, люди, - не понял я.
     - И если что будет, то по-людски, хорошо, любимчик?
     - Да, - согласился я и все равно в ту ночь не понял, что  она  хотела
сказать.
     Мы помолчали. Она погладила меня жесткой узкой ладошкой по лицу, и  я
поцеловал ее ладонь.
     - Возьми мешок, - сказал я. - Замерзнешь.
     Она взяла мешок, и я скоро заснул.  Было  очень  холодно,  я  бы  мог
спуститься к ней на нары, но я понимал, что она этого не хочет. Лучше  она
будет мерзнуть... Была ли у меня на нее обида? Пожалуй, если  и  была,  то
маленькая, потому что я, не понимая в  чем  она  права,  соглашался  с  ее
правотой.
     Ночью мне снилась чистенькая, завитая любимица из соседнего  дома.  С
ней я тоже  целовался,  но  как  только  мы  начинали  целоваться  сильно,
откуда-то выбегал спонсорский жабеныш, и приходилось убегать.
     Утром, когда я проснулся от сирены, Ирки уже не было  -  она  убежала
занимать для нас очередь в сортир и в умывальню. И я  поспешил,  чтобы  ей
помочь. И понимал, как хорошо, что у меня есть Ирка. Я сейчас увижу  ее  и
обрадуюсь.
     Но я ее не увидел, потому что в сортире и в умывальне ее не  было,  а
когда я пошел обратно в подвал, чтобы  позавтракать,  там  меня  уже  ждал
Хенрик. Он был без хлыста.
     Я хотел пройти мимо, не глядя на него, но Хенрик сам подошел ко  мне,
и он не сильно сердился.
     - Пошли, - сказал он.
     - Я голодный, - сказал я.
     - Нельзя задерживаться, - сказал Хенрик.
     Он взял со стола горбушку хлеба и отдал мне. Кто-то  из  сидевших  за
столом огрызнулся, сказал, что такой кусок - на троих.  Хенрик  велел  ему
молчать и повел меня прочь.
     Мне было страшно, но я старался утешать себя тем, что  Ирка  обещала,
что все хорошо кончится. А она знает. Хенрик с  ней  разговаривает  как  с
равной.
     Во дворе стоял старенький грузовичок. За рулем уже сидел Лысый.
     - Сколько вас ждать! - зло оскалился он. - Вот-вот патрули поедут.
     - Садись! - приказал мне Хенрик.
     Он подсадил меня в кузов. Потом впрыгнул за мной.
     - Вы тоже поедете? - спросил я.
     - Прокачусь немного, - ответил Хенрик.
     Машка-мадамка подошла к  открытому  окну  конторы  на  втором  этаже.
Помахала Хенрику. Он помахал в ответ.
     - Осторожно, - крикнула она. - Вечером жду!
     Эти слова были для Хенрика, а может, для Лысого. Но не для меня.
     Машина подъехала к воротам. Охранник, стоявший там, сначала подошел к
грузовичку, заглянул в кузов и в кабину. Только потом пропустил.
     - А чего он ищете - спросил я.
     - Черт его знает, - ответил Хенрик.
     Грузовик выехал из ворот и затрясся по колдобинам дороги.
     Через несколько метров дорога повернула в сторону, и с обеих сторон к
ней сбежался еловый лес.
     Мы ехали по этой дороге совсем недолго - над деревьями еще видна была
дымившая труба кондитерской фабрики.  Вдруг  Хенрик  наклонился  вперед  и
постучал в заднюю стену кабинки. Грузовичок затормозил.
     Хенрик подошел к борту грузовика и посмотрел в сторону кустов.
     Хлопнула дверца кабины - значит, следом на дорогу выбрался Лысый.
     Тут же кусты раздались, и оттуда вышел мужик с картонным ящиком - тем
самым, который я видал вечером на фабрике.
     За мужиком шла Ирка. Она была одета в мужские штаны и  сапоги.  Рыжие
волосы были убраны под платок.
     - Осторожнее! - прикрикнула она на мужика, когда тот  передавал  ящик
Хенрику. Хенрик наклонился, мужик поднял ящик на вытянутых руках, и Хенрик
принял ящик, который был, как я понимал, не очень тяжелым.
     Ирка легко прыгнула в кузов и предупредила Хенрика:
     - На пол не ставь. Сядь и держи на коленях.
     Хенрик послушно сел, а Ирка села рядом, чтобы поддерживать ящик.
     - Я пошел? - спросил мужик.  Его  физиономия  показалась  над  бортом
грузовика.
     - Иди, - сказал Хенрик.
     Лысый все стоил на дороге.
