,  кроме
высохших  озер,  голых  искривленных   деревьев   и   белых   бесплодных
солончаков. К югу за солончаками  дышала  жаром  огромная  домна  Долины
Смерти с ее выбеленными солнцем костями животных.
   Пот, выступивший у него на лбу, струйками сбегал по вискам, но дувший
в окно сухой горячий ветер высушивал капли еще до того, как они попадали
на щеки. В воздухе было так мало влаги, что  не  ощущался  даже  терпкий
аромат можжевельника  и  полыни,  а  лишь  навязчивый  запах  пыли.  Ему
казалось, что ее частицы скрипят у него на зубах.
   Пластиковая фляга с водой стояла у его ног, он поднес ее  к  губам  и
начал с жадностью пить. Утолив жажду, он вытер ладонью  рот  и  протянул
флягу ей, при этом не снимая ноги с акселератора. "Барби" сморщила нос и
продолжала задумчиво созерцать пейзаж за окном.
   - У меня есть теория насчет  тех  людей,  которые  ездят  на  бешеной
скорости, - сказала она, не спрашивая, интересует ли его эта теория. - Я
всегда считала быструю езду проявлением  агрессии,  которая  не  находит
выхода. Раз люди не могут удовлетворить свои примитивные инстинкты,  они
мчатся по дорогам, словно вырвавшиеся на свободу демоны.
   "Очень может быть", - подумал Джек. В его случае примитивный инстинкт
требовал, чтобы он что-то сломал. К примеру, ее пальцы.
   - Я имею в виду примитивные половые инстинкты, - уточнила она.
   Это заставило его внимательно посмотреть на "Барби".
   Интересно, что она, черт возьми,  знает  о  его  примитивных  половых
инстинктах? Она не ответила на его взгляд,  но  он  уловил  в  линии  ее
профиля некоторое превосходство, словно она гордилась тем, что раскусила
его до конца, включая его сексуальные потребности. Вряд ли это было так.
Просто не могло быть. И все-таки она пробудила в нем интерес.
   - Если хотите до конца узнать человека, надо хотя бы раз проехаться с
ним в автомобиле, - тем временем продолжала она, явно настроенная на то,
чтобы целиком изложить любимую теорию. - Водители, не включающие  сигнал
поворота, определенно имеют проблемы в общении с другими людьми. Те, что
без конца меняют ряд, не держат своего слова.  А  те,  что  тащатся  как
черепахи, враждебно настроены ко всем, хотя и скрывают это.
   - А как насчет тех, которые тормозят со скрипом?
   Это заставило ее посмотреть на него.
   - Простите, я вас не понимаю.
   Он с визгом затормозил и свернул на обочину. Он не только оставил  на
дороге след от шин, но и поднял  целое  облако  мелкой  пыли.  Задрожав,
автомобиль остановился. Пыль, струясь, поплыла внутрь  машины,  играя  в
лучах солнца и образовав вокруг головы его  спутницы  обманчивый  ореол,
как если бы она была ангелом.
   На этот раз ему пришлось побороть иное побуждение: он не мог оторвать
взгляда от ее прелестного испуганного рта, хотя и напомнил себе, что  ее
сходство с ангелом чисто внешнее. Эта женщина  на  деле  была  настоящей
мегерой.
   Он вытащил из кармана джинсов платок, и ее знаменитое лицо, известное
по стольким фотографиям, исказилось гримасой  страха  и  подозрения.  Он
растянул платок и смотал его в узкую упругую полосу.
   - Что вы собираетесь с этим делать? - спросила она еле слышно.
   -  Наверное,  действовать  в  соответствии   с   моими   примитивными
сексуальными инстинктами.
   - Неужели вы снова хотите завязать мне глаза?
   - Нет, теперь я хочу завязать тебе рот. Повернись.
   - Завязать рот? - Она,  не  веря,  отшатнулась  назад.  -  Почему?  -
Повернись, - настойчиво повторил он. -  Иначе  заставишь  меня  завязать
тебе и глаза.
   Она с презрением выдохнула и резко  повернулась.  Ее  плечи  дрожали,
когда он накидывал ей на лицо платок.
   - Я не могу поверить, что вы способны на такое,  -  сказала  она  ему
через плечо. - Наверное, моя теория пришлась кстати.  Я  верно  угадала,
что вы меня боитесь?
