треснувшись башкой о стену,  казак  бесчувственно  сполз  на
пол. Через две минуты он уже голым валялся на соломе, руки-ноги  связаны
разодранными китайскими штанами, а рот забит кляпом  из  старой  рубахи.
Переодевшись в казацкое, Андрей на  секунду  склонился  над  изувеченным
пыткой Жиганом. Одной рукой взяться за затылок, другой за щеку и челюсть
- и резко крутнуть в сторону. Секундное  дело,  а  свидетеля  не  будет.
Ладно, хрен с ним. Пусть живет. Тем более "запрет на убийство".
   Через минуту к двери "съезжей избы", в дальнем конце которой  и  были
устроены "клети", подошел среднего роста, широкоплечий казак,  одетый  в
длинноватый для него военный кафтан с петлями на груди,  кожаные  сапоги
на толстой подошве и лихо заломленную баранью шапку с малиновым  верхом.
На кожаной перевязи висела широкая  кривая  сабля,  стучащая  оземь  при
ходьбе. Выйдя  на  улицу,  он  увидел  нескольких  лошадей  у  коновязи,
охраняемой караульным. Придерживая шапку, казак подскочил к  лошадям  и,
крикнув на ходу: "От воеводы с наказом, срочно!" - отвязал высокую серую
кобылу.
   - То ж Ванькина, - не понял часовой.
   - Хоть чья! Дело спешное!
   - Слышь, а ты-то кто? Што я Ваньке скажу, коли  спросит,  кто  кобылу
увел?
   - Ондрюха я, с Енисейского острогу присланный!
   "А казачок-то засланный!" Андрей давился  от  внутреннего  хохота,  в
котором разрядилось скопившееся напряжение. Рысью он выехал в крепостные
ворота. И сразу увидел идущего навстречу Мастера - тот тоже заметил его,
но никак не подал виду, даже головы не повернул.
   Отъехав на сотню шагов, Андрей  услышал  шум  в  крепости  и  вбил  в
конские бока шпоры. Вихрем промчавшись по Посаду и крикнув на скаку: "От
воеводы с наказом, спешно!", вылетел из  ворот,  проскочил  под-городние
избы, огороды, поля и скрылся в недалеком сосновом бору.
   Через лес  вела  узкая  песчаная  дорога,  усыпанная  сухими  иглами,
колючие ветки на скаку норовили хлестнуть по лицу. Сосновый бор сменился
березняком, идущим вверх по склону длинной Афонтовой горы. "Дальше куда?
В Гремячий лог надо, можно там отсидеться".
   Окрестности  города  Андрей  помнил  с   детства,   поэтому,   быстро
разобравшись с направлением,  свел  кобылу  в  узкий  и  высокий  овраг,
желтоватые  глинистые   стенки   которого   густо   заросли   черемухой,
боярышником, малиной.
   На дне  оврага  журчал  ручеек.  Разнузданная  кобыла  со  спутанными
передними ногами сразу  опустила  голову  к  сочной  траве,  растущей  у
мелкого прозрачного ручья, который струился в косицах чистого  промытого
песка. Отойдя от лошади шагов на десять, Андрей лег на  землю,  подсунув
под голову шапку и придвинув поближе саблю. Унимая  дрожь  в  руках,  он
бездумно  уставил  глаза  в   пятнышки   небесной   голубизны,   которые
расплывчато  светились  в  густой  мелкой  листве,  пронизанной   узкими
золотистыми лучами. План у него был только один - не попадаться до ночи,
а там будет видно.

