добраться никакие злые силы. Он надеялся, что каждой осенью найдет в ее доме - свой дом...
     Раладан встряхнулся. Он чуть не забыл, что та, о которой он думает... может быть...
     Он нахмурился, вглядываясь во мрак сквозь дыру в обрушившейся стене.
     Кто-то приближался.
     Он все еще ничего не замечал... Или что-то послышалось? Инстинкт явно подсказывал ему, что в мертвом селении есть кто-то еще кроме него. Внезапно оказалось, что от арбалета нет никакого толку; если бы он сейчас попытался натянуть тетиву, то наделал бы слишком много шума.
     Подкравшись к двери, он выглянул во тьму. Потом вышел, прижимаясь к темной стене, с мечом наготове. Он двинулся в глубь селения, бесшумно, осторожно, избегая освещенных луной мест. Внезапно он замер, заметив среди хижин темную фигуру. Он быстро огляделся по сторонам, но никого больше не было видно. Он знал, что где-то в темноте должен быть кто-то еще.
     Темная фигура сделала несколько нерешительных шагов, после чего, словно поколебавшись, остановилась и неожиданно направилась прямо к нему. Лунный свет упал на волну темных волос. Ему стало страшно - ведь она не могла его видеть и тем не менее...
     Он крепче сжал рукоять меча, но в то же мгновение послышался приглушенный голос:
     - Это... я
     Оружие выпало из его руки. Он даже на секунду не подумал о том, что это может быть какая-то хитрость, ловушка... Он знал. Он нашел ее.
     Они бросились навстречу друг другу Он схватил девушку в объятия и прижал к себе, чувствуя, как колотится ее сердце.
     - Как ты узнала?.. - выдавил он.
     Неожиданно она оттолкнула его, и в лунном свете он увидел ее лицо, столь хорошо ему знакомое и вместе с тем - совершенно чужое.
     - Не спрашивай, - проговорила она столь враждебным тоном, что он оцепенел. - Никогда меня ни о чем не спрашивай!

