смертельно опасный, который существует  на  окраинах  цивилизации,  там,
куда не дотягивается рука правосудия. "Тихий, но смертельно  опасный"  -
Гас встретила это определение в какой-то журнальной статье о бандитах  в
кинофильмах, и оно как нельзя лучше подходило ее похитителю.
   Такой мог не задумываясь убить или заняться сексом с трупом...
   Да мало ли что еще он мог учинить...
   Ее сердце почти выпрыгивало из груди,  мысли  мчались,  обгоняя  друг
друга, и она решила навести в них порядок. Обычно, когда Гас волновалась
или хотела что-то обдумать,  она,  сама  того  не  замечая,  принималась
нервно  щелкать  себя  ногтями  по  зубам.  Это  была  отвратительнейшая
привычка, но Гас не могла ее побороть.
   Сейчас она успокоила себя несколькими глубокими вдохами.
   Почему-то она вдруг начала забывать, что поставлено ею  на  Карту.  И
каким бы он ни был, смертельно опасным  или,  напротив,  милостивым,  ей
следовало забыть о его наружности. Он освободил ее от пут  и,  наверное,
нуждается в деньгах, раз подрядился на  эту  работу.  А  значит,  он  не
собирается ее  убить  и  скормить  стервятникам.  Она  должна  с  честью
выдержать это испытание, потому  что  решалась  ее  судьба:  возможность
освободиться от Феверстоунов и обрести независимость, о которой она  так
долго мечтала.
   Лишь очень немногих людей Гас допустила в свою душу, среди  них  была
ее умершая сводная сестра  Джиллиан  и  еще  дочь  Джиллиан,  пятилетняя
Бриджит, к которой против своей воли Гас беззаветно привязалась.  Помимо
собственной материальной независимости, она хотела позаботиться о памяти
Джиллиан и, самое главное, обеспечить будущее Бриджит.
   "Да, - грустно подумала Гас, - это было самой  великой  моей  мечтой,
недостижимой, как сны курильщика опиума. Это  было  самым  важным  делом
моей жизни".
   Похититель резко затормозил и свернул на шоссе, ведущее прямо в горы.
Гас невольно ухватилась за ручку двери и вновь ощутила ту  же  боль  под
левой грудью. Она просунула руку под плащ  и  обнаружила,  что  одна  из
косточек лифчика бикини впилась ей в ребра.
   Быстрые спасательные действия принесли некоторое облегчение,  к  тому
же Гас поняла, что  ей  будет  удобнее,  если  она  использует  плащ  по
назначению  и  наденет  его  на  себя.  Бросив  незаметный   взгляд   на
похитителя; она приступила к выполнению своего намерения.
   Гас все еще  возилась  под  плащом,  когда  вдруг  осознала,  что  ее
противник наблюдает за ней,  и  застыла  в  ожидании.  Она  было  совсем
решила, что у  него  возникли  идеи  в  отношении  ее,  вообразила,  что
пробудила в нем  нечистые  желания,  в  конце  концов,  она  имела  тому
множество примеров в своей жизни.
   Еще одно глупое и напрасное предположение... Никакой  реакции  с  его
стороны. Он наградил ее взглядом, ясно говорящим:
   "Да будь ты хоть единственной женщиной на земле, я все равно бы..." И
это было еще слишком мягкое толкование.
   Тогда, кипя от возмущения и больше не скрываясь, Гас сбросила с  себя
плащ и затем снова надела его, продев руки в рукава. Ей было все  равно,
сколько ее голого тела он увидит.
   Она свободно  завязала  пояс  плаща  и  гордо  откинулась  на  спинку
сиденья. Косточка лифчика опять впилась ей в грудь, но Гас предпочла  не
обращать на нее внимания. Определенно мистер.
   "Тихий, но смертельно опасный" реагировал  только  на  угрозу.  своей
жизни. Она могла снять с себя последние остатки одежды и  в  таком  виде
прямо перед ним красить ногти на ногах, и он даже бровью не повел бы.
   Что-то подсказывало ей: следует быть благодарной  этому  человеку  за
его равнодушие.
   Тем не менее Гас почему-то не испытывала этого возвышенного чувства.
 
*** 
 
   - Похитили? Как, - нашу Гас? - изумилась Лили Феверстоун и  в  страхе
прикрыла рот ладонью. Другой рукой она придерживала полы  своего  белого
атласного кимоно.
   Похитили ее сводную сестру? Неужели? Не успев  остановить  себя,  она
захохотала несвойственным ей нервным смехом.
