шихся зданий.
     Лиат напрасно беспокоилась. Пробившись через городскую площадь и подойдя к входу, она увидела, что собор полон до предела. Столпившиеся люди плакали и молились. Кто мог, поднимал над головами грудных детей, не то спасая их от давки, не то предавая в руки Владычицы.
     - Пустите меня! - кричала Лиат. Она выхватила меч и его рукоятью стала бить по плечам и спинам. Это подействовало: на нее оборачивались и, видя "орлиный" значок, давали дорогу. Преодолев ступени, она вошла в неф, а там, в надежде, что даже варвары эйка не осквернят священного алтаря, сгрудилась большая толпа.
     Стоял тяжелый, спертый запах страха и человеческого пота. Лиат поняла, что не сможет пробиться к алтарю, туда, где стояла епископ. Она спрятала меч. И вдруг что-то изменилось в звуках, издаваемых толпой. Затихли стоны и всхлипывания, и стоявшие впереди тихо запели священный гимн, быстро подхваченный остальными.
     - Поднимите меня на руки, - скомандовала Лиат. К ее удивлению, двое рослых мужчин подняли ее на плечи.
     Перед алтарем стояла епископ города Гента, воздев руки к небесам и повторяя святые слова:

     Живущий в ограде Света
     Скажет: Господь - мои оборона и щит,
     А Владычица - твердыня моя и оплот.
     Он укроет меня Своей силой,
     Она же - крылами Своими.
     Не убоится он стрелы, летящей в ночи,
     И копья, что ударяет днем.
     Тысячи падут вокруг него,
     Но смерть его не коснется.

     Лиат запела с ними. Когда гимн закончился положенным славословием, епископ опустила руки и люди затихли, вслушиваясь в то, что она скажет.
     - В молчании помолимся, - проговорила облаченная в драгоценные ризы женщина.
     В тот момент, когда все в соборе затихло и только с улицы доносился шум приближающейся к собору битвы, Лиат заговорила. Она привлекла к себе внимание, вопреки всему тому, чему учил ее отец: "Никогда не возвышай своего голоса. Никогда не привлекай внимания. Никогда не будь заметной".
     - Госпожа епископ, прошу вас выслушать мои слова. Я "королевский орел".
     Люди, державшие ее, встали поудобнее - так, чтобы она могла поставить ноги на плечи. Все, бывшие в соборе, повернули к ней перекошенные страхом лица. Епископ сделала ей знак продолжать.
     - Ваше преосвященство, прошу вас поверить моим словам. У меня было видение. Святая Кристина явилась мне... - Лиат запнулась. Ей показалось, что толпа не верит. - Святая Кристина, Мученица Ножей, явилась принцу Сангланту! Это было истинным видением. Там, в склепе под собором, есть ход, ведущий на запад. По этому пути... - И это было все, что она успела сказать.
     Раздались крики, и толпа заволновалась:
     - "Драконы"! "Драконы" разбиты!
     Лиат почувствовала, что падает, но теснота в соборе помешала ей разбиться. Толкаясь, в панике и ужасе, никто не мог двинуться больше чем на шаг. В следующей момент раздался пронзительный рев рога, оглушивший и толпу, и ее. Люди замолкли, и епископ смогла говорить.
     - Слушайте! - Властный голос перекрывал все звуки. - Слушайте меня, люди города Гента. Это говорю вам я, ваша епископ. Говорю, что не отойду от алтаря до тех пор, пока последний эйкиец не будет мертв или пока последний из вас не окажется в безопасности. Все, кто может взять в руки оружие, должны идти защищать город - именем Господа и Владычицы, именем святой Кристины, страдавшей и погребенной в святом месте и явившейся сюда спасти нас!
     Епископ замолчала на мгновение, но никто не издал и звука.
     - Святая Кристина явилась нашему принцу, который и сейчас сражается, защищая нас от смерти, а храм наш от осквернения. Таково мое слово, и все должны повиноваться ему. Пусть дети и их матери по порядку следуют за "орлицей" в подземелье. Соберите детей! Они, как и реликвии собора, - главное сокровище нашего города. Пусть старшие ведут младших, а остальные терпеливо ждут у алтаря. Предадим свои души Господу! Владычица, помилуй нас!
