еде. В те дни у меня
произошел конфликт с младшим лейтенантом Макино. В частной беседе
лейтенант Макино разговаривал со мной и еще двумя унтер-офицерами нашей
роты о том, что война проиграна и наша империя должна будет долгие годы
расплачиваться за преступления самураев и генералов. Я единственный из
присутствующих резко возражал младшему лейтенанту, несмотря на то, что он
был мой старый боевой товарищ. Я понимал, что его речи вызваны усталостью
и упадком боевого духа. Будь я гражданским лицом, я бы забыл об этом
разговоре, но я понимал, что в часы тяжелых испытаний речи младшего
лейтенанта Макино могут оказать деморализующее влияние на боевой состав
роты. Поэтому я решил в свободный день посетить штаб военной полиции -
кемпетаи и посоветоваться там с кем-либо из офицеров.
   В ближайший же выходной я выполнил свое намерение. Уйдя в увольнение, я
сказал моим товарищам, что намерен посетить гарнизонный публичный дом, но
на самом деле такого намерения у меня не было.
   В кемпетаи меня провели к полковнику - командующему окружной полицией,
и я сообщил ему о нашем разговоре в роте.
   Лейтенанта Макино в тот же день взяли в кемпетаи. Вскоре он был
допрошен и расстрелян как предатель. Я полагаю, в батальоне никто не узнал
о моем визите в кемпетаи, хотя кое-кто догадывался. Когда через две недели
мы вернулись на фронт, в первом же бою кто-то стрелял мне в спину, но
промахнулся.
   Тяжелые бои, начавшиеся после того, как мы вернулись на фронт,
проходили вдоль горного хребта, который мы оседлали, выкопав вдоль гребня
индивидуальные окопы. Погода была плохая, шли дожди, в окопы налилась
вода, с деревьев все время срывались тяжелые капли. Я знал, что это мой
последний бой, потому что за нашими спинами было большое длинное озеро,
которое мы не могли бы переплыть, а английские войска превосходили нас
числом и у них было много самолетов, тогда как наших самолетов уже не
было. Англичане начали наступление на рассвете после артиллерийской
подготовки. Нам удалось отразить атаку англичан, так как у нас оставался
пулемет. Однако потери у нас во взводе были велики. Тем не менее я должен
сказать, что в ходе всего боя я ощущал воодушевление и подъем духа,
несмотря на голод и усталость.
   Ночью к нам на гребень вышел четвертый взвод под командой унтер-офицера
Аоки. Аоки был похож на школьника. Он извинился, что пришел так поздно.
Теперь в общей сложности на гребне стало тридцать шесть человек. Примерно
в девять часов утра я услышал отдаленные команды на английском языке. Пули
ударялись в землю вдоль линии окопов. Я выкрикивал по очереди имена моих
солдат, и каждый, кто был жив, отвечал мне криком: "Хай!". Потом я
закричал, что, если англичане подойдут ближе, можно кидать гранаты.
Наконец я увидел в просветах между кустами отдельных вражеских солдат. Я
закричал:
   "Третий взвод! Прикрепить штыки! Приготовить гранаты!" Издалека сквозь
шум боя до меня донесся тонкий голос Аоки: "В атаку!" Я увидел, как юный
командир взвода вскочил на ноги. Я испугался, что мои солдаты поддадутся
его порыву, и закричал сам: "Третий взвод, оставаться на местах!"
   Юный Аоки упал, а те его солдаты, что остались живы, вернулись и
спрятались в такоцубо. Я слушал, как плещет вода от падения их тел.
   Англичане были совсем близко, и до меня доносились их голоса. Мы
стреляли и кидали в них гранаты. Но они все равно приближались. К счастью,
в этот момент в дело вступили три горные пушки, которые были подняты на
руках на гребень. Англичане растерялись и покатились назад. Командир роты
лейтенант Яхиро выбежал вперед и приказал идти в штыки. Мы побежали за
ним. Кругом были только мертвые англичане. Я вернулся на вершину гребня,
где нашел командира роты лейтенанта Яхиру и доложил ему о действиях
взвода, от которого осталось четыре человека. Лейтенант сказал: "Спасибо
вам, старший унтер-офицер Сато, за то, что вы испытали такие трудности". Я
как сейчас помню его голос. Там же был и батальонный командир, который
имел с собой список заслуг, на первой странице которого он записал мое
имя. Это было большой честью для пехотинца и называлось "цветком мечты".