   - Вы шутите, Френсис, - обратилась она к экономке, все еще охваченная
неверием. Она была бы  меньше  поражена,  если  бы  выиграла  миллион  в
тотализатор.. - Кто в здравом уме способен похитить Гас? Дайте день  или
два, пусть преступник придет в себя, и тогда он сам предложит нам выкуп,
только бы мы забрали ее обратно.
   - Не сомневайтесь, ее в  самом  деле  похитили,  -  отрезала  Френсис
Брайтли,  недовольная  тем,  что  ее  новость   была   встречена   столь
легкомысленно.
   Экономка  Феверстоунов  была  строгой  и  даже  угрюмой  не,  молодой
женщиной, которая в это яркое утро казалась  особенно  неуместной  среди
мягкой белизны просторной спальни Лили.
   Солнце вливалось в комнату через растворенные двери террасы,  освещая
ореховое бюро, письменный стол  и  полки  с  безделушками  и  небольшими
серебряными горшочками с анютиными глазками. Эти  голубые  и  фиолетовые
цветы были страстью Лили.
   - Это произошло около часа назад, - рассказывала Френсис. -  Я  вышла
на заднюю террасу и  нашла  там  у  бассейна  одного  из  наших  идиотов
охранников. Говорит, что в него якобы выстрелили  каким-то  дротиком  со
снотворным, он потерял сознание, а какой-то человек в маске захватил Гас
прямо на краю бассейна.
   - Лейк знает об этом?
   Лили взглянула на каминные часы. Они показывали двенадцать  тридцать,
а ее брат-близнец всегда по вторникам завтракал в клубе.
   -  -  Мистер  Феверстоун  уже  на  пути  домой.  Думаю,  он  вряд  ли
обрадуется, когда узнает о похищении.  -  Похоже  было,  что  Френсис  с
наслаждением излагала плохие новости. - Охранник вызвал  полицию,  я  не
успела  его  остановить.  Полицейские  уже  прибыли  и  хотят   с   вами
поговорить.
   - Полицейские? - переспросила Лили, став серьезной.
   Теперь она определенно знала, что брат будет недоволен.
   Немногочисленная охрана особняка имела строгие указания не  вмешивать
полицию без предварительного одобрения Лейка. Для такой предосторожности
существовало много причин, включая утечку информации,  до  которой  была
очень жадна пресса, живущая чужими несчастьями  и  особенно  несчастьями
известных семейств, таких как Феверстоуны.
   - Удивительно, что вы ничего не слышали, - продолжала Френсис, изучая
наряд Лили. - Не похоже, чтобы вы куда-нибудь выходили.
   Накануне Лили приняла сильное снотворное и  действительно  ничего  не
слышала, пока не проснулась  от  бешеного  стука  в  дверь.  Она  быстро
накинула кимоно, пригладила волосы и еде-, лала вид,  что  просматривает
вчерашнюю  почту.  Кому  какое  дело.  если  иногда  она   прибегает   к
лекарствам,  чтобы  успокоить  нервы.  Никто  не  мог  бы  назвать   это
привычкой, и она не желала, чтобы Френсис  знала  об  этом  и  суетилась
вокруг нее, как встревоженная наседка.
   - Может быть, отложить разговор с полицией до  возвращения  Лейка?  -
Лили неохотно просила Френсис об одолжении, зная,  что  Френсис  сначала
возгордится, а затем, как обычно,  примется  утверждать  свои  моральные
принципы. - Вы ведь могли бы придумать для меня какую-нибудь отговорку.
   - Лгать полиции? - ужаснулась экономка,  решительно  засунув  руки  в
карманы своего бежевого шерстяного  жакета,  и  озабоченно  нахмурилась,
наслаждаясь минутным превосходством. - Пожалуй, я могла бы  сказать  им,
что вы больны.
   - Ну пожалуйста, Френсис, - подхватила Лили.
   Теперь она  была  по-настоящему  обеспокоена,  так  что  у  нее  даже
заболела голова. И не из-за того, что ее заботила  судьба  Гас,  она  не
взяла бы обратно ни единого своего слова о ней. К тому же Лили  не  была
уверена, что это не один из обычных фокусов Гас. Даже папа римский с его
терпением не выдержал бы и четверти часа в обществе Августы Феверстоун и
наверняка бы объявил ее ненормальной, которая нуждается  в  смирительной
рубашке. Гас сама способна позаботиться о себе,  а  сейчас  Лили  больше
всего беспокоила экономка.