     - А тебе что, отдельное приглашение? - спросил Хенрик.
     - Поезжай осторожнее, пожалуйста, - попросила Лысого Ирка.
     Грузовик поехал дальше. Дорога была такой плохой, что ничто не  могло
помочь. Ирка и Хенрик старались оградить ящик от ударов, я им помогал. Они
сначала гнали меня, но потом перестали.
     Грузовик ехал медленно, но я не мог смотреть по сторонам -  мне  было
интереснее смотреть на Ирку и на ящик.
     В конце концов я не выдержал:
     - А что там? - спросил я.
     - Неважно, - сказал Хенрик.
     Время от времени Ирка поднималась и смотрела  вперед,  будто  боялась
какой-то преграды или опасности.
     Но дорога, хоть и разбитая, была совершенно пустынна, и стены леса по
обе стороны ее создавали впечатление узкого, темного ущелья.
     Так мы ехали довольно долго.  Все  молчали.  Мне  о  многом  хотелось
спросить, но я понимал, что вряд ли получу ответ.
     Возможно, через полчаса или несколько более того я первым увидел, как
далеко впереди из леса вышел человек и встал посреди дороги.
     - Стой! - крикнула Ирка.
     Но Лысый уже замедлял ход грузовика,  и,  не  доезжая  до  незнакомца
несколько метров, грузовик встал.
     Человек пошел к машине.
     - Ты уходишь? - спросил я Ирку.
     Только тут она вспомнила о моем существовании.
     - Не беспокойся. Послезавтра я уже буду у Маркизы, - сказала она. - И
тебя увижу.
     - А что в ящике? - спросил я.
     - Ты упрямый.
     - Посмотрим, все ли там в порядке, - сказал Хенрик.
     Не дожидаясь ответа, он открыл  крышку  ящика,  откинул  слой  мягкой
материи, и я увидел, что внутри ящика - одинаковые углубления, в каждом из
которых помещается белый шар размером с кулак.
     Ирка наклонилась к шарам.
     - Все в порядке, - сказала она.
     Мужчина подошел к грузовику и сказал:
     - Давайте быстрее! Здесь уже пролетал вертолет.
     - Что это? - на этот раз я спросил только у Ирки, тихо.
     Она поглядела на меня, глаза у нее были грустные.
     - До свидания, любимчик, - сказала она. - Веди себя  хорошо.  Я  буду
скучать по тебе.
     - Я тоже.
     - А в ящике яйца, - сказала она.
     - Какие же это яйца!
     - Помолчи! - оборвал меня Хенрик, обернулся к Ирке  и  сказал:  -  Ты
чего заговорила. Чем он меньше знает, тем спокойнее. И нам и ему.
     Мужчина на дороге принял ящик с яйцами - и  зачем  мы  везли  ящик  с
яйцами? - и пошел в сторону.
     Затем выскочил из грузовика Хенрик и помог выбраться Ирке.
     Мне не хотелось оставаться одному. Я тоже выпрыгнул из грузовика.  Но
Ирка сказала:
     - Садись в кабинку, к Лысому.
     Тот открыл дверь мне навстречу.
     - Не скучай, - сказала Ирка.
     Лысый перегнулся через меня, захлопнул дверь и сказал мрачно:
     - Я позабочусь, чтобы не соскучился.
     Мы с ним смотрели, как остальные скрылись  в  кустах,  унося  ящик  с
яйцами.
     День был серый, хоть без ветра и дождя. По обе стороны дороги тянулся
редкий еловый лес. Порой к дороге  подходило  болотце,  и  из  бурой  воды
поднимались тонкие стволы осин и берез. Земля еще не просохла.
     Раза два я видел у дороги строения. Одно большое, в несколько этажей.
Они были оставлены людьми. Окна разбиты, пусты, двери вышиблены, ступеньки
заросли крапивой... В одном месте направо отходила асфальтовая  дорожка  и
терялась  в  зарослях,  но  я  успел  увидеть  проржавевший  и  как  будто
обугленный остов какой-то машины.
     - Плохо мы убираем нашу родину, - сказал я Лысому.
     Тот не понял и сказал:
     - Поясни.
     - Сколько господа спонсоры нас учили,  чтобы  мы  навели  порядок  на
планете, чтобы мы все собрали и обезвредили - у них же рук не хватает!
     - А на что хватает?
     Я вдруг подумал, что не знаю ответа на этот вопрос и  мне  самому  не
приходило в голову его задать. Хотя бы себе самому.
     - Чтобы кормить нас и охранять, - сказал я неуверенно.
     Лес перешел в кустарник, чаще попадались развалины домов, а  в  одном
месте до самого неба  торчала  бетонная  труба.  Я  вдруг  увидел,  что  в
развалинах у подножья трубы что-то шевелится.
