На какие-то секунды все провалилось в никуда, а затем пришло оцепенение
-- когда  Вы не  в силах  превозмочь  себя, заставить себя  даже не поднять,
просто повернуть  голову, взглянуть в лицо врага... Я  так  ясно представил,
как он медленно встает, перебегает к сараю, крадется  вдоль стены... и уже в
двух шагах...
     Пистолет!  Он  попался  мне  на  глаза,  стоило  лишь протянуть руку...
Ниспосланный то ли ангелом-хранителем, то ли дьяволом...
     Я опрокинулся на спину и всадил ему пулю в живот.  Он  и  на самом деле
был в двух шагах.
     Мир снова поплыл перед глазами, зашатался и провалился в бездну.

7.
     Сознание возвращалось ко мне медленно... было  очень холодно, левый бок
онемел, хотя боль ушла, и я слышал чью-то речь...
     --  А,  что  сержант,  те  парни, которых  увезли  в больницу,  они  из
спецслужб?
     -- Наверное, иначе зачем бы примчался этот полковник.
     -- Однако ж, круто он с шефом обошелся...
     -- То-то и оно...
     -- Чего ж этого сразу не забрали?
     -- Нет ничего проще, вот увидишь: к полудню и заберут...
     Я   через  силу  разомкнул,   словно   свинцовые,  веки:   наручники,..
автомобиль, полицейский рядом, полицейский впереди за рулем...
     -- А, дьявол!  -- выругался в этот момент водитель.  Огромный грузовик,
обогнав нашу машину,  неожиданно сбросил скорость: не позволяя  обойти себя,
он ушел влево и вернулся вправо, снова влево...
     Сержант  приказал  остановиться. Грузовик,  будто  нашаливший  ребенок,
выпустив клубы  черного дыма,  протяжно просигналил, рванулся  -- и  тут  же
скрылся за лесным поворотом.
     -- Напился, сволочь... Ты не приметил номер?
     -- Грязью был замызган.
     -- Ладно, Жан Клод, поторопись,.. -- разговаривали полицейские.
     Затем водитель почему-то вдруг осипшим голосом произнес:
     -- Он возвращается...
     -- Влево!!! -- рявкнул сержант... Но было поздно...
     Грузовик, уже развернувшись, урча мотором, вылетел из-за  деревьев  нам
навстречу. Он врезался в нас на полном ходу, протащил метров  сто по  шоссе,
корежа  и  сминая в гармошку,  превратив  автомобиль в  груду изуродованного
металла. И то, что я уцелел, -- чистое везение. Навалившийся на меня сержант
спас  мою жизнь, отдав за  нее свою. О водителе не приходится и говорить  --
его стерло в порошок.
     Мотор  машины-убийцы  заглох.  Кто-то выпрыгнул  из  кабины  на  бетон,
подошел к делу рук своих. Увы, я видел лишь затылок сержанта и часть салона.
     -- Ты перестарался, Руз, -- произнес где-то снаружи спокойный и тяжелый
голос, -- как мы теперь возьмем документы?
     --  Главное, чтобы они не достались им,..  -- отозвался голос потоньше,
юношеский, извиняющийся.
     -- А если  их там  вообще нет... Парис будет недоволен.  И времени, как
назло, нет. Неси канистру...
     Послышались торопливые шаги, потом вновь тяжелый голос:
     -- Обливай...
     Поверьте, мне стало все равно, пристрелят меня или переедут грузовиком,
-- все  лучше, чем сгореть  заживо...  Но  крик застрял у меня  в  горле...Я
услышал,  как  чиркнула спичка,  увидел,  как  вспыхнуло пламя,  взвилось  к
небу...
     Когда понимаешь, что конец  твой близок,  дышишь даже  не  страхом,  --
отчаянием  и  надеждой. Тем  отчаянием,  что способно задушить  надежду, той
надеждой, что обретает плоть через отчаяние... Ох, уж эта надежда, если б не
она, можно было  бы спокойно,  без  лишней  суеты ждать смерти.  Ну разве не
самая большая несправедливость, когда Его Величество Случай дает вам шанс, а
у последней черты, в последний миг, под гомерический смех  (вашим внутренним
голосом) его отнимает?
     И, если я остался жив, не злая ли это шутка случая, -- подумалось в тот
миг.
     С трудом освободившись из-под грузного тела сержанта, я нашел у него на
поясе ключ и открыл браслеты... Вообразите, что  Вас  поставили  к стенке  и
сказали -- помилуют, если успеете прочесть от  начала до конца "Отче наш..."
