ое, нос картошкой - миляга. Если бы сам не видел, никогда бы не поверил, что добродушный Батя может хладнокровно, с улыбкой расстрелять нарушившего его приказ подчиненного.
     - Вот чего... - изрек Батя, дослушав до конца. - ...Я после твоего. Серый, дневного телефонного доклада сделал звоночек и выяснил одну неприятность. Стальной ихнего бугра замочил. Сова, так звали покойника, скончался по дороге в больницу. Череп ты ему расколол. Стальной.
     - Стальной по понятиям махался. Разве ж он виноват, что этот ихний таким хлюпиком оказался?
     - А ты за Стального не заступайся, не шестери. Я на Кулака баллонов не гоню. Только завтра вам, ребята, в метро нельзя. Поедете с бригадой Антона работать, с утра машина придет.
     - Есть! А кто такой Антон?
     - Антон, Серега, бригадир вроде меня. Он недавно троих своих прикопал, теперь нуждается в людях.
     - А чего делать будем, не знаешь, Бать?
     - Не интересовался. Антон вам все сам объяснит. Я не пойму - ты что. Серый, боишься?
     - Не, что ты! Я к тому, что если стрелять придется, так я не умею.
     - Не боись, стрелять не придется... Ладно, пошли спать, завтра вставать рано.
     Сегодня была моя очередь спать с Галей. Я ее совсем не хотел, но нужно держать понт, жить в образе. Ведь кто такой Стальной Кулак? В меру туповатое, очень сильное животное, угрюмое, неразборчивое и похотливое. Таков мой имидж на сегодняшний день.
     Галка лежала подо мной бревном, удовольствие минимальное. Туда-сюда, сюда-туда, раскладушка монотонно скрипит, справа Батя храпит, слева Серый елозит на Ольге. Воняет мужским и женским потом, жирные комарики норовят пристроиться на моих голых ягодицах - порнография!
     Ночью мне снова снился дедушка. Он метал в меня ножи, а я их ловил за лезвия. Обычно дед еще при этом клал мне на плечи коромысло с двумя под завязку полными ведрами и строго следил, чтобы не пролилась ни одна капля. Во сне никаких ведер не было, поэтому ловить ножи было легко и приятно.
     Будильник затараторил в пять часов утра. Батя приоткрыл один глаз и распорядился:
     - Стальной с Серегой, на выход, машина в полшестого подъедет. Галка с Ольгой, ко мне. Ольга рядышком. Галка в ноги, быстро!
     Наскоро одевшись, побрившись, помывшись и хлебнув кофею, мы с Серегой вышли на улицу. Еще шести нет, а уже припекает, что-то последние годы в Москве летом, как в Африке. Неужели действительно климат на планете меняется в натуре?
     Смешно! Я даже мыслю как бандит, и мои внутренние монологи в последнее время пестрят словосочетаниями "по типу того" и "в натуре", а уж блатные и полублатные словечки просто родными стали. Вжился в образ на зависть последователям системы Станиславского.
     Ровно в половине шестого утра рядом с нами затормозил крытый фургон с надписью "Хлеб" на борту. Узнал я его сразу же. Тот самый фургончик, куда меня полгода назад пытались загрузить в компании других бомжей с Ленинградского вокзала.
     В кабине рядом с шофером сидит милицейский капитан.
     - Вы Серый и Стальной? - Мент широко улыбнулся, подмигнул.
     - Ну мы... - удивленно уставился на милиционера Сергей.
     - Полезайте в кузов! Шустренько, опаздываем!
     Мы обошли фургон сзади, постучали в запертые железные створки-двери. Нам открыли, протянули руку.
     В фургоне вдоль стен-бортов сидели трое мужиков примерно нашего неопределенно-среднего возраста.
     - Я Антон, - представился худощавый коротышка. - Оружие есть?
     - Не носим, - зло буркнул Серега.
     - Зря. На охоту едем, пистоли не помешали бы.
     - Кого будем стрелять? - спросил я.
     - Не стрелять, ловить. Бомжей будем ловить. Сегодня заказали взять четыре штуки, поздоровее и поживее.
     - А на хрена они нужны? - спросил Серый с неподдельным Любопытством.
     - Не твоего ума дело! - огрызнулся Антон.