   Ночью вновь начался обстрел наших позиций из минометов.
   Неподалеку от меня разорвалась мина, и я потерял сознание.
   Когда я пришел в себя, была уже глубокая ночь. Я услышал невдалеке
голоса англичан. Было тихо, и голоса звучали мирно. Сквозь заросли я
увидел огонь костра. У меня очень болела голова, онемела и не гнулась
рука. Нога тоже была ушиблена. Я пополз к огню, надеясь, хоть и не было к
тому оснований, что у огня я увижу своих товарищей.
   Я ошибся. У огня сидели англичане. Они разговаривали так, словно были
на прогулке и никого не боялись. Мне захотелось расстрелять их из
автомата, и только тогда я понял, что безоружен. Может быть, автомат я
потерял, когда меня отбросило взрывом, а может быть, его сняли с меня,
решив, что я мертвый. Я почувствовал сильный голод, так как вторые сутки
ничего не ел, а от костра вкусно пахло.
   Англичане долго ели, а потом стали петь песню, и я подумал, что,
наверное, наши отступили далеко, иначе бы англичане не смели петь. И
только тогда я вспомнил, что за гребнем идет крутой обрыв к озеру и
отступать нам некуда. Может быть, решил я, подоспели плоты и эвакуировали
нашу часть?
   Наконец англичане кончили ужинать и разошлись по палаткам, которые они
поставили на площадке на склоне. Один из них, который был дневальным, взял
кастрюлю и вылил из нее суп в кусты. Я готов был его убить. Потом он ушел
спать, а я пополз к догорающему костру. Я помнил то место, куда англичанин
вылил остатки супа. Я испытывал ненависть к англичанам, которые
выбрасывают пищу в то время, как солдаты императорской армии вынуждены
голодать. Я готов был всех задушить, но испытывал боль и дурман в голове.
Я думал, что как-нибудь подкреплюсь, а потом украду у них оружие и всех их
расстреляю. Но, когда я залез в кусты и шарил руками по черной траве,
чтобы найти объедки, близко раздался голос англичанина. Я совсем забыл о
часовом, которого они все же оставили, и он услышал, как я роюсь в кустах.
Я замер, а англичанин выпустил очередь из автомата по кустам. Остальные
начали вылезать из палаток и спрашивать, что случилось.
   Когда все утихло, мне удалось уползти подальше от английского лагеря.
Затем я перебрался через хребет. С некоторой печалью я поглядел на
такоцубо, в котором провел два дня. Окопчик был до половины полон водой.
Мне пришли в голову такие строки:
   Желтый лист плавает в черной воде.
   В этом пруду утоплены мои надежды.
   Но мне некому было сказать эти строки. И не на чем их записать. Я
спустился дальше, к озеру, которое было разрезано серебряным следом луны.
Я шел осторожно, потому что здесь могли встретиться английские солдаты. В
темноте я споткнулся о распростертое тело. Я наклонился и узнал своего
солдата Оцуки, которого еще вчера видел живым. Недалеко от воды в
естественной нише располагался штаб батальона. Сюда светила луна. Я увидел
три или четыре тела. В глубине лежал труп майора - командира батальона.
   Я пошел на север вдоль берега озера, скрываясь в чаще и надеясь, что
выйду к шоссе на город Танги, который еще, наверно, удерживается нашими
частями. Днем мне пришлось залечь в кустах, потому что я случайно попал
прямо в центр английского лагеря. Несколько раз я был на волосок от
разоблачения. Дождя не было, меня мучила жажда, но голод несколько утих.
Следующей ночью я вышел к шоссе, по которому шли на восток английские
машины. И тогда я понял, что мой долг - вести войну так, словно я остался
в рядах императорской армии. Через день я отыскал пистолет и к нему
обойму. Из этого пистолета я застрелил одного лигонца в деревне, когда он
сдирал с флагштока японский флаг, и потом мне пришлось три дня, как зверю,
укрываться в лесу, а они охотились на меня, как загонщики. Я научился
находить съедобные корни, похищать с полей ямс и из садов бананы и манго.
Я убил за эти месяцы двух отставших англичан и потому был хорошо вооружен.