     - Смотри!
     Лысый повернул голову и тут же нагнулся к самому  рулю  и  до  отказа
вывернул газ. Грузовик буквально прыгнул вперед. Я успел заметить,  что  в
развалинах стоял человек, который выстрелил в нас из лука. Я  обернулся  -
стальная стрела упала на асфальт.
     - Он стрелял! - крикнул я, испытывая неожиданное возбуждение.
     - Помолчи!
     Потом нам пришлось спешиться. Мост через реку был разрушен, и из  нее
торчали только опоры и углы ушедших  в  воду  бетонных  плит.  К  счастью,
справа был брод, к которому вели накатанные колеи. Когда мы уже спустились
к воде, Лысый крикнул:
     - Замри! - И сам уронил голову на руль. Я тоже замер.
     Оказывается, слух Лысого не подвел  -  не  высоко  и  медленно  летел
большой вертолет спонсоров.
     Нас они не заметили или не сочли целью, достойной внимания.
     -  Это  хорошо,  что  не  заметили,  -  сказал  Лысый,  снова  заводя
двигатель, - а то они стреляют без предупреждения.
     Мы  поехали  дальше.  Благополучно  миновали   брод,   поднялись   на
противоположный берег. Там  между  двух  бетонных  столбов  было  натянуто
вылинявшее алое полотно с большими  белыми  буквами:  "Порадуем  спонсоров
достижениями в труде и отдыхе!"
     Неожиданно мы увидели,  как  навстречу  нам  катит  какой-то  экипаж,
запряженный лошадью. Мы не стали прятаться, да  и  те  люди  в  экипаже  -
телеге с высокими бортами - не желали нам вреда.
     Потом встретились пешие люди - они-то  при  звуке  нашего  кашляющего
мотора нырнули было в кювет, но Лысый закричал  гортанно  и  непонятно,  и
люди, кто голый, а кто и одетый, стали вылезать из кювета.
     - Скоро будем на месте. Там я тебя оставлю. Будешь ждать человека  от
Маркизы, - сказал Лысый и неприятно улыбнулся. Слова  его  звучали  лживо.
Словно человек - это не человек, а "якобы человек", и Маркиза - всего лишь
"так называемая маркиза".
     На  покосившемся  и  выцветшем  от  бесчисленных  лет   металлическом
указателе я прочел странное и непонятное слово "Мытищи". Туда и  свернули.
Дорога шла лесом,  в  котором  я  видел  отдельные  дома,  большей  частью
разрушенные. Заем мы съехали на еще  более  узкую  и  запущенную  дорожку,
грузовик подпрыгивал так, словно хотел нас выкинуть из кабины.
     Наконец, под сенью раскидистых деревьев мы остановились.
     - Пронесло, - сказал Лысый.  -  Говорил  я  мадамке,  что  надо  было
затемно выезжать - а ей что люди? Ей технику жалко - в яму влетишь,  и  не
будет мотора!
     Он  передразнил  свою  хозяйку.   Точно   так,   как   мы,   любимцы,
передразниваем своих спонсоров.
     К нам уже шел человек в  кожаных  штанах,  с  резиновой  дубинкой  на
перевязи. Он был широк, приземист и горбат.
     - Привет, - сказал он.
     - Тебе то же, - сказал Лысый.
     - Привез? - спросил человек с дубинкой.
     Лысый приказал мне:
     - Вылезай.
     - Вот, видишь, - сказал он горбуну. - И как?
     - Ничего, нормально, - ответил горбун, осматривая меня, как поросенка
на рынке.
     Мы подошли к дому, сложенному из толстых  бревен.  Окна  в  нем  были
маленькие. Внутри, за прихожей, в которой стояли пустые кадки  и  ящики  и
пахло гнилой картошкой, была большая комната с низким  потолком.  У  стены
был камин. Такие, только побольше, делали в домах спонсоров. Возле  камина
на полу лежали звериные шкуры и шкурки ползунов.  На  них  сидели  люди  -
человек пять. Они встретили нас невнятными приветствиями. Лысый был  здесь
свой.
     - Привез? - спросил человек  с  черной  курчавой  шевелюрой  и  очень
черными глазами, близко посаженными к тонкому горбатому носу.
     - Посмотри, - Лысый показал на меня.
     Курчавый подошел ко мне, но я на него не  смотрел,  потому  что  меня
поразила его одежда. Этот человек не только осмелился покрыть свою наготу,
но сшил себе костюм, поражающий воображение. Материя, из которого  он  был
сделан, поблескивала и переливалась радугой,  по  ней  тянулись  узоры  из
серебряного и золотого шитья, а узкие, в обтяжку, штаны были заправлены  в
особый род обуви, такой высокой и неудобной, что я не удержался и невпопад
спросил:
     - А это как называется?
