ловине дня они отправились вниз по течению реки, надеясь,
что там должно быть теплее по ночам, а также богаче растительность. Все
были голодны, устали от тщетности усилий накормить себя и растерянности
перед завтрашним днем.
   Исключение составлял Ут-бе-бе, который, хоть и мучился расстройством
желудка, не был так голоден, как остальные. К тому же он был зол на
капитана и не намеревался более подчиняться правилам цивилизованного
общества, правда, в будущем решил быть осторожнее и не попадаться на глаза
общественности.
   Они шли, стараясь не удаляться от реки, однако ущелье порой сужалось, и
волей-неволей им приходилось подниматься выше, пользуясь звериными
тропками. Однажды удалось даже увидеть одно из животных.
   Это случилось при драматических обстоятельствах.
   ... В тот момент, на закате солнца, они взошли на высокий обрыв, и
оттуда была хорошо видна теснина, где шумела ставшая уже более полноводной
река.
   Они переводили дух, отмахиваясь ветками от комаров, когда зоркая Люба
воскликнула:
   - Смотрите вниз!
   И они увидели, как из чащи к воде осторожно, оглядываясь, вышло изящное
четвероногое животное с рогами на голове и копытцами на ногах. Оно стало
пить воду, поминутно поднимая голову и оглядываясь.
   - Сколько мяса! - сказал тогда Ут-пя.
   - Надо кинуть камень! - спохватился капитан. - Надо попасть ему в
голову.
   Тут же все как по команде кинулись в разные стороны и стали ползать над
обрывом в поисках достойного камня. Но отыскать его не успели, потому что
людей обогнал крупный хищник, тело которого было поперек поделено на
желтые и черные полосы, а раскрытая в момент прыжка пасть была алой.
Хищник в прыжке ударил свою жертву, и потому она почти не сопротивлялась.
Острые громадные зубы хищника сомкнулись на тонкой шее жертвы, та засучила
в муке ногами, взрывая острыми копытами траву и камешки, и замерла,
залитая кровью.
   Хищник тут же начал пожирать жертву, а пришельцы стояли на краю обрыва
и в ужасе смотрели на эту сцену.
   Неподвижность коллег нарушил непокорный Ут-бе-бе, который все же нашел
камень и поднял над головой, намереваясь метнуть его вниз.
   Не-лю заметила это движение и кинулась к Ут-бе-бе, отчаянно шепча:
   Что вы делаете! Не смейте! Он же нас съест.
   - Нет, - отвечал Ут-бе-бе, отбиваясь от умудренной женщины. - Он
струсит, он всего лишь зверь. А если мы его не отпугнем, Он утащит труп
своей жертвы.
   И с этими словами Ут-бе-бе метнул камень, который упал возле головы
хищника, заставив того отпрянуть. Хищник запрокинул кверху страшную морду
и зарычал, отпугивая людей. Люба была близка к обмороку, а По-из уже тащил
еще камень. Ут-бе-бе метнул его точнее и угодил хищнику в бок. Это
возымело действие. Рыча от боли, зверь отпрыгнул от добычи и попытался
взобраться на утес, чтобы напасть на людей.
   Почувствовав силу, пришельцы стали собирать камни, палки и сучья, и
вниз посыпался град предметов, что испугало хищника настолько, что он
убежал, поджав хвост.
   Ут-бе-бе начал быстро спускаться к трупу погибшего животного, потому
что не без оснований полагал, что здесь водятся трупоеды, которые могут
обогнать людей. Он вооружился дубиной, вернее, отломанным от сухого дерева
суком, и теперь ему не был страшен хищник, потому что вряд ли тот
осмелится вернуться к добыче, на которую претендуют столь агрессивные
ученые.
   Через считанные минуты они стояли, окружив труп несчастного рогатого
существа.
   - А что теперь делать? - спросила Люба и не нашла телепатического
ответа на высказанную мысль. Никто не знал, как подступиться к добыче.