***

   Пройдя в переднюю горницу  "приказной  избы",  господин  Ли  Ван  Вэй
увидел воеводу Карамышева, погруженного в чтение каких-то бумаг.
   - Разрешите? - легонько стукнув в косяк, вежливо осведомился китаец.
   - А, это ты... Ну, с чем пожаловал? А я вот  листы  сыскные  читаю  и
оченно мне любопытно. Мужик-то, который рушницы покупал и в воду от  нас
ушел, тож вроде тя был, узкоглазай. А?
   - Он пойман?
   - Поймам, куды денетца.
   - А что второй?
   - Да вот послал за им, счас послухам. Да где ж он,  давно  послал-то.
Эй, кто там, в горнице - подь в съезжую, да веди придурка энтова!
   В передней загремели кованые сапоги, грохнула наружная дверь.
   - Ну, што скажешь? - Никита Иваныч грузно развернулся к китайцу.
   - Все это интересно, достопочтимый воевода. Но у меня для  вас  более
важные вести.
   - Да ну тя? И каки ж таки вести?
   Видно было, что воевода все еще не верил китайцу и лишь искал  повода
поймать того на лжи.
   - Один из качинских родов отходит в степь, в подчинение кыргызам.
   - Слыхали уж. И што за род?
   - Это род, стоящий в устье Калтата. Не берусь вам  советовать,  но  у
нас в Китае уже шел бы отряд для примерного наказания бунтовщиков.
   - Из Москвы царь Ляксей наказы шлет - не забижать кыштымей, лаской их
брать. Не забижать, глянь-ко! Цацкаться с имя, дак и вовсе на шею сядут.
   В  передней  горнице  хлопнула  дверь,  в  комнату  ворвался   казак,
посланный привести Андрея.
   - Ну?! - воевода грозно навис над столом.
   - Сбег, сука!!! Ваньку  раздел,  повязал  и  сбег!  И  кобылу  ево  с
коновязи свел.
   - Ваньку под кнут! Кто при коновязи стоял, под кнут!  Наряд  в  догон
собрать, живо! Старшой ты! Не возьмешь, сам кнута  испробуешь.  Да,  вот
ишшо што - ежли он в лес ушел, то в Гремячем логу хоронится,  не  иначе.
Так ли, нет - все одно туды гляньте. Понял? Ну, давай!
   - Вот олухи, прости Господи! - снова сказал он китайцу. -  Кыргызской
сабли давно не пробовали, привыкли, понимать, на остроге пузо греть.
   На дворе поднялся шум, снова хлопнула дверь, вбежал казак, отряженный
в погоню за Андреем.
   - Ну, чево ишшо?! - прорычал воевода.
   -  Ой,  бяда!  Качинцы  наших  на  струге   постреляли,   двое   токо
приплавились и те пораненные.
   Воевода грузно сел на баранью шкуру, хватая  воздух  широко  открытым
ртом.
   - Йе-мать! Не  врал  ты,  узкоглазай...  -  продышавшись,  бросил  он
Мастеру, не заметив,  каким  черным  огнем  полыхнули  на  "узкоглазого"
прищуренные китайские глаза.
   - Так, - последовал приказ казаку, - погонь  завернуть!  Хрен  с  им,
ишшо достанем. Подь в первую сотню, она от нарядов  свободная  -  пушшай
собираются. Насмелели кыштымя, дак поучим маненечко. Сотника ко  мне!  И
коня - потом на Анисей поеду, на пораненных глянуть.
   Загремев сапогами, казак рысью скрылся в  сенях,  китаец  по-прежнему
сидел на месте.
   - Иди, мил человек, не до  тя  мне,  -  исподлобья  глянув  на  него,
нелюбезно произнес воевода Карамы-шев.
   - Боюсь, это было бы преждевременно, -  вежливо,  но  с  достоинством
ответил господин Ли Ван Вэй.
   - Ты што ж думаешь, мы при те говорить будем, куды казачков пушшать?
   - Это не мне  решать,  достопочтимый  воевода.  Но  это  еще  не  все
новости, которые я должен вам передать...
   Тут хлопнула дверь, и к косяку привалился средних лет казак.  У  него
было скуластое лицо, сильно загорелое, немного веснушчатое,  выгоревшая,
пшеничного цвета борода с такими же усами.
   - Звал, Никита Иваныч? Куды сотню собирать?
   -  Куды,  куды...  на  кудыкину  гору!  Садись  вон  на  лавку,  чево
стоять-то, - затем оборачивается к китайцу:
   - Ну, говори, што там ишшо.
   - Будет удобнее, если я нарисую. Не найдется ли у вас листа бумаги  и
чего-нибудь, чем писать?
   - Сам и возьми - вон, на столе у подьячего. Двигай, сотник, ближе,  о
деле толковать будем.
   Мастер тем временем взял широкий  лист  плотной  бумаги,  обмакнул  в
чернила гусиное перо и начал рисовать.
   - Вот Енисей, - показал китаец, проведя на желтоватой  бумаге  ровную
черную линию.  -  Вот  речка  Бирюса,  а  вот  здесь  стоит...  как  это
по-русски... в общем, маленькое поселение для христиан  старой  веры.  А
вот это... - И он обвел кружок на берегу Бирюсы, в том самом месте,  где
раскольники строили свои лодки. Воевода  и  сотник  придвинулись  ближе,
внимательно разглядывая рисунок.
   - И сюды казачков пошлем, - подумав, решил воевода.

