Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
не хотелось бы довести его до конца.
- Ах, так? - Уверенности у него поубыло. - Очередная ваша ссора.
Почему ты не сказал Анне? Она ведет себя так, словно встревожена.
По-моему, она встревожена. Но с человеками определить это не легко.
- Ты же знаешь, как человеки относятся к пристойному поведению. Если
я как-то напоминаю ей, что я такое, она испытывает неловкость.
Он расстроенно нахмурился.
- Мне не хотелось бы думать, что она страдает той же узостью, что и
вся ее раса.
- Никто не свободен от недостатков.
(Гварха, постарайся придумать, как сказать Матсехару, что это
неправда. Я не хочу, чтобы он думал об Анне дурно.)
- Ну, ты мог придумать причину, которая ее не встревожила бы,
особенно раз она больна. Зачем ей было знать, что это любовная ссора? Мало
ли какие причины могут вызвать спор.
- Ты прав, так мне и следовало бы сделать, но я не сообразил, а
сейчас мне надо вернуться в кабинет. Наверное, у тебя есть чем заняться,
вместо того, чтобы стоять в прихожей Эттин Гвархи.
Он откинул голову в знак согласия.
- Завтра, завтра.
- Что-что?
- Ники, да что с тобой? Неужели не узнал? Это же "Макбет". Ты уверен,
что у тебя действительно все хорошо?
- В разгар спора? Но тут я могу только сам. Так иди.
Он ушел, и я вернулся в кабинет.
Генерал стоял у своего стола с рукой на аппарате связи. Он посмотрел
на меня и поднял руку. В ней был нож - эмблема его должности - острый, как
бритва.
Я остановился и сделал знак, что понимаю и принимаю к сведению. Дверь
закрылась за мной.
Генерал отключил аппарат.
- Служба безопасности. Они спрашивали, не проверить ли мою прихожую.
Я сказал, что не надо. Сядь, Ники.
Я подошел к одному из кресел у его стола, сел, откинулся и вытянул
ноги перед собой, скрестив их. Поза, не позволяющая вскочить внезапно, и
показывающая, что агрессивных намерений у меня больше нет.
- Ты всегда непрактичен в мелочах, - сказал он. - Когда связываешь
кого-нибудь, не затягивай веревку вокруг сапог. Толку не будет. И не
оставляй связанного в комнате, где есть нож.
Я опустил глаза. Он был в носках.
- Бесспорно, я не должен был выходить из комнаты, но явился Матс, и
надо было от него избавиться.
- Он замешан в этом? Ты втянул ведущего драматурга в измену? Как
подло.
- Он понятия не имеет о том, что происходит. Матсехар никогда не
сделает ничего во вред Людям.
Он положил нож, но рядом со своей рукой.
- Где Анна?
- Узнай сам.
Он включил ВС и вызвал службу безопасности. Они уложились в пару
минут. Она находилась на борту челнока, а челнок находился на полпути к
человечьему кораблю, где известно, что она в челноке. Хуже того: в челноке
с Анной находится еще один землянин - Этьен Корбо.
- Курьер, - доложил аппарат. - Человеки заказали доставку его на их
корабль с обычным рейсом челнока. Мы сообщили им о сегодняшнем спецрейсе.
Он сердито зашипел и хлопнул ладонью по столу возле ножа. Я посмотрел
на свои ноги. А аппарат сказал:
- Я не понял вашего последнего распоряжения, первозащитник.
- Соедини меня с пилотом челнока.
Их соединили, и генерал попросил позвать Анну. Некоторое время царила
тишина, нарушаемая только шорохом сингулярности, дробящей материю. Затем
голос Анны:
- Первозащитник?
- Второй делегат с вами?
- Нет. Ему предложили остаться в пассажирском салоне.
- Вы с ним говорили? Он знает, что происходит?
Снова тишина и шорох сингулярности, выполняющей свою работу.
- Мэм, я распоряжусь, чтобы челнок вернулся сюда. Из любезности и в
надежде, что мы все-таки заключим мир, не говорите ничего Этьену Корбо.
- С Ником ничего не случилось?
Он махнул рукой, я встал и подошел к аппарату.
- У меня все в порядке, Анна.
- Мне следует выполнить просьбу Эттин Гвархи?