     - Ладно тебе, Антон, не напрягай ребят, - лениво вмешался в беседу сидевший рядом с Антоном мужичонка. - Мы, ребята, часто их ловим. Сегодняшних повезем за город в собачий питомник. На них будут собак притравливать, охранных.
     Фургон подскочил на выбоине. Все дружно заматерились.
     - Скоро, блин, приедем, - констатировал Антон. - Я эту кочку помню. До Плешки осталось минут семь езды. У вас, ребята, с документами порядок?
     - У меня удостоверение, что грузчиком работаю в мебельном магазине. У Стального справка беженца из Казахстана.
     - Хлипкие бумажки, - сморщился Антон. - У наших всех паспорта... Ладно, посидите в машине, потом бомжар вязать поможете. Там в углу найдете веревку и пластырь...
     Автомобиль дернулся и остановился.
     - Все, мы пошли. - Антон демонстративно достал из кармана мятых брюк газовый "вальтер", засунул пистолет за пояс под полу брезентовой ветровки. - Без оружия нельзя. Бывает, некоторые просекают, в чем дело, и сопротивляются. Зимой вон Зуба один замочил...
     Трое разбойников выпрыгнули из машины. Мы остались вдвоем в приятном полумраке.
     - Как думаешь. Стальной, на хрена мент в кабине?
     - Если тормознут гаишники, в фургон не полезут, мент отбрешется. Или если Антон пальнет с перепугу, мент опять же отмажет.
     - А-а... Складно придумано.
     - Трус ты, Сережа.
     - Не был бы трусом, давно бы в земле гнил.
     - А что, любишь жизнь?
     - Не то чтобы люблю, привык...
     Скучали в одиночестве мы недолго. Через полчаса вернулся Антон со товарищи и с четырьмя немытыми оборванцами. Бомжей повязали в пять минут. Они почти не сопротивлялись. Один попробовал шуметь, получил от Антона кулаком в живот и захлебнулся криком, остальные вообще воспринимали происходящее с философским безразличием на небритых бледных лицах. Помню, я читал про то, как отбирают лошадей для скачек. Хлещут бедного конягу кнутом и смотрят: сломается, значит, негоден, дергается, бунтует - то, что надо. Боятся лошадки кнута, а страх ведет к повышению адреналина в крови. Адреналин либо заставляет сопротивляться, бороться до самого конца, до последнего вздоха, либо туманит мозг, вводит в состояние ступора. Это чисто индивидуальная особенность каждого живого организма. Одни - жертвы, другие - воины.
     - Все, поехали. - Антон стукнул кулаком по обитой дюралем стенке, отделяющей нас от кабины водителя. - Путь неблизкий, за город пилить, потом еще разгружать их...
     Ехали долго, много курили, старались перебить характерный запах от сваленных на полу тел. Серега мой заскучал. Дымил не переставая, папиросу за папиросой. Примерял, наверное, на себя участь пленников. Закончить жизнь в компании разъяренных псов-людоедов - перспектива та еще...
     Я же лениво рассматривал Антона и его банду. Точнее, блестящие желтые цепи на толстых шеях. Интересно, что начальство при всем своем финансовом аскетизме не поскупилось на бандитскую бижутерию. Конечно, цепуги не золотые, но свою знаковую функцию выполняют, сигналят ментам и обывателям - не подходи, перед тобой бандит, бойся его, трепещи. В нашей бригаде побрякушки не котировались. Батя украшений не признавал. Армейская косточка глубоко сидела в его простецкой натуре и активно протестовала против любого гражданского антуража.
     Машину потряхивало. Город остался позади, едем по грунтовке. Я приподнялся, заглянул в маленькое самодельное неуставное окошечко-иллюминатор на фургонном боку - источник света и свежего воздуха. Вокруг за окошком зеленый частокол леса, почти дремучего.
     Вдруг ни с того ни с сего машина резко затормозила. Я чуть не свалился на Серегу, что сидел рядом. Хлопнула дверь водительской кабины, в окошке мелькнула серая фуражка.
     - Антон! Отопри! - Мент-экспедитор колотил кулаком в задний борт фургона.
     Я был рядом и не мешкая откинул внутренний засов. Обе створки заднего борта разом распахнулись. Яркий дневной свет слепил привыкшие к полумраку глаза.