между  двумя ударами  сердца...Почти мгновенно  накаляющийся металл и воздух
сотворили вокруг  меня огнедышащую печь. Дверь не поддавалась. Окна сузились
до размера  бойниц. Я заметался  и уже не владел  собой.  Грузовик и в самом
деле сотворил  с нашим джипом нечто невероятное:  местами он выглядел, будто
израненный зверь, оттого и пол подо мной был вспорот, словно ножом. Я замер,
вдруг обнаружив эту зияющую дыру. Но было  ли у меня время на размышление...
Ломая ногти и пальцы, я  принялся  расширять  этот  единственный  мой путь к
спасению; и в те секунды, наверное, именно отчаяние придало мне силы -- я на
удивление быстро добился своего, но,  увидев бетон, понял --  слишком тесно,
не развернуться, не бежать, не спастись...Потом понял -- Ложь! И превратился
в змею, не иначе: извиваясь, просунулся сначала ногами, затем, содрав кожу с
мясом на  бедрах,  туловищем,  и,  наконец, --  плечами  и головой.  Заметил
придорожный столб, который едва не разрубил автомобиль, схватился за него и,
вытащив  себя, -- одежда на мне, изорванная  в клочья,  горела,-- скатился в
кювет,  в лужу и  грязь.  Обессиленный, я упал головой в дочерна замутненную
воду, глотнул ее, заскрипел на зубах песок;  но, приподнявшись, придавленный
прогремевшим взрывом, упал вновь.
     Лежал  я недолго. Мозг лихорадочно работал: "Быстрее, быстрее...  Уходи
отсюда!"  Я  пополз. Полез  на  коленях.  На  ногах  -- от дерева к  дереву.
Пошатываясь,  побежал. Сторонясь дорог и машин, домов и людей.  На  рассвете
вышел к Сене. Очень кстати  нашел телефон и в который раз за  сутки позвонил
Скотту. Он оказался дома.
     -- Мне необходима твоя помощь, Вильям, -- без предисловий сказал я.
     --  Морис?   Что  случилось?   Пять  утра,..  --   голос  его   казался
обеспокоенным и слабым.
     -- Где Элизабет?
     -- В клинике... разумеется...
     -- Ты уверен?
     -- Я ничего не понимаю...
     -- Прошу  тебя,  приезжай  немедленно, я  у  железнодорожного  моста  у
Ле-Пек, на левом берегу. Я сам к тебе выйду...
     Повесив трубку, я вдруг ощутил  слабость и головокружение; опустился на
пол телефонной  будки;  только теперь  осмотрел  кем-то заботливо  и надежно
наложенную на рану повязку, от души поблагодарил его про себя; в полузабытьи
просидел, наверное, с полчаса, затем поднялся и побрел к мосту...
     Может  быть, в унисон  моему  настроению, мост  в те  утренние часы был
одинок  и  тосклив. Я глядел  в убегающую  подо мной  воду реки, а  на  душе
"скребли кошки". Я  не фаталист,  но посудите сами  -- не  окажись  Элизабет
замешанной  в  эту историю, просто уверен: провидение не толкнуло бы меня на
авантюру с посещением дома Томашевского, и цепь событий  не выстроилась бы в
том нелепом порядке.
     Занятый  своими  мыслями,  я  скоро   дождался  Скотта.   Держался   он
настороженно и  неуверенно.  Мы поехали в клинику Рикардо. Дорогой я поведал
Вильяму  обо всех моих  злоключениях, и  он  слушал  очень  внимательно,  ни
однажды не перебив меня, ничего не спрашивая...
     --  Ты здорово  влип,  Морис,  --  после того, как я  замолчал,  тягуче
растягивая каждое слово, произнес Скотт.
     -- Где, по-твоему, сейчас Элизабет?
     -- Может быть,  в полиции... Не  знаю.  Прежде  всего  нужно  заявить в
полицию о ее побеге из клиники.
     -- А если мне сдаться?
     -- Ты  бредишь,  Морис?!  Если те,  с кем ты  связался, в кого стрелял,
действительно из спецслужб... Да они сделают из тебя козла отпущения... Нет,
только не это... За Элизабет душа болит, где она?
     -- Знать бы...
     --  Тебе потребуются  новые  документы. Я займусь этим,  достану  через
друзей. До той поры пересидишь  в клинике, кстати,  подлечишься  с больными,
некоторые из них тоже мнят себя Мегрэ, Шерлок Холмсами...