   - Для начала, - произнес наконец Ут-бе-бе, и от его слов и мыслей Люба
упала в обморок раньше, чем он успел перевести мысли в слова, - мы можем
отсосать его кровь - она должна быть питательна.
   Но сам он не сделал никакого движения, чтобы привести свой план в жизнь.
   - Лучше убейте меня, - сказала Не-лю.
   - Вот бы и убивалась вовремя, - мрачно заметил Ут-пя.
   - Давай, - сказал капитан, - пей кровь, как комар.
   - И выпью, - сказал Ут-бе-бе. В нем было упрямство, которое в свое
время помогало ему не раз побеждать на физических олимпиадах и конкурсах,
потому что, когда остальные участники падали в изнеможении, он продолжал
рисовать и писать и уже за одно это получал премии.
   Ут-бе-бе встал на колени перед убитым животным. Шея животного была
разодрана зубами хищника, и кровь еще сочилась из нее. Над рваной раной
стайкой вились уже пронюхавшие о добыче зеленые мухи.
   - Ну! - крикнула Не-лю.
   В голосе ее звучало злорадство. Ут-бе-бе ничего не оставалось, как
выполнить свое намерение. Он дотронулся губами до кровавой раны.
   Кровь отвратительно пахла, и Ут-бе-бе понял, что сейчас упадет
бездыханным рядом с трупом жертвы.
   Нет, мысленно произнес он и, сделав вид, что отпил крови, выпрямился.
Кровью было измазано все его лицо и кровь сползала густеющими полосами по
груди.
   - Ой, нет! Только не это! - закричала прекрасная Не-свелю и кинулась в
реку.
   Вода понесла ее и ударила о камень. Ут-бе-бе бросился в воду следом за
красавицей и, будучи неплохим пловцом, быстро настиг ее, заодно отмывшись
от крови. Когда он помогал ей выбраться из реки, которая, впрочем, была
чуть шире ручья, то на нем и следа не осталось от недавнего ужаса.
   - Нет, сначала надо добыть огонь, - сказал капитан. - Кстати, у нас нет
ножа?
   Все с облегчением согласились с капитаном, и для того чтобы сохранить
труп животного от гниения, насекомых и хищников, они сволокли его в
глубокий бочаг посреди реки и оставили в воде.
   - Ничего, - сказал Ут-пя, - сейчас найдем укрытие, разведем огонь,
выточим ножи - и заживем!
   - Только бы дожить до этого, - вздохнула мудрая Не-лю. Она уже
ослабела, и каждый шаг давался ей с трудом. К тому же из-за комаров она
потеряла много крови.
   Так и не отведав мяса, они вновь направились вниз по реке и, наверно, в
тот день не смогли бы отыскать себе убежище, потому что страшно устали и
изголодались, если бы вдруг не услышали впереди угрожающий шум и треск.
   Они замерли, полагая, что возвращается полосатый хищник, чтобы
востребовать добычу. Но действительность оказалась куда страшнее.
   Вдоль берега реки медленно поднимались несколько гигантских животных,
подобных которым на планете Дом не водилось. Впоследствии выяснилось, что
жители Земли называют этих животных слонами, или элефантами, и слоны не
едят людей. Но обо всем этом пришельцы не подозревали, и потому, увидев
серых гигантов с двумя хвостами - спереди и сзади толстого туловища, они
кинулись во все стороны, стараясь забраться как можно выше по склону...
   Слоны остановились, удивленные таким поведением людей, и, будучи
научены уже тому, что люди - это злобные враги других животных, они
повернули обратно.
   Пришельцы влезли на склон и оказались на широкой плоской площадке под
каменным навесом. Далее зияла темнота - обширное подземное помещение,
пещера.
   Жизнь, столь жестокая к ним в последние часы и дни, вдруг
смилостивилась. Впрочем, у каждой палки бывает два конца, и, ухватившись
за приглянувшийся конец, пришельцы совершенно не подозревали, во что
выльется для них жизнь в большой пещере в долине реки Пруи.
 
