азное время провел господин Ли Ван Вэй. Китайский  купеческий  караван,
куда Мастер устроил своего ученика Чена начальником охраны,  только  что
перевалил Саяны. Монгольская стража  Алтын-ханов,  которым  принадлежали
Саянские хребты, беспрепятственно пропустила  мирных  китайцев,  везущих
плотно упакованные ящики с чаем. После короткого осмотра караван  прошел
и кыргызский пограничный караул и начал спускаться к Енисею, где его уже
ожидало грузовое судно - вместительный дощаник русской постройки.
   В условленное время в пограничном китайском городе у Чена  состоялась
встреча с двумя джунгарами, отделившимися  от  своего  отряда.  На  этой
встрече было определено место на берегу Енисея, на  котором  Чен  должен
был встретить воинов-джунгар, отряд которых провожал в  Турфане  молодой
калмыцкий  воин  Цэван.  Этот   отряд,   обойдя   монгольские   караулы,
остановился высоко в Саянах. К Енисею, на встречу с  Ченом,  отправились
несколько воинов, которые выросли на Тянь-Шане и могли ходить  по  горам
без троп. Конечно, тайные тропы в Саянах были  -  там,  где  поднимается
величественная пятиглавая вершина Боруса, но джунгары их пока не знали.
   Недалеко от этих мест ранее  прошел  другой,  посольский  караван,  с
которым в кыргызские степи выехал господин Ли Ван Вэй. Как следствие его
тайной встречи с монгольским нойоном - наместником Урян-хая - по  тайным
саянским тропам отправился в  путь  большой  военный  отряд  монголов  и
урянхов-тувинцев.  Отряд  собирался  выйти  в  степь  и  тайно,  ночными
переходами, идти к большому  соленому  озеру,  у  которого  и  поселился
господин Ли Ван Вэй вместе с новокупленным рабом-урусом. Помимо  приказа
нойона-наместника, отрабатывавшего  китайское  золото,  у  предводителей
отряда был и  свой  интерес  -  породистый  кыргызский  табун,  а  также
малолетний наследник рода, за которого можно было  потребовать  солидный
выкуп.

***

   Степь накрыла древняя ночь - глухая, косматая,  дикая.  Резкий  ветер
бил в юрту, дергал веревки,  мелкий  сухой  снег  шуршал  по  войлочному
пологу. Внутри юрты  было  тепло  и  сухо,  и  там,  в  уютной  темноте,
озаренной красноватыми отблесками очага, беседовали двое мужчин.
   - Как ты себя чувствуешь? - спросил Мастер.
   - Как зверь. Ни кашля, ни слабости, - ответил Андрей.
   - Еще накашляешься. Сила Четырех стихий приходит через слабость.
   - Вы хотели сказать - Пяти стихий?
   Андрей имел в виду учение "У-Син",  или  пяти  первоэлементов:  Огня,
Воды, Земли, Дерева, Металла. Именно на этом  учении  основан  китайский
точечный массаж - воздействие пальцами на  энергетические  меридианы,  -
которому Андрей обучался у Мастера и знание которого,  возможно,  спасло
ему жизнь в селенье качинцев.
   Мастер помолчал,  помешивая  угли,  по  которым  пробегали  синеватые
язычки  пламени.  Потом  обернулся  к   столику,   на   котором   стояли
принадлежности для письма, - до разговора Мастер делал какие-то записи в
шелковом свитке. Сейчас он взял лист китайской бумаги, обмакнул  в  тушь
узкую беличью  кисть  и  сделал  быстрый  уверенный  рисунок  -  круг  с
квадратом внутри.
   - Как ты думаешь, что это? - спросил он Андрея.
   - Похоже на старую китайскую монету.
   - Верно. Форма  китайской  монеты  отражает  классическое  изречение:
"Небо круглое, земля квадратная". В этом уравновешивается Инь и Ян. Пять
первоэлементов  -  Небесный  путь,  Путь   круга.   Его   и   обозначают
пятиконечной звездой, вписанной в круг. Но если есть Путь круга, значит,
должен быть и другой путь.