     - Это называется ботфорты, сапоги такие, - сказал курчавый. - А ты не
видал?
     - Нет, не видал.
     - Ты в лесу жил, да?
     - Нет, не в лесу.
     Человек этот  мне  не  нравился,  он  был  недобрый.  Как  у  всякого
домашнего животного, зависящего от милости сильных,  у  меня  был  нюх  на
людей и спонсоров. Ведь спонсоры тоже разные бывают.
     - Ну что ж, тогда  с  благополучным  прибытием,  -  сказал  курчавый.
Неожиданно он крепко сжал мое предплечье, и я  инстинктивно  отбросил  его
руку.
     - Правильно, - сказал курчавый, отходя от меня. - Реакция отменная. И
мышцы нормальные.  А  то  теперь  все  больше  уроды  попадаются.  Мутанты
корявые!
     Я не знал, зачем ему моя реакция.
     - Угостите парня, - сказал курчавый.
     На небольшом возвышении перед теми людьми  стояли  какие-то  глиняные
сосуды и лежала еда. Я подумал сразу, что так и не успел позавтракать.
     - Чего хочешь? - спросил курчавый.
     - Я голодный, - сказал я.
     - Я знаю, что голодный. У мадамки не нажрешься.
     Остальные засмеялись, и Лысый вторил им.
     Курчавый отломил ногу вареной курицы (такое я пробовал только  тайком
- утащил из соседской кухни) и я вгрызся в нее, а  горбун  взял  со  стола
картофелину и кинул мне. Я с благодарностью поймал картофелину и  стал  ее
есть.
     - Он что, из этих, баптистов? - спросил вдруг курчавый Лысого.
     -  Нет,  псих  немного,  дикий,  а  так   нормальный,   не   баптист.
Натренируешь, меня благодарить будешь. Я ж его за гроши отдаю.
     Они отошли от меня и продолжали  говорить.  Они  спорили.  И  я  даже
понимал, что разговор идет обо мне и почему-то  Лысый  хочет  получить  за
меня деньги. Наверное, подумал я, за то, что он потратил столько  времени,
чтобы довезти меня сюда. Курчавый достал кошелек, стал вытаскивать  оттуда
монеты, потом перехватил мой взгляд и сказал одному из сидевших у стола:
     - Налей ему - дорога трудная.
     Тот - фигура мрачная, неприятная, разбойничьего вида, лба  вообще  не
видно, глаза утоплены в глазницах - налил мне в глиняный стакан прозрачной
жидкости из кувшина, и я был ему благодарен, потому что после  картофелины
захотел пить.
     - Спасибо, - сказал я и сделал большой глоток.
     ...И туг понял, что помираю!
     Я знал, что бывает водка, и знал со  слов  спонсоров,  какое  ужасное
влияние алкоголизм оказывал на людей, но  я  не  подозревал,  что  в  наше
цивилизованное время кто-то осмеливается изготавливать водку.
     Впрочем, в  тот  момент  я  так  не  думал  -  я  кашлял,  задыхался,
скорчившись пополам.
     - Дай ему воды запить! - крикнул курчавый.
     Мне протянули другой стакан, в нем была вода, я глотнул, стало легче.
     - А теперь допивай, - приказал курчавый.
     Я не знал, что мне допивать - воду или водку, но спросить не посмел.
     Меня обожгло, мне хотелось умереть от отвращения к себе...
     Я сел в угол, скорчился там и решил дождаться смерти.
     Как сквозь сон я слышал, как прощается с остальными и уходит Лысый.
     - Прощай, любимец корявый, - сказал он мне. -  Надеюсь,  тебя  быстро
здесь поломают.
     И я понял, что он полон ненависти ко мне.
     Неожиданно он больно ударил меня носком башмака  в  бок,  и  я  хотел
возразить, но голова кружилась, и я решил, что если останусь  жив,  я  его
тоже ударю. Он ушел, какие-то люди входили и выходили. Настроение  у  меня
постепенно улучшилось, и я даже смог встать на  ноги,  хотя  меня  тут  же
повело в сторону, и мне пришлось искать стену, чтобы за нее держаться.
     Вошел курчавый, вернее, он появился в поле моего  зрения.  Его  глаза
были близко от моих.
     - Живой? - спросил он.
     - Даже очень живой, - я глупо ухмылялся.
     - Вот и отлично, - сказал он. - Пошли, я тебя устрою.
