дборках.  Если  бы  меня
прельщали разговоры вроде этого, я бы  остался  в  Канзасе  и  поступил  в
сельскохозяйственный колледж.
     Я ушел, оставив их взвешивать и прикидывать. Мне хотелось узнать  про
вид из окон, но случая спросить не представилось.
     {Запись сделана в доме  на  восточном  побережье  большого  северного
континента. Мои тетки гостят там, когда заседает  Сплетение.  Как  сказано
поэтом: "есть горы, и еще есть океан".}
     Позже вечером я спросил  у  него,  бывают  ли  эти  разговоры  ему  в
тягость. Он раскладывал доску, готовясь сыграть еще одну партию  в  эху  с
давно умершим мастером.
     - Не понял, - сказал он.
     - Тебе не в тягость, что другие решают все, что касается твоих  детей
- и даже, иметь ли тебе их?
     Он кончил раскладывать камешки и посмотрел на меня.
     - У меня есть право голоса. Я сказал теткам, что мужчины  Цей  Амы  и
Ама Цей ничем не выделяются. Если договариваться о ребенке,  то  только  о
девочке. Мужчины, которых  производят  эти  два  рода,  не  поднимут  нашу
репутацию, и ленивые сыновья мне не нужны.
     Ну, конечно, нет, радость моя. Тебе нужны  умные  закаленные  молодые
люди  с  безупречными  манерами,   стремящиеся   к   власти   с   пугающей
настойчивостью. Через двадцать лет, если я  еще  буду  тут,  то,  глядишь,
повстречаюсь с ними на периметре.
     {И повстречаешься.}
     - Не понимаю, что ты предлагаешь? Чтобы я учил  моих  теток,  как  им
выполнять свои обязанности? Мне бы не понравилось,  если  бы  они  взялись
учить меня, как быть головным.
     Ну, как объяснить? Меня уязвляло, что он благодушно слушает, как  его
тетушки  взвешивают  наиболее  выгодную  возможность   распорядиться   его
потомством, точно он племенной бык. Меня уязвляло, что нечто принадлежащее
ему - его связь с будущим. Богини ради! - превращается в фишку, в карту  в
игре женщин Эттина.
     Он слушал, не шевелясь, очень серьезно. А когда я  наконец  замолчал,
поднял на меня глаза. В тусклом свете его зрачки расширились, и я их видел
ясно - широкие черные полоски поперек радужек.
     - Ты  словно  бы  считаешь,  что  у  меня  есть  право  на  все,  что
вырабатывает мое тело. От такого права я отказываюсь с радостью.  Никакого
желания держать при себе мое дерьмо у меня нет. Мне все равно, что  с  ним
произойдет, лишь бы произошло это заведенным порядком.
     Он помолчал.
     - И в каком смысле мой генетический материал принадлежит мне? Я  ведь
не сотворяю его из ничего. Он восходит к женщине Эттина и мужчине  Гва,  а
они получили его от своих родителей, и так от  поколения  к  поколению  до
времен, когда ни единого рода еще не было. По-моему, с тем же правом я мог
бы утверждать, что мне принадлежат холмы Эттина, или реки,  текущие  между
ними, или небо вверху, или дом, где я родился.

                                         Из журнала Сандерс Никласа и т.д.



                                    21

     В следующие дни ничего примечательного не происходило. Она  наблюдала
переговоры, которые приняли плохой оборот. Лугала Цу больше не ерзал и  не
гримасничал, а сидел в своем кресле, откинувшись на  спинку  неподвижно  и
угрюмо. Все остальные - и земляне, и хвархаты - выглядели  встревоженно  -
кроме генерала, сохранявшего невозмутимое спокойствие.
     Как-то утром ее разбудил аппарат внутренней связи - словно  зазвенели
под легким ветерком храмовые колокольцы.
     Ама Цей Индил предупредила ее, что назначена еще встреча с  хварскими
женщинами. Никлас присутствовать не будет. Так потребовала Лугала Минти.
     - Заметано, - сказала Анна.
     - Что-что? - спросила Индил.
     - Я не возражаю.
     - Возражать, Перес Анна, вам было бы трудно. Лугала Минти принадлежит
к старшим членам очень влиятельного рода. У вас  же,  насколько  мы  можем
судить, нет даже настоящей семьи.