   -  Земной  путь?  Путь  квадрата?   -   спросил   Андрей,   несколько
поколебавшись. Такое название, тем более произнесенное на русском языке,
показалось ему несколько неуклюжим.
   - Точнее, Квадратный путь, или путь Божественной четверицы, -  кивнул
Мастер. - Именно так назвал его Мэн Цзы. "Большой мастер поучает  людей,
имея циркуль и имея угольник" - вот как еще он говорил.
   - Что такое Квадратный путь?
   - Земной путь, проходящий по четырем  сторонам  света,  через  четыре
времени года. Квадратный путь - это учение нашей  школы.  Можно  считать
его учением о  первоэлементах,  несколько  преобразованным  для  боевого
искусства . Должен сказать, последователи Пяти стихий относятся подозрительно
к нашему учению. "Панмэнь цзо дао", "боковой вход, тупоумный путь" - вот
какие слова я слышал в свой адрес. Что поделаешь, всем не  угодить...  -
Мастер слегка покачал головой, глядя на огонь. - Ладно, ближе к делу.  В
отличие от "У-Син" - а может быть, в дополнение к нему,  -  наше  учение
выделяет не пять, а лишь четыре первостихии: "Землю", "Ветер", "Воду"  и
"Огонь".
   Мастер вновь обмакнул кисточку в тушь.
   - Тоже четверица. - Легким кивком  головы  он  указал  на  столик.  -
Четыре драгоценности ученого:  тушь,  тушечница,  кисть  и  бумага.  Вот
смотри. - Он провел на бумаге две разорванные черты.
   - Это Вода,  великая  Инь,  по-китайски  Тай-Инь.  Затем  провел  две
сплошные черты:
   - Это Огонь, великий Ян, или Тай-Ян. Как писал даосский  святой  Зань
Сань  Фэн,   основатель   искусства   тайцзи-цюань:   "Огонь   и   Вода,
соединившись, образуют живую ртуть".
   - Ртуть?
   - Даосский эликсир бессмертия.
   Снова обмакнув кисточку, Мастер  нарисовал  две  комбинации  целой  и
разорванной линий:
   - Это Земля и Ветер. В них средние Инь и Ян - по-китайски Цзюе-Инь  и
Цзюе-Ян - играют друг с  другом.  Об  этом  тоже  писал  Мэн  Цзы:  "Мир
наполнен  небесной  музыкой:  ветер  мира,  наполняя  отверстия   земли,
извлекает из каждого неповторимое звучание".
   - Простите, Ши-фу, - перебил  его  Андрей,  -  то  же  самое  есть  в
европейской астрологии: знаки "Огня", "Воды", "Земли", "Воздуха". Я  еще
удивлялся, почему Водолей - это знак "Воздуха"...
   - Лучше бы ты оставил в покое европейские учения, - с неудовольствием
заметил Мастер, - да и меня не перебивал.  Определенное  сходство  есть,
конечно. Прежде всего, в психологии. Знаки европейской астрологии - это,
в сущности, определенные типы человеческой психики. Наши стихии - помимо
прочего, ибо значений множество, - представляют собой определенные  типы
боя, а значит, и душевные состояния бойца.

   - Что это значит?
   Ничего не ответив,  Мастер  прополоскал  кисточку,  свернул  шелковый
свиток, убрал все это в небольшую кожаную сумку,  которую  он  возил  за
седлом. Откинув полог юрты, выплеснул воду и тушь, потом пошевелил почти
затухший очаг.
   - Скоро все узнаешь - наконец ответил он.
   - И я буду учиться Квадратному пути? Здесь, в этом времени? - спросил
Андрей, все еще не привыкший к такому названию.