     Я пробыл в клинике Рикардо  две недели.  Сюда же на третий день полиция
вернула  Элизабет.  Судя  по  всему,  в ту ночь, к  моменту  приезда стражей
порядка,  ее уже  не было на  месте преступления. Мою жену  нашли на станции
Ашер спящей в мусорном  контейнере.  Раздувать шумиху по поводу случившегося
кому-то  очень не  хотелось,  лишь телевидение в  коротком  репортаже в двух
словах  обмолвилось  о погибших  в результате автокатастрофы  полицейских. К
исходу сего срока здоровье мое поправилось, благо пуля прошла навылет; Скотт
между тем держал слово: он вскоре передал мне документы на имя Артура Малса,
американца по происхождению.

8.
     Мой дальнейший путь лежал в Сидней.  Я добрался до него без проблем, и,
наверное,  это принесло с собой ту успокоенность  и наивное  благодушие,  за
которое  я чуть было не поплатился. Огромный  полис встретил меня  привычным
городским  шумом,  тридцатиградусной  жарой  и свежим ветром с океана.  Я  с
истинным  наслаждением прошелся по набережной, полной  грудью вдыхая морской
воздух, вглядываясь  в  сверкающую  на солнце рыбьей чешуей океанскую гладь;
пляж, усеянный человеческими телами, отнюдь не всегда достойными восхищения,
-- единственное,  что  стоило  бы стереть в  этой  картине. Однако последнее
обстоятельство, признаюсь,  ничуть  не помешало  мне  на протяжении месяца с
раннего утра, оставив гостиницу, отправляться туда же, зарываться  в  песок,
лениво потягивая холодное пиво, пытать самого себя палящими лучами солнца, а
потом, уступая зною,  врезаться с разбега в обрушивающуюся на берег волну...
Словом, я  превратился  в  настоящего праздного  туриста, что,  замечу, меня
нисколько не тяготило. Скорее наоборот, я принимал это с радостью, отрешаясь
тем от навязчивых воспоминаний о недавнем прошлом.
     К  исходу четвертой недели пребывания в Сиднее мне уже стало  казаться,
что все  напрочь забыли о неком  канувшем  в лета Морисе де Санс, но  приезд
Филидора вновь все вернул на круги своя.
     Я возвратился с утренней пробежки, когда со слов  консьержки узнал, что
некий господин, назвавшийся моим другом, ожидает меня в баре. Встревоженный,
я описал ей сначала Скотта, затем Филидора  и, немного успокоившись, немедля
зашел в бар гостиницы.
     Велье  сидел  у стойки;  увидев меня,  бросил  смятые деньги за виски и
стремительно двинулся навстречу. Я даже не успел как следует разглядеть его.
Филидор хлопнул меня по плечу и, шепнув быстро:  "У нас минуты!"  -- потянул
за собой.
     Мы почти ворвались в мой номер.
     -- Твой  самолет  через  сорок  минут, --  огорошил меня  старый  друг.
Филидор  встал у окна  за занавеской и, наблюдая за входом в  гостиницу, все
поторапливал:
     -- Скорее, скорее, Морис...
     -- Черт возьми! -- неизвестно на кого разозлившись, вдруг возмутился я,
захлопывая несобранный чемодан, -- кто на этот раз? Полиция? Снова...
     Но мое  возмущение  оборвал стук  в  дверь. Мы замерли. Я  заметил, как
побледнел  Филидор.  Стук,  все  более  настойчивый,   повторился.  Я   было
направился в прихожую, однако Филидор остановил меня за руку, вышел вперед.
     -- Кто там? -- Спросил он.
     --  Сэр,  Вам  срочная почта, -- услышали  мы  услужливый  мальчишеский
голос.
     -- Оставьте под дверью...
     -- Слушаюсь, сэр.
     Это было письмо на имя Артура Малса.
     Филидор поднял конверт без  почтового  штемпеля, без обратного  адреса,
повертел в руках, даже принюхался, пожал недоуменно плечами. Письмо и мне не
внушало  доверия, но растворяющиеся  во  времени  минуты до  самолета словно
подстегивали...  Я,  не  мешкая,  вскрыл его  и  обнаружил  несколько  строк
следующего содержания:
     "Господину Артуру Малсу.
     Будьте сегодня в 9.00 утра в баре гостиницы.
     К Вам подойдет человек и назовет ВАШЕ ИМЯ.
     P.  S.  Пожалуйста,  не  злоупотребляйте  нашим  расположением  к  Вам.
Отложите Ваш  рейс  на  любое другое удобное  Вам  время.  И  последнее:  не
тревожьтесь  --  Вас  ждет  всего  лишь интересное и выгодное  в  финансовом
отношении предложение."
     -- Морис, я  полный идиот! Я  привел  их прямо к тебе,.. -- пробормотал
Филидор.
