гким,  почти
неуловимым движением смахнул с пояса чей-то кожаный полукруглый кошелек,
украшенный выдавленными полосками.
   Выйдя с торжища, все четверо (девчонка уцепилась за руку  Мастера,  к
которому она  еще  вчера  почувствовала  расположение)  направились  уже
проторенной дорогой - в кабак.

Глава тридцать седьмая

   Русские денежки семнадцатого века - легкие  и  тонкие,  как  овальные
лепесточки, - были высыпаны  на  стойку  и  справедливо  поделены  между
целовальником и компанией.
   - Это называется: "Из ничего сотворить нечто", -  с  довольным  видом
произнес господин Ли Ван Вэй, ссыпая деньги в изящный  кошелек  арабской
работы.
   На стол выставили бутыль и сибирскую снедь - пельмени, мясо  жареное,
рыбу соленую, пироги, шаньги. Все выпивали - вслух за общее  и  молча  -
каждый за свое; после трудного дня ели много и с аппетитом.
   Целовальник  ушел  на  стройку  своего  "анбара".  За  стойку  встала
целовальникова жена - в ярмарочный день в кружале полно народу, торговля
шла бойко. Убрав со стола и получив от хозяйки по кружке чаю,  Мастер  с
Ченом перешли на китайский.
   - Ну, что у тебя? - спросил Мастер.
   - Этот раненый русский вор может продать двадцать  ружей.  Зачем  они
нам?
   - Для кыргызов. Хан просил достать.
   - Понятно. Но за ружья им нужно отдать Андрея. Я согласился, не знаю,
правильно, нет?
   - А без этого нельзя?
   - Нет.
   Мастер замолчал, глядя в мутное оконце.
   - Так что? - переспросил Чен.
   - Отдадим.
   - Он что, нам больше не нужен?
   - Нужен. Ничего, что-нибудь придумаем. Да пищали тут не главное - это
вообще неизвестно, получат ли их кыргызы.
   Чен налил себе еще чаю.
   - Извините, Ши-фу, а  мы  вообще-то  за  кого?  Кому  мы  помогаем  -
русским, кыргызам, джунгарам?
   - Ни тем, ни другим, ни третьим.
   Прищурившись,  Мастер  посмотрел  на  пыльное  окно,  сквозь  которое
пробивается красноватый закатный свет, теряясь в пыльном стекле бутылок,
расставленных за стойкой.
   - Кистима помнишь?
   - Конечно, - ответил Чен.
   - Так вот - я обещал хану вывести казаков под кыргызские сабли.
   - Зачем? Чтобы кыргызы взяли город?
   - Ни в коем случае! Нужно, чтобы  победа  не  досталась  ни  той,  ни
другой стороне. Но свести все к ничейной перестрелке не годится  -  если
кыргызы просто поскачут вокруг острога, а казаки просто постреляют в них
со стен, это ничего не даст. Задача в том, чтобы обе стороны значительно
ослабили друг друга. Значительно! А для этого нужно вывести  казаков  за
стены. А вывести можно, только если напустить их на Кистимовых  родичей,
уходящих или якобы уходящих в степь.
   - Так в чем проблема?
   - Кистим здесь. Хочет говорить с воеводой. С помощью нашего Андрея.
   - О чем они собираются говорить?
   - Кистим будет просить разрешения своему роду перейти на Красный  Яр,
под защиту русских. То  ли  правда  уходить  не  хотят,  то  ли  воеводу
отвлекают, чтобы уйти без шума. Но и то и другое нам не подходит.  Найди
Кистима, говори ему, что хочешь, но он должен уйти из города! А  если  и
род его двинется, совсем хорошо будет. Ты понял?
   - Да, Ши-фу. А если его... - Чен провел рукой по горлу.
   - Не показывай на себе.
   - А все-таки?
   - Не сейчас. И не ты.
   - Ладно, - вздохнул Чен, - подумаем.
   Заскрипела входная дверь, и в кружало сунулся Гришкин дружок, недавно
побывавший в Кистимовом аркане. Оглядев заполненный кабак, он подошел  к
их столу и что-то прошептал Чену на ухо.
   - Договорились. - Чен отсыпал ему горсть серебряных монет. - Задаток.
Остальное против товара.
   - А курвенка тово?
   - Его мы с собой приведем.
   Получив монеты, Гришкин кореш сразу ушел.
   - Договорились? - спросил Мастер.
   - Да, Ши-фу.
   - Тогда идем.
   Они поднялись, вышли из кабака и  разошлись  в  разные  стороны.  Чен
направился на рынок, в конский ряд.