   - Этому  учиться  -  всей  жизни  не  хватит,  -  усмехнулся  Мастер,
укладываясь у очага. - Так,  кое  в  чем  проверишь  себя.  А  вот  если
выживешь... тогда и посмотрим.
   Андрей лег перед входом, положив  рядом  большой  топор  -  настоящим
оружием он еще не обзавелся.

Глава двенадцатая

   Весна в степи  приходит  быстро.  Коротко  и  резко  пересвистываясь,
рыжими столбиками встали суслики, почти невидимые на  фоне  прошлогодней
сухой травы; высматривая их, ходил кругами ястреб, еще  один  уселся  на
каменной плите, косо торчавшей на старом кургане.
   Вытерев пот с загорелого лба, Андрей из-под руки оглядел степь, потом
снова поднял "абыл" - массивную железную тяпку,  насаженную  на  длинный
черенок. Его дневным уроком был один "загон", двести квадратных сажен  -
этого хватало для засева одного пуда ячменя.
   По длинному ровному склону, не торопясь, поднимался всадник на  белом
коне.
   - Как работается? - спросил Мастер, спешившись.
   - Как китайскому диссиденту в трудовой коммуне.
   - Вот как? А  что  ты  думаешь  -  так  мы  и  трудились  во  времена
председателя Мао. Это вы, молодые, на земле работать разучились.
   Господин Ли Ван Вэй взял щепоть земли, размял ее, понюхал.
   - Все от земли, все...
   - У крестьянина?
   - У воина тоже.
   - Простите, Ши-фу, мы уже начали учение?
   - Да. Слушай внимательно. "Земля" - первое состояние воина.
   Андрей сошел с поля, обстукал влажную землю с тяпки и сел  по-турецки
на теплую сухую траву. Китаец посмотрел на него.
   - Э-э-э, нет. Так не пойдет. В "ма-бу"!
   Андрей поднялся с земли и встал в "стойку всадника".  Сначала  стоять
было легко, ноги еще не устали. Главный смысл и кайф этой стойки - вовсе
не   напряг,   не   стиснутые   зубы,   а,    как    говорят    китайцы,
"полулегкость-полутяжесть".  Надо   поймать   первоначальную   легкость,
сохранить, развести по членам.
   - Ниже сидеть! - Голос Мастера ударил, словно хлыстом.
   Преодолевая  подкатывающую  боль,  Андрей  опустился  в  классическую
стойку Шаолиня - спина прямая, "хвост поджат", бедра параллельно  земле.
Потянулись долгие минуты. Ноги крупно задрожали, по спине покатился пот,
в мышцах словно потянулся тягучий  резиновый  ком,  наполняющий  икры  и
бедра густой горячей болью. Мастер меж тем продолжал:
   - Суть "Земли" - глухая, нерассуждающая решимость, стремление  биться
насмерть, не отступать. Можешь спрашивать.
   Что ж, и на том спасибо. Обычно в стойках говорить не разрешалось.
   - Как дерется воин "Земли"? - спросил Шин-карев.
   -  Главное  в  его  действиях  -  автоматизм,  мгновенное  применение
простых, но накрепко заученных приемов.
   Мастер вдруг забыл об Андрее, оглядывая окрестности, особенно степные
дороги, ведущие к  озеру  с  юга.  Глаза  его  сузились,  губы  неслышно
шептали, словно высчитывая что-то.
   - Это хорошо? - спросил Андрей, с некоторым  удивлением  наблюдая  за
китайцем. "Ждет кого-то?"
   - Без такого автоматизма вообще  никуда,  -  ответил  Мастер,  словно
заставив себя вернуться к Андрею, - но иногда воина "Земли" "зажимает" в
ступоре. Приходится силой вырываться из "Земли", ломать ее.
   - Как?
   - Например, резким звуком. Ну-ка, попробуй!
   Андрей  ухмыльнулся  и  вдруг  пронзительно  завизжал.   Белый   конь
шарахнулся в сторону, всхрапнув и недовольно поводя ушами.