- Не знаю.
Генерал снова сердито зашипел. Нож лежал на равном расстоянии между
нами. Я было подумал схватить его. Но зачем? Чтобы убить Гварху? Я сунул
руки в карманы. Он это заметил и улыбнулся, враждебно сверкнув зубами.
- Анна, поступите, как сочтете нужным. Но помните, что Корбо -
тупица. Не думаю, что он способен вам помочь.
- Когда вы вернетесь, - сказал генерал, - я хочу, чтобы вы поговорили
с моими тетками. Возможно, они сумеют найти выход из этого положения.
- Вот это отличная идея, - сказал я в аппарат.
Анна молчала. Сингулярность занималась своим делом.
- Это разговор, который следует вести колено к колену, - добавил
генерал.
И не по радио, когда неизвестно, кто вас слушает. Но сказать это
вслух он, естественно, не мог.
- Ник?
- Решать вам.
- Я поступаю, как вы советуете, - сказала она.
- Объясните Корбо, - распорядился генерал, - что женщины Эттина
попросили о незамедлительной встрече, вот почему челнок возвращается. Если
он спросит... как это у вас говорится?.. отчего такой пожар, ответьте, что
не знаете. Хей Атала Вейхар встретит вас и проводит.
Она сказала, что поняла, и он заговорил с пилотом на языке Эйха и
Ахары, потом отключил ВС и повернул ко мне.
- Теперь, Никлас, мы пойдем к моим теткам. Нужно ли предупреждать
тебя, чтобы ты воздержался от своих штучек?
- Я исчерпал их запас.
- Очень хорошо.
До женской половины мы шли в молчании. Первая моя реакция - слепая
паника - уже миновала. Теперь я испытывал что-то вроде глухой тревоги,
которая охватывает тебя перед медицинской проверкой, которая может выявить
какое-нибудь неприятное заболевание.
Во время моего первого летнего семестра в колледже я попал в
автокатастрофу, и мне сделали переливание крови. Затем выяснилось, что во
введенной мне крови мог оказаться вирус, и целый год я сдавал анализы.
Почти все время я не сомневался в благополучном исходе: я заколдован,
предназначен для звезд, и ничто на Земле не способно мне повредить. Но в
те дни, когда у меня брали кровь на анализ и я видел, как осторожны
лаборанты, меня охватывал ужас. В конце концов все обошлось. Болезнь,
которой опасались, во мне не угнездилась.
Мы прошли чрез дверь с символом очага (часовые возле нее сделали
жест, равнозначный отдаче чести) и двинулись по сверкающему голому полу
коридора мимо гобеленов, изображающих людей на родной планете, занятых
сельскохозяйственными работами.
Один привлек мое внимание: женщина, ремонтирующая трактор. Я
воспринял ее с той кристальной ясностью, которую иногда порождает страх.
Винно-красный трактор. Дородная, плотная, невозмутимая женщина, светлый
мех, ярко-голубая туника. Словно что-то эпохи раннего Возрождения, работы
мастера-механика.
Мы прошли по коридору в прихожую. Гварха заговорил с воздухом, и
воздух ответил. Мы подождали. Открылась дверь, и следом за Гвархой я вошел
в комнату, где в прошлый раз говорил с его тетушками. Теперь голограмма
была отключена, и вместо выходящих на океан окон взгляд упирался в глухую
стену. Дверь, через которую мы вошли, бросалась в глаза - деревянная
панель, черная, как уголь.
В центре комнаты стояли кольцом семь кресел. В трех сидели тетушки в
огненного цвета платьях. Рядом с ними сидела четвертая женщина, высокая,
худая, с мехом, убеленным годами. Ее платье было зеленым с
сине-бело-серебряной вышивкой. Скорее всего традиционный узор с
многословным названием. "Поднимаясь все выше в горы, мы наконец взираем на
высокие, одетые льдом вершины". Я опустил взгляд.
- Подними голову, - сказала старуха.
- Я хочу посмотреть в твои глаза.
Я встретил ее взгляд. Она внимательно уставилась на меня.
- Бело-зеленые. Необычно, но красиво, точно ветки в снегу. Ты из-за
них влюбился в него, Гварха? Из-за глаз?