     - Э-эй! - воскликнула Анна, -  я  женщина  Чикаго  и  Иллинойса.  Это
чего-нибудь да стоит! - И она отключила аппарат прежде, чем  Индил  успела
спросить, как котируется род Чикаго, и пошла одеваться. Что касается  Ника
- очень жаль. Ей нравилось, чтобы завтрак ее уже ждал, а к тому же  варить
кофе она никогда толком не умела.
     Так  что  она  съела  бутерброд  с  арахисовым  маслом   и   напилась
инопланетной водой из-под крана. Вторично обработанной, отфильтрованной  и
кристально-чистой.
     А потом пошла в комнату встреч.
     Женщины  -  в  полном  составе  -  уже  ждали  ее.   Три   сестры   в
малиново-золотых платьях, Цей Ама Ул - в  серебряном,  Лугала  Минти  -  в
черном, а Ама Цей Индил - в бледно-сером.
     Они снова заговорили о положении женщин на Земле. На этот раз  беседа
текла медленнее - просто  Ама  Цей  Индил  справлялась  с  переводом  хуже
Никласа.
     У  Анны  возникло  то  же  чувство,  какое  она  часто  испытывала  в
разговорах с Вейхаром. Хотя они говорили на одном языке (во всяком случае,
она и Ама Цей Индил) и даже обычно как будто одинаково воспринимали  смысл
слов, которыми  пользовались,  общение  оставалось  обрывочным,  и  у  нее
возникало ощущение, что самые важные вопросы обходятся стороной. Хвархатки
как будто описывали круги, не  приближаясь  к  по-настоящему  существенной
теме.  Но,  может  быть,  это  лишь  ее  воображение,  подстегнутое  идеей
обращения вокруг единственного светила,  высказанной  Чарли?  Наконец  она
попросила:
     - Я в меру моих способностей рассказала вам о  Земле,  а  теперь  мне
хотелось бы узнать побольше про вашу родную планету.
     Ответила Лугала Минти:
     - Наше общество организовано надлежащим образом согласно с правилами,
которые дала Людям Богиня.
     Видимо, это был исчерпывающий ответ  во  всем,  что  касалось  женщин
Лугалы, и Лугала Минти откинулась на спинку кресла, сложив руки на животе.
Свет ложился на ее одежду под выгодным углом, и Анна различила черный узор
на черном фоне  -  слагающийся  из  множества  веток,  которые  по-всякому
перекрещивались друг с другом. В точках пересечения развертывали  лепестки
изящные цветы, а в остальном ветки были голыми, если  не  считать  длинных
острых шипов.
     Эттин Пер нахмурилась и сказала что-то рокочущим голосом, и  Ама  Цей
Индил перевела:
     - Женщина Эттина напомнила  нам,  что  пути  Богини  не  просты.  Нам
известно, что одной теорией невозможно объяснить ее вселенную. Быть может,
и правота обретается не одним способом.
     Лугала Минти, видимо, рассердилась.
     Цей Ама Ул наклонилась вперед и заговорила.
     - Женщина Цей Амы указывает, что многого касаться нельзя.  Помни,  мы
враги, по крайней мере  пока,  а  какая  информация  имеет  стратегическое
значение, определяют мужчины. Она, женщина Цей Амы, говорит, что расскажет
легенду о  сотворении  мира.  Против  этого  даже  у  мужчин  не  отыщется
возражения. Все согласны, что ее  нельзя  понимать  буквально,  это  очень
древнее сказание и,  значит,  ничего  вам  не  откроет  о  нашей  нынешней
ситуации. Но о нашем мире вы из него можете  кое-что  почерпнуть.  Вначале
существовали только Богиня и чудовище. Едва они увидели  друг  друга,  как
стали врагами и сражались, пока Богиня не  убила  чудовище.  А  тогда  она
вырезала его яичники и своим семенем оплодотворила яйца в них.
     Как же так?
     - Потом она взяла тело чудовища и  сотворила  мир.  Горы  -  то,  что
осталось от чешуйчатого зубчатого гребня на его спине.  Равнины  и  долины
созданы из его широкого морщинистого брюха. Зубы чудовища стали  звездами,
из глаз возникли четыре главные планеты. А солнце - это его  мозг,  полный
необузданных пылающих мыслей.
     - Когда Богиня кончила творить мир, она взяла яйца чудовища и создала
из них живые существа. Яйца правого яичника стали животными,  а  левого  -
предками Людей. В то  время  эти  предки  не  обладали  ни  рассудком,  ни
способностью  проводить  различия.  Они  были   просто   немного   другими
животными, только слабее и несчастнее многих других. Но Богиня знала,  чем
им суждено стать, и поместила их в мир с нежной осторожностью. Они тут  же
начали ползать и ходить по огромному телу чудовища, а Богиня  смотрела  на
них с любовью.