   - Еще чего... - Он коротко рассмеялся - Я обалдел от страха. А теперь
не двигайся Она замолчала, все еще  тяжело  дыша  от  возмущения,  и  он
протянул скрученный платок между ее мягкими  полными  губами  и  завязал
узлом на затылке. Ее темные волосы под его руками были как шелк, и  хотя
к запаху ее тела примешивались запахи  пота  и  пыли,  это  был  терпкий
женский аромат, злой и возбуждающий.
   Напряжение в его  бедрах  теперь  охватило  все  тело,  обещая  давно
забытые удовольствия Искра жизни вспыхнула вновь, и он отдал бы  все  на
свете, чтобы продлить ощущение. Но у него было всего  одно  "за"  -  его
проснувшееся желание -  и  миллион  обстоятельств  "против"  Может,  она
права. Может, ему действительно следовало ее  бояться.  Главное  сейчас,
чтобы она держала на замке свой  капризный  очаровательный  ротик  и  не
ерзала на сиденье своим призовым задом.  Только  если  ему  не  придется
выслушивать ее теории или дробь щелкающих по зубам ногтей, он  сумеет  в
тишине и покое обдумать свой следующий шаг.
 
*** 
 
   - Я описаюсь, - пригрозила Гас, - если вы немедленно не опустите меня
на землю. Клянусь вам, я не шучу.
   Он пропустил мимо ушей ее грозное предупреждение. Мистер  "Тихий,  но
смертельно опасный"  явно  не  имел  ничего  против  небольшого  теплого
дождичка. "Наверное, ему это даже понравится", - в отчаянии подумала она
Некоторое время назад он остановил джип, вытащил ее из машины,  взял  на
руки и, прижимая к груди так, что она едва дышала, потащил через пески в
неизвестном направлении. По непонятной причине он развязал  ей  рот,  но
снова завязал глаза и обмотал  изоляционной  лентой  запястья.  Если  он
сделал это для Того,  чтобы  своим  сопротивлением  она  не  мешала  его
движению вперед, то тут он преуспел. Гас могла  лишь  изгибаться  в  его
руках,  как  непокорный  ребенок,  и  громко  требовать,  чтобы  он   ее
освободил.
   Гас не сомневалась, что,  окажись  в  ближайших  зарослях  кустарника
какой-нибудь репортер, он наверняка объявил бы, что психованная красотка
опять плохо себя ведет, требует  невозможного  от  своего  похитителя  и
вообще создает большие трудности  этому  бедолаге.  Каждый  ее  поступок
почему-то раздражал желтую прессу, считавшую ее несносной только потому,
что она знала цель в жизни и добивалась ее. Разве  когда-нибудь  мужчине
ставят в упрек подобный грех?
   - Если я скончаюсь от лопнувшего мочевого пузыря, - снова  пригрозила
Гас, - то вам останется дурно пахнущий труп, который еще надо  спрятать,
и вы не получите ни гроша за все ваши труды.
   Он продолжал двигаться вперед. Его молчание раздражало ее больше, чем
связанные руки. Он не отвечал ни на одно ее слово, а ведь  она  была  из
тех, кто не жалуется понапрасну. Если он Сейчас же не остановится, чтобы
она могла помочиться, катастрофа неизбежна.
   - Вам, конечно, известно, что похищение в этом штате считается тяжким
преступлением и карается смертной казнью? - продолжала она. - Если я  не
ошибаюсь, смертью в газовой камере, а это  не  слишком  приятный  способ
отправиться на тот свет. Кстати, о мочевом пузыре.  Говорят,  осужденный
уже не контролирует мочевой пузырь и кишечник, когда опускают  ту  самую
ручку...
   Он приблизил свое лицо к ее и яростно прошипел  первые  слова  с  тех
самых пор, как они покинули машину:
   - Какого черта я развязал тебе рот!
   Гас вздохнула, сожалея о неразумности  всего  человечества  вообще  и
этого его представителя в частности.
   - Дайте мне идти своими ногами" и я сразу замолчу., И, нечего корчить
из себя героя.
   - Идиотка, ведь ты босая!
   Тут он был абсолютно прав. Она все еще была в его плаще, но у них  на
двоих была всего одна пара ботинок, и в данный момент она  была  на  его
ногах. Что ж, возможно, не  следует  рисковать,  шагая  по  раскаленному
песку босыми ногами...
   - Да... - задумчиво протянула Гас.
   Зной и бессмысленный монолог окончательно истощили ее силы, и, тяжело
вздохнув, она привалилась к его груди. Интересно, почему он  не  устает?
Он чуть ли не вечность несет ее и набитый рюкзак, и это при том, что они
почти изжарились в пекле пустыни.
   - Разве вы не устали? - спросила она, уже не ожидая получить ответ.