***

   Солнце уже склонилось  к  закату.  Узкая  долбленка,  которой  правил
чернявый парень с перевязанной головой, скользила  по  играющей  бликами
воде. Долбленка ткнулась в берег  рядом  с  покосившейся  баней,  парень
свистнул. Из бани показался мужик  постарше.  Вдвоем  они  выгрузили  из
лодки длинные тяжелые свертки и  занесли  их  внутрь.  Когда  закончили,
чернявый прыгнул в лодку и двинул вниз по течению, а  дружок  его  снова
скрылся в бане.

***

   Торг кончился, рынок опустел. Кистим уж собрался уводить  непроданных
лошадок, когда путь ему неожиданно преградил Чен.
   - Помнишь меня? - спросил китаец.
   - Помню, - бесстрастно ответил Кистим, - много говоришь.
   - Сейчас мало скажу. Мало и быстро.
   - Говори.
   Кистим взял своего коня за повод, кивнул напарнику, чтоб тот  забирал
коней, а сам неторопливо двинулся к выходу из города. Чен - за ним.
   - Я только приехал, - начал Чен, - на лодке плыл, заезжал на  Бирюсу,
к русским, которые по-старому молятся.
   - Знаю таких.
   - А Дмитрия знаешь?
   - Лодки делает? Белый волосом. Знаю.
   - Вот он меня и привез.
   - Зачем Дмитрий на Красный Яр приехал? - без всякого интереса спросил
Кистим.
   - Рыжую девку знаешь, Старостину дочку? С моими  до  Красного  Яра  в
лодке ехала, хотела на ярмарке  погулять.  Одно  место,  видать,  у  нее
чешется. А Дмитрий со мной приехал, попозже. Староста его послал,  девку
забрать.
   - Зачем дочку увозить? - Кистим слегка насторожился.
   - Ты же знаешь людей с Бирюсы, у них кругом  уши.  Так  вот,  Дмитрий
говорит, что красноярский тайша казаков пошлет по Енисею - и к ним, и  к
вам. Узнали, говорит, что  раскольники  лодки  для  кыргы-зов  строят  и
потому надо те лодки сжечь или на Красный Яр приплавить. И про ваш отход
узнали - старый китаец, что в степи с нами был, сегодня к тайше ходил.
   - Я видел!
   - Ну вот. А главное, - Чен склонился  ближе  к  уху  Кистима,  -  они
узнали про Ханаа, жену твою. Сам видишь, в Красноярске баб мало,  их  из
России на лодках привозят. А тут такая "фэй"... э-э-э, коасавица - много
охотников найдется. Да хоть и сам тайша, хоть куда еще мужик.
   - Молчи!!! - яростно оборвал его Кистим.
   - Да мне-то что? Я отсюда уйду скоро, в Китай поеду. -  Чен  помолчал
немного. - А в степи кыргызы войско собирают.
   - Так то на джунгар... - откликнулся Кистим.
   - Это мы с тобой знаем, что  на  джунгар,  -  развел  руками  Чен.  -
Думаешь, русские этому поверят?
   - Но это правда.
   - Ну и что? Все равно красноярский тайша озаботится,  и  уж  на  вас,
бывших кыргызских данников, в первую очередь казаков напустит.  Хотя  бы
просто посмотреть, что у вас там происходит. А доберутся к  вам  казаки,
жену твою быстро используют - не знаешь, что ли, как они  улусным  бабам
подолы задирают?
   Кистим подумал немного и спросил:
   - Зачем ты мне это говоришь?
   - Чудак, я же в Китай степью поеду. Мне там врагов не надо.
   - Каких врагов? Почему?
   - Да родственников жены твоей. Случись что с дочкой, ее родня со всех
спросит, кого рядом видели. Что ж я, кыргызов не знаю?
   Ворота  остались  позади,  впереди  лежал  луг,  освещенный  закатным
солнцем, пересеченный длинными тенями близких сосен.
   - Уходить надо, - подумав, сказал Кистим, -  а  уходить  долго:  cкoт
гнать, припас, вещи везти. Уходить надо!
   - Ну да. Завтра, может, поздно будет. А так,  если  до  Хоорая  и  не
дойдете, кыргызов на пути встретите - так и так казаки вас не  достанут.
Может, успеешь.
   Кистим, не ответив, взлетел в седло, и  вскоре  стук  копыт  стих  за
темным сосновым бором.
   Насвистывая китайскую песенку о глупом  барсуке  и  трех  гималайских
медвежатах, Чен с довольным видом повернул в город.