     -- Думаю, это  случилось бы рано или поздно... Есть какие-нибудь мысли?
-- спросил я.
     --  Тебе лучше поменять гостиницу и  отсидеться... А к ним пойду  я, --
мой старый друг был готов пожертвовать собой.
     --  Нет,  дружище...  Давай  наконец  поставим все точки  над  "i", мне
надоело бегать неизвестно от кого и непонятно почему. Если это спецслужбы  и
они ищут то, что кто-то, заметь, не я, а кто-то забрал из дома Томашевского,
тогда нам не  о  чем говорить,  это нелепая  ошибка... Я  не  имею  к  этому
никакого отношения.  Если  же меня собрались убрать или  похитить, все равно
кто, то к чему им выдавать себя с головой.
     -- Значит, идешь?
     -- Да, -- я был настроен очень решительно.
     Хотя до назначенной встречи оставался  еще час, мы спустились в бар.  С
утра  здесь  почти  никого  не  было,  и  лишь  один  пожилой,  но  могучего
телосложения господин с одутловатым лицом за столиком у входа  читал газету.
Мы расположились у стойки, заказали виски. Бармен с огромной, как две тыквы,
головой мутанта  и  сколь  огромными, столь  и  прекрасными голубыми глазами
молча кивнул,  подал бутылку,  наполнил бокалы и, не смея мешать нам, отошел
как можно дальше.
     -- Теперь рассказывай, -- обратился я к Филидору.
     Он, по своему обыкновению, пожал плечами.
     -- Морис, Морис... До сих пор не могу понять, как тебя угораздило...
     О,   Филидор  мог  бы  сойти  за  проповедника,  так  он  любил  читать
нравоучения. Я  попросил  его избавить меня от  них... Он только усмехнулся,
сделал глоток виски... и начал...
     --  Скотт связался  со мной сразу  после того,  как  Вы расстались.  На
следующий день я вернулся в Париж  и узнал  уже все  в  подробностях.  Затем
Скотт неожиданно исчез,  а когда появился через несколько дней снова, ничего
не объяснив, стал меня всячески избегать.  Примерно тогда же я заметил,  что
за мной следят. Вначале не придал этому значения. Потом -- два обыска у тебя
в  Сен-Клу, и в  тот же день у меня. Все вверх дном перевернули... Позавчера
меня попытались похитить. Случай выручил. А  вчера вечером --  звонок. Он не
назвал себя. Сказал, что тебе угрожает опасность, что найду  тебя в Сиднее в
этой гостинице... Скотту было известно твое местонахождение?
     -- Трудно сказать... Вряд ли. Скотт брал мне билет до Канберры.
     -- И все таки... еще не поздно избежать встречи.
     -- Нет, а возможно, уже и поздно...
     Я принялся  расспрашивать его о Патриции,  о  Элизабет, о  Париже... За
разговором мы, казалось, забыли о том, зачем пришли сюда.
     -- Без пяти,.. -- посмотрел я на часы.
     Посетителей  в  баре  немного  прибавилось.  Недалеко  от  господина  с
одутловатым  лицом  за столиком  скучала блондинка лет двадцати,  а в темном
углу напротив нее устроился молодой  человек, почти мальчик, не сводивший  с
красавицы взгляда.
     Ровно в девять вошел сухопарый, долговязый старик  в дорогом костюме, с
тростью, с  массивным  дорогим  перстнем на правой руке,  которая эту трость
несла. Однако  к  нам он, как  мы того  ждали,  не подошел, а сразу подсел к
блондинке.  Очевидно,  они  были  знакомы.  Молодой  человек  в темном  углу
разочарованно отвернулся и, окликнув официантку, попросил бренди.
     В  9.05 на  пороге показался моложавого  вида господин  лет пятидесяти,
по-видимому, только что с теннисного корта: судя  по взмыленной спине, играл
он достаточно долго. Но, выпив у стойки апельсинового сока, он тут же ушел.
     --  Они  не  пунктуальны,  --  проводив  теннисиста  взглядом,  заметил
Филидор.
     В это время господин с одутловатым лицом отложил свою газету...
     -- Прошу прощения,.. -- приблизившись, обратился ко мне он.
     Я покосился на него, не потрудившись повернуться к нему лицом.
     -- Если  не ошибаюсь, Морис де Санс... -- не думаю,  чтобы  кто-нибудь,
кроме меня и Филидора, слышали его речь.
     -- Мое имя Артур Малс, -- так же тихо и спокойно ответил я, по-прежнему
не изменяя своей позе.
     -- Да,  да, конечно... Нам лучше  бы поговорить, если не возражаете, на
свежем воздухе. Здесь, знаете ли, душно...