   Френсис имела репутацию отличной экономки, но также и особы с  дурным
характером.  Крупная  суровая  женщина  с  редкими  седеющими  волосами,
которые она ежедневно мыла туалетным мылом и  заплетала  в  тощую  косу,
железной рукой управляла хозяйством,  редко  снисходя  до  улыбки.  Лили
подозревала,  что  малосимпатичная  женщина  лишь  потому  столько   лет
проработала в их доме, что ни у кого не хватало духу ее уволить.
   Даже теперь выражение лица Френсис было столь осуждающим, что Лили  с
трудом  удержалась,  чтобы  не  принести  ей   извинения.   За   редкими
исключениями Френсис  критиковала  все  и  всех  на  свете,  и  особенно
бесцельное хождение в халате до самого полудня.  Лили  сдержала  улыбку,
представив себе, что бы  случилось  с  экономкой,  узнай  она  настоящую
правду  о   Лили   Феверстоун,   известной   благотворительнице,   члене
Филармонического общества и  других  почетных  организаций.  Френсис  бы
хватил удар, узнай она подлинную Лили.
   - Благодарю вас,  Френсис,  -  вслух  сказала  она,  довольная  своим
самообладанием - Было бы очень хорошо, если  бы  вы  сказали  визитерам,
желающим со мной поговорить, что я заболела. Объясните им, что я не могу
их сразу принять, и сообщите мне, как только появится Лейк.
   Движимая все тем  же  маниакальным  трудолюбием,  Френсис  подошла  к
комоду и открыла ящик,  в  который  она  накануне  сложила  белье  Лили,
выстиранное  собственными  руками.  Она  перебрала   кипу   благоухающих
лавандой белых шелковых трусиков и комбинаций  и,  удостоверившись,  что
все в идеальном порядке, сказала:
   - Вы не  забыли,  что  я  просила  вас  дать  мне  отпуск  в  ноябре?
Оплаченный, на две недели...
   Странно, что Френсис клеймит ложь, но не гнушается шантажом, подумала
Лили.
   - Хорошо, Френсис, - уже сухо сказала Лили. - Не беспокойтесь, я сама
приберу в комоде. Так вы сделаете, как  я  вас  просила?  Пожалуйста.  А
потом займитесь обедом. Приготовьте что-нибудь легкое.
   - Вы сказали, обед? - переспросила Френсис. - И  на  сколько  персон?
Дом кишит полицейскими. К тому же кому захочется есть  после  всех  этих
событий?
   - Тогда не надо... Наверное, вы правы, Френсис.
   - Мы с  сестрой  хотим  отправиться  в  круиз,  -  объявила  Френсис,
по-прежнему роясь в комоде. - Первый раз в жизни.
   - Ну хорошо, отправляйтесь в круиз! - Лили была готова на все, только
бы выпроводить экономку из комнаты. - Мы с Лейком  хотели  бы  успеть  к
ноябрю в Лондон, к открытию  осеннего  художественного  сезона,  но  что
поделаешь, придется остаться.
   Френсис закрыла за собой дверь, и  Лили  с  облегчением  вздохнула  и
отпустила наконец ворот халата, который она  крепко  сжимала  рукой.  На
груди  был  след,  чуть  заметный,  но  подозрительный,  если   к   нему
присмотреться. Ястребиный взор Френсис наверняка бы распознал фиолетовую
метку укуса.
   Лили слегка погладила синяк и ощутила, как у нее задрожали пальцы. Ее
тело пробудилось и вспыхнуло огнем, словно в него ударила  молния.  Боже
мой, неужели это происходит с ней?
   Как могла  она  так  низко  пасть,  что  способна  думать  только  об
объятиях? Она не смела взглянуть на себя в зеркало Стыдно было увидеть в
нем неузнаваемые серо-зеленые глаза, полные откровенного желания.
   Она открыла комод и вдохнула тяжелый сладкий запах лаванды, словно он
мог успокоить ее чувства, но бесцельно ворошила белье, не зная,  на  чем
остановить выбор. Страшно, что ей  предстоит  допрос,  страшно,  что  ее
сводную сестру кто-то похитил, угрожая пистолетом, но она  могла  думать
только  о  нем  и  о  том,  что  он  с  ней  делает.  Даже  если  сестру
действительно похитили, ее беспокоило лишь,  как  повернется  теперь  ее
жизнь и как это отразится на ней самой.
   Гас  была  грязным  пятном,  пачкавшим  кристально  чистую  репутацию
семейства Феверстоунов. Она была их позором с  тех  самых  пор,  как  ее
низкая  отвратительная  мать  соблазнила  отца  Лейка  и  Лили  и  силой
ворвалась в их жизнь.