Но с началом сухого периода мне пришлось уходить дальше на север, в глухие
места, потому что с деревьев спала листва и меня легко было найти. А обо
мне в тех местах уже знали и боялись меня, ненавидели и хотели поймать. Я
стал как маленькая армия, грозная и неуловимая. Несколько раз я пытался
сворачивать к востоку. Но, как я ни прислушивался, артиллерийская канонада
затихла, и я понял, что меня отделяют от моих товарищей десятки, а может,
и сотни миль. Я не знал судьбы моей страны, но я был убежден, что до тех
пор, пока я стою на своем посту, Великая сфера сопроцветания существует и
слава японского оружия распространяется на Лигон.
   Человек привыкает ко всему - к плохому и хорошему. Он привыкает к новой
жизни, и она идет не медленнее, чем обычная. Иногда я думал, был бы я
счастливее, если бы вернулся в Японию? Я не знаю. Я был воспитан для того,
чтобы выполнить свой долг. И по крайней мере здесь, в глухих местах, я его
выполнял. Я не был пешкой, ничтожеством, я, как один из сорока семи
ронинов, мстил за своего микадо, потому что думал, что, если нас победят,
микадо будет унижен и уйдет из этого мира.
   Я вел счет месяцам, потом годам по сезонам дождей и по сухим месяцам.
Мне не нужно было огнестрельное оружие - зачем привлекать чье-то внимание
выстрелами, - хоть оно у меня и было. Мне верно служил штык, похожий на
широкий нож...
   Иногда долиной реки по тропе проходили контрабандисты. Если их было
много, я их не трогал. Если же я видел одинокого путника, я его мог и
убить. Это случилось трижды за эти годы. Я несколько раз сильно болел и
немного потерял ловкость движений, но в общем в горах был здоровый климат,
и ел сырую пищу и потому сохранил силы. Я был уверен, что обязательно
наступит день, когда я услышу отдаленную канонаду с востока, над моей
головой пролетит истребитель с красным кругом на крыльях, и я встречу моих
товарищей.
   Вопрос: Неужели за все эти годы вы не имели сведений о том, что
происходит в мире?
   Ответ: Я не хотел об этом знать. Мир - внутри меня, мир создан мной.
   Другие люди ошибаются.
   Вопрос: Вы не знали, что Япония признала свое поражение и свою
неправоту в мировой войне?
   Ответ: Я повторяю, что поражение в войне Япония потерпела в каком-то
другом мире. В моем же она подвергла меня испытанию одиночеством.
   Когда я выдержу это, она призовет меня к себе.
   Вопрос: А если этого не случится?
   Ответ: Это не так важно. Значит, это случится в будущем рождении. Я
приду в мир Спасителем, Боддисатвой. Для меня нет законов, кроме тех,
которые я сам устанавливаю.
   Вопрос. Если вы считаете себя Спасителем, Боддисатвой, значит,
стремитесь к миру, к добрым стараниям.
   Ответ: Вы решили, что я буддист? Нет, я не принадлежу ни к какой
религии. Я - Чакравартин, повелитель Вселенной. Я приведу мир к законам,
установленным мною.
   Вопрос: Что это за законы?
   Ответ: Вы все время стараетесь подтолкнуть меня к ответам, которые вам
нужны. Не я подчиняюсь законам кармы, а карма подчиняется мне.
   Вопрос: Значит ли это, что более двух десятилетий, когда вы таились от
людей, скрывались в чаще, боясь показаться жителям гор...
   Ответ: Я никогда никого не боялся, я всегда был верен закону бусидо -
самурайской чести. Но я знал, что мой день еще не наступил и потому был
хитер и молчалив, как летающая змея.
   Вопрос: И тем не менее вы скрывались в чаще. Вам приходилось нелегко?
   Ответ: Это не так. Я привык к одиночеству, я привык ждать. Я не
чувствовал ни в чем недостатка, потому что лес может прокормить умного и
сильного человека, который умерен в своих потребностях. В течение этих лет
я сменил несколько жилищ. Как правило, это были пещеры, сухие, близкие к
воде. Если не спешишь, то всегда найдешь такую пещеру.
   Вопрос: А если ее нет?
   Ответ: Даже в самых отдаленных и забытых ущельях гор можно найти
развалины покинутого старинного монастыря или постоялого двора, а то и
крепости. Человеку легко затеряться - я умею сливаться с лесом и землей, я
часть этого мира. И его хозяин.
   Вопрос: Такое жилище у вас было в долине Пруи?