- Это, - сдержанно сказал генерал, - моя бабушка. По-моему, вы еще не
встречались.
Зато я много о ней слышал. Она была даже круче своих дочерей. Именно
при ней Эттин приобрел свое нынешнее влияние. В возрасте восьмидесяти лет
она удалилась в дом на крайнем юге, заявив, что сыта Людьми по передние
зубы. Более двадцати лет она придумывала себе всяческие занятия: вела
наблюдения за животными вроде птиц, разводила животных вроде рыб, сочиняла
музыку, писала мемуары. Музыка была неплохой и минорной - вполне на уровне
для устранившегося от дел политика. Мемуары, еще не опубликованные,
внушали опасения многим и многим. Но я понятия не имел, почему она
оказалась тут.
- Сядь, - приказала старая дама. - И держи голову прямо. Я еще не
видела землянина, то есть вживе. Очень интересно.
Я послушался.
Гварха сел в кресло напротив меня и наиболее удаленное.
- Гварха, ты не ответил на мой вопрос.
Он взглянул на нее.
- Мне трудно вспомнить, почему я его полюбил.
Старуха нахмурилась.
- Это тоже не ответ. Что у тебя за манеры!
- Матушка, - сказала Пер довольно робко. - Гварха объяснил, что попал
в сложное положение. Может быть, мы попросим, чтобы он уточнил, в чем
дело?
- Ну, хорошо, - согласилась старуха.
Генерал посмотрел на меня.
- Следи за тем, что я буду говорить. Если я пропущу что-либо важное
или искажу происходившее, прерви меня.
Я кивнул, и он приступил к рассказу. Он великолепно владел собой -
поза непринужденная, но и не расслабленная, голос спокойный и ровный. Как
ни хорошо я его знаю, мне не удавалось уловить хотя бы малейшей эмоции.
Офицер, докладывающий начальству. Иногда он косился на меня, проверяя, не
хочу ли я что-нибудь добавить, но я кивал - продолжай. Кончив, он сказал:
- Ты все время молчал, Ники. У тебя есть какие-нибудь поправки?
- Практически нет. Вы пропустили начало моего разговора с Анной -
вероятно, потому, что компьютер еще не просигнализировал вам, а также то,
что произошло, пока вы были без сознания.
- Что-нибудь важное?
Я пожал плечами.
- Считаю это отрицательным ответом. - Он обвел взглядом своих
родственниц. - У меня есть запись всего этого. Но почти все по-английски.
- Обязательно пришли копию Сей, - сказала Пер.
- Хорошо, - ответил Эттин Гварха.
Зазвонил аппарат внутренней связи. Ответила Апци. Вейхар привел Анну.
Пер посмотрела на меня.
- Выйди туда и попроси ее немного подождать. Сначала мы должны
разобраться с этим. Скажи, что ей нечего опасаться. Ей не причинят вреда.
Я обещаю.
- Обещают женщины Эттина, - сказала Эттин Петали.
Анна была в прихожей. Я все время забываю, что Анна вовсе не
атлетического сложения. Что-то в ней сбивает меня с толку, хотя мне трудно
подыскать этому определение. Увлеченность? Сила характера? Несгибаемость?
В любом случае, Анна обычно выглядит более внушительной, чем положено по
ее телосложению.
Но только не в этот момент. В низком широком хварском кресле она
казалась испуганной и маленькой. Рядом стоял Вейхар.
- Что происходит? - спросил он на языке Эйха и Ахары.
- Тебе попозже объяснит Эттин Гварха, если сочтет нужным.
Он встревожился.
- Что мне надо делать?
- Остаться здесь. Составить компанию Анне и присмотреть, чтобы она не
ушла.
- Она арестована? - спросил он шокированно.
- Нет. Но первозащитник и женщины Эттина не хотят, чтобы она бродила
по станции.
Он, видимо, недоумевал, но промолчал.
Анна подняла голову. У нее был оглушенный вид, словно у зверька,
попавшего в луч яркого света.
- Меня послала Эттин Пер, - сказал я по-английски. - Вам нечего
опасаться. Вам не причинят никакого вреда.
Вейхар вздрогнул при слове "вред". Анна не шевельнулась.
- Она хочет, чтобы вы подождали тут, пока мы не выясним некоторые
другие вопросы. Поверьте, вы можете положиться на ее слово.
