Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
Кольтер бежал по прямому
туннелю, который становился все светлее.
Возможно ли это?.. Туннель вдруг наполнился солнечным светом. Кольтер
выбрался из пещеры и стоял теперь перед ее широко раскрытой пастью; под
ногами был скалистый обрыв. Внизу раскинулось устье Зловонной реки. Он
проследил глазами, как она разливалась широкими озерцами, а затем, влившись
в быстрый белый поток, стала частью Большой Двойной Развилки, которая текла
к подножию Шошонских гор.
Шошоны были последним препятствием, отделявшим его от форта Мануэля
Лизы; стоит перевалить через них, и останется преодолеть только большую
скалистую долину. Несколько секунд Джон смотрел на солнце и сосны долины, не
окутанной дьявольскими испарениями горячих скал; наконец-то он вернулся
обратно в страну, еще не забытую Богом. Небо было голубым и чистым, только
перистые облака время от времени закрывали солнце. Кровь текла по груди из
недавней раны; но он не обратил на нее внимания.
Джон Кольтер прыгнул.
ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ГЛАСС
...Сон. Он лежал весь переломанный возле собственной могилы, а друзья
седлали коней, собираясь на запад. Он слышал, как они говорили об этом, но
не мог ничего сказать в ответ. Стук копыт. Удаляясь, он отдавался в земле.
Слова стали еле слышны.
Хью проснулся, прислушиваясь. Слова замерли вдалеке. Над головой висела
усталая луна, подернутая дымкой. Рассвет робко просачивался через полосы
тумана. Не было ветра, чтобы разогнать его. Стук копыт в голове не стихал.
Хью припомнил вкус крови, дыхание медведя. Пополз...
Тут он окончательно проснулся и обнаружил себя на вершине своего утеса.
Понял, что стук копыт ему не снится. повернулся и стал вглядываться вдаль.
Пробираясь сквозь плотный туман, три индейца ехали по следам бизонов. Хью
чуть было не окликнул их, это могли быть сиу, с которыми он поддерживал
хорошие отношения. Но могли оказаться и ри, а он проделал весь этот путь не
для того, чтобы преподнести себя на блюдечке врагам. Хью замер и вскоре они
растворились в тумане на западе.
Это вполне могли быть разведчики целого племени. кочующего вслед за
бизонами. Лучше немного подождать я посмотреть, как будут дальше
разворачиваться события И подготовиться к встрече с большим отрядом,
независимо от того, враги это или друзья. Тогда... Если это окажутся сиу.
его накормят, станут ухаживать за ним, лечить. Он будет рассказывать им
сказки у костра, расплачиваясь звонкой монетой удивительных историй. А потом
вновь отправится в путь, пробавляясь охотой.
Так он и лежал, вслушиваясь и вглядываясь, а туман вокруг уже начал
золотиться. Солнце медленно вставало на востоке, прошло уже около часа.
Вдруг ниже по течению реки порскнула стая черных птиц, каркая и хлопая
крыльями, и упорхнула к западу, рассевшись на ветвях тополей. Послышались
лай собак и ржание лошадей. Чуть погодя появилась группа конных воинов. Они
ехали недалеко от подножия утеса, направляясь на запад.
Хью всматривался, стараясь сдержать биение сердца. Впереди на пегом
жеребце восседал старик с тяжелым морщинистым лицом, с сединой в волосах;
Хью узнал его. Это был Язык Лося, вождь ри, вслед за ним из тумана.
появлялись все новые и новые воины, огибая утес в лавинообразном движении на
запад.
Потом пошли старики и женщины, дети, больные и здоровые. Это было нечто
большее, чем просто охота, ибо за Языком Лося следовало не менее сорока
родов, и они везли с собой все свое имущество, а не только охотничьи
принадлежности. Сиу, похоже, одержали верх в войне, вытеснив соперника с
восточных стойбищ. Ри отступали, пони тащили повозки, на которые были
навалены меха, котлы, барабаны, корзины с едой, немногочисленные
металлические инструменты; поверх скарба сидели маленькие дети; на других
повозках можно было различить распростертые тела дряхлых стариков и раненых.