   Ответ: Да, в долине Пруи я нашел хорошую пещеру и оборудовал ее. Я
решил, что буду жить в ней долго.
   Вопрос: Не угрожали ли вам дикие животные?
   Ответ: Все животные знали, что я хозяин леса. Они боялись меня.
   Вопрос: А люди?
   Ответ: Люди плохо ходят по диким горам. Если они появляются в моих
краях, я их чую за милю. Даже горцев.
   Вопрос: Значит, вы их не боялись?
   Ответ: Зачем бояться, если они мне помогали.
   Вопрос: Как они могли вам помочь?
   Ответ: Они того не желали. Ведь я люблю хорошо поесть. Для этого
недостаточно дичи и рыбы, фруктов и овощей, которые дает лес. Я совершал
набеги на деревни. Например, у меня был припрятан мешок с рисом, который я
взял во время похода в деревню племени фан. Это был далекий поход, но он
оправдал себя с военной и тактической точки зрения.
   Мне удалось взять там соли, в которой я всегда испытывал недостаток, и
других продуктов, которыми хотел себя побаловать.
   Утром, когда я перетащил часть добычи на холм, от которого я
намеревался идти к перевалу, я увидел, как одна молодая девушка
отправилась в лес собирать грибы как раз в мою сторону. Во мне возникло
желание.
   Я бросил свои вещи в кустах и преследовал ее так, как преследовал
олениху, стараясь ничем не выдать своего присутствия. И я должен сказать,
что мой опыт войны в лесу и жизни в горах приучил меня передвигаться по
лесу так же бесшумно, как летучая мышь, и так же быстро, как олень мунжак.
Я следил за ней, и мое желание росло. Я даже не подозревал, что оно будет
таким всеохватывающим. Это была молодая девушка, горянка, на ней была
короткая, сшитая из одного куска черная юбка, распахнутая блуза, черная же
накидка и еще, помню, ожерелье из серебряных монет. Волосы были убраны под
синий тюрбан, и оттого ее широкие скулы выдавались еще больше. Корзинка
была приторочена к спине. У нее были короткие толстые ноги. Я шел за ней,
и она не чувствовала моего присутствия, а потом она остановилась и
наклонилась, чтобы сорвать гриб. Там было много грибов, они росли,
покрывая собой всю поляну. Я подумал, что на будущее я буду знать, что эти
грибы можно есть. Я не собирал грибы, потому что боялся отравиться. Тогда
я понял, что мы отделены от деревни лесом и холмом и ее криков никто не
услышит, и я спокойно вышел на поляну и пошел к девушке, но она увидела
меня и сразу все поняла, потому что кинула корзину и бросилась бежать.
   Наконец я нагнал ее, она стала отбиваться. Может быть, я бы не сделал
ей ничего, но она отбивалась, и мои руки почувствовали, что она слабая
упругая женщина. Я много лет не знал женщины, но желание войти в женщину
во мне никогда не пропадало.
   Когда я сорвал с этой дикарки юбку, она перестала бороться со мной и
была покорна. Я вошел в нее, и это было сладко. И я подумал: почему я не
делал этого раньше? Почему я позволил себе думать, что женщины гор -
всего-навсего животные? Эта девушка не была животным. Она была очень
напугана и старалась сделать мне как можно лучше, чтобы я к ней хорошо
относился. Я подумал: как хорошо бы оставить ее мне навсегда. Она бы
заботилась обо мне и готовила пищу.
   Вопрос: Что вы сделали потом?
   Ответ: Я был вынужден убить девушку, потому что людям нельзя верить.
   При первой возможности она бы убежала в свою деревню, и меня бы
выследили и убили. Я не хотел ее убивать. Потом я закопал ее в землю, я
сделал настоящие похороны, как делают в ее племени. Я хотел, чтобы дух
этой девушки был спокоен и не преследовал меня.
   Потом я ушел из того ущелья, потому что охотники стали бы искать
пропавшую девушку и выследили бы меня.
   Вопрос: Вам приходилось еще кого-нибудь убивать недавно?
   Ответ: За последние месяцы я убил только одного человека. Я думаю, что
это был вор с рубиновых приисков. Он остановился на ночь в моем ущелье. Я
испугался, что он найдет мое убежище. Я его убил. У него был пистолет с
патронами, который мне пригодился, а также мешочек с рубинами.