   Когда она совершит свой героический побег - а Гас не сомневалась, что
обязательно  убежит,  -  и  потом  опишет  похитителя   репортерам,   то
обязательно подчеркнет, что самым  раздражающим  в  нем  было  нежелание
общаться. "Я уверена, что в машине  этот  человек  никогда  не  включает
сигнал поворота. А вам известно, что это значит".
   Гас  замолчала,   подавленная   жарой,   равнодушием   и   физическим
превосходством  противника,   безнадежностью   собственного   положения,
вездесущей властью общества и вообще любым проявлением насилия в  жизни.
В ее привычках было доводить все до конца, даже если речь шла о сдаче на
милость победителя, и теперь, к ее великому изумлению, она почувствовала
некоторое облегчение.
   Его уверенная твердая поступь отдавалась в ее теле и как бы укачивала
Гас, и, наверное, он так крепко держал ее в своих объятиях  потому,  что
опасался уронить. Она никогда не  относилась  к  тем  женщинам,  которые
предпочитают  всем  остальным  подобия  самцов-горилл   с   ограниченным
словарем, и, уж конечно, подобное путешествие в пустыне Мохаве  не  было
ее идеалом любовного свидания. Но следовало признать,  что  было  весьма
любезно  с  его  стороны  тащить  ее  на  руках  по  испепеляющей  жаре.
Бедненький, как же ему должно быть трудно!
   В  жизни  Гас,  фотомодели  и  манекенщицы,  было  множество  мужчин,
добивавшихся ее внимания, но лишь немногие из них давали ей чувство, как
бы это сказать... Слово пришло ей на ум само собой, без всяких  усилий:,
чувство  защищенности.  Хотя  по  отношению  к  похитителю  это  звучало
несколько странно. При ее самостоятельности вряд  ли  она  допустила  бы
подобные зависимые отношения с мужчиной, но, с другой стороны,  на  этот
раз у нее не было выбора.
   Словно в поисках укрытия,  она  прижалась  лицом  к  его  груди.  Все
остальное ее тело было спрятано  под  плащом,  но  солнце,  несмотря  на
повязку на лице, нещадно жгло  подбородок.  Гас  то  и  дело  облизывала
потрескавшиеся губы, но они тут же снова пересыхали.
   Палящий  зной  начал  свое  разрушительное  дело.  Что-то  непонятное
происходило с ее телом и головой. Голова была одновременно и  легкой,  и
тяжелой, а мысли разбегались, и она не могла их собрать. Гас вдруг  тихо
засмеялась и тут же  в  ужасе  смолкла:  а  что,  если  с  ней  случился
солнечный удар? Ведь именно слабость, апатия  и  беспамятство  были  его
симптомами.
   - Я тут сейчас раздумывала, как мне вас называть, -  пролепетала  она
заплетающимся языком, уткнувшись носом в его мокрую от пота  рубашку.  -
Наверное, мистер Похититель?
   Он не отвечал, и Гас принялась лениво развивать свою идею, придумывая
новые варианты.
   - Что еще? Как насчет Таинственного мстителя?  Мне  всегда  нравилось
это имя. Кажется, оно из какого-то комикса.
   А как  насчет  Злобного  надсмотрщика?  Или  просто  Джека?  Как  вам
нравится последний вариант?
   - Джека? - повторил он за ней.
   Он был явно обеспокоен. Или его голос стал совсем хриплым от жары. Во
всяком случае, она добилась от него ответа.
   Гас слышала, как учащенно забилось его сердце.
   - Ну да, как Джека Потрошителя.
   Похоже, он рассмеялся. Или ей только почудилось? Это был не смешок, а
скорее вздох, легкое шуршание.
   -  Отлично,  значит,  остановимся  на  Джеке,  -  подвела  она  итог,
довольная сделкой.
   - Почему бы тебе не называть меня тем  именем,  каким  меня  называла
мать? - предложил он.
   - У вас была мать? - Она подняла к нему лицо, как если бы повязка  на
ее глазах вдруг стала прозрачной. - И как же она вас называла?
   - Она называла меня сатаной.
   Гас чуть было не расхохоталась.
   - Мне кажется, я нашла бы общий язык с вашей мамочкой.
   У нее вдруг зачесался лоб, и она потерлась им о его ключицу,  лениво,
как кошка, требующая ласки. Это все солнце, теперь у нее на  лице  будут
красные пятна в тон размазанному лаку на руках и ногах.