 
 
   * * *
 
 
   - Ну вот, постепенно все и образуется, - сказал штурман Ут-пя,
усаживаясь на камень возле входа в пещеру и глядя на зеленое вечернее небо
с яркими звездами, одна из которых была родной Вассапой, вокруг которой
вращалась планета Дом. Штурмана Ут-пя охватила тихая безнадежная грусть -
так, видно, и придется до конца дней своих лицезреть Дом лишь трудно
угадываемой искоркой на чужом небе. Штурману безумно хотелось вернуться к
работе, ведь он был математиком, и небо в звездах, напомнив ему о доме,
превратилось в мыслях в громадный дисплей...
   - Мне надо выйти, - сказала негромко Не-свелю, останавливаясь рядом со
старым штурманом, - но я боюсь - там кто-то есть.
   - Да, в чаще могут таиться дикие звери, - согласился штурман.
   - Может быть, вы пойдете со мной и побудете неподалеку, пока я буду...
- Не-свелю не смогла заставить себя произнести вслух название того, что
она будет делать, потому что в цивилизованном обществе это было бы верхом
неприличия, а Не-свелю даже здесь не забывала о том, что она
представительница высокой цивилизации.
   - Ничего не выйдет, - ответил штурман. - Если мы пойдем вместе, то
дикие животные сожрут нас обоих. Меня такой вариант не радует.
   - Но что же делать? - воскликнула красавица.
   - Найти себе более отважного провожатого или ходить в кусты всем
коллективом.
   В тропиках темнеет очень быстро. За время короткого разговора небо
стало темно-синим. Кусты возле пещеры казались черным зевом ночи, и оттуда
доносились шорохи, треск, шуршание и даже вздохи таившихся там существ,
враждебных обнаженным ученым.
   Не-свелю не нашла себе отважного провожатого и, пользуясь темнотой,
совершила свой туалет у стены пещеры, подальше от размышлявшего о
компьютере Ут-пя.
   Благоразумный По-из еще в сумерках нарвал на склоне травы и соорудил
себе во внутреннем зале пещеры относительно мягкую постель. Люба
последовала его примеру, остальные же были заняты иными проблемами -
спорами о будущем, жалобами, рассуждениями и стенаниями - попыткой
изобретения огня, планами изготовления рыболовной снасти... Так что
темнота застала многих неподготовленными, и, когда пришло время отойти ко
сну, По-из почувствовал, как в темноте пещеры вокруг него собираются
коллеги, все более ощущающие прохладу подземного убежища и охваченные
страхом провести ночь в одиночестве. И потому добрый По-из сказал:
   - Давайте опять спать в обнимку - у меня здесь много травы, а если Люба
соединит свою постель с моей, то всем хватит.
   Пришельцы потянулись к переводчику По-изу и вскоре уже лежали клубком,
как и в первую ночь.
   Правда, ничто не повторяется в точности. Вчера их заставляли сжиматься
в клубок тесные стенки ниши, в которой они затаились, сегодня же они
лежали на плоском полу, кое-как прикрытом травой.
   Вчера царил такой холод, что зуб на зуб не попадал, сегодня же было
прохладно, но терпимо. Вчера никто не смел шелохнуться и покинуть клубок
тел, сегодня же время от времени кто-нибудь поднимался и уходил к выходу
из пещеры, потому что у всех наевшихся зеленых бананов и орехов с
непривычки испортился желудок.
   К тому же голод мучил людей так сильно, что Ут-бе-бе, например, жевал
травинки, которые составляли их ложе и не мог заснуть, капитану же так
явственно снился ужин в родительском доме, что переводчица Люба проснулась
и чуть не захлебнулась слюной от этих очевидных мыслей.
   Более зрелую и умудренную Не-лю мучили мысли о бесславном завершении
жизни. В свое время, отправляясь в рискованную экспедицию, Не-лю с
готовностью согласилась на жестокое условие - самоубийство в случае
провала или опасности разоблачения миссии. Она приняла это условие, как
человек принимает мысль о собственной неизбежной смерти. Да, это случится
в каком-то будущем.
   Когда же оказалось, что перст судьбы направлен ей в сердце, все в Не-лю
взбунтовалось против необходимости оборвать цветение собственной жизни в
момент, когда она лишь достигла своей вершины.
   Смерть из невнятной и далекой угрозы превратилась в конкретный образ -
шаг к пропасти, и тебя нет... И в тот момент инстинкт самосохранения
оказался сильнее высших соображений преданности планете и государству.
Подвиг совершается в момент самозабвенного движения, но не в момент
рассуждения, что выбрать - послушание или жизнь.
   Так рассуждала Не-лю, лежа на жесткой траве, чувствуя затекшим боком
прикосновение холодного камня и понимая, к собственному удивлению, что она
счастлива - счастлива выбором, который заставляет ее теперь испытывать
холод и голод, укусы комаров и боль в сбитых ступнях - это же и есть
продолжение жизни! Это победа ее выбора над слепой волей холодных сердцем
чиновников.
   И еще ничего в жизни не закончилось - главное, что с этого момента она
свободна и никому свою свободу не уступит. Пускай ей осталось прожить год,
месяц, неделю - но прожить на свободе!
   Улыбаясь в полусне сквозь слезы, женщина теснее прижалась к спине
капитана Ут-дирека и, преисполненная нежности, прикоснулась горячими
губами к его шее. Капитан удовлетворенно хмыкнул во сне - ему снилось
что-то приятное.
 