***

   Узнав еще утром, где живет торговый человек Вы-ропаев,  Андрей  после
обеда заглянул к нему. Дома того не  оказалось,  о  чем  из-за  закрытой
калитки сообщил сварливый бабий голос, добавив, что "к Мишке все хо-дють
и ходють, да все неруси каки-то". Похоже,  поутру  у  Выропаева  побывал
Мастер. Зачем - хотел купить оружие? Для кого - для кыргызов? И если  не
смог купить, что он теперь предпримет?
   Проходя через опустевший, замусоренный рынок, перед  какой-то  наспех
сколоченной сараюшкой Андрей заметил знакомую женскую  фигуру  в  темном
ситцевом сарафане.
   - Глаша! - окликнул Андрей еще издалека.
   - А, женишок, - усмехнулась Рыжая, обернувшись на его голос, -  я  тя
днем искала.
   - На ловца и зверь бежит. А зачем искала?
   Андрей  говорил,  не  торопясь,  стараясь  справиться  с   неожиданно
накатившим волнением. Все так же посмеиваясь,  женщина  молчала,  щелкая
кедровые орешки. Опытным глазом Андрей видел, что  перед  ним  настоящий
мастер -  она  раскалывала  орех  поперек,  чуть  повернув  в  зубах,  -
совершенно сухие  скорлупки  были  разделены  точно,  словно  разрезаны,
открывая аппетитное, маслянисто-желтое ядрышко.
   - Так зачем искала-то? - повторил Андрей вопрос.
   - Да што ж, - стрельнула она  глазками  из-под  платка,  -  Митрей  с
вестью явится, дак куды ему ит-тить? Где искать-то вас будет?
   - Ясно. Пойдем, покажу.
   Они двинулись с рынка в сторону речки Качи, где стояла их избушка.
   - А где ты живешь в Красноярске?  -  спросил  Андрей,  подсознательно
ожидая чего-то типа "Третьего микрорайона" или "улицы Ленина".
   - У тетки Марфы в дому. У ей все нашенские стоят,  ковды  на  Красном
Яру бывают.
   - Есть и другие ваши, кроме тех, что на Бирюсе живут?
   - Все-то те знать надо! Пристал, прям репей!
   И снова щелк да щелк, и только  глазки  мелькали  из-за  платка.  Они
спустились  Качинской  улицей,  ведущей  к  закрытым  сейчас   городским
воротам. Отсюда уже можно было разглядеть их покосившуюся халупу.
   - Вон тот дом, видишь? В нем мы и живем, - указал Андрей.
   - Тоже дом! Курей токо держать али свинью.
   - Что поделаешь. Да и это ненадолго.
   - Вона что... - Веселье в ее голосе вдруг пропало.  -  И  куды  ж  ты
потом?
   "Далеко и надолго", - только и пришло в голову.
   - Далеко, Глаша.
   Они  остановились  в  тени,  падающей  от  высокого  амбара,  которая
протянулась через улицу, залитую  красным  закатным  светом,  прыгая  на
кучах золы и засохших тележных колеях. Глаза глядели в глаза  -  женские
казались огромными, как озера, - мелкие, прозрачные до радужного  дна  и
провально-глубокие в черных кругах зрачков. Андрей поправил рыжую прядь,
выбившуюся из-под темного  платка,  женщина  несмело  приникла  к  нему,
положив руки на плечи.
   - С собой забери, - прошептала она ему, опустив глаза, -  ить  хорошо
было...
   Андрей легонько, чуть касаясь, провел губами по  длинной  белой  шее,
легко обвел ладонью остро-вытянутую, но мягкую грудь, потом худую спину,
крепкие круглые ягодицы. Голова закружилась от отчетливого,  но  чистого
запаха молодой женщины.
   - Давай к нам зайдем, - прошептал он, сдвинув рыжий завиток ей с уха,
- зайдем, как люди ляжем...
   - А вот и не зайду я к  тебе,  женишок!  -  внезапно  расхохотавшись,
отпрянула от него Рыжая.
   - Это почему? - несколько опешив, спросил Андрей.
   - Да ить первый день седни! Вчера б вечор пошла с  тобой,  а  ноне  -
извиняй!
   "Вот, черт, непруха!"
   - А ну тебя! Иди к своей Марфе, раз нельзя.
   - И пойду, дак тя не спрошусь! На-ко вот, пош-шелкай, - высыпала  она
ему оставшиеся орехи.
   - Митрея к вам пошлю! - крикнула Глаша, обернувшись уже  издалека,  и
скрылась за поворотом потемневшей улицы.
   С чувством легкого  разочарования  Андрей  направился  к  избушке,  к
которой с другой стороны, негромко насвистывая, спускался и Чен.