   Откровенно  говоря,  рассуждала  про  себя  Лили,  разглаживая  белую
кружевную отделку шелковых штанишек, было бы лучше, если бы  они  вообще
отказались иметь дело с похитителем, кем бы он ни был,  предоставив  ему
возможность по своему усмотрению распорядиться Августой.
   Лили все еще была погружена в раздумье, когда кто-то вошел в  комнату
и остановился за ее спиной.
   - Ах, это ты,  -  сказала  она,  взглянув  через  плечо.  -  Они  уже
рассказали" тебе, что случилось с Гас?
   - Да разве от полиции куда скроешься? Они говорят, что ее похитили  и
что ты была в доме, когда это произошло.
   С неохотой Лили задвинула ящик  комода  и  повернулась  к  нему.  Она
трепетала внутри, но было бы опасно показать ему, какую  власть  он  над
ней  имеет.  Она  знала,  что  он  не  преминет  воспользоваться   своим
превосходством, как не раз уже это делал. Ей было также известно, что, к
своему ужасу, она не способна оказать ему сопротивление.
   Он настаивал, и Лили рассказала  ему  то,  что  ей  было  известно  о
похищении, то есть почти ничего, но еще до конца рассказа она  заметила,
что он ей не верит.
   Он подошел к окну и устремил взгляд на покрытое легкой дымкой  жаркое
небо и рыжевато-коричневые холмы вдали. Его фигура, сама мужественность,
рисовалась на фоне небесной синевы А может быть. Лили преувеличивала его
достоинства, учитывая ее неравнодушие к нему.
   - Надеюсь, Лили, ты в этом не замешана?
   - Конечно же, нет,  -  ответила  она,  уязвленная  намеком,  что  она
способна участвовать в таком грязном  деле,  как  похищение  собственной
пусть сводной, но сестры. Хотя, признаться, бывали моменты, когда она  с
удовольствием переехала бы Гас грузовиком. - Я спала, там вообще  никого
не было, когда это случилось. Я уже говорила тебе об этом.
   Событие непонятным образом повлияло на него, удивилась Лили, хотя  он
наверняка был столь же равнодушен к Гас, как и она  сама.  К  сожалению,
он,  видимо,  хотел  выместить  на  ней  свое  плохое  настроение.  Лили
понемногу начала сознавать, что он не умеет  самостоятельно  справляться
со своими эмоциями.
   Он  должен  был  переложить  на  кого-то  часть  своих   переживаний,
причинить боль, если сам ее испытывал.
   - В чем дело? - успокаивающе спросила Лили. - Неужели тебя взволновал
этот случай с Гас?  Если  даже  это  и  похищение,  вряд  ли  похититель
причинит ей вред. Ему просто нужны деньги.
   - Дело не в деньгах. Главное - как об этом раззвонят  репортеры.  Они
сойдут с ума от радости.
   - Ты прав, но ты ведь знаешь прессу. Через неделю им это наскучит,  и
они ухватятся за что-нибудь новое.
   Лили знала, что ей  не  удастся  его  отвлечь,  она  лишь  оттягивала
неизбежное.
   -  Представляешь,  какой  они  устроят  здесь   цирк,   -   продолжал
упорствовать он.
   - Хочешь  чего-нибудь  выпить?  -  предложила  Лили;  она  держала  в
шкафчике у дверей графины с виски и коньяком, а также со  своей  любимой
манзаниллой, светлым, очень сухим испанским хересом.
   Он был явно обижен.
   - Ты же знаешь, что я никогда не пью в это время дня.
   Лили тем не менее направилась к шкафчику, чтобы налить  себе  хереса.
Вино наверняка поможет ей справиться с дрожью.
   Она знала, что последует дальше. Он не отступит, и каждая ее  попытка
смягчить его только еще больше разожжет его гнев,  пока  он  наконец  не
выместит его на ней. Хотелось бы знать, какое наказание он измыслит  для
нее на этот раз?
   - Почему ты не одета? - спросил он с  ноткой  раздражения  в  голосе,
окидывая ее взглядом. - Какая женщина полдня шатается по дому в халате и
непричесанная?
   Какая? Ну конечно же, развратная и одержимая страстью.
   Лили сдержала истерический смех. Женщина, которая не  спит  по  ночам
из-за нечистой совести и чья плоть взбунтовалась и не подчиняется ей  Но
если она развратна... Она хотела обернуться и швырнуть ему в лицо слова:
"Если я развратна, то это твоя вина".
   Она услышала, как он подходит к ней сзади, и  прикрыла  рот  ладонью.
Ему не нравится, когда она пьет, это еще сильнее выводит  его  из  себя.