     Диаконисы принесли факелы. Лиат взяла один из них и стала спускаться в подземелье. Толпа безмолвно расступилась. Доносившийся шум стих, его сменил угрюмый покой смерти, царивший в усыпальнице. Следом шли диаконисы, неся реликвии святой Кристины, шли плачущие дети, напуганные тьмой не меньше, чем происходящим наверху. Лиат чувствовала их за спиной, будто тяжкий груз. Судьба людей зависела теперь от нее.
     "Спаси всех, кого можешь", - вспоминала она слова Сангланта. И отчаянный крик, донесшийся только что с улицы: ""Драконы" разбиты!.."
     Она совершенно не помнила, где гробница святой Кристины. Казалось, все изменилось. Подземная зала расстилалась перед ней, не желая делиться тайнами. В отчаянии Лиат опустилась на колени там, где совсем недавно - так недавно! - стояли они рядом с принцем. Она огляделась, и там... в двух шагах заметила кровавые следы. Она пошла и увидела проход вниз. Подземелье быстро наполнялось людьми. Диаконисы, испуганные, переговаривались между собой. Заплакал ребенок. Его не успокоили.
     Сверху не доносилось ни звука. Что происходило в городе? Жив ли Санглант? Что с Манфредом и Вулфером? Хорошо хоть Ханна не осталась в городе... А ведь тогда, когда они расставались, думалось, что подруга окажется в более опасном положении...
     Она не могла медлить. Что лежало в той тьме, под землей? Что бы ни было, оно менее страшно, чем судьба плененных эйкийцами. Лиат собрала все свое мужество и шагнула по ступеням, ведущим вниз. Она шла осторожно и в то же время торопилась, с тем, чтобы ее не затоптали идущие следом. Девушка не оглядывалась. Она насчитала восемьдесят девять ступеней - счет вслух почему-то прибавлял смелости, и тьма казалась не такой страшной.
     Воздух в тоннеле был спертым, пахло землей и плесенью. Один или два раза, ощупывая руками стену, Лиат почувствовала, что касается червей или какой-то другой живности, живущей только в подземной тьме. Было не до брезгливости. Она шла вперед и вперед.
     Ступени кончились, и тоннель стал шире и выше. На секунду она остановилась. Свет факела освещал шершавые каменные стены и потолок. Пол был выложен каменными плитками и булыжником. Было сухо и чисто, будто кто-то постоянно поддерживал коридор в порядке.
     Впереди видно было лишь на несколько шагов. И чувствовался запах - запах, без привкуса пожара и крови. Действительно, пахло цветущим лугом. Это придавало силы. Диаконисы напирали сзади со своим тяжелым деревянным ларцом, наполненным реликвиями. Ребенок звал тоненьким голоском: "Тут так темно. Где же мамочка?"
     Лиат шла дальше. Она вела их вперед, считая шаги до тех пор, пока не сбилась на второй или третьей тысяче. Прямой коридор напоминал стрелу, направленную в грудь врагу.
     Лиат шла и плакала, плакала, облегчая душу слезами. Нельзя было плакать громко или поддаваться отчаянию. Позади она слышала всхлипывания маленьких детей, их жалобы, жалобы маленьких существ, не понимающих того, что происходит с ними. Диаконисы тихими голосами, в такт собственной походке, пели псалмы:

     Ибо послала Она ангелов своих
     Охранять тебя, верящий, куда бы ни пошел ты,
     Держа тебя в руке Своей.

     Лиат шла дальше, ведя всех за собой. Вперед, дальше от гибнущего Гента. Мало кто выживет в городе.
     "Мы задержим их так долго, как сможем", - последнее, что сказал ей Санглант. Конечно, она не слишком его интересовала. Да и с ее стороны это была детская игра, а не любовь. Любовь рождается на узах крови, в общих делах, в долгах отношениях - а не в мимолетном взгляде. Она не может быть плодом глупой, навязчивой страсти. Принц не вспомнил бы о ней, даже если б остался жив. Не только из-за разницы в происхождении, она верила в отцовские слова о том, что их род может преклонить колени лишь перед королем. Их род был достойным - вот и все, что ей необходимо знать. Их род владел собственными землями, неподвластными никому из принцев, только королю. Но дело было не в этом.