Анна снова никак не прореагировала.
- Не помню, упоминал ли я прозвище Гвархи? Их у него несколько, но
это дружеское, его можно употреблять при нем, и при мне - "Человек,
которым командуют его тетки". Он ничего не сделает вопреки женщинам
Эттина.
- Вы успокаиваете меня, словно маленького ребенка.
- Это вышло случайно. Прошу прощения.
- Вы сказали, что мне ничего не угрожает. А вам?
- Не знаю. Мне ничего не обещали. Но это моя проблема, не ваша.
- Ники, - сказал Вейхар, - происходит что-то скверное. Но что?
- У меня нет времени объяснять. Пригляди за Анной. - И я ушел.
Гварха и его родственницы все еще сидели в расставленных кольцом
креслах в комнате без окон и терпеливо ждали. Только бабушка не излучала
спокойствия.
- Все сделано, - сказал я Пер и сел.
- Благодарю тебя. - Она сложила руки и посмотрела на сестер. - У нас
не было возможности обсудить положение, но...
- Начну я, - объявила Эттин Петали громким и решительным голосом. - И
я не стану обсуждать ошибки и недостатки Сандерс Никласа. Предоставляю это
другим. Я начну с моего внука. - Она повернулась в кресле и бросила на
него испепеляющий взгляд. - Ты поместил подслушивающие устройства в
комнатах женщин. Ты сознательно втянул женщину в борьбу мужчин. Это
постыдно, Гварха.
- Она не принадлежит к Людям, - сказал генерал.
- Опасный довод, - заметила Эттин Сей.
Он опустил глаза, потом обратил их на бабушку.
- А что нам делать? Как поступать с людьми, которые не умеют вести
себя? Если они вообще люди.
- Позволено ли мне говорить? - спросил я.
- Да, - сказала Эттин Петали.
Я посмотрел прямо в глаза генералу.
- Вы считаете, что я личность?
- Ты меня предал.
- А чего ты ждал от Ники? - вмешалась Эттин Пер. - Что он предпочтет
тебя женщине и родственнице? Ты ждал, что он будет стоять, опустив руки,
когда женщине Переса будут угрожать? Мне ясно, что ты ей угрожал.
- Угрожал уже после того, когда она получила информацию от Ники,
потому что он снабдил ее этой информацией. Предал он меня не потому, что
ей угрожали.
Бабушка презрительно фыркнула.
- Сейчас время войны. Мужчины предлагали меры, которые угрожают жизни
всех человечьих женщин и детей. И ты ждал, что он ничего не предпримет?
Так кем же ты считаешь своего возлюбленного?
- Сказать тебе, как это выглядит? - спросила Эттин Сей. - Так, словно
ты считаешь, что для Ники не должно существовать ничего кроме тебя.
- Нам не следовало разрешать им жить вместе, - сказала Апци. -
Посмотрите, к чему это привело? Что мешало Гвархе найти приятного юношу из
симпатичного нам рода?
Наступило молчание. Женщины Эттина словно испытывали смущение. Я не
мог решить, личное ли это мнение Апци, или она высказала вслух то, что
думали они все.
Наконец молчание нарушил генерал.
- Ты задала вопрос, бабушка, и я отказался на него отвечать. Но
отвечу сейчас. Ты спросила, полюбил ли я Ники из-за его глаз. Нет. И не
из-за его волос. Когда я увидел его, они были цвета меди и сверкали даже в
свете станционных плафонов. Если бы я увидел их в лучах солнца
какой-нибудь планеты, то, наверное, ослеп бы. И не за его странную голую
кожу, которая всегда вызывает во мне нежность - ту нежность, которую
вызывает беспомощность ребенка. Но все это не играло никакой роли, как и
прочее, что в нем чуждо нам и необычно.
Он сделал стратегическую паузу и продолжал:
- Назвать ли вам пять причин? Ведь в старинных сказаниях все
пятерично. Во всяком случае было.
- Да, - сказала Эттин Петали.
- Он умен, хотя и не всегда так, как умны Люди. Он любознателен -
даже сейчас, когда его должны были бы укротить страх и стыд. Последите,
как он прокручивает все у себя в мозгу и смотрит то на одну из вас, то на
другую. Он никогда не утрачивает любопытство к тому, что происходит
вокруг.