 
 
   * * *
 
 
   Утро, туманное, прохладное, сырое, низвергло путешественников на еще
более низкую ступень отчаяния. Белая вата ползла по площадке перед
пещерой, от сырости было зябко, а к реке спуститься трудно, потому что
туман в глубине ущелья был гуще.
   Люба проснулась раньше других и лежала, досматривая вместе со своими
спутниками их утренние сны. Она намеревалась, как только станет совсем
светло и поднимется солнце, отправиться на поиски фруктов. Но густой туман
заставил ее замереть на краю площадки.
   Вскоре к ней присоединился По-из, которому тоже не спалось. Они молча
стояли и смотрели на текущее перед ними молоко, им не надо было
обмениваться словами, чтобы понимать друг друга.
   Как известно, на Доме переводчики (телепаты) чаще всего вступают в
браки между собой. И, несмотря на некоторое неудобство постоянного знания
того, что творится в голове твоего партнера и прозрачности для него твоей
собственной головы, такие браки обычно прочнее, чем браки между
переводчиками и обычными людьми. И неудивительно, что По-из, еще перед
отлетом познакомившись с новой молодой и способной переводчицей и при том
привлекательной девушкой, сразу подумал, что она может подойти ему в
качестве подруги жизни.
   - Еще один такой день, - сказала Люба, - я не могу переносить мучения
других людей. Они же умрут с голода, а я вынуждена буду умереть с ними
вместе.
   - Неужели тебя не учили, как закрывать свои органы чувств от
воздействия чужих волн?
   - Мы проходили это в школе, - ответила Люба. - Но я такая трепетная,
что все равно чувствую...
   - Не беспокойся, - сказал По-из, кладя руку на обнаженное плечо своей
младшей коллеги, и та отпрянула в удивлении.
   - Что вы имеете в виду?!
   - Ты побледнела, - сказал По-из. - Ты еще так молода и наивна. У тебя
никогда не было мужчины...
   - Мне еще не назначили мужа, - согласилась Люба.
   - Теперь ты выберешь его сама.
   - Кого захочу?
   - Кого захочешь - из нас.
   - Нет! - вырвалось у девушки. - Я надеюсь, что здесь есть другие
мужчины.
   - К сожалению, ты не сможешь найти счастья с чужим. Я тебе это
гарантирую.
   По-из не считал нужным скрывать свои вполне земные желания от девушки.
Но облекал их, опытный соблазнитель, в туман, подобный тому, что струился
у их ног. И Люба понимала опасность, но в опасности была запретная
сладость... Она даже забыла о голоде.
   Люба нечаянно взглянула на ступни По-иза, а оттуда взгляд ее скользнул
выше, по его ногам... Нет, это немыслимо!
   Но Люба не успела ничего сказать и даже не успела упасть в обморок,
потому что сначала По-из, а через две секунды и она сама почувствовала и
услышала, как к пещере идет некто совсем чужой. Но разумный.
   Они начали отступать под навес пещеры... И тут-то Люба лишилась чувств.
   По-из растерянно склонился над ней, стараясь поднять ее и унести, но не
успел, потому что как раз в этот момент из тумана вышел старший
унтер-офицер Сато.
 