     Наступило молчание. Женщины слегка изменили позы, расправляя  платья,
разглаживая складки.
     - Как же так? - спросила Анна. - Вы сказали, что Богиня оплодотворила
яйца. Я представляла ее себе женщиной.
     Цей Ама Ул ответила. Ама Цей Индил перевела:
     - Как указала женщина Эттина, Богиня не проста для постижения. У  нее
есть много форм  и  обличий.  И  обычно,  сражаясь,  она  принимает  облик
мужчины.
     Что она почерпнула о Людях из этого мифа? Мир  возник  из  насилия  и
смерти. Богиня двусмысленна. Солнце - светоч  мира  -  это  огненный  мозг
чудовища.
     Не слишком-то милая раса.
     Беседа закончилась. Анна  отправилась  к  себе,  приложила  ладонь  к
панели и в открывшуюся дверь увидела, что на диване сидит Ник.
     - Ну, как? - спросил он.
     - Одну минуту! - Она пошла на кухню и налила в два бокала вино  -  на
этот раз красное - бургундское L-5, букет которого ей нравился.
     Она  вручила  один  бокал  Нику,  села  напротив,  отпила,  а   потом
рассказала ему про беседу. Она устала от осторожности и недоверия. К  тому
же он почти наверное узнает  обо  всем  от  генерала,  которому  расскажут
тетки.
     - У меня ощущение, что меня ограбили и одурачили, - пожаловалась она.
- Я им нарассказала о Земле очень много. И что получила  взамен?  Паршивый
миф.
     - Интересный миф, которого, кстати, я не знал. Впрочем,  Цей  Ама  Ул
просто кладезь всякой информации. - Он уставился на противоположную стену.
- Насилие и зачатие. Интересно, кому она это адресовала?  Женщинам  Эттина
или вам? Легенда кое-что сообщает вам о Людях.  И,  возможно,  не  так  уж
мало.
     - Неужели?
     Он кивнул.
     - Хотя не знаю, сумею ли я объяснить. Очень сложная история, и многое
в ней прямо противоположно тому, чем ему следовало быть.
     - Злобное чудовище не должно было бы стать матерью Людей.  Богиня  не
должна воплощать мужское начало - во всяком случае, в  мифе  о  сотворении
мира. - Он помолчал.  -  Люди  очень  склонны  верить  в  разум  и  умение
различать, однако они верят и в то, что есть вещи,  постигнуть  которые  с
помощью анализа невозможно. А потому мне не  стоит  анализировать  миф.  И
вообще, мне пора. - Он встал.
     - Вы заглянули узнать, как прошла встреча?
     - Естественно. Я же  говорил  вам,  что  не  умею  вмешиваться.  И  я
по-настоящему зол на Лугал. И не  позволю  им  оттолкнуть  меня  вбок  или
назад.
     Анна допила вино. Его бокал так и стоял на столике, полный до  краев.
Она взяла его, отнесла на кухню и перелила вино назад в бутылку.



                                    22

     Генерала в кабинете не было,  и  я  сел  ждать,  разглядывая  лиловые
джунгли, которые завершали одну сторону  комнаты.  Между  тенями  мелькали
летающие  твари.  Животные,  напоминающие  больших  клопов,  всползали  по
древесным стволам. Это место я знал: адская дыра,  которую  Люди  в  конце
концов покинули, хотя им было невыносимо, абсолютно  невыносимо,  признать
поражение. Эттин Гварха отправился туда договариваться об эвакуации - не с
туземцами, с которыми Людям так и не удалось установить  хотя  бы  подобие
контакта, - но с офицерами высокого ранга, которые  от  бессильной  горечи
буквально набрасывались друг на друга.
     Как-то во время переговоров я заскучал,  пошел  прогуляться  по  краю
нашего лагеря и познакомился с поистине потрясающим биологическим оружием,
которое создали туземцы - а, может, они сами им и  были.  Эта  дрянь  чуть
меня не прикончила.
     Почему генерал созерцал место, где его раса потерпела  самую  крупную
свою неудачу? Впрочем, сам он там преуспел: склонил ссорящихся офицеров  к
сотрудничеству, и эвакуация осуществилась в идеальном порядке. Он  получил
повышение, а я  получил  урок  не  забывать  об  осторожности,  когда  мне
захочется потрогать что-нибудь неизвестное.