Вот мимо проследовала группа кормящих скво с детьми на спинах. Все они
выглядели измученными. Хью почудилось, будто они принесли с собой запах
горящих кукурузных полей. Они идут за стадом бизонов, чтобы добыть себе
пропитание, а потом скорее всего направятся к землям своих родичей пауни на
Платте.
Хью фыркнул. "Рид -- сокращение от "арикара". Они несколько раз
нападали на мирные торговые караваны, что и привело к Ливенвортской
кампании, в ходе которой сиу вступили с союз с белыми, ибо познали
бессмысленную жестокость этого племени. Пауни, родичи ри, были более терпимы
и менее склонны нападать без веской причины. Хью сам считался членом племени
пауни и говорил на их языке так же свободно, как на диалекте ри, но все же
не был уверен, что ри признают его кровную связь со своими родичами.
По правде сказать, пауни тоже были не слишком-то добродушны...
Когда племя прошло, Хью позволил мыслям уплыть в далекое прошлое. Когда
же это началось? То, что привело его сюда? Не на той пенсильванской равнине,
где он родился и вырос, много раньше. Это была судьба. Судьба и человеческая
подлость -- подлость белого человека, француза, такого же проклятого, как и
любой из тех, кого он встречал на земле, неважно, белого ли или индейца. Ни
одна раса, ни одна нация, ни одно племя не имело монополии на проклятие; оно
было неотъемлемым свойством человека. Он вспомнил море.
После войны 1812 года он служил на торговых судах в Карибском море. У
него никогда не было настоящего желания лазить в горах или скитаться по
равнинам. Он посещал тропические порты, выпивал свою порцию рома, выходил
невредимым из жестоких штормов. Ему нравилось море, его запах и дух,
нравились яркие птицы, цветы и девушки в портах, нравился вкус экзотической
пищи и вин. Он и сейчас предпочел бы плавать, если бы не тот случай в
заливе.
Когда щеголеватое судно со множеством парусов показалось на горизонте,
никто особенно не беспокоился до тех пор, пока оно не выбросило свой
настоящий флаг, дав предупредительный выстрел.
Капитан попытался удрать, и это было ошибкой. Пиратское судно оказалось
быстроходнее. Тогда он решил принять бой, вторая ошибка. Пираты были лучше
вооружены, у них было больше людей, а судно маневреннее. Теперь-то ясно, что
он тогда ничего не мог сделать правильно, подытожил Хью. Просто сдаться без
боя после первого предупредительного выстрела тоже было бы ошибкой. Хью смог
убедиться в этом позже, и это лишь подтвердило слухи, годами ходившие среди
моряков. Капитан в любом случае не смог бы спасти команду от Джина Лафитта,
который не имел привычки оставлять живых свидетелей своих деяний.
Хью видел, как зарезали капитана и всех офицеров. А потом принялись за
матросов. Хью решил не сдаваться в плен и вознамерился продать свою жизнь
как можно дороже. Стоя спина к спине с другим матросом, Томом Дикенсом, с
абордажной саблей в одной руке и крепежным шкворнем в другой, он рубил
каждого, кто пытался приблизиться, выпускал им кишки, дубасил по голове,
резал руки и лица. Палуба под ними стала скользкой от крови, и сам он
обливался кровью из множества ран. Чуть погодя интенсивность атак стала
ослабевать; пираты старались держаться подальше, опасаясь подходить слишком
близко. Вдруг Хью заметил долговязого субъекта, который стоял и спокойно
наблюдал за бойней.
Неожиданно человек заговорил: "Довольно! -- приказал он. -- Я сам
поговорю с ними". Хью различил французский акцент и понял, что это и есть
капитан пиратов, о котором ходило столько жутких историй.
-- Вы, двое, -- сказал капитан, -- жить хотите?
-- Глупый вопрос, -- отозвался Хью. -- Разве бы мы стали драться, если
бы не хотели жить? Француз улыбнулся.
-- Я могу приказать своим людям заколоть вас или вызвать стрелков и
просто расстрелять вас, -- перечислил он. -- А могу взять вас в свою команду
и сохранить вам. жизни. У меня сейчас ощущается нехватка людей, отчасти
благодаря вашим усилиям. Я бы не отказался от пары хороших бойцов.