 
 
   Старший унтер-офицер Сато 
 
   Семья, к которой я принадлежу, занималась крестьянским трудом.
   Однако низкое происхождение никогда не мешало мне иметь высокие идеалы.
В школе я принадлежал к обществу Вишневого бутона и воспитывался в духе
преклонения перед волей императора. Я поднимал дух бусидо и зачитывался
приключениями ронинов. Я намеревался после школы поступить в военное
училище, потому что шла великая война и войска империи проливали кровь для
создания Великой Азиатской сферы сопроцветания. Однако плохое зрение и
залеченный в детстве туберкулез не позволили мне стать летчиком и,
поднявшись с палубы авианосца, взять курс на американские линкоры в
П„рл-Харборе. Я смирился с жизненным поражением и продолжал тренировать
свое тело и дух. Я был убежден, занимаясь военной подготовкой на пыльном
поле за школой в нашей деревне, что моя жизнь будет нужна императору.
   Меня мобилизовали в армию в марте 1943 года в возрасте 18 лет. До этого
я, помимо обучения и активного участия в деятельности общества Вишневого
бутона, регулярно дежурил в отряде противовоздушной обороны. У меня была
невеста, однако имени ее я не помню.
   В качестве солдата я был направлен сначала в Сайгон. Командиром моей
роты был первый лейтенант Камико, а командиром взвода лейтенант Имада. В
течение первого года моей службы я участвовал в трех операциях по борьбе с
партизанами. Я был в роте на хорошем счету, потому что, несмотря на
относительно слабое здоровье, я всегда выполнял приказы командования, не
щадя себя, и проявлял верность императору и любовь к командирам.
   В начале 1944 года наш полк был направлен в Бирму, где мы участвовали в
араканской операции и отразили английское наступление.
   Я был ранен, но остался в строю. Мною были убиты три английских
солдата. Летом 1944 года я был произведен в младшие унтер-офицеры. В то
время ходили слухи, что нас направят на острова в Тихом океане, где шли
тяжелые бои и где решалась судьба Великой сферы сопроцветания. Однако нас
перебросили в Лигон. В Лигоне было тихо. В то время он еще был тылом. Я
был направлен на железную дорогу, которую строили английские и голландские
пленные. Там был очень тяжелый климат, и многие болели дизентерией. Мне
пришлось участвовать в одной акции против деревни, в которой находили себе
кров и защиту некоторые враги нашей империи. Я делал это с
удовлетворением, потому что около той деревни в засаде погиб мой друг,
имени которого я не помню. Мы сурово отомстили за него. Мы стояли у двух
выходов из деревни, и, когда другие поджигали дома, мы стреляли в тех, кто
пытался убежать. Если бы меня спросили, чувствую ли я раскаяние, я бы
ответил, что высшая справедливость требует идти на ограничения излишней
совестливости. Совестливые опасны в бою. Я убежден, что беда японской
императорской армии заключалась в излишней мягкости в борьбе с
противником. Будь наши противники больше напуганы, они бы скорее сдались и
в конечном счете пролилось бы меньше крови, как японской, так и крови
наших противников.
   Вы полагаете, что за все эти годы я стал диким зверем, лишенным умения
думать, подобно детям, взращенным волками? Я убежден в том, что я не
озверел. Но у меня была возможность долго и много думать. Я понял, что в
этом мире лишь разумная жестокость может принести мир и спокойствие. Любое
послабление ведет к появлению различных мнений, а наличие различных мнений
приводит к беспорядку и, следовательно, к междоусобной грызне и гибели как
людей, так и самой идеи. Я убежден, что, если бы мою точку зрения
разделили тысячи и тысячи солдат и офицеров императорской армии, то наша
закалка, умение переносить трудности, немыслимые для обычных людей,
позволили бы нам создать новую армию, перед которой, как жалкий тростник,
склонились бы наши враги. На этом я заканчиваю свои рассуждения и перехожу
к описанию событий моей жизни.
   В августе 1945 года после тяжелых боев в долинах Лигона наш полк был
отведен на отдых и переформирование в горные восточные области страны. Мы
получили две недели отдыха, в которых очень нуждались.
   Наша часть стояла на окраине городка Танги, и мы могли выходить в
город. Английские войска имели преимущество в технике и боевой силе, в то
время как американский флот перехватил инициативу на коммуникациях в
океане. Однако мы с уверенностью смотрели в будущее, потому что понимали,
что боевой дух нашей армии и секретное оружие, над которым трудились
японские ученые, помогут нам преодолеть временные трудности. Должен
сказать, что в нашей части не все, к сожалению, разделяли мою точку
зрения, однако наши командиры отличались мужеством и не переставали
вливать в нас уверенность в окончательной поб