***

   Проснулся Андрей от легкого треска  -  ветка  хрустнула  под  чьей-то
ногой. Лошадь, подняв голову, насторожила уши.  Подтянув  саблю,  Андрей
осторожно выглянул из-за кустов. Вверх по оврагу, вдоль ручья пробирался
высокий сутуловатый мужик с  прямыми  и  светлыми,  словно  выбеленными,
волосами, стриженными в кружок. Выйдя к лошади, он осторожно  огляделся,
затем позвал негромко:
   - Ондрюха! Не боись, я от китайца твово посланный. Выходи!
   - Здорово, Дмитрий! - поприветствовал его Андрей, спрыгнув к ручейку.
   - Ну-у-у, - оглядел его Митрей,  -  оре-е-ел!  Полну  казацку  справу
отхватил!
   - Что китаец говорит?
   -  К  ему  велел  поспешать.  Вот  те  порты  с  рубахой,  одевай   -
покрасовался в казацком, и будет. Не знам токо,  где  он  ждет  тя,  сам
ишшы.
   Глянув на присланную одежду, Андрей снова связал ее в  узел  и  отдал
Дмитрию.
   - Неси назад или спрячь куда-нибудь.
   - А ты што ж, так в казацком и пойдешь?
   - Не пойду, а поеду.
   - Совсем ума решился? Ишшут тя и в городу, и окрест.
   - Да плевать!
   Андрей не хотел больше рядиться  в  рванье.  Ему  нравилась  казацкая
одежда, нравилась сабля и лошадь.  Впервые  мелькнуло  какое-то  чувство
причастности к миру настоящих, прирожденных воинов, и он хотел как можно
дольше  сохранить  это  ощущение.  А  может  быть,  действовать  дальше,
руководствуясь именно им - самоощущением воина. Тогда и думать  не  надо
будет, сабля и конь сами подскажут, что делать. "Но ведь не мое  это,  с
чужого плеча. Ладно, будем считать за трофеи".
   - Да мне-т што, езжай, коли дурак! - Митрей сплюнул и, захватив узел,
стал выбираться по склону оврага.
   Распутав и взнуздав лошадь, Андрей вывел ее наверх и рысью направился
в город, не дожидаясь темноты. Он был полностью уверен в себе: в военном
кафтане, на казачьей лошади, он словно вошел в резонанс с  воинственными
вибрациями этого времени. Вырвавшись из  тюрьмы  и  вооружившись,  может
быть, он прошел "гуань-тоу", - экзамен, ведущий в мир воинов.
   Ничего и никого он больше не боялся. Может, это и был "Огоны"?