-- Предпочитаю жизнь, -- быстро сказал Том.
-- Я тоже, -- кивнул Хью.
-- В таком случае сложите оружие -- можете сохранить его -- и помогайте
таскать груз на мой корабль. Если хотите взять что-то себе, ради Бога. Мы
все равно затопим эту посудину, как только выгребем добро.
-- Есть, сэр, -- отсалютовал Хью, опустив саблю и засунув дубинку за
пояс.
В то время штаб-квартира Джина Лафитта находилась на острове
Гальвестон. Там они и получили свое новое пристанище. Том держался
особняком, а Хью вскоре перезнакомился со всей пиратской командой. Поначалу
новички вызывали неприязнь, но память об их стойком сопротивлении на палубе
злополучного судна удерживала большинство от того, чтобы перейти от слов к
делу; исключение составляли лишь два головореза. Это были хорошо
вооруженные, широкоплечие скандалисты с лицами, иссеченными шрамами. Как-то
раз перепалка все же закончилась дракой. Коренастый Хью быстро повалил
своего противника и лежачего избил до бесчувствия. Том боксировал со своим
оппонентом по всем правилам и в конце концов, хоть и сам вышел из поединка
со сломанным носом, все же сумел положить того на лопатки. После этого
команда больше не доставляла приятелям неприятностей, и они стали общаться
со всеми на равных. Правда, особой любезности к себе они так и не
испытывали, если не считать случаев всеобщих пьянок -- совместного пения,
виселичного юмора, похабных анекдотов и грубых розыгрышей. Хью вскоре стал
избегать подобные мероприятия, ибо пиратам нравилось поджигать друг другу
бороды или снимать с уснувших штаны и мазать задницы смолой.
Так Хью и Том стали пиратами. Все чаще налеты заканчивались кровавыми
стычками с экипажами торговых судов, поскольку слава о жестокости Лафитта,
уничтожавшего всех свидетелей до единого, бежала далеко впереди их корабля.
Хью входил в абордажную команду и убивал, главным образом защищаясь, а
добычу получал самую ничтожную, ибо никогда не участвовал в казнях
пленников. Но одним весенним днем все изменилось. Они взяли на абордаж
английское торговое судно.
В живых оставили трех крепких, сильных матросов, Лафитт подошел к ним
-- высокий, грациозный, элегантно одетый -- и смотрел им в глаза до тех пор,
пока те не отвели взгляд. Тогда он завел свою обычную речь.
-- Джентльмены, -- сказал он, -- в настоящее время я ощущаю некоторую
нехватку людей. Особенности нашей работы требуют определенной убыли
человеческих ресурсов. Поэтому у меня есть для вас предложение.
Присоединяйтесь к моей команде. Вам будет предоставлены уютные койки, любая
еда и питье на ваш выбор, а также доля трофеев. Время от времени вы сможете
сходить на берег в безопасном порту и предаваться наслаждениям. Жизнь
опасная, но интересная. Подумайте хорошенько, но недолго.
Двое сразу же согласились. Третий, однако, спросил:
"А если я отвечу "нет"?"
Лафитт покачал головой.
-- Принимая решение, -- ответил он, -- считайте это вопросом жизни и
смерти, сэр.
-- Всю свою жизнь я делал то, что положено, и старался быть честным, --
сказал моряк, -- хотя и у меня немало грехов. Спустите меня в шлюпке или
высадите на какой-нибудь остров. Я не желаю быть пиратом.
Лафитт поднял глаза и встретился взглядом с Хью.
-- Убей его, -- приказал он.
Хью отвел глаза. Лафитт продолжал смотреть в упор на него.
"Немедленно", -- добавил он. На этот раз Хью выдержал темный взгляд
капитана.
-- Нет, сэр, -- просто ответил он.
-- Ты отказываешься выполнить мой приказ?
-- Я не буду убивать безоружного человека, -- сказал он. Лафитт вытащил
из-за пояса пистолет и выстрелил пленнику в голову. Тот упал, обливаясь
кровью.