     Его дверь открылась. Я взглянул на него и снова на джунгли.
     - Они почти наверняка не были разумными, - сказал он.
     - Какие виды?
     - Да все. То, что нам показалось сотрудничеством, было симбиозом.
     Он  обернулся  к  лиловым  джунглям.  По  земле  там  ползло   что-то
многоногое и длинное - метра в два длиной, насколько я мог судить.
     - Мне вот что  пришло  в  голову,  -  продолжал  он.  -  Может  быть,
сражаться с существами других биологических видов вообще нельзя,  а  уж  с
такими, как на этой планете, и  подавно.  Их  можно  только  убивать,  как
животных. Но к чему лишние хлопоты? На этой планете не было ничего, в  чем
мы нуждались бы, кроме врагов, а они не понимали правил войны.
     Он сел за свой стол, махнув на другое  кресло,  единственное  в  этой
комнате кроме его собственного. Я сел и рассказал  ему  о  беседе  Анны  с
женщинами.
     - Этого мифа я не знал, - сказал он, когда я кончил. -  Вероятно,  он
принадлежит одной из культур, которые она изучала. Насколько мне известно,
мои тетки не говорили с Цей Ама Ул. А следовало бы. Она думает о продлении
рода, а значит, о союзах. Интересная  легенда  и  раскрывается  во  многих
разных формах. - Он поглядел мимо меня на джунгли, и глаза у  него  широко
раскрылись. Я обернулся.
     На  поляне  появилось  нечто  новое  -  шарообразное  тело  на  шести
ногах-ходулях. Оно встало над многоножкой, которая замерла. Шар  развернул
еще две конечности и принялся поглаживать многоножку сначала по голове,  а
потом по жутковатым челюстям.
     - Добывает пищу. Помнится,  в  одном  из  докладов  указывалось,  что
многие существа экскретируют вещество, сходное с медом. - Он  взглянул  на
меня,  проверяя,  правильный  ли  термин  употребил.  -   Если   на   него
воздействовать надлежащим образом, оно  срыгивает  это  вещество.  А  наше
положение все усложняется. Лугала Цу не такая уж проблема. Быть головным -
значит, уметь вести дело с другими головными. Но женщины! Ха!
     Он умолк, видимо, дав волю мрачным  мыслям,  но  остерегаясь  сказать
что-нибудь вслух. Есть хвархаты,  имеющие  привычку  жаловаться  на  своих
родственниц, причем вслух и подолгу. Генерал  считает  это  верхом  дурных
манер, а также доказательством слабости, немужественности характера.
     - Мне кажется, - сказал он наконец, тщательно взвешивая слова, -  они
могли бы усмирять Лугала Минти и вести переговоры с Цей Ама  Ул  дома,  не
отправляясь в такую даль.
     - Ты не можешь предписывать Сплетению, что делать и чего не делать.
     - Знаю, Ники. Можешь идти. Я хочу смотреть на мои джунгли и думать.
     У двери я оглянулся. Длинноногий прекратил свои маневры, сложил  руки
и изящно удалился. Многоножка продолжала  лежать  неподвижно.  У  нее  был
ошеломленный вид.
     - Иди же! - сказал Эттин Гварха.



                                    23

     Вечером  он  устроил  попойку.  Я  оставался  у  себя  в  кабинете  и
прослушивал записи частных  разговоров  землян  в  комнатах,  которые  они
считали безопасными. Не видео, только аудио - их голоса, обсуждающие все и
вся. Большая часть никакого стратегического значения  не  имела.  Хварская
служба безопасности уже их прослушала. Я просто перепроверял.
     Хотя мне сдается, что люди разговаривают по той же причине, по  какой
обезьяны приводят в порядок шерсть друг друга. Это  не  обмен  мыслями,  а
просто контакт. "Я здесь. Я друг. Ты не один".
     Возможно, поэтому Люди менее склонны к  болтовне,  чем  земляне.  Они
тоже могут приводить в порядок  свою  шерсть.  Им  не  нужно  толковать  о
погоде, об успехах местной спортивной команды или - как в данном случае  -
чего им особенно не хватает тут: крикета, сада в Швеции, индийской  кухни,
нью-йоркских театров.
     Пожалуй, я готов терпеть ностальгию, но это ближе к сожалениям.
     Наконец я выключил аппаратуру, вернулся к себе, принял душ,  соорудил
бутерброд и расположился почитать.
     В конце восьмого икуна позвонил Эттин Гварха.