     "Будь связана, как и я, судьбой, что другие уготовили для тебя". Так сказал ей Санглант. Разве смерть за своего короля не обязанность командира "королевских драконов"? И разве не обязана она жить, чтобы служить своему королю? Разве она не привязана к жизни своей собственной тайной - тайной гибели отца, смертью матери за восемь лет до того, тайной сокровищницы своего разума, тайной, которую она несла в своей суме и, конечно, в собственной голове? Она стала рабыней из-за того, что другой человек хотел обладать ее сущностью. Она навеки запятнана рабством, как запятнана смертью отца. Глуха к магии или защищена от нее, но так или иначе привязана к ней... От судьбы нельзя уйти.
     Так шли они, оставив гибнущий город далеко позади. Лиат совершенно ничего не чувствовала. Она не позволяла тоске овладеть собой, за долгие месяцы рядом с Хью она научилась этому. Научилась бороться с чувствами, укрываясь от них за воротами города памяти.
     Но она плакала. Она плакала о Сангланте и о том, что могло бы быть между ними. Плакала об отце, о матери, о Вулфере и о Манфреде, о мертвом "орле", чей значок теперь на ее груди. Плакала о людях, о епископе Гента, о храбрецах, что умрут, задерживая варваров. Лиат вспомнила чародея - Кровавое Сердце. Она не верила в то, что он сохранит святость перед алтарем. С чего бы? Он убил графиню Хильдегарду и воспользовался ее знаменем для своей коварной уловки. Ему для чего-то нужен был Санглант. Для чего?
     Она держала горящий факел перед собой - единственный, оставшийся у нее источник света. Хотя что же она? Можно было верить в то, что Ханна жива. Она найдет ее. И еще - были "орлы". Теперь она действительно одна из них.
     Лиат шла вперед по тоннелю. Она не знала, отстали идущие за ней или нет. Просто шла вперед, не оглядываясь.

5

     Эйкийцы ворвались в Гент на рассвете. В полдень Лиат, изможденная и усталая, моргая и щурясь от света, выбралась из подземелья навстречу ясному весеннему дню. Следом выбирались уцелевшие гентийцы. Тоннель был длинным, и постоянный страх прибавлял усталости. Лиат боялась, что сотня ступеней, ведущих вверх, послужит неодолимым препятствием для несчастных беглецов.
     Они поднимались медленно. Первыми за ней поднялись диаконисы с реликвиями. Потянулась долгая вереница детей и женщин. И остальные: кузнец с молотом и инструментами, мастерство этого человека было слишком драгоценным, чтобы жертвовать им в безнадежном сражении; две долговязые акробатки, выступавшие на ночных пирах бургомистра; старый бард, исполнявший там "Элениаду" и сочинявший собственные стихи на даррийском...
     Слишком медленно. На какое-то время людской поток иссяк. Лиат молилась, чтобы эти люди не были последними. Появились остальные - спотыкаясь, хромая, в синяках. Когда они выбрались, поток возобновился. Спасенные в изнеможении падали на землю и тупо смотрели в ясное весеннее небо.
     Лиат не могла разделить их скорбь, хватало своей. Она отошла подальше от тоннеля, едва видного за кустами и деревьями, росшими у основания холма. Как и сказал Санглант, вокруг расстилалось поле, засеянное овсом.
     Кое-где поднимались огромные невыкорчеванные пни от вырубленных деревьев, а за ними виднелся настоящий дикий лес. У опушки стояли две хижины. Она увидела, как из ближайшей вышел человек и уставился на невесть откуда взявшихся людей. Он замахал руками, побежал к отдыхавшим диаконисам и о чем-то с ними заговорил. Лиат осторожно приблизилась к ним, не сразу сообразив, что как "королевский орел" она может слушать все беспрепятственно.
     - Но... это же чудо... - человек кричал, ломая руки. - Подземный ход сужается и заканчивается тупиком в нескольких десятках шагов от своего начала. Мы частенько прятались там, когда приближались эйкийские разъезды. Еще пять дней назад в нем прятался отряд "драконов". Но я никогда не видел ступеней или хода, ведущего к востоку.