***

   Внутри пахло дымом, у очага сидел  Мастер,  хворостинкой  пошевеливая
угли.
   - А-а, явились! И оба сразу, - поприветствовал он  их,  заглядывая  в
котелок. Все сели по-турецки на пол, разлив чай  по  чашкам  и  разложив
рыбный пирог на чистой тряпице.
   Были ли эти трое настоящей командой? Нет, конечно.  Но  судьба  свела
их, и выжить они могли только вместе.  "Когда  три  человека  живут  под
одной крышей и делят между собой обязанности,  тогда  проявляется  облик
Дао", - писал историк восемнадцатого века Чжан Сюэчен.
   - А мне нравится здешняя еда, - заявил Чен, подцепляя кинжалом  кусок
пирога с рыбой, - и девки местные нравятся. Да вот не добраться до  них,
все-то я в делах, в заботах.
   - Как прошел разговор? - поинтересовался Мастер.
   Чен молча скосил глаза в сторону Андрея.
   - Что нужно сделать с человеком, который вот так стреляет глазами?  -
спросил господин Ли Ван Вэй, показав на Чена.
   - Сбить ему мушку с прицела, - мрачно ответил Шинкарев, сжав кулак.
   - Говори, - приказал Мастер Чену.
   - Кистим уехал. Его род уйдет в ближайшее время.
   - Под Красноярск? - спросил Андрей.
   - Нет. В степь, к кыргызам.
   - Почему?
   - Приближаются главные события, ради которых мы и попали в это  время
и место. И ты должен решиться. -  Мастер  пошевелил  палочкой  очаг,  по
углям пробежала быстрая оранжевая змейка.
   - На что?
   - Избавиться от иллюзий.
   - Каких иллюзий?
   - Что окружающие люди принадлежат к твоему народу. Что ты  им  чем-то
обязан. Что некоторые из них  дороги  тебе.  Что  твии  действия  должны
определяться эмоциями и привязанностями, а не разумом.
   - Если я буду действовать и мои действия  будут  определяться  этими,
как вы сказали... иллюзиями - что будет?
   - Очень плохо будет.
   - А точнее?
   - Неизвестно.  Непредсказуемо.  Цепь  неизвестных  и  непредсказуемых
событий.
   - Это и есть самое худшее?
   - Да.
   Андрей помолчал, обдумывая  сказанное.  Может,  и  так.  Может,  прав
китаец. А может, и нет. Может,  это  то,  на  что  не  хватает  мудрости
"земного Пути" - принять неизвестность как благо.
   - Моя забота о Тане - это иллюзия? - наконец подал он голос.