     - Она скоро придет? - спросил я.
     - Кто?
     - Госпожа Маркиза, кто же еще, меня хозяйка-мадамка к ней направила.
     - Скоро, скоро, - сказал  курчавый  лживым  голосом,  как  говорят  с
маленькими, чтобы от них отвязаться.
     Я пошел за курчавым наружу, а ноги не слушались. Было смешно.
     Грузовик Лысого уехал. В кустах я увидел черную крытую повозку.
     - Залезай, - сказал курчавый, - и спи.
     - Простите, - возразил я. - Мы друг другу не представлены.
     Я протянул ему руку и представился:
     - Тимофей. Кислых щей!
     - А ты меня теперь до самой смерти будешь звать  хозяином,  -  сказал
курчавый. - Или господином Ахметом.
     Он что-то делал с моими руками - щелкнул замок, мои руки оказались  в
железных браслетах, скрепленных короткой цепью.
     - Вы что? - спросил я. - С ума здесь все посходили?
     - Чтобы быть спокойным, что не сбежишь - а ну иди, ложись!
     Продолжая смеяться, я попытался влезть в  повозку,  но  руки  мешали.
Господин Ахмет подсадил меня. Внутри было сено. Я лег и сказал,  что  буду
спать.



                       4. ЛЮБИМЕЦ СРЕДИ ГЛАДИАТОРОВ

     Очнулся я в темной комнате с небольшим окошком,  забранным  решеткой.
Словно снова попал на кондитерскую фабрику. Только лежал я не на нарах,  а
на каменном полу - пол был холодным, бок у меня  окоченел,  руки  затекли.
Память сразу вернула мне последнюю сцену в комнате с камином. Я понял, что
меня напоили дурманящим напитком, чтобы перевезти в другое место.
     Я сел. Судя по цвету воздуха за  окном,  уже  вечерело.  Я  попытался
подняться, но это получилось далеко не сразу. Я растирал руку и бок и  тут
увидел на  запястье  ссадины  -  я  не  сразу  догадался,  что  это  следы
браслетов, в которых меня везли. Уж лучше бы  я  остался  на  кондитерской
фабрике, уж лучше бы таскал трупы гусениц... удивительно, как все на свете
относительно! Сейчас мне, полузамерзшему и  голодному,  жизнь  на  фабрике
казалась  раем.  И  я  еще  как  назло  представил  себе,   что   горячая,
переливающаяся как ртуть Ирка забирается ко мне на нары и греет меня...
     От злости я все же поднялся и, чтобы не упасть, добежал  до  стены  и
оперся о  нее.  Я  сделал  некоторые  движения  руками  -  гимнастику,  по
выражению госпожи Яйблочко. Каждое утро мы с ней  занимались  гимнастикой.
Мы вытягивали вперед руки и поднимали ноги - разные по форме и  размеру  -
но действия были схожи. Потом мы с ней бегали кругами по газону - конечно,
она бежала куда тяжелее и медленнее меня, но я и не спешил. Хотя каждый ее
шаг - метра два, не меньше...
     Минуты через две-три кровь начала двигаться по моим несчастным жилам,
и я хотел пойти к двери, чтобы  выломать  решетку,  но  тут  мое  внимание
привлекло движение за окном.
     Окно моей камеры располагалось на втором этаже и выходило на  пыльную
площадку, окруженную невысокими сараями и складами, а кое-где соединенными
кирпичной стеной. На площадке находилось несколько  человек,  занимавшихся
странным на первый взгляд делом. Они были вооружены мечами и  топорами  на
длинных рукоятках. Эти люди сражались, а  приземистый  горбун  с  головой,
вросшей в широкие плечи, держа  в  руке  длинную  палку,  направлял  ею  и
криками  действия  сражающихся.   Невдалеке   стоял   господин   Ахмет   в
преувеличенно ярком костюме, желающий всем доказать, что имеет  право  или
смелость нарушать все законы спонсоров.
     Я хотел окликнуть его, но бой продолжался,  и  громкие  крики  потных
бойцов заглушили бы мой зов.
     Когда я подошел к двери, я  уже  понял,  что  попал  на  студию,  где
снимаются фильмы для телевизора, а бойцы - это актеры, которые  разучивают
старинную войну.
     Я толкнул дверь. Она не открылась.
     Я даже удивился -  зачем  меня  запирать?  Я  же  ничего  плохого  не
замышляю.
     Дверь была замкнута.
     Тогда я в нее постучал. Но это тоже не помогло.
     Я начал колотить в дверь кулаками, и тогда снаружи откликнулись.
     Издавая грязные ругательства, в  дверях  показался  похожий  н