Каждый ее шаг выводит его из себя. Его злило все, что она делала,  и  он
наказывал ее за каждый им же вымышленный проступок.  Но  наступит  день,
поклялась она себе, когда придет  его  черед  страдать  и  дрожать,  как
дрожит сейчас она Лили не смела  надеяться,  что  ее  безнадежная  мента
осуществится, и все  равно  фантазировала,  хватаясь  за  соломинку,  за
ниточку, которая выведет ее из лабиринта на свободу.
   Он молча стоял за ее спиной, но она ощущала его всем своим телом: она
слышала его, чувствовала его запах и его прикосновение. Как если  бы  он
контролировал ее нервную  систему  и  настроил  на  один  лад  со  своей
собственной. Она была с ним единым целым, она была бессильна  остановить
неизбежное.
   - Мне надо одеться, - сказала Лили. -  Полиция  хочет  поговорить  со
мной.
   - Успеется, всему свой черед. Лили... Сначала я, потом они.
   Его  голос  сорвался  на  ее  имени,  и   она   почувствовала   едкое
удовлетворение от того, что и он  тоже  зависим  от  ее  власти.  У  нее
задрожали губы, и на глазах появились слезы.
   - Ну почему ты такая? - спросил он. - Ты знаешь, что мне не нравится,
когда ты так себя ведешь. Знаешь и все равно упрямишься. Почему?
   - Я не сделала ничего плохого, - ответила она.
   - Ты ведешь себя вызывающе. Ты вынудишь меня...
   Лили резко повернулась к нему:
   - Сделать что?
   Все поплыло у Лили перед глазами, она уже почти  не  соображала.  Она
боялась, что он может ее ударить, хотя никогда прежде он не  прибегал  к
физической силе, но сейчас нечто новое и пугающее вошло в их  отношения.
Прежде их разговоры были только безопасной перепалкой.
   Он прикоснулся к пятну на ее груди и тут же отдернул руку.
   - Господи, какая ты неряха, - заметил он. -  Ты  только  посмотри  на
себя.
   - Да, неряха... Но только для тебя.
   - Ты согласна сделать все, о чем я тебя попрошу?
   - Да, все что угодно.
   Она опять дрожала и почти плакала. Она была полностью в  его  власти.
Целиком.
   - Хорошо... Очень хорошо.  -  Он  отошел  от  нее,  и  в  его  голосе
зазвучало еле сдерживаемое возбуждение. -  Я  хочу,  чтобы  ты  пошла  и
поговорила с полицейскими как ты есть сейчас, не одеваясь.
   - Как? Прямо в кимоно? Нет!
   - Нет да, я хочу, чтобы они увидели тебя именно в таком  виде.  Чтобы
они поняли. Лили, что ты  за  женщина.  Какая  ты  красивая...  Красивая
развратница.
   Он запахнул полы ее кимоно и завязал пояс, не  затягивая  узел.  Так,
чтобы было видно начало ее бледной груди, ее слабое дрожащее тело.  Сама
она была не способна это сделать. Она еле держалась на ногах.
 
Глава 3 
 
   В восемь часов вечера  обычного  летнего  дня  знаменитый  лондонский
Пиккадилли-серкус был переполнен  туристами  всех  мастей  и  возрастов,
привлеченными славой этого места. Сегодня толпа,  окружавшая  колонну  с
ангелом Милосердия наверху, была не столь многочисленной, как обычно, но
не  меньше  настроенной  на  веселье  и  развлечения.   Люди   смеялись,
переговаривались, двигались вместе с толпой, и мало кто из  них  обращал
внимание на серебристый лимузин  "бентли",  стоявший  на  боковой  улице
перед пивной "Петух и бык".
   Внутри  красавца  "бентли",  напоминавшего  своей  формой   океанский
лайнер,  Вебб   Кальдерон   пытался   после   короткого   и   ничем   не
примечательного   свидания   расстаться   с   очаровательной    стройной
француженкой, считавшей, что она не выполнила всего  перечня  положенных
услуг.
   - Вы ведь хотели, чтобы я сделала вам массаж,  не  так  ли,  мсье?  -
мягко настаивала она нежным мурлыкающим голосом и при этом  разглядывала
его, выискивая множество пригодных для массажа мест, включая  золотистые
волны его волос, зачесанных назад над высоким лбом, и  непокорные  пряди
на висках и шее.
   Люди постоянно восхищались темно-серыми, как  гранит,  глазами  Вебба
Кальдерона, их удивительно  проницательным  взглядом,  но  что  касалось
женщин, то