Женщины послушно поглядели на меня, а я поглядел на пол.
- Он никогда не сдается. Думаешь, он отступает, а он просто занимает
новую позицию, чтобы переждать, либо найти новый способ сопротивляться или
атаковать. Я видел его в комнате допросов. Если существует достойная форма
рахаки, то это она. И он не хочет ненавидеть. Ему даже не нравится
сердиться. Когда я пришел навестить его в тюрьме, он охотно разговаривал
со мной, хотя знал, что и я участник того, чему его подвергают.
(Мне не слишком хочется признаваться в этом, но я изнывал от скуки, а
ты был куда интереснее технарей, с которыми я сидел в тюрьме. Но эта речь
мне очень дорога, и я постарался записать ее слово в слово так, как ты
говорил.)
- Это четыре причины, - сказала Эттин Петали.
- У меня была еще одна, но ее больше нет.
Эттин Сей наклонилась вперед.
- Ты хорошо сказал, Гварха, и теперь понятно, почему ты выбрал
Сандерс Никласа вместо кого-нибудь более подходящего. Но это не объясняет,
почему ты считаешь, что быть верным он обязан исключительно тебе. Ни от
одного из мужчин среди Людей ты бы ничего подобного не требовал.
- Ты полагал, что раз ты его любишь, а он чужак, задержанный внутри
наших границ, и совсем один, то у тебя есть право... - Пер замялась.
- Считать его своей собственностью, - докончила бабушка голосом,
исполненным презрения. Это существительное не применялось, когда речь шла
о домах, земле и прочих богатствах, которыми семьи владели совместно, а
только о личном имуществе - одежде, мебели, ручном зверьке.
- У тебя всегда был этот недостаток, - подхватила Пер. - Даже в
раннем детстве. Ты не просто хотел быть первым, что похвально. Ты не
просто хотел заставить других мальчиков отступить назад. Ты хотел ухватить
и сохранить только для себя. Жадность и несговорчивость всегда были твоими
пороками.
Бывали минуты, когда я недоумевал, что сделало генерала таким, каков
он есть. Вот они. Эти устрашающие женщины. Он сидел, сгорбив плечи, и
терпел.
- Можно мне сказать еще? - спросил я.
- Да, - ответила Эттин Петали.
- Перес Анна все еще ждет, а когда я ушел от нее, она была
по-прежнему испугана и очень сердита. Не стоило бы заставлять ее ждать
слишком долго.
Старая дама уставилась на меня.
- Ты прав. Нам не следует тратить столько времени на недостатки Эттин
Гвархи. Остается еще вопрос о твоем поведении и о том, что жалкий дурень
Лугала Цу сумеет извлечь из этой ситуации.
- Ты понимаешь, что натворил, Ники? - спросила Эттин Сей.
- Я сообщил секретные сведения врагу во время войны. Земляне оценили
бы мой поступок примерно так же, как вы.
- Ты предложил ему прибегнуть к выбору, Гварха? - спросила Эттин
Петали.
- Нет, - сказал генерал. - И не стану.
- Но почему? - спросила Апци жалобным голосом.
- Он рахака. Он не прибегнет, а я много лет назад обещал себе, что
больше никогда не буду участвовать ни в чем, что может причинить ему вред.
Правда?
- Жаль, - обронила бабушка.
- Почему ты обратился к Перес Анне? - спросила Пер.
Я уставился на голый блестящий пол, подыскивая доводы, которые
женщины Эттина могли бы счесть вескими. Наконец я поднял глаза на Пер.
- Я увидел, что сын Лугалы старается сорвать переговоры. Я слышал,
как начальник штаба Гвархи доказывал, что люди, к которым я принадлежу, не
люди, и понимал, что делегаты земляне не знают и не могут знать, насколько
серьезно положение. И я подумал: неведение никогда ничему не помогало.
- Я же объяснил тебе, что сумею сладить с Лугала Цу, - сказал
генерал. - И с Шеном Валхой.
- Ну, а земляне, первозащитник? С ними вы сладите? Вы способны
предвидеть, как они поступят? Это ведь не обычная борьба между мужчинами
Людей