   - Она тебя действительно  заботит?  -  глядя  ему  в  глаза,  спросил
Мастер. - Только честнг. "Честно?"
   - Не знаю уже. Да, наверное. - Он поглядел на браслет.
   - А кто тебя занимает? Из здешних женщин? Рыжая?
   Андрей покосился на Чена, но тот сидел молча, никаких шуток.
   - Да, - проговорил Андрей. - И отчасти Ханаа. Не могу  понять,  но  я
будто отвечаю за нее.
   - За девочку, жившую за триста лет до твоего  времени?  Если  это  не
иллюзия, тогда что такое иллюзия? Видишь, как твой  разум  расходится  с
чувствами. При этом разум темен, а чувства полны страхами. Спроси себя -
что делать в такой ситуации?
   Андрей помолчал.
   - Что молчишь? Так что тебе делать? - повторил Мастер.
   Андрей еще помолчал, потом ответил:
   - Только то, что скажет Мастер. Слушать и подчиняться.
   - Верно. Но хватит ли у тебя сил?
   - Я хочу спросить Чена.
   Господин Ли Ван Вэй хмыкнул:
   - Разве Чен тебя учит?
   - И все-таки.
   - Что ж, спрашивай.
   - Чен, ты проходил "гуань-тоу"? - спросил Андрей.
   - Должен я ему отвечать? - поинтересовался Чен.
   - Ответь, если хочешь, - разрешил Мастер.
   - Так ты проходил "затруднительные положения"? - переспросил Андрей.
   - Проходил.
   Ответив, Чен отвернулся. На какую-то долю секунды Андрею  показалось,
что в глубине узких глаз китайца мелькнуло страдание - давно и  накрепко
задавленное.
   - Что делать в "затруднительном положении"? - спросил его Андрей.
   - Сказать ему? - Чен снова повернулся к Мастеру.
   - Ну, скажи.
   - У тебя есть три варианта. Первое - не делай ничего. Второе -  изучи
проблему и прими взвешенное решение. Третье - доверься интуиции и сделай
первое, что придет в  голову.  Нельзя  смешивать  эти  варианты.  Выбрал
что-то одно - иди до конца. Я так сказал, Ши-фу? Правильно?
   - Это он сам решит. Ты понял, Андрей?
   - Да,  Ши-фу.  Спасибо,  -  ответил  Шинкарев,  поблагодарив  Мастера
формальным приветствием - руки перед  грудью,  левая  ладонь  на  правом
кулаке.
   - Тогда всем спать, - приказал Мастер.
   Уже засыпая, Андрей вновь почувствовал головокружение, в уши  накатил
слабый шум, быстро усиливаясь и кровяным гулом ударяя в виски. Потом все
отступило, и голову, словно мягкой лапой, накрыл темный сон.