   Вопрос: Это случилось задолго до встречи с голыми людьми?
   Ответ: За несколько дней до этого.
   Вопрос: Расскажите немного о встрече с голыми людьми.
   Ответ: В ту ночь я ночевал не в пещере, а выше в горах. Я не спешил
возвращаться в мою пещеру, потому что меня тревожило появление в тех краях
солдат. Раза два над долиной пролетел вертолет. Что-то солдатам было нужно
в моем царстве. Я знал, что они мне не опасны, но все же решил быть
осторожным. В лесу, высоко в горах, я увидел олененка, потерявшего мать. Я
долго преследовал его, потому что захотел его мяса. Только поздно вечером
я его затравил и убил. Я напился его крови и съел его мяса.
   Вопрос: Вы не готовили себе пищу? Не варили, не жарили ее?
   Ответ: Во-первых, это опасно - дым виден издалека. Во-вторых, в сыром
мясе и крови много витаминов, а мне надо поддерживать себя в боевой форме
- я не могу стать слабым. Поэтому и мясо, и рыбу я ел только сырыми. На
рассвете я поднялся, разделал тушку, взял с собой язык, печень, задние
ноги и пошел к своей пещере. Был туман.
   Я вышел из кустов к пещере и увидел, что у входа в нее стоят два
дикаря, вернее, дикарь и дикарка. Совершенно голые. И что-то шепчут на
своем диком языке.
   Они кинулись в пещеру, в мою пещеру! Молодая девушка лишилась чувств, а
старый тащил ее, словно надеясь спрятать от меня. Это было комическое
зрелище!
   Вопрос: И вы не стали их убивать?
   Ответ: Не было смысла их сразу убивать.
 
 
 
   * * *
 
 
   Старший унтер-офицер Сато не спешил войти в пещеру. Он неподвижно стоял
под навесом, каждой клеткой тела прислушиваясь к тому, что происходило
внутри пещеры, как бы незримо присутствуя там - его слух и прочие
первобытные чувства обострились за десятилетия жизни в лесу настолько, что
он мог сравниться с диким зверем.
   А в пещере были и еще люди - несколько человек. Они были испуганы и
переговаривались на непонятном языке. Но вот вопрос: было ли у них оружие?
А то сейчас всадят в него из темноты очередь... Да, ты становишься
беспечным, унтер-офицер Сато. Ты уже привык, что стал господином
маленького на карте, но в действительности гигантского просторного мира,
тебе на самом деле и не нужна уже ни Япония, ни Лигон - твое величие
соразмеримо лишь с горами и шумом лесов.
   И тогда, удивляясь собственной уверенности, Сато сделал шаг в сторону,
чтобы не стоять на пути возможных пуль. Он положил ладонь на рукоять ножа
- отличного армейского штыка, который служил ему столько лет.
   У Сато было настоящее оружие - карабин и пистолет. Карабин он нашел
давно в блиндаже высоко в горах. Там в сухости и хрустальном воздухе он
пролежал несколько лет после войны рядом со скелетами трех англичан,
которые защищали этот блиндаж в 1942 году и не ушли оттуда живыми. Там же
Сато взял плоскую английскую каску, которая пригодилась как миска, и много
патронов. Надо бы взять больше, но ведь тогда, двадцать лет назад, Сато не
знал, что останется здесь надолго. И еще у унтер-офицера был пистолет,
совсем новый, недавно взятый у убитого контрабандиста. Вместе с красивыми
рубинами. Но и карабин, и пистолет лежали далеко внутри пещеры, в тайнике.
Сато никогда не ходил на охоту с огнестрельным оружием - звук выстрела мог
выдать его.
   Простояв неподвижно с минуту, Сато начал продвигаться к входу в пещеру,
прижимаясь спиной к скале.
   Он замер, когда следующий шаг должен был вывести его на открытое
пространство, все еще не в силах решить, как выманить дикарей поодиночке,
чтобы можно было их при нужде зарезать. Его мысли смогли проникнуть в
пещеру и добраться до сознания чуткой Любы. Она тут же передала, что
слышала, По-изу.
   - Он один, - сказал По-из остальным. Говорил он беззвучно, не размыкая
губ, посылая свои мысли непосредственно в мозг. Такое общение допускалось
лишь в случае острой нужды, иначе считалось на Доме неприличным. - Он
один. Он вооружен ножом. Он думает, что мы можем на него нап