   Он негромко кашлянул, и Гас подумала, что ей симпатичен и этот  звук,
и ровное сильное биение его сердца.  Никогда  прежде  она  не  встречала
мужчину, столь невосприимчивого к ее персоне, и ей это тоже понравилось.
Это ее интриговало.
   - И сколько еще нам идти? - спросила она его, как старого  знакомого.
- Может, на пути у нас есть оазис?
   Гас решила, что будет принимать его молчание за согласие.
   Ей следует смотреть на вещи с положительной стороны. Может  быть,  он
ей даже кивает в такт походке.
   Джек продолжал  мужественно  преодолевать  расстояние,  а  она  вновь
погрузилась  в  нечто  подобное  сновидению,  навеянному  ее  теперешней
ситуацией. Она вернулась назад в те младенческие годы, когда ее вот так,
как сейчас, носили Па руках. Это были печальные нищие годы, еще до того,
как ее мать вышла замуж за Лейка Феверстоуна-старшего.  Странно,  но  из
тех времен ей почему-то ярче всего запомнился грязный ковер: сначала она
ползала по нему, потом, когда пошла в школу,  играла  на  нем  в  куклы.
Запачканный и  вытертый  до  основы,  он  всегда  был  один  и  тот  же,
независимо от  того,  какую  следующую  по  счету  убогую  квартиру  они
снимали. В ее ранней жизни этот ковер был одной из  немногих  постоянных
величин.
   Еще одним  тяжелым  воспоминанием  было  воспоминание  о  мучительном
одиночестве. Мать допоздна работала в  ресторане  и  часто  возвращалась
домой уже на рассвете. Гас не могла заснуть и всю ночь не выключала свет
и телевизор, и только книжки с картинками, подаренные пожилой  соседкой,
позволяли девочке побороть страхи и ввели ее в  новый  мир.  С  тех  пор
волшебные сказки стали спасением дли Гас.
   Сейчас ей было стыдно  признаться,  что  тогда  она  жила  в  царстве
фантазий вместе со Спящей красавицей, Белоснежкой и  Золушкой.  Особенно
Золушкой, потому что Золушкой была она сама.  Она  была  очень  одинокой
заброшенной девочкой, мечтавшей о спасении отважным принцем.
   Даже после  замужества  матери  мечта  о  появлении  принца-спасителя
никогда не покидала Гас и служила ей опорой все долгие неспокойные  годы
борьбы за выживание, которую ей пришлось вести против  сводных  брата  и
сестры. Постепенно Гас пришла к выводу, что никто не спешит на помощь  к
другому без личной выгоды. Жизнь сделала из нее  трезвую  реалистку,  но
сейчас, когда мысли путались от жары, она легко  могла  вообразить,  что
это принц подхватил ее на руки и вот-вот умчит в неизвестную страну, где
для нее начнется чудесное существование, прекрасная  сказочная  жизнь...
Жаль только, что на глазах у  нее  повязка,  руки  связаны,  а  человек,
который несет ее куда-то на руках, ничем не напоминает принца...
   - Мы прибыли, - объявил похититель.
   Резкие короткие слова прервали мечтания Гас.
   - Куда? - спросила она.
   - В то самое курортное местечко, о котором я говорил.
   Он поставил ее на ноги, и босые ступни коснулись гладкой,  твердой  и
горячей поверхности. Он принялся развязывать платок на ее глазах.  Когда
наконец это ему  удалось.  Гас  несколько  раз  подряд  моргнула,  чтобы
привыкнуть к свету, и, если бы  солнце  не  слепило  ее,  она  бы  могла
поклясться, что видит перед собой  гору  гнилых  досок,  ржавых  труб  и
металлической сетки.
   - Где мы? - спросила Гас.
   Она стояла на гранитном камне, который, видимо, служил крыльцом, но и
при ближайшем рассмотрении лачуга производила грустное впечатление.
   - Входи, - пригласил похититель.
   - А где же дверь?
   Ударом ноги он распахнул нечто похожее на деревянные  ставни,  и  Гас
увидела  чрево  полуразвалившийся  хижины,  где  некогда,  но  не  позже
прошлого века, ютились старатели.
   - Боже мой! - в страхе закричала Гас, переступив порог, и  попятилась
назад, натолкнувшись на похитителя. - Смотрите, ящерицы, их тут тысячи!
   Юркие маленькие существа разбегались во все стороны.
   - Они не кусаются, - заверил он ее снисходительно.
   - Они-то нет, а она да!
   Гас опять  метнулась  назад  с  визгом,  способным  вконец  разрушить
лачугу. Гремучая змея, свернувшись, лежала всего в нескольких  шагах,  и
ее зловещие радужные глаза могли нагнать страху на кого угодно.