Глава тридцать восьмая

   Ранним утром по Енисею потянуло туманом, обещая жаркий погожий  день.
Блестящая серая вода колыхалась,  словно  ртуть,  растворяясь  в  густой
белой вате, скрывающей прибрежные утесы, тайгу,  вершины  гор.  Казацкий
ертаульный струг, который  накануне,  пользуясь  низовым  ветром,  сумел
подняться  до  устья  Калтата,  теперь   готовился   к   возвращению   в
Красноярский острог - на починку и отдых. Одна была  беда:  все,  что  с
собой было, уж выпито, весь хлебный припас подъеден  до  корочки,  а  до
Красного Яру отсюда не меньше суток плавиться.
   - Слышь, мужики! Тута, на Калтате, вродь как улус стоял. Давай заедем
- пожрать чево возьмем, араки. Не то жэншшину каку попользуем.
   - Нашшот баб воевода наказ дал -  не  озоровать  шибко.  Неча,  грит,
кыштымей злить попусту.
   - Да хрен с имя, с бабами. Лучше розыск учиним -  можа,  оне  царевый
ясак утаивают. Давай вертай - вон он, Калтат-то, а за каменьем  и  сакма
пошла ихняя.
   Струг осторожно повернул к берегу,  на  носу  казак  шестом  промерял
глубину. Невысокий утес выходил прямо из воды, над  ним  поднимался  еще
один - и так, длинным гребнем, они уходили в туман, до  самой  невидимой
вершины. В тумане, наполненном тихим плеском волн,  казаки  не  заметили
мужчину, спрыгнувшего с вершины скалы и бесшумно метнувшегося  в  тайгу.
Не увидели они и долбленки-однодеревки, подходящей сверху.
   Но одну странность казаки все же заметили - у подножия утеса на  воде
покачивался плот, не очень умело сделанный из гладких  темных  бревен  с
пазами на  концах,  явно  взятых  с  разобранного  строения,  причем  не
русского.
   - Плавиться куды хотят? Тож мореходы! А лесины таки откудова?
   -  Ладно,  пятеро  со  мной,  трое  струг  караулят.  Счас  во   всем
разберемся, - распорядился старший.
   Пятерка казаков, не вынимая  пищалей  из  кожаных  заплечных  чехлов,
цепочкой  двинулась  по  узкой  тропе.  Выйдя  на  поляну,  они  увидели
разобранные деревянные строения, нескольких коней,  на  которых  улусные
старики и женщины навьючивали походные  тюки.  Навстречу  казакам  вышел
отец Кистима.
   - Ну, чево удумали? - грозно поинтересовался старший  казак,  положив
руку на саблю. - В отход собралися? В кыргызы?!
   -  Йок,  урус  алып,  -  поклонился  качинец.  Он  почти  не  говорил
по-русски. - Нету кыргыз. Барашка гонить.
   -  Ты  ври-ври,  да  не  завирайся.  В  кулях-то  што?  Ясак,   поди,
недоданный, рухлядь  мягкая?  Ну-ка,  -  последовала  команда  своим,  -
проверить тут все!
   Казаки рассыпались по селенью, вытаскивая еду,  долбленый  бочонок  с
аракой, выкидывая найденную пушнину.
   - Старшой, глянь кака птаха! - крикнул один из них,  выводя  из  юрты
молодую женщину, прикрывающую лицо широким  рукавом.  Ханаа,  ничего  не
понимая, только блестела круглыми темными глазами.
   - Не трожь - воевода наказал...
   - Да што с ей зделатца - небось, не убудет!
   Казак толкнул испуганную  Ханаа  за  полуразобранный  дом,  когда  из
ближнего пихтача раздался короткий свист, и в грудь ему впилась  длинная
оперенная стрела.
   - Разбой, казачки! А ну, в сабли их!  -  скомандовал  старший  и  сам
повалился с двумя стрелами, торчащими в широкой спине.  Еще  один  казак
упал, хрипя пробитым горлом, двое запрыгали вниз по  тропе,  торопясь  к
стругу. Но и в струг полетели стрелы  с  береговых  скал  -  один  казак
перевесился через  борт,  двое  других  лихорадочно  заряжали  пищали  -
наконец, двойной грохот раскатился по тихой туманной воде.  Из-за  скалы
показался казак, припадая на левую ногу, которую зацепила стрела, другой
остался на тропе. Дошедший тяжело перевалился в струг, в котором остался
лишь один из стрелков - другой скорчился, ухватившись за древко  стрелы,
торчащей из живота. Двое с трудом оттолкнули шестом тяжелую лодку, и тут
второй стрелок задрал голову к  невидимому  небу  и  с  громким  плеском
рухнул в темную воду - лишь оперение стрелы мотнулось  в  пенном  бугре,
скрывшем дергающееся