-- Выброси его за борт, -- велел Лафитт другому пирату, который
немедленно выполнил приказание.
-- Хыо, я тобой недоволен, -- заявил Лафитт, отворачиваясь.
Хью молча отошел и стал помогать перегружать захваченное добро.
Позже, когда они вернулись на остров, Том шепнул ему:
"Ходят разговоры о том, что ты не угодил капитану".
-- Не сомневаюсь в этом, -- ответил Хью. -- Я же не стал убивать того
англичанина, когда он мне приказал.
-- Я слыхал, такие вещи случались и до нас.
-- И что?
-- Старый Джин горой стоит за дисциплину. Говорят, те, кто ослушался
его приказа, долго не живут.
-- И как он поступает с ними?
-- Иногда устраивает что-то вроде публичного судилища для устрашения. А
иной раз просто дает понять нескольким особо доверенным лицам, что тот или
иной человек ему не угоден. И тогда стоит тому потерять бдительность, как
наутро его находят с ножом в спине.
-- И что, говорят, это случается с ослушниками довольно быстро после
инцидента?
-- Именно так.
-- Спасибо тебе, Том. Думаю, не стоит сейчас долго со мной
разговаривать.
-- Что ты собираешься делать?
-- Я уже давно подумываю о бегстве. Теперь самое время.
-- Но ты же не сможешь украсть лодку, Хью. С них глаз не спускают.
Хью покачал головой:
-- Думаю дождаться темноты и пуститься вплавь до материка.
-- Это очень далеко.
-- Я хороший пловец.
-- А как же акулы?
-- Ну, акул может и не быть, а здесь наверняка пропадешь.
-- И что ты будешь делать, если тебе повезет и ты доберешься до берега?
-- Отправлюсь пешком в Новый Орлеан.
-- Я с тобой, Хью. Мне здесь тоже не нравится. Рано или поздно он велит
мне сделать то же самое, и я попаду в аналогичную передрягу.
-- Собери маленький узелок. Я дам тебе знать, когда тронемся в путь.
Хью дождался, пока пираты начали свою ежевечернюю пьянку, и, кивнув
Тому, сказал: "Пора".
Они поодиночке пробрались на северный берег острова, освещенный
ущербным месяцем и звездами. Легкие волны танцевали в их слабом свете, когда
Хью и Том подошли к воде.
-- Путь неблизкий, -- сказал Том. -- Как ты думаешь, скоро нас
хватятся?
-- Утром, если повезет. Или совсем скоро, если уже сегодня ночью
кто-нибудь придет по мою душу. Но и в этом случае они ничего не смогут
сделать до утра, а утром нас либо утопят, либо мы сможем достаточно далеко
уплыть.
Том кивнул.
-- Я готов.
-- Тогда вперед.
Они разделись, завернули в одежду свои пожитки, привязали узелки на
спину и вошли в воду. Она оказалась прохладнее, чем ночной воздух, но начали
они энергично и спустя короткое время согрелись. Теперь они размеренно плыли
к материку, и Хью вспоминал месяцы пиратства. Он давно хотел бежать, но его
удерживал страх. Теперь он жалел, что не сделал этого раньше. Воровать,
убивать, ежедневно напиваться и вместе с тем чувствовать себя пленником --
все это наводило его на мысли о подлости этого мира. Она была всюду, куда ни
кинь взгляд. Ему хотелось остаться одному, подальше от ненадежных друзей,
хотелось стать свободным. Он задумался, была ли у убитого матроса семья. Сам
он не был уверен, хочет ли жениться. Пожалуй, это тоже своего рода плен.
Скользя в воде, он потерял ощущение времени. Осталась только
монотонность волн, равномерные взмахи рук Тома, да ночная темнота, в которой
сливалось все окружающее. Оба берега давно стали мечтой, реальность свелась
к мерному движению в воде.
Ему отчетливо запомнилось, как они добрались до берега. Теперь воды
залива Гальвестона казались сном, а реальностью была земля, завоеванная с
таким трудом. До сих пор в ушах стоял его смех и смех Тома. Они растянулись
на берегу, тяжело дыша, кожу покалывало от переутомления, и не заметили, как
уснули.