     - Чрезвычайное происшествие! - крикнул мент за бортом, активно жестикулируя серой рукой с трубкой спутникового телефона в кулаке. Коррумпированный служитель правопорядка пребывал в состоянии крайнего возбуждения. - Папа звонил! Они в шести километрах к северу от нас, на них напали! Наши держат пока оборону, отстреливаются. Всем, кто рядом, приказано прибыть на подмогу!
     Милиционер высказался и галопом побежал обратно в кабину. Через секунду машина сорвалась с места, будто на старте "Формулы-1". Задние незапертые створки захлопнулись, снова открылись и снова хлопнули, словно оконные рамы в бурю.
     - Антон, кроме твоего пугача, оружие есть еще? - прокричал я сквозь грохот незапертых дверей и гул мотора.
     - Нету! Только ножи...
     Братцы-разбойнички засуетились, насколько это было возможно, сидя в кузове прыгающего по ухабам взбесившегося грузовика. Автодорожные неудобства мешали сосредоточиться на предстоящих боевых действиях, отвлекали, вселяли ложный оптимизм.
     - Все в кайф, братья! - заорал раскрасневшийся, как после бани, Антон. - Поможем, и Папа нас поднимет! В авторитет войдем!
     Как известно, в России две беды. Обе я имел счастье наблюдать лично на данном историческом этапе своей многотрудной жизни: под колесами убегает в неведомую даль раздолбанная дорога, а напротив радуется предстоящему кровавому делу законченный раздолбай. Гармония по-русски, почти идиллия!
     - Стальной! Там будут стрелять? - Серега искал взглядом мои глаза. Перепугался парень, того и гляди бухнется в обморок от избытка адреналина в организме.
     - Нет, Серый. Стрелять не будут, будут цветочки собирать...
     - А мы как стрелять будем, у нас же пушек нету?.. - Серега проигнорировал мою глупую шутку. Ему вообще не нужны были мои ответы, он беседовал сам с собой, бредил.
     - Из пальца будем стрелять, Сережа! Вот на том свете над нами после посмеются ангелы!.. Или черти, скоро увидим.
     Я был в восторге. Пребывал в состоянии приятного пьянящего возбуждения. Судьба подарила мне шанс! Лучшей возможности уйти со сцены, героически погибнуть на глазах множества заинтересованных и знаменитых зрителей просто невозможно представить. Пройдет каких-нибудь жалких полчаса - и я свободен! Стальной Кулак сделался достоянием истории, и в бандитских скрижалях зафиксируют его честную смерть на поле брани, точно также, как девять месяцев назад зафиксировали в милицейских протоколах кончину Семена Ступина.
     Первые одиночные выстрелы заставили шофера свернуть с дороги. Автомобиль спешил на звук стрельбы, словно мартовский кот на крики течной кошки. Фургон мчался по необычному для Подмосковья сосновому редколесью. Жалко, киношникам неведомо это место, могли бы экономить на командировках в Прибалтику. Чуточку воображения - и за ближайшим поворотом можно увидеть свинцовую гладь Балтийского моря. Водитель у нас был отменный. Крутил слалом между сосновых стволов с лихостью мастера спорта международного класса. Не водитель - шофер! Разница огромадная, ее вам растолкует любой шофер, если вы с таковым повстречаетесь и не оскорбите виртуоза баранки позорным обращением "водитель".
     Совсем рядом, чуть впереди, затрещала автоматная очередь. Машина вильнула. Тупой звук удара, сдавленный крик, и я с удовольствием наблюдаю, как сзади за нами уткнулся носом в сухие сосновые иглы мертвый автоматчик в черном комбинезоне.
     - Бомжам веревки разрежьте, - командует Антон, - пусть бегут, отвлекают на себя внимание.
     Стратег, мать его! Гуманист хренов! Небось думает: "Дам людям шанс выжить". Между тем связанные в фургоне бездомные имеют гораздо больше шансов выжить, чем бегущие под пулями.
     Еще один автоматчик. Сзади справа. Шофер его не заметил. Черный комбинезон отделяется от рыжеватого соснового ствола, вороненый ствол "Калашникова" выплевывает порцию свинца вслед машине. Не попал. Деревья хоть и редкие, но защищают. Стволы принимают на себя пули, спасают нас от преждевременной гибели.