   - Поднимайся! - скомандовал господин Ли Ван Вэй. - Устал?
   - Нормально.
   Андрей  медленно  поднялся,  разминая  гудящие  ноги.   Горячий   ком
растворился,  по  телу   покатилась   особая   легкость,   парящая   над
преодоленной болью и судорожным напрягом.
   - Зачем кричишь, слушай? Всю степь распугаешь! - донесся снизу  голос
Кистима.
   Он показался внизу, в  неглубокой  долине,  по  дну  которой  петляла
речушка. Рядом с ним еще был  один  всадник:  руки  вынуты  из  рукавов,
короткая овчинная Шуба спущена и  подпоясана  кушаком  -  смуглые  плечи
блестели на солнце. Шуба была круглогодичной  одеждой  степной  бедноты.
Подъехав, всадники спешились, Кистим переговорил с  китайцем,  время  от
времени указывая на Андрея. Господин  Ли  Ван  Вэй  в  сомнении  опустил
голову, потом кивнул подтверждающе. Тем временем спутник Кистима спустил
штаны и голым задом уселся на  вскопанную  землю.  Посидев  немного,  он
поднялся, отрицательно помотал головой и  трусцой  отбежал  за  бугор  -
очевидно, чтобы штаны два раза не снимать.
   - Рано сеять, холодно, - объяснил Кистим.  -  Поехали  к  озеру.  Там
ждут.
   - Собирайся, ты едешь с нами, - приказал Мастер Андрею.
   - А это? - Андрей указал на некопанный участок.
   - Успеется.
   Андрей сел на Рыжего, и все четверо коней скачками  вымахнули  вверх.
На вершине лежал снег, уходящий  вниз  по  северному  склону,  у  теплых
слоистых  скал  поднимались  белые   ветреницы,   лиловые   колокольчики
сон-травы,  отливающие,  словно  мехом,  серебристой  опушкой.  Впереди,
напоенная  весенней  дымкой,  широко  распахнулась  степная  долина.   В
извилистой балке поднялись к небу дымки селенья,  за  ними,  испещренное
солнечной  рябью,  лежало  ярко-зеленое  озеро,  на  котором   истаивали
последние льдины. Гикнув, Кистим ударил пятками лошадь и  бросился  вниз
по склону. Копыта с хрустом врезались в  жесткий  снег,  потом  часто  и
дробно застучали по сухой земле; развевались гривы,  озеро,  качнувшись,
накренилось за мелькающей землей. В голове Андрея  мелькнули  обрывочные
мысли, но ощущение скорости, простора,  встречного  ветра,  бьющего  под
рубаху, слитности своего тела с ритмичной работой коня целиком заполнило
сознание.
   Промчавшись ровным  пологим  склоном,  всадники  вольной  размашистой
рысью  выкатили  на  хрустящую  береговую  гальку,  которую   облизывали
холодные зеленые вол ночки. Андрей осадил коня,  улыбаясь,  обернулся  к
Мастеру - во время скачки он обошел китайца. На лице Мастера  улыбки  не
было. Андрей оглянулся к Кистиму, успевшему сойти с коня. Тот  тоже  был
серьезен. Серьезность на и так-то бесстрастном азиатском лице  выглядела
почти комично, но не в данном случае. Чувство радости от скачки по степи
мгновенно сменилось острым ощущением опасности. Андрей огляделся.
   Чуть поодаль, у самой воды, стояла группа кыргызских воинов в  полном
вооружении. Рядом с ними был "ясырь" - несколько связанных пленных, судя
по виду - русских. Один из них показался знакомым; приглядевшись, Андрей
узнал рыжего казака, который чуть не убил его в первую ночь пребывания в
этом времени. Лицо казака распухло, один  глаз  заплыл,  из-под  грязной
тряпки  на  кудлатой  рыжей  голове  виднелась  засохшая  кровь.  Первым
заговорил Кистим.