...Теперь, лежа на утесе, он разглядывал сквозь дымку тумана и пыли
хвост уходящей процессии -- хромые и старые шли, опираясь на палки или плечи
родных, скво тащили ребятишек и мешки с припасами. Они заботятся друг о
друге, отметил он, и в душе шевельнулось что-то, похожее на сочувствие к
ним, бегущим от сиу, хотя на эту тропу их привела собственная жестокость.
Как-то, скитаясь по Техасу, они с Томом попали в лапы ри, но тогда им
удалось сбежать. Индейцы замучили их до полусмерти. Но никакие страдания не
сравнятся с тем ужасом, который они испытали, когда отряд всадников вновь
заприметил их на равнине.
Они попытались спрятаться в кустах, но воины знали, что они там и
быстро выкурили их оттуда. Хью попытался произнести несколько слов на
диалекте ри, которые запомнил во время недолгого плена, и индейцы, похоже,
поняли их, так же, как и миролюбивые жесты. Однако недвусмысленно дали
понять, что Хью и Том являются пленниками, отобрали у них ножи и отвели в
лагерь.
Их связали и охраняли всю ночь и, хотя и дали воды, но не покормили,
разрешив тем не менее закусить собственными припасами из фруктов и корешков,
которые они раздобыли во время бегства. На следующий день их оставили в
покое, хотя свободно перемещаться не разрешили, а ночью опять приставили
охрану. Каждый вечер из соседней палатки допоздна раздавались звуки жаркого
спора на незнакомом языке.
На следующий день им принесли поесть и стали относиться более
дружелюбно: дали чистую одежду и показали лагерь. К концу дня Хью попытался
наладить контакт с охранниками в надежде на некоторые послабления, но ему
только намекнули, что им будет разрешено поучаствовать в празднике этим
вечером.
На закате их отвели туда, где собралось все племя. Повсюду пылали
костры и разносился запах жареного мяса бизонов, оленей и птицы. Им пришлось
попробовать каждое блюдо, как на том настаивали хозяева, ибо на главном
празднике племени каждый должен был наесться до отвала.
Постепенно царившее в племени хорошее настроение передалось друзьям,
они расслабились и начали отпускать шутки. Наконец, сытые и немного сонные,
Том и Хью стали ожидать окончания праздника, когда можно будет устроиться на
ночлег. Но вдруг несколько воинов крепко схватили их и связали по рукам и
ногам ремнями из сыромятной кожи.
-- Эй! -- завопил Хью и добавил слово, которое, как он запомнил,
означало "друг".
Никто ему не ответил. Вместо этого Тома привязали к высокому столбу.
Скво обнажили его, срезав одежду, и сложили у ног хворост.
-- Отпустите парня! -- закричал Хью. -- Друг! Друг! На него не обратили
никакого внимания, и женщины принялись работать над Томом ножами, срезая
полоски кожи.
-- Остановитесь! Остановитесь ради Бога! -- кричал Хью, и крики его
наполовину тонули в воплях Тома.
Женщины сосредоточенно занимались своим делом, не спеша отрывая кожу
клочок за клочком, время от времени втыкая в него кончики ножей. Хью
прекрасно понял, что последует дальше. Он закрыл глаза, чтобы не видеть
этого кошмара, стиснул зубы и попытался не слышать крики Тома. Это не
помогало. Не видеть было еще хуже, воображение рисовало картины Ада.
Пытка продолжалась еще некоторое время, в конце концов Том стал умолять
убить его. Но они только разожгли костер у его ног и подбросили еще
хвороста. Хью кричал, но на него не обращали внимания. Потом он заплакал.
Перестал и теперь молча смотрел, как поджаривают друга. Он пытался не
смотреть, но взгляд сам собой возвращался к кошмарному зрелищу. Скоро все
кончится. И тогда наступит его очередь.
Вдруг он вспомнил про маленькую коробочку с киноварью, которую захватил
с острова Гальвестона. Поскольку она имела некоторую коммерческую ценность,
он рассчитывал продать ее. Жалко, если она сгорит впустую; из нее получится
отличная боевая раскраска, в