     Сдается мне, мы прорываемся через окружение. В центре круга, образованного вооруженными людьми в черном, должен окопаться Папа. Кто он, этот Папа? Очередной офицер Империи нищих или сам Император? Не знаю. Да и знать не хочу. Я не Дон Кихот. Я не сражаюсь с ветряными мельницами. Представится случай, с удовольствием прикончу Императора, но его трон тут же займет другой диктатор. Можно бороться с Системой, но победить ее герою-одиночке не под силу.
     Автофургон подпрыгнул на кочке, вильнул Носом и замер как вкопанный. Мы, пассажиры, дружно повалились на грязные доски пола.
     Я первым выпрыгнул из машины, сразу же отскочил, укрылся за толстым сосновым стволом и огляделся по сторонам.
     Редколесье кончилось, впереди ярко-зеленый мох, утыканный низкорослыми кривыми деревцами. Матово блестят на солнце перламутровые лужицы. Болото. Справа от меня, метрах в сорока, два громадных черных джипа, рядом с ними рассыпалась по земле горстка людей. Отчетливо вижу пятерых с оружием на изготовку - двое с короткоствольными компактными автоматами, у остальных пистолеты. Все ясно. Папу со свитой гнали в лес, зная, что болото их остановит. Цель акции отнюдь не тотальное уничтожение.
     Папу вознамерились взять живьем. План просчитан отменно, на пятерку с плюсом. Здесь, в глуши, можно не спеша поиграть в тактику и стратегию. Внезапное появление на игровом поле автофургона "Хлеб" - чистая случайность, досадная, но поправимая.
     "Наши" выбирались из машины долго и неумело. Когда почти все сгрудились серой массой подле заднего борта, заработал вражеский автоматчик. Упали четверо бомжей, схватился за простреленное горло Антон.
     - Бегом! Туда, к своим! - заорал милицейский капитан. Только сейчас капитан узрел наконец черные джипы и поспешил взять под свое крыло уцелевшую часть нашего маленького отряда.
     Все побежали, и я побежал. Неслись толпой, табуном, послушно повторяли маневры лидера-капитана.
     Снова заработал автомат. Рухнул рядом Серега. Пора бы и мне погибнуть, пришло время.
     Слева аккуратная воронка, до половины наполненная гнилой водой под покровом зеленой болотной растительности. Падаю в воду. Без брызг и всплесков. Скатываюсь по краю воронки, подныриваю под зеленую пленку на поверхности, надежно фиксирую тело под водой, благо можно зацепиться ногами за кстати обнаруженный топляк, и аккуратно высовываю на воздух нижнюю часть лица.
     По-японски это называется "кицунэ-гакур" - "лицо в ряске" - один из так называемых "способов использования воды". Метод маскировки, при котором ниндзя полностью скрывается под водой, оставляя на поверхности лишь рот и нос, обложенный болотной ряской.
     Теперь меня с двух шагов не заметить. Было дело, играли мы с моим дедушкой в прятки. Во время этих поучительных игрищ на свежем воздухе я и освоил метод, которым сегодня не преминул воспользоваться.
     Теперь основная моя задача - ждать. Скорее всего ждать придется долго. Когда там, "на земле", настреляются вволю и угомонятся, выберусь из воды, броском уйду километров на десять в глубь леса, подальше от места кровавых разборок, и затаюсь до ночи. Просохну, отдохну, и все! Я свободен!
     Трупы погибших никто пересчитывать не будет. Сам работал в похоронной команде, знаю.
     Примерно полчаса или около того вокруг было достаточно спокойно. Стреляли далеко справа, и я в своем укрытии оказался вне зоны боевых действий. Но вскоре ситуация в корне изменилась. Выстрелы гремели все ближе и ближе, мое чуткое ухо улавливало уже не только свист пуль и вопли раненых. Я слышал совсем рядом шорох листьев под ногами бойцов, их негромкие, напряженные голоса, клацанье затворов. По злой иронии судьбы, я оказался в эпицентре перестрелки. Решающий штурм осажденной стороны происходил буквально над моей мокрой головой, и все бы ничего, да вот незадача - обороняющиеся пустили в дело свои последний резерв - гранаты.
     Первая граната рванула шагах в десяти от моего подводного убежища. Сдавленные стоны раненых, потом хруст веток под толстыми подошвами тяжелых башмаков, шум свалившегося на землю тела, плеск воды, и миниатюрная волна накрыла мою полупритопленную физиономию. Некто из уцелевших после взрыва залег на краю облюбованной мною воронки. Использует поросший мхом край ямы как бруствер. Грязные ноги утопил по щиколотку в воду буквально в трех-пяти сантиметрах от моего лица. Как я ни старался, все же хлебнул затхлой болотной водицы. Чудом сдержал кашель.