   - Адерей, ты хороший лекарь, - сказал он, помолчал, потом продолжил:
   - Но мы не знаем, кто ты такой. Может, ты такой же, как  эти  русские
собаки. - Он кивнул на связанных и продолжил:
   - Надо знать, что ты не враг.
   - Я не враг.
   - Мало. Нужна шерть, клятва.
   Кистим вынул саблю, двое воинов выволокли вперед одного из  пленников
- того самого казака. Захватив казака за волосы, один из воинов  пригнул
ему голову, открыв грязную, жилистую шею.
   - Руби. - Кистим подал саблю. - Голову руби.
   "Вот оно как..." А ведь он предполагал  что-то  подобное.  И  чувство
измены, выходит, не зря его скребло. Но той зимней  ночью  это  не  было
однозначно. А сейчас будет. "Да ты что? - спросил он себя. - Ведь  этого
казака уж и косточки  сгнили.  Лет  триста  назад".  Но  это  ничего  не
значило. Измена есть измена. И еще одно - он ведь сейчас воин "Земли"! А
что это значит? А то и значит - упрись рогом,  держи  позицию,  ни  шагу
назад. Тем не менее как-то надо было выйти из этой ситуации.
   - Я же лекарь, - дружелюбно сказал Андрей, - мне такого нельзя.
   - Руби! - также дружелюбно улыбнувшись, ответил Кистим. - Будешь  нам
брат!
   Кыргыз, держащий шею казака, чуть ослабил хватку, тот поднял голову.
   - Ну, руби, што  стоишь?!  -  яростно  сверкнув  незаплывшим  глазом,
прорычал тот Андрею. - Руби, с-с-сука, не  то  я  тя...  -  Казак  резко
дернулся, попытавшись вскочить с колен, но тут резко свистнула  плеть  и
он мешком рухнул на землю, ткнувшись лицом в береговой песок. Кыргыз  за
волосы поднял его на колени - лицо казака  было  все  в  песке,  на  шее
вспухал широкий багровый след удара.
   - Ну, давай! - Кистим протянул Андрею саблю, показывая на шею казака.
   А может, это испытание?  Испытание  воина  "Земли"  -  держаться.  Не
отступать? Дело серьезное, но не до смерти же? Дать ему такое  испытание
мог только Мастер, Андрей и обернулся к нему.
   - Ты можешь сделать это, Андрей, -  успокоил  его  китаец.  -  Сейчас
можешь.
   Андрей покачал головой:
   - Мы так не договаривались. Поеду я, Ши-фу. Мне еще огород копать...
   Он повернулся в сторону своего коня.  В  спину  ему  уперлось  острие
копья - точь-в-точь как в  зимнем  лесу.  На  испытание  это  было  мало
похоже.
   Казак продолжал материться - тогда кыргыз пнул его  сапогом  в  лицо.
Слова с разбитых губ слетали глухо.
   - Прими это, как есть, - убеждал Мастер Андрея. - Так надо, поверь.
   - Ну, что? - спросил Кистим.
   - Пошли вы на х...! - Капитан Шинкарев по-русски послал обоих в  одно
место. Его поняли  правильно.  Воины  скрутили  Андрею  руки,  отвели  в
сторону. Мастер подошел к  связанному  казаку,  вынул  из  ножен  кривую
саблю-дао и стремительным, точным ударом снес рыжую голову. Плоскомордые
воины одобрительно защелкали языками - чистый удар. Алая кровь разошлась
бурым пятном в холодной озерной воде. Китаец наклонился к  телу  казака,
поглядел на отрубленную голову, произнес, словно сам себе:
   - "Рыжие демоны"? Этот не похож на демона. Хотя кто знает...
   Мастер, больше не взглянув на  Андрея,  сел  в  седло  и  двинулся  с
берега, ведя Рыжего в поводу. Но Андрей  не  думал  о  нем,  захваченный
ощущением внутренней  победы:  гниловатый  осадок,  появившийся  в  ночь
пленения, растворился без следа. Однако внешние обстоятельства Шинкарева
на победу походили мало.