Глава сороковая

   Подняв частокол пик, со  знаменем  на  правом  фланге,  первая  сотня
выстроилась на крепостном дворе  "конно,  людно  и  оружно".  Квадратное
знамя пробито пулями, обгорело с краю - не  раз  побывало  в  битвах.  С
потемневшего полотнища смотрел огромными  глазами  вышитый  Спас.  Сытые
кони переступали копытами, потряхивали  сбруей,  украшенной  серебряными
бляхами,  бордовыми  нагрудными  кистями,  красными  и  синими  лентами,
вплетенными в длинные гривы. Подбоченясь, заломив бараньи шапки,  сидели
в седлах казаки - среди русых  бород  и  рыжих  чубов  мелькали  высокие
скулы, узкие  глаза  и  жесткие  черные  волосы  -  то  всходило  новое,
сибирское  потомство,  наработанное  в  постелях  с  раскосыми  улусными
бабами.
   На высоком крыльце приказной избы стоял воевода Карамышев -  высокий,
грузный. Тяжелые ладони плотно лежали на потемневших листвяжных перилах.
   - Ну, казачки, знаете уж, што  наших  в  струге  постреляли?  Кто  не
знает, сходите на Анисей, гляньте!  -  помолчал,  потом  спросил,  будто
спокойно:
   - Што, и дале спушшать будем? - и грозно:
   - Будем, дак скоро всех вас за чубы поташшат!
   Гул прошел  по  сотне  -  глубинный,  нутряной,  медленно  и  страшно
разгораясь в крови. А воевода все добавлял:
   - Каргызня-то, хамло степное, - вон она, за горой ходит. Ослабь  токо
казацку жилу, враз головы  на  кольях  подымут.  А  кыштымя  тут  первые
потатчики. Аль не так? Забыли, видать, про казацки сабли -  забыли,  дак
напомним! Любо ль, казаки?
   - Лю-ю-б-о-о! - глухо ответила сотня.
   Воевода, собственно, говорил не по чину. Так должен говорить в  кругу
казачий атаман. Да нету атамана-то, Емельяна Тюменцева, - недавно  пошел
с отрядом "в ясак", угодил в засаду и сидел нынче  в  плену  у  степного
хана.
   - А любо, дак шапки долой!
   Вперед вышел поп, затянув раскатисто:
   - ...Христолюбивому воинству! - пошел вдоль  строя,  окропляя  святой
водой лошадей, отмахивающих мордами от брызг.
   - Балуй еще, т-такую мать! - всадники успокаивали их плетками.
   Сотник спешился, стал на колени, целуя  крест,  затем  снова  сел  на
своего вороного, в котором,  судя  по  оскалу,  явно  играли  киргизские
"кровя".
   - Давай! - отмахнул рукой воевода, и сотня, качнув  пиками,  медленно
потянулась из крепости. Вдоль улицы стояли бабы, ребятишки  -  провожали
семейных казаков. С дробным  стуком  сотня  выехала  из  ворот  Большого
города и на рысях втянулась в лес. Некоторые оглядывались  на  платки  и
сарафаны жен, перебежавших с улицы на городскую стену. Щемило в душе, но
и разгоралась кровь от предстоящей потехи. Никто  при  этом  не  замечал
пожилого китайца, собирающего у городской стены какие-то травки -  лечил
он кого или сам лечился, кому какое дело?