   Змея начала разворачиваться и поднимать  голову,  и  Гас  застыла  на
месте. Плащ распахнулся, но у нее не было сил стянуть  полы.  Она  могла
только тихонько хныкать от ужаса.
   Больше всего на свете Гас боялась змей. Она мужественно  боролась  со
своими детскими страхами, но ей так  никогда  и  не  удалось  преодолеть
ужас, который в ней вызывали отвратительные рептилии.
   - Выпустите меня отсюда, прошу вас! - шепотом умоляла она и при  этом
изо всех сил прижималась к своему похитителю.
   Змея взвилась вверх, и Гас снова завизжала.
   Погремушка на хвосте змеи издавала  знакомый  и,  казалось,  невинный
звук, тем не менее возвещавший смерть.  С  пронзительным  шипением  змея
склонилась в сторону Гас, и  мерзкий  раздвоенный  язык  мелькнул  в  ее
пасти.
   - Ведь у вас есть револьвер! - как безумная закричала Гас, вцепившись
в рубашку похитителя. - Стреляйте! Убейте ее!
   Она закрыла глаза и уткнулась лицом в его  грудь,  готовясь  услышать
выстрел.  Когда  же  выстрела  не  последовало.  Гас  подняла  голову  и
посмотрела на него. Она все еще держалась за его рубашку.
   - Стреляйте же, - попросила она уже совсем слабым голосом.  -  Почему
вы не стреляете?
   - Если ты перестанешь дергаться, - пояснил он, - то она сама уползет.
   Но Гас не могла  не  дергаться,  это  было  выше  ее  сил.  Когда-то,
ребенком, она оказалась в яме с омерзительными пресмыкающимися, и с  тех
пор одна только мысль  о  них  вызывала  у  нее  дрожь  отвращения.  Она
почувствовала, как к горлу подступила тошнота, и зашаталась, еле держась
на ногах. Сейчас ее или стошнит прямо ему на грудь,  или  она  упадет  в
обморок.
   Звук смертельной погремушки снова ворвался в ее сознание.
   Она повернулась как раз в  тот  момент,  когда,  обнажив  зубы,  змея
сделала бросок в ее сторону. Окаменев, Гас следила  за  ее  молниеносным
движением, но словно приросла к  месту.  Смертельная  серебряная  стрела
летела прямо к ее голым ногам! Смертельная  серебряная  стрела  с  живым
взрывным наконечником!
   От выстрела рука похитителя дрогнула, громкий хлопок отдался во  всем
теле Гас. Она вырвалась из рук своего  тирана  и  отвернулась  к  стене,
чтобы не видеть отталкивающего зрелища.
   - Что вы за человек? - почти заплакала  она.  -  Ведь  змея  чуть  не
ужалила меня! Если бы вы промахнулись или замешкались хоть  на  секунду,
было бы уже поздно!
   Он не отвечал, и она взглянула на него через плечо.
   С выражением иронии он смотрел на пол перед своими ногами.
   - Похоже, я все-таки опоздал, - заметил он.
   На полу перед ним была лужа, как раз в том месте, где  прежде  стояла
Гас. Гас посмотрела сначала вниз на мокрое пятно, потом  вверх  на  лицо
похитителя и поняла, что ей больше незачем проситься в туалет.
 
Глава 5 
 
   Съежившись, Гас сидела в  углу  на  единственной  в  хижине  кровати,
ржавом остове с провисшей сеткой, и сосредоточенно сдирала с  ногтей  на
ногах остатки розового лака. Она все еще переживала последствия шока,  о
чем  свидетельствовал  ее  необъяснимый  интерес  к  следам  химического
вещества на ногтях. Иногда она переводила взгляд на гнилой  пол  лачуги.
Вне  сомнения,  ее  жизнь  была  обречена  на  гибель  так  же,  как   и
разрушающийся пол. Ей даже чудилось, что гниль пожирает доски  прямо  на
ее глазах.
   "Вот так курортное местечко, - подумала она, - хотела бы я знать, что
написано о нем в рекламном проспекте".
   Гас старалась не смотреть на ящериц, бегавших  по  стенам  и,  словно
метелкой, подметавших их своими зелеными тонкими хвостами. Мухи  влетали
через разбитое окно и с громким  жужжанием  вились  над  почти  высохшей
лужей, свидетельством ее позора, и пятном побольше, оставленным  мертвой
змеей. Похититель вынес ее из дома.
   Гас принялась было считать мух, выделывавших сл