     Мы вышли  из гостиницы,  направились вдоль набережной. Филидор следовал
за нами в десяти шагах.
     --  Мсье  де  Санс,  или  мистер  Малс,   если  Вам  угодно,  позвольте
представиться: Роберто, просто Роберто, сотрудник ИНТЕРПОЛа...
     -- Вы арестуете меня?
     -- Нет, это не входит в мои инструкции.
     -- Что же Вам от меня надо?
     --  Правду...  Итак,  когда  Вы  впервые  познакомились  с  профессором
Томашевским?
     На его первые вопросы ответы мои были скупы, но чем больше мы говорили,
тем большее расположение к нему чувствовал Ваш покорный слуга. В сущности, я
ничего от него не скрыл и рассказ свой закончил словами:
     -- Вот, кажется, и все,.. Так о каком предложении шла в письме речь?
     -- Неужели  Вы еще  не  догадались, что письмо  принадлежало не мне? --
сказал Роберто и поджал губы.
     --  Дьявол  ! --  вырвалось  у меня, я не ожидал такого  ответа.  -- Но
почему тогда эта встреча не состоялась?
     -- Уверен, они и сейчас наблюдают за нами.
     Я  механически  оглянулся  по  сторонам, назад,  и  вновь  обратился  к
Роберто.
     -- Может быть, теперь Вы удовлетворите мое любопытство?
     -- Если смогу...
     -- Вы не собираетесь меня арестовывать -- почему?
     --  Может  быть,   потому,  что  мы  разобрались  в  Вашем  деле  лучше
остальных... к тому же тот, в кого стреляли Вы, -- жив...
     Уже только за одну эту весть я был благодарен Роберто.
     -- И он действительно агент одной из спецслужб.
     -- Стало быть, это они столь живо интересуются моей скромной персоной?
     -- И они, причем совершенно независимо  от нас, у них свои версии, своя
игра.
     И  мы,  не забудьте,.. но есть еще третья  сторона.  Я говорю о Парисе.
Вероятнее всего, что от его людей Вы получили сегодня письмо. Дорогой Артур,
волею обстоятельств Вы втянуты в скверную  историю и ни на  йоту  не отдаете
себе  отчета  в  том, насколько  это  затрагивает интересы  многих и  многих
людей... Большего я Вам сказать не могу, не имею права...
     То,  что  я  услышал  из  уст  полицейского,  заставило  меня  по-иному
взглянуть на происшедшие события;.. Роберто же продолжал:
     -- Но, думаю, мы сможем Вам  помочь...  Мы  хотим позаботиться  о Вашей
безопасности.
     "С какой стати?" -- подумал я.
     -- ...Со мной документы на  имя Роберто Ленурье и контракт на два года,
подписанный с компанией "NN".
     -- И чем она занимается, эта компания? -- недоверчиво спросил я.
     --  Ей  принадлежит   некая   глубоководная  лаборатория.   У  нас  нет
возможности  спрятать Вас под землей, так сделаем это под водой. Ну,  а  что
касается  непосредственно  Вашей будущей работы,  то она соответствует Вашей
специальности,  и,  поверьте,  это  выгодный  контракт,  хотя  дело,  как Вы
понимаете, не в этом... Ну же, держите...
     -- Кажется, я не давал согласия сотрудничать с ИНТЕРПОЛом.
     ...Отвратительно осознавать, что ты не  более  чем  марионетка  в чужих
руках...
     -- Ровно через сорок восемь  минут, -- Роберто посмотрел на часы, --  у
Вас самолет в Гонконг, там  Вас встретят и сопроводят уже на другом самолете
в Токио.
     -- Ваше  начальство  так  печется о  моем благе,..  -- полный сарказма,
произнес я.
     Казалось, только теперь Роберто понял, что с его предложением отнюдь не
согласны, он даже пришел в некоторое замешательство.
     -- Вы правы...  Это не банальная  благотворительность,  --  он говорил,
взвешивая каждое  слово, -- но нам от Вас требуются лишь две вещи: чтобы Вас
никто  не  нашел  и  чтобы Вы  остались целы и  невредимы...  Вас  что-то не
устраивает?
     -- Я просто хочу понять...
     --  Зачем?..--  он  уже полностью контролировал ситуацию,  -- Думаю, Вы
догадываетесь: чтобы направить всех по ложному следу... В конце концов у Вас
нет выбора.
     Выбора у меня действительно не было.
     -- А Вашего друга отошлите знаком. Надеюсь, его они оставят в покое.

9.
     Так я попал на "Большой Джо".