     Следующий взрыв грянул далеко от меня. Вторая граната предназначалась противоположному краю кольца блокады.
     Под ухом затараторил "Калашников". Мой сосед по яме открыл огонь. Бил по "нашим" короткими, прицельными очередями. И тут я почувствовал всплеск вязкой болотной жижи. Нечто тяжелое залетело в яму. Не нужно блистать эрудицией, чтобы догадаться - в воронку забросили гранату.
     Я среагировал мгновенно. Оттолкнулся ногами от зыбкого дна, вложил в это движение максимум сил и энергии. В детстве дед заставлял меня прыгать вверх с кучи песка. В первый год тренировок вообще ничего не получалось, в конце обучения я запросто выпрыгивал на пару метров вверх, и не просто так, а с грузом на плечах. Никаких секретов и фокусов, просто десять лет практики. Терпение и труд все перетрут.
     Однажды я познакомился в пивном баре с дядькой, запросто гнущим медные пятаки, будто бы они сделаны из фольги. На вопрос пьющей пиво публики, как он этому научился, силач ответил: "Бери больше, неси дальше". От себя могу добавить: "...и как можно чаще, но под присмотром опытного инструктора".
     Я пробкой выскочил из воды, успел упасть на землю, откатиться за одинокий сосновый ствол.
     Граната взорвалась.
     Вверх взметнулась туча брызг, зеленая болотная вода вперемешку с кровью и мелкими частями тента автоматчика.
     Затылком, третьим глазом, чувствую опасность. Подпрыгиваю, отталкиваюсь пятками от сосны. Кручу сальто в душном, жарком воздухе. Свинец уродует мокрую кору дерева. Мокрую от воды, пропитавшей мою футболку. Секунду назад толстый ствол спас меня от осколков и теперь получил как бы в наказание порцию свинца.
     В полете разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, приземляюсь на ноги. Автоматчик в черном комбинезоне передо мной на расстоянии вытянутой руки. Морда потная, удивленная. Привык парень наблюдать подобные моим финты исключительно на экране телевизора в дешевых гонконговских боевиках, где псевдониндзя влетают в кадр, оттолкнувшись от невидимой подкидной доски.
     Еще один прыжок. Сдвоенный удар ногами в лицо автоматчику, приземляюсь на спину. Самортизировал локтями, оттолкнулся ладонями и встал на ноги. Парень в черном комбинезоне лежит передо мной со сломанной шеей. Забираю у покойника автомат. Теперь я вооружен, впрочем, и раньше, строго говоря, я не был безоружным. Любая часть моего тела умеет мгновенно превращаться в оружие. И любое оружие, попавшее в мои умелые руки, тут же становится частью тела в полном соответствии с принципом "кэм-тай-ити-йо" - "оружие и тело едины".
     Глаз замечает впереди черные спины, указательный палец давит на спуск, заостренные свинцовые цилиндрики со свистом рассекают воздух, люди в черных комбинезонах корчатся в предсмертных судорогах. Неужели им не было жарко в своих балахонах? Оделись единообразно, чтобы в пылу боя не перепутать своих и чужих, про то, что лето на дворе, не подумали. Ничего, скоро остынут, закоченеют... Мне их не жалко, нет! Не я первый начал. Я попал в экстремальную ситуацию и веду себя соответствующе. Эмоции здесь неуместны. Нет плохих и хороших, есть те, что останутся жить, и те, которые останутся лежать на земле с остекленевшими глазами...
     Как выяснилось, я оказался за линией оцепления, и моя огневая поддержка дала осажденным шанс вырваться из круга черных комбинезонов. Я расстрелял весь магазин одной непрерывной очередью. "Черные" не таились. У "наших" кончились патроны. Граната, вспугнувшая меня, была последней.
     Я уложил девятерых "черных" и теперь наблюдал, как три перепачканные, растрепанные фигуры стремглав мчались в мою сторону. Рывок, достойный олимпийцев-легкоатлетов. "Наши" спешат вырваться из окружения. Впереди давешний милицейский капитан, следом двое незнакомцев.
     Один - здоровенный двухметровый лось в когда-то белоснежном пижонском летнем костюме, на толст