***

   Митрей  пошел  в  город  пешком,  а  Андрей  ненадолго  задержался  у
песчаной, лесной дороги, обнаружив на ней свежие следы множества  копыт.
Всадники прошли как раз в то время, когда он отсыпался в  овраге.  Пожав
плечами, Шинкарев съехал с  дороги  и  пустил  лошадь  вниз  по  склону,
сначала по высокой траве в негустом, светлом березняке, а  потом,  когда
склон кончился, по сухим иглам, устилающим песчаную  землю  под  редкими
корявыми соснами. Впереди показались пригородные дома, невысокая длинная
стена Большого города, за ней стены и башни  острога.  Заметив  знакомую
фигуру у городских ворот, Андрей  перевел  лошадь  в  галоп,  лихо,  как
настоящий казак, осадив ее на  всем  скаку  в  паре  шагов  от  китайца,
спешился и хлопнул по крупу серую кобылу.
   - Принимай аппарат, - произнес он голосом киноартиста Леонида Быкова.
- Вот. Махнул не глядя.
   - Ты не переоделся, - не отреагировав на его  тон,  спокойно  заметил
Мастер.
   - Так лучше. На человека похож. - Андрей огладил казацкий кафтан.
   - Ты похож на попугая.
   - А мне  нравится.  Раз  прошел  "гуань-тоу",  можно  и  обождать,  с
рваньем-то.
   - Что ты сказал? - откровенно удивившись,  а  потом  и  усмехнувшись,
поглядел на него господин Ли Ван Вэй. - Прошел "гуань-тоу"? Надо же, а я
и не заметил.
   Он аккуратно сложил собранные травки, потом выпрямился.
   - Давай-ка отойдем.
   Ведя лошадь в поводу, Андрей отошел подальше от ворот, сопровождаемый
китайцем.
   - У тебя хорошая лошадь. За ее потерю два человека валяются в тюрьме,
только-только отходя от кнута. Я обещал воеводе сделать  отвар,  который
их поднимет. У него теперь каждый человек на счету. Но все равно хорошо,
что у тебя есть лошадь.
   - Куда мне ехать? - бодрым голосом спросил Андрей.
   - Это ты сам выберешь.
   - Как так? - Андрей ничего не  понимал,  но  воинственное  настроение
понемногу выветривалось.
   - Слушай меня внимательно, - продолжал Мастер. - Сегодня утром  рыжая
девушка уехала домой. Ее  повезли  люди  из  староверческой  общины,  им
зачем-то понадобилось на Бирюсу.  А  два  часа  назад  ушел  карательный
казачий отряд.
   - Куда ушел?
   - Он пойдет в два места - пресечь отход Кистимо-ва  рода  и  наказать
раскольников за связь с кыргыза-ми, и, кроме того, уничтожить их лодки.
   - Откуда вы это знаете?
   - Это мое дело.
   - А мое?
   Покачав головой, китаец откровенно усмехнулся:
   - Ты что, еще не понял?
   - Кажется, понял. Надо предупредить кого-то... но кого? Казаки пойдут
вверх по Енисею, значит, сначала выйдут на Кистима, если он еще не ушел,
а только потом на староверов. Так?
   - Не так. Отряд пойдет петлей, по  таежным  тропам.  В  тайге  казаки
разделятся и одновременно выйдут и на староверов, и на  качинцев.  Потом
две группы встретятся на Енисее, где-то в районе Шумихинского створа.
   - Значит, мы поедем вдвоем с Ченом?
   - Нет, у Чена свое дело. Собственно говоря, он уже уехал.
   Андрей снова задумался, чувствуя что-то необычное.  Словно  странная,
темная сила вздымала его над землей, готовая поволочь  куда-то.  Тем  не
менее он до последнего пытался спокойно разобраться в ситуации:
   - Но ведь я один. В одиночку я не смогу предупредить и тех и  других.
Как же быть?
   Китаец улыбнулся - собрались морщинками уголки глаз.
   - Вот сам и решишь.
   Сказав это, Мастер повернулся, направляясь в город.
   - Постойте, Ши-фу! - бросился за  ним  Андрей.  -  Но  откуда  казаки
узнали про раскольничьи лодки?
   - Я им сказал.
   - Вы предупредили Глашу о казачьем отряде?
   - Нет.
   - Но почему?!
   Веселые и честные китайские глаза глянули прямо в лицо Андрея:
   - Забыл.
   - УБЬЮ, СВОЛОЧЬ!" - прорычал Андрей, схватив за грудки  господина  Ли
Ван Вэя.
   В этом выплеснулось все - ярость за московскую  подставу,  за  смерть
рыжего казака, за ночной обман.  Мастер  мягко  положил  ладони  на  его
запястья - и в следующий миг Андрей со.стоном повалился на колени.
   - У тебя мало времени, - спокойно заметил  господин  Ли  Ван  Вэй.  -
Советую раздобыть заводную лошадь, быстрей доберешься.
   А потом повернулся и пошел - невысокий, сутуловатый. Андрей  поглядел
ему вслед, и ему вдруг почудилось, что вокруг фигурки  Мастера  возникла
какая-то сумрачная аура,  распространяющая  тусклый  отсвет  -  багровое
дьяволово сияние.
   Поднявшись с колен, Андрей долго не  мог  унять  дрожь  в  ослабевших
руках. Недавняя воинственная уверенность мгновенно улетучилась. Две пары
глаз плыли перед ним, в темноте закрытых век - одни  по-детски  круглые,
темные   и   блестящие,   как   спелая   черемуха;    другие    большие,
прозрачно-серые, окруженные сеточкой легких  морщин.  Приход  казаков  -
смерть. Одна умрет, другая, быть может, спасется. Которая?
   "Вот,  значит,  какое  оно,  "затруднительное   положение"!   Сволочь
узкоглазая! Сейчас-сейчас... что  там  Чен  говорил  -  первое,  второе,
третье?... действовать, не думая... сейчас..."
   Андрей покрутил головой, отгоняя наваждение, потом  подтянул  к  себе
кобылу и тяжело влез в потертое  казачье  седло.  Прозрачно-серые  глаза
Рыжей, прощаясь, печально взглянули на него, растворяясь в жарком мареве
уходящего дня.
   "К староверам!"