   Один из воинов, стоящих на берегу, неторопливо сел в  седло,  накинул
аркан на Андрея и столь  же  неторопливо  двинулся  в  сторону  селенья.
Лошадь шла легкой рысцой, переходя на шаг  -  кыргыз  придерживал  коня,
когда Андрей падал, давая возможность тому встать и  снова,  спотыкаясь,
тянуться-бежать  на  аркане.  Всадник  остановился   у   земляной   ямы,
выкопанной примерно в полуверсте от селенья. Судя по всему, убивать  его
пока не собирались - иначе стоило кыргызу пустить коня в галоп, и до ямы
доехал бы кусок мясного фарша. Может, его испытывали?
   Андрею развязали руки, подвели к краю ямы, сбросили вниз. Зацепившись
при падении за кривые холодные стенки,  он  свалился  на  земляное  дно.
Полежал неподвижно, приходя в себя,  потом  поднял  голову,  осмотрелся:
было мокро, холодно, грязно. В одном  углу  валялась  старая  деревянная
миска, обгрызенные кости, пук грязной соломы, в другом обнаружилась куча
засохшего человечьего кала. "С новосельем. А это что такое?" С одной  из
стенок спускался толстый ледяной  нарост,  делающий  яму  в  этом  месте
несколько уже. Если бы не караульщик, можно было бы попытаться выбраться
враспор. Но тот был начеку. Да и вылезет он  из  ямы,  что  толку?  Куда
денется, что будет делать? Мастер-то отстранился от него...
   А может, он сам виноват? Стоило согласиться?  "Не  думай!  Вообще  не
думай!"  Андрей  присел  на  корточки,  подпихнул  под  себя  солому   и
завернулся в вытертую овчинную шубу.  От  темных  земляных  стен  тянуло
могильной стынью, а сверху  косой  щелью  светилось  ясное  предвечернее
небо.

   Волосики побрили и костюмчик унесли,
   Теперь на мне тюремная одежда.
   Кусочек неба синего и звездочка вдали,
   Сияет, точно слабая надежда... -

   Вспомнился подходящий блатной куплетец. "Воин  "Земли",  такую  мать!
Будет тебе земли, досыта..."
   Скорчившись на соломе, сберегая остатки тепла,  Андрей  просидел  без
сна всю холодную ночь. Вспомнив уроки китайца, он положил руки на  живот
и попытался толчками разогнать внутреннюю энергию  по  телу,  разогревая
его. Все же к утру  потяжелело  в  груди,  заскребло  нехорошим  кашлем.
Томительно тянулись часы, солнечный луч медленно переползал по  земляным
стенкам, поблескивая на кристаллах вытаивающего льда. В яму периодически
заглядывал караульный и тут же скрывался. Ни еды, ни воды,  ни  ясности.
Тайно заворочалась надежда, вот сейчас подъедет  Мастер  и  спросит,  не
передумал ли он? Андрей его красиво пошлет, тот извинится и скажет,  что
он выдержал очередное испытание. Но часы тянулись за часами, а  никто  и
не думал  появляться.  Впечатление  было  такое,  что  кыргызы  все-таки
собрались его кончать, и это  обстоятельство  требовало  действий.  Если
Андрей не выберется в эту ночь, сил у него  уже  не  будет.  К  тому  же
ледяной натек растает - он и за сегодняшний день  стал  заметно  меньше.
Ночью надо попробовать выбраться - а там будь что  будет.  Тем  временем
последний луч исчез, в яме снова загустела холодная земляная сырость.

***

   В степи стало темнеть. В дальних сопках, у другого озера, холодного и
пресного, поднялись с тайной дневки тувинцы и монголы. Они  ели  полоски
вяленого мяса, пили холодную, как лед, воду, зачерпывая ее горстями.  На
вершинах окрестных сопок в камнях притаились д