***

     Старик задумчиво молчал.
     - Я не спрашивал... - горько сказал Раладан. - Это была не она, не та, кого я знал... Я до сих пор не знаю, что произошло там, на краю леса, хотя очень хотел бы знать, ибо это может быть важно для ее безопасности. Я не знаю, отчего сгорел дом; не знаю, как она меня нашла; не знаю, как она узнала меня в темноте. Хотя то, что я сегодня услышал от тебя, господин... многое, пожалуй, объясняет. Однако я до сих пор по-настоящему понимаю лишь одно: то, что девушки, которую я знал, не стало. Вместо нее теперь другая, враждебно настроенная ко всему, и ко мне тоже... и к самой себе. Ты уверяешь меня, господин, что в этом нет ничего необычного. Может быть, для тебя это так, господин. Я же до сих пор не понимаю. И до сих пор задаюсь вопросом: как это случилось? Столь внезапно?
     Горбун кивнул
     - Помни, сын мой, что я говорил о тетиве лука. Я могу лишь догадываться, но наверняка не ошибусь, если скажу, что нападение на ее дом было подобно удару ножом в руку, эту тетиву держащую. Что-то позволило вырваться на свободу ненависти этой девушки, и наверняка она сама не понимает каким образом.
     Раладан снова горько улыбнулся, после чего заговорил, сначала медленно, потом все быстрее и громче:
     - Я вынужден верить тебе, господин... Но скажи, что мне теперь делать? Это не может продолжаться вечно. Я не могу оставить ее одну; когда я возвращаюсь, она близка к помешательству... С каждым днем все хуже и хуже. Я вижу, что мое присутствие...
     Старик молчал. Раладан тяжело дышал от возбуждения.
     - Пойми, сын мой, - послышался наконец ответ, - это не человек. Все чувства, которые ты испытываешь, - это чувства к Гееркото, Рубину Дочери Молний...
     - Нет, господин, - прервал его Раладан. - Это неправда. Твои знания неизмеримы, но это неправда. Ридарета в определенной степени - человек, не только Рубин. Если бы она всегда была только Рубином! Тогда она поступала бы так же, как и ее дочь-сестра, стремилась к какой-то цели, может быть и низменной, но поверь мне, господин, что я не делю мир на черное и белое, я хочу ей добра, неважно, какого оно будет цвета! Но то, что осталось в ней от той, шестнадцатилетней девушки, похищенной из маленькой деревушки, все еще живо. Оно и борется, и проигрывает... Она страдает, господин... и впадает в безумие. А я не в силах ей помочь.
     Он неожиданно отвернулся.
     - Если нечто пробудило в ней силы Рубина, то нечто может их и усыпить, - приглушенно произнес он. - Скажи, господин, что это, и больше мне ничего не нужно.
     Горбун задумался.
     - Шар Ферена, - коротко ответил он.
     Лоцман повернулся к нему; в глазах его блеснула надежда.
     - Шар Ферена, - повторил старик. - Самый могущественный из Светлых Брошенных Предметов. Но действие его... может быть разным.
     - Что это значит?
     - Это значит, что он может принести ей смерть. Наступило короткое молчание.
     - Все Шары одинаковые, - продолжил старик, - и мощь каждого из них значительно превышает мощь Рубина. Рубины, однако, разные, и этот - не обычный Рубин, но Рубин гигантский: это Риолата, королева Рубинов... Шар Ферена не может проиграть, однако трудно оценить, сможет ли он выиграть. Еще одно: мощь Рубина одна, но находится в трех телах. Похоже, младшие дочери Демона стремятся к некой цели, или же только одна из них, ведь судьба другой тебе неизвестна?..
     Раладан наклонил голову.
     - Тем более, моряк. Если действует только одна из сестер, то тем более важно знать ее цель... Я не знаю, что это за цель. Законы Всего говорят об Агарах, но Законы Всего не слишком ясны...
     - Не понимаю, господин. Что такое Законы Всего?
     - Набор правил. Описание связей между Шернью и ее миром. Иногда они касаются возможных событий, но лишь возможных. Если что-то возможно, то не значит, что оно неизбежно. Понимаешь?
     - Нет, господин... не вполне.
     - Законы Всего крайне редко принимают форму Пророчеств. Я музыкант и проповедую Законы Всего в своих песнях, но Законы эти редко правдивы до конца... Оставим это, сын мой. Тебе вовсе не нужно это понимать. Достаточно знать, что Агары наверняка будут залиты кровью, так говорят Законы, а Рубин стремится их исполнить. Что произойдет потом - можно лишь догадываться. Однако Агары лишь начало некоего большего зла, и нужно, чтобы ты помог Рубину.
     Раладан смотрел на него, мало что понимая. Старик невозмутимо пояснил:
     - Нужно, чтобы всеуничтожающая сила Рубина нашла выход. Чем большую часть его мощи используют те две сестры (или одна, поскольку судьбы другой мы не знаем), тем меньше ее останется в Ридарете. Тогда принеси ей Шар. Сначала, однако, сделай все, чтобы исполнились планы младшей дочери.
     - Значит, я должен...
     - Да. Ты должен ей помочь. Всем, чем только сможешь.
     - Это невозможно, господин. Ты требуешь неисполнимого. Ни одна из них не примет этой помощи... а уж тем более она...
     - Послушай меня, сын мой. Возможно, что Риолата избавилась от сестры. Убила ее, скажем так, чтобы было понятнее. Конечно же, это вполне возможно. Тело - это только тело, мощь Рубина будет его оживлять, но лишь до тех пор, пока тело это будет существовать. А ведь его можно уничтожить без остатка. Хотя бы огнем.
     Раладан почувствовал, как его пробирает дрожь.
     - Если Риолата и в самом деле так поступила... Ты спрашиваешь, что из этого следует? Очень многое! Сила Рубина, разделенная до этого на три части, теперь заключена лишь в двух телах. Таким образом, в каждом из них ее больше, чем было прежде. Ее труднее победить. И вместе с тем все действия Риолаты может поддержать лишь сила Ридареты. Нужно сделать так, чтобы силы этой осталось в теле Ридареты как можно меньше, тогда сила Шара Ферена сможет победить оставшуюся часть и занять ее место, а не сгореть в неравной борьбе. Как же можно этого достичь? Создав младшей сестре достаточно широкий простор для действий, чтобы силы, содержащейся в ней самой, уже не хватило... Понимаешь, сын мой? Если на каждом из нас лишь часть доспехов, а я, бросаясь в битву, одолжу у тебя твою часть, то ты останешься беззащитным. Понимаешь? - снова спросил он.
     - Если даже и понимаю... Повторяю, господин: ни одна из дочерей Ридареты не примет моей помощи!
     - А я тебе говорю, сын мой, что ты ошибаешься. Ты снова доверяешь внешнему впечатлению, не пытаясь добраться до сути. Мощь Рубина, как я уже говорил, слепа, но неудержимо стремится ко всему, что ей благоприятствует. А кроме того, - подчеркнул старик, - из твоих воспоминаний ясно следует, что ты обладаешь немалой властью над этими женщинами. Одна из них была в тебя влюблена, моряк. Не знаю, может быть, даже обе.
     Раладан, онемев, смотрел на него.
     - Вот слепец, - вполголоса проговорил старик. - Не видит вещей огромных, как Просторы.
     Лоцман продолжал молчать, не в силах связать двух слов.
     - Кто тебе сказал, - продолжал старик, видя царящий в его мыслях хаос, - что любовь должна быть доброй? Ради Шерни, моряк, во имя этого чувства в мире совершено было больше преступлений, чем во имя чего-либо иного, не считая, может быть, власти! Это самое коварное, жестокое и убийственное чувство, какое только может овладеть человеком, ибо оно пробуждает в нем другие, а именно зависть, ревность и гнев. Все доброе, что есть в этом чувстве, касается лишь единственной живой души. Так что подумай, сын мой, прежде чем называть добрым это нечто, которое, по сути, есть не что иное, как убогая, извращенная дружба - само по себе чувство возвышенное и прекрасное. Говорю тебе, без любви мир был бы намного счастливее, при условии, что в нем осталась бы дружба.
     - Нет, ради Шерни... - проговорил Раладан, думая совсем о другом. - Не могу поверить, что они...
     Старик встал.
     - Тем не менее.
     Раладан понял, что разговор окончен.
     - Кто ты, господин? Тот, который все знает... Почему ты скрываешься под личиной бродячего музыканта?
     - Скрываюсь? Но я и есть музыкант! - ответил горбун, беря инструмент. - Похоже, однако, ты кое-что мне принес, моряк?
     Раладан встал, лихорадочно вытаскивая кошелек с золотом. Старик принял его с явным удовольствием.
     - Даром тут не кормят, - спокойно сказал он. - Даже музыкантов. Теперь - скажи еще раз, как тебя зовут.
     Лоцман поднял с пола плащ, рассеянно перебрасывая его с руки на руку.
     - Раладан.
     Горбун наклонил голову. Лоцман продолжал стоять, словно хотел еще о чем-то спросить, но почувствовал, что на этот раз ответа не будет.
     - Прощай... господин. Старик остался один.
     Он долго стоял опустив голову. Когда он ее наконец поднял, на устах его блуждала полуулыбка.
     - Раладан...
     Он чуть прикрыл глаза.
     - Прощай, князь, - произнес он в пустоту. - Прости, что я тебя обманул... но ты должен поступать в соответствии с Законами Всего. Твое предназначение - поддерживать Темные Полосы, ибо для этого Просторы отдали тебя миру.
     Он крепче сжал инструмент и вышел из каморки.