     - Ники, иди сюда.
     Приказным голосом. Я оделся и пошел.
     Едва я открыл дверь, в нос мне  ударил  смрад:  горько-сладкий  запах
халина в смеси с кислым запахом хварских тел, избавляющихся  от  токсинов.
Видимо, еще недавно там было много людей. Столики были заставлены чашами и
кувшинами.
     Но задержались только трое. Хей Атала Вейхар посмотрел на меня трезво
и с тревогой. Шен Валха  сидел  с  ним  в  кресле  напротив  генерала.  Он
горбился, опустив голову над чашей с халином.
     - Ники, сюда! - Гварха похлопал по дивану рядом с собой.
     Я сел, покосившись на него, и встретил  его  взгляд.  Зрачки  у  него
сузились, но были еще различимы.
     - Мы разговаривали о человечестве. - Гварха говорил  со  старательной
отчетливостью. - Я подумал, что тебе может быть интересно. Ватка...
     Шеи Валха поднял голову. Его желтые глаза смотрели слепо. Беззрачково
пьян. Я уставился в пол.
     - Первозащитник поставил  вопрос.  -  Он  натоксичился  куда  сильнее
Гвархи, но говорил прекрасно. - Как нам сражаться  с  людьми,  которые  не
понимают правил войны? Как мы можем заключить мир, если не можем  получать
детей друг от друга? Я  сказал  -  никак.  Я  сказал,  мы  должны  убивать
человеков, как убиваем животных.
     - А я позвал тебя, -  сказал  Гварха.  Его  низкий  голос  был  очень
мягким.
     - Возможно, это не разговор под конец веселого вечера, - сказал я.
     Ватка одним глотком допил свою чащу и поставил на столик перед собой.
Потом наклонился вперед, упершись локтями в широкие мохнатые бедра.
     - Ты прав, Ники. Но трезвым я не скажу то, что думаю, а если не скажу
этого, то нарушу свой долг перед первозащитником  и  Людьми.  Я  обращаюсь
прямо к Эттин Гвархе и к тебе. Человеки - не настоящие  люди,  а  если  мы
будем считать их такими, то обманем себя и попадем в опасную ловушку.
     - Но кто такой Ники, если не личность? - спросил Гварха.
     Я взглянул на Вейхара. Он сидел,  выпрямившись,  неподвижно,  опустив
глаза - классическая поза младшего  офицера,  присутствующего  при  стычке
старших чином. Старайся ничем не привлечь  к  себе  внимания  и  не  делай
ничего, что могло бы навлечь на тебя выговор.
     - Ты  знаешь  ответ,  первозащитник.  Он  -  животное,  очень  умное,
способное подражать поведению личности. Знай я только его,  то  решил  бы,
что он - личность. Но подумай о прочих одного с ним вида!  -  Он  наполнил
свою чашу из кубического черного кувшина, великолепного изделия  гончарной
станции Азут. Какого черта Гварха поставил его на милость пьяниц?
     - Они все смешивают вместе. В этом мы согласны. И согласны в том, что
делает нас людьми. Разум и способность проводить...  -  В  первый  раз  он
запнулся, словно не находя слова. -  Различия.  Вот  что  выделяет  нас  в
сравнении с животными и красным  народцем.  А  эти  существа  не  отличают
мужчин от женщин, детей от взрослых. Разве мужчина  может  убить  женщину?
Или заниматься сексом с женщиной?
     - Мужчины проделывали и то, и другое, - заметил Гварха.
     - Для продления рода! А человеки и в этом  путаются.  Они  словно  не
различают секс и зачатие детей. Девять миллиардов их! Это ли не безумие?!
     Он замолчал, выпил и поставил чашу на столик твердой рукой.
     - Они словно бы даже не понимают разницы между  подлинными  людьми  и
людьми только по внешности. Я читал  доклады.  Они  тратят  много  усилий,
чтобы  поддержать  жизнь  тех,  кто  не  является  личностью  -   ребенка,
родившегося уродом, неизлечимой жертвы болезни или увечья.  Они  объясняют
это тем, что жизни человеков священны. Ха! Но позволяют  другим  человекам
умирать от голода и болезней, поддающихся излечению  -  причем  не  только
мужчинам, что, конечно, достаточно скверно. Но позволить здоровой  женщине
умереть от голода или ребенку от обычной болезни...  -  Он  умолк,  словно
оцепенев от ужаса, и, по-моему, он  действительно  испытывал  ужас.  Ватка
большой почитатель традици