много.
   - Что это значит? Не хочешь ли ты сказать, что твоя жизнь  не  всегда
состояла из дефиле и роскошных приемов?
   - Не будем говорить об этом, Джек.
   Гас замолчала,  боясь,  что  начнет  заикаться,  если  позволит  себе
произнести еще хотя бы слово.
   Джек нагнулся, сорвал травинку и,  очистив  ее  от  грубого  покрова,
начал жевать нежный белый росток.
   Воздух вокруг них был пропитан ароматом жимолости, и спутник Гас  был
столь неотразимо мужествен, что  она  не  решалась  нарушить  очарование
момента. Она заманила его сюда, чтобы на свободе задать  ему  тот  самый
вопрос, на который не получила ответа на берегу залива и который  принес
ей много неприятностей. Теперь она сформулирует его по-другому.
   - Как  мне  заручиться  твоим  молчанием?  -  Ее  голос  сорвался  на
последнем слове, и уже совсем тихо она добавила:
   - И как мне избавиться от твоего присутствия?
   Джек поднял голову и посмотрел на нее пронзительными темными глазами,
взгляд которых проникал в самую глубину ее души, что еще никогда  никому
не удавалось.
   