***

     Черная, отвратительная ночь полна была звуков: то приближавшегося, то отдалявшегося воя и лая собак, плеска стекающей с крыш воды, шума и свиста ветра, несшего мокрый, смешанный с дождем снег. Раладан кружил по улицам, не находя себе места, но наверняка не нашел бы его нигде на свете. Порой ему казалось, что стоило бы бросить меч, упасть в вязкий сугроб и ждать псов... Несколько раз он направлялся в сторону порта, ощупывая одежду в поисках золота, которым можно было бы заплатить за поездку - куда бы то ни было... Наконец он прислонился к холодной стене дома в переулке, с закрытыми глазами мысленно взывая к тому, кто превратил его жизнь в клетку, из которой не было выхода.
     "Капитан, - говорил он, - ты несколько раз спасал мне жизнь... Неужели затем, чтобы присвоить ее себе? Ты получил свое; зачем же ты его отдал?! Ради Шерни, твоя последняя воля стала проклятием! Права была Ридарета: все, что с тобой связано, несет гибель! Повторяю вслед за твоей дочерью: пусть поглотит тебя море! И освободи меня, ибо я больше не хочу тебе служить!"
     Черная мокрая стена без единого звука принимала удары его кулаков. Он стоял сжавшись в комок, словно нищий, словно бездомный бродяга. Какой-то голос, похожий на голос горбатого старика, казалось, отвечал: "Глупец! Ты не ему служишь, но ей! Ты сделал все, чего пожелал Демон, но теперь даже его приказ не разделил бы тебя и эту девушку! Ибо то, что ты чувствуешь, когда ее видишь, - единственное светлое пятно в твоей жизни! У тебя нет цели и никогда не было - кроме нее! Она тебе больше чем дочь, и ты желаешь ей счастья, хотя вас и не связывают кровные узы! Неужели ты этого не понимаешь, глупец из глупцов?"
     Он снова двинулся по улице, все быстрее и быстрее, подставив лицо липким хлопьям снега.
     "Что за жизнь ты вел прежде? Все зло, которое ты творил, также и добро - растаяли, растворились, не служили никому и ничему, даже тебе. Теперь ты хотя бы знаешь, ради чего живешь. Действуй же, борись! Если сдашься, если откажешься от борьбы - что тебе останется? Ничего!"
     - Ничего! - сказал он, поднимая лицо к небу. Потом наклонился, набрал полные горсти снега и погрузил в него лицо. - Ничего...

***

     Сила, сломившая ее волю, желала быть видимой всем. По мере того как девушка переставала быть собой, росла ее неистовая враждебность ко всему окружающему, к себе же самой - уменьшалась. Однако зло в качестве символа своей растущей мощи выбрало лицо и тело Ридареты. Она становилась все красивее, чувственнее, все более вызывающей; Раладан никогда не испытывал к ней физического влечения, поскольку действительно видел в ней дочь и ни в коем случае не любовницу, но, будучи мужчиной, не мог не заметить изящных очертаний груди, невообразимо пышных волос, гладкой, без единого изъяна, кожи, белизны зубов, формы рта, движений бедер при каждом