***

   Несколькими часами позже и сам господин Ли Ван Вэй выехал из  города,
направляясь вверх по Енисею.  Под  ним  была  хорошая  лошадь,  выданная
воеводой, за седлом запас продуктов, на спине все тот же кожаный  тючок.
Он ехал ровной спокойной рысью - спешить ему было некуда.

***

   Вечером передовые отряды кыргызов вышли к новому Караульному острогу,
расположенному в двухстах километрах от Красноярска, вверх по Енисею. На
узкой елани, плавно спускающейся к реке, стоял начатый  острожный  сруб,
белеющий свежими палями - ошкуренными и обожженными сосновыми  бревнами.
Тревожные крики и громкие хлопки пищалей Ответили  свисту  стрел,  густо
полетевших вдруг из темной тайги. Из-за мыска выдвинулись низкие лодки с
силуэтами пригнувшихся воинов, мелькающих яркими  комочками  пламени.  С
зачаленного к  берегу  струга  грохнула  пушка,  пульки  широким  веером
хлестнули по вечерней реке - пара лодок с плеском завалилась в воду,  но
с других огненными дугами понеслись  горящие  стрелы.  Еще  раз  ударила
пушка, хлопнули последние казацкие пищали, но все  гуще  летели  стрелы,
рассекая, закручивая клубы синего порохового дыма. Из тайги, прикрываясь
кожаными щитами, побежали пешие кыргызы в  куяках  и  железных  шеломах.
Короткая схватка, яростный сабельный лязг в квадрате недостроенных стен,
и все кончилось: за  пылал  накренившийся  струг,  на  земле  -  мертвые
казаки, под стеной - несколько раненых, захваченных в плен. Среди убитых
был и казачий десятник - тот самый, которого  Андрей  видел  на  Бирюсе.
Умные, близко посаженные  глаза  закрылись,  из  груди  торчала  длинная
оперенная стрела, окруженная красным пятном,  расплывшимся  меж  петлями
военного кафтана.
   Из тайги в сопровождении дюжины всадников медленно  выехал  чазоол  -
командир отряда, как две капли воды похожий на другого чазоола,  убитого
Андреем, Среди чазооловых спутников  выделялся  один  всадник  -  рослый
китаец с узкой черной косицей и высоким выбритым лбом.
   Не сходя с коня,  чазоол  внимательно  осмотрел  захваченный  острог,
убитых и раненых, затем дал отмашку двигаться дальше. Лодки  пошли  вниз
по течению, всадники и пешие скрылись в ночи, оставив на  темной  поляне
столб пламени, жарко полыхающий над рублеными стенами.

***

   В темной тайге теплились костерки: казаки варили кашу, иные уж спали;
дозоры, выставленные вокруг стана,  чутко  вслушивались  в  н