     В небе ясно послышались приглушенные раскаты грома. Лиат поднялась на вершину холма, в основании которого был выход из тоннеля. На восток тянулись ровные, без единой возвышенности, поля. Солнце, сиявшее в лазурной выси, заливало землю добрым и живительным светом. Отсюда город Гент казался изящной детской игрушкой. Зданий она различить не могла. Город Арнульфа Старшего, город, где великий король связал своих детей кровными узами с последними наследниками королевства Варре... Гент горел. День был почти безветренным, и дым от пожарищ поднимался вертикально к небесам. Вокруг города копошилось что-то черное - это огромные массы эйкийцев толпились под стенами, празднуя свою победу. Лиат опустила голову. Приступ отчаяния охватил ее с новой силой. И как ни старалась, она не могла от него избавиться.
     Девушка уступила свое место наблюдателя троим мальчишкам, поднявшимся следом. Они с ужасом смотрели на восток. Один инстинктивно схватил ее за руку. Его лицо казалось знакомым, но девушка не могла вспомнить откуда. Должно быть, кто-то из дворцовой прислуги.
     Он пожаловался:
     - У меня погибла лошадь, - и заплакал.
     Лиат высвободила руку и ушла. Ей нечего было сказать ни ему, ни одному из несчастных. Осторожно спускаясь с холма, пытаясь найти верный путь среди ветвей и высокой травы, она остановилась, чтобы оглядеть беглецов. Множество детей... в глаза бросился толстый темноволосый младенец на руках у девочки, явно недостаточно сильной для такой ноши. Несколько стариков с узелками на плечах... Некоторые, опустившись на колени, благодарили Владычицу за избавление.
     Люди все еще выходили из тоннеля. Должно быть, "драконы" истреблены до единого. В любой момент ожидала она, что поток беженцев прекратится или что из-под земли появятся эйкийцы с топорами и копьями.
     - Смотрите! Фургоны! - закричал один из трех мальчиков, оставшихся на вершине холма.
     - На них эмблема бургомистра! - крикнул второй. Лиат, местный крестьянин, несколько диаконис посмелее поспешили в указанном направлении. Остальные ждали у подземного хода, будто воспоминание о милосердии святой Кристины давало им защиту. Лиат выхватила лук и укрылась за деревьями. Крестьянин держал в руках вилы.
     Но оружие не понадобилось. Фургоны принадлежали бургомистру Вернеру. Они отчаянно скрипели по двум заросшим колеям, когда-то бывшим дорогой. Бургомистр с красным и заплаканным лицом восседал на одном из фургонов. А правил повозкой не кто иной, как...
     - Вулфер! - Лиат почти вприпрыжку бросилась к нему и пританцовывала вокруг фургона, пока тот не остановился рядом с одной из хижин.
     Вулфер слез с телеги, осмотрел ее, а затем подозвал к себе крестьянина.
     - Покажи слугам, где они могут развести огонь подальше от дороги.
     - Нас тогда заметят... - запротестовал тот.
     Вулфер нетерпеливо махнул рукой.
     - У них на сегодня достаточно добычи. Им нет дела до жалких беглецов.
     Крестьянин повиновался.
     - Я видела Гент, - молвила Лиат. Она не могла отвести глаз от Вулфера. Не могла поверить, что тот жив. - Город горит.
     - Он горел уже тогда, когда мы вырвались из него.
     - Как вы сумели? - Она оглянулась, надеясь увидеть... Но среди бывших с Вулфером не оказалось ни одного "дракона". Только слуги из дворца, человек тридцать, слонявшихся вокруг десятка фургонов. На последнем сидела миловидная и печальная женщина, и Лиат узнала служанку, которая пользовалась расположением Сангланта. Будет ли она плакать по своему любовнику? Или рада тому, что жива?
     К телеге подошел мужчина, и они вдвоем помогли выбраться из фургона маленькой девочке. Это их Лиат спасла в городе. Беглецы из тоннеля окружили бургомистра, засыпая того вопросами и просьбами: "Где мой муж? Видели моего брата? Что с монетным двором? Мой отец нес там стражу. Жива ли епископ?"
     И так без конца. Лиат с горечью подумала, что этот человек покинул город, вместо того чтобы жертвовать собой. Это право он оставил "драконам" и принцу Сангланту.
     - Добрые граждане Гента! - плаксиво возвысил голос Вернер. Как она ненавидела этого когда-то самоуверенного, а теперь хнычущего человека! - Прошу вас, помолчите. У нас нет времени. Мы должны идти. Путь в Стелесхейм займет много дней, а среди нас много слабых. Мы взяли с собой часть дворцовых запасов. Они пригодятся всем нам в пути! Послушайте меня!
     Оборванная толпа беглецов затихла и послушно внимала ему, в то время как из тоннеля поодиночке или парами появлялись новые люди.
     - Пусть дети постарше помогают совсем маленьким. Разделите их на группы, так чтобы не было путаницы и никто не потерялся. Пусть те, что посильнее, тащат на себе запасы пищи, в фургонах мы оставим место для слабых и неспособных идти. Сейчас мы раздадим хлеб. Через час уходим. Больше ждать нельзя!
     Бургомистр развернулся и стал отдавать слугам необходимые распоряжения. Красивая служанка отбросила покрывало, спустилась с телеги и с помощью спасенного Лиат крестьянина принялась раздавать хлеб. Диаконисы делили детей на группы человек по десять с одним подростком во главе. Тихо плакала женщина, баюкая ребенка, а другой хватался за ее юбки. Девушка-акробатка подошла к ним и отдала хлеб. Появлялись новые беглецы, и слуги бургомистра помогали им выбираться из тоннеля. На овсяном поле расположилось человек восемьсот, и примерно каждый пятый взрослый с боевыми ранами. По солнцу Лиат определила, что с момента их выхода прошло несколько часов. Неужели ни один "дракон" не появится?
     Конечно, нет. Принц никогда не покинет город до тех пор, пока в нем остается хоть одна живая душа.
     - Лиат, иди сюда, - позвал ее Вулфер. Она последовала за ним к хижине, рядом с которой крестьянин разложил большой костер. Огонь весело трещал и, казалось, приветствовал их, но верхние дрова обрушились вниз. Крестьянин по приказу Вулфера прибавил веток и отошел.
     - Мы должны посмотреть, - заговорил старик.
     - Как вы прорвались? - повторила она вопрос. - Где остальные? Где Манфред?
     Вулфер покачал головой. В первый раз она увидела, с какой силой он сжимает зубы, пытаясь побороть сердечную боль.
     - Мы погрузили, что могли, на телеги и направились к западным воротам. Многие погибли по пути, многие бежали. Но мы опоздали. К тому времени как мы были у ворот, их заняли эйкийцы. У нас погиб только один фургон, потому что вмешались "драконы"...
     - "Драконы"?
     Он быстро поднял руку, приказывая молчать.
     - Ты их помнишь. Те самые, что спасли нас, когда мы впервые появились под Гентом месяц назад.
     - Стурм, - прошептала она. Ее двоюродный брат, если все слышанное было правдой.
     - Они прорубились через эйкийцев, спасая нас.
     - А затем?
     Вулфер нахмурился, поморщился не желая вспоминать.
     - А затем они двинулись к центру города, чтобы присоединиться к своим товарищам.
     Лиат прикрыла глаза.
     - Послушай, - говорил Вулфер, - мы не можем позволить себе скорбеть, Лиат. Это слишком большая роскошь. Мы должны воспользоваться нашим орлиным взором, таков наш долг.
     - Никакой взгляд не может видеть сквозь огонь и каменные стены, - прошептала она.
     - Не каждый из "орлов" способен на это. А теперь делай, что сказано. - Вулфер прикрыл глаза, поднял руки и повернул ладони к огню.
     - Но это правда, - перебила она. Он должен был понять. - Я не смогу так ничего увидеть. Там, в усыпальнице, я не увидела ничего. Не потому, что волшебник заслонился тенью, а потому что видела только камень. А эйка... Да, там у них есть чародей, и он именно эйкиец, а не кто-нибудь другой. - Вспоминать о Сангланте, опознавшем его, было больно. - Они взяли город с помощью иллюзии. Там вовсе не было людей графини Хильдегарды.
     Вулфер приоткрыл глаза:
     - Продолжай.
     - Все видели знамя, графиню и ее солдат. Все, кроме меня. Я могла видеть сквозь иллюзию.
     - Что ты говоришь?
     - Что прав был отец. Что я глуха к магии. Или что-то охраняет меня от нее. Не знаю что... - Она тут же пожалела, что доверилась старику. Но она так радовалась встрече, и казалось, что ему можно верить. Он спас ее от Хью, хорошо обращался с ней, и она поняла, что должна заботиться о нем. Лиат положила руку на сумку, почувствовав спрятанную книгу. Она ждала.
     Вулфер действительно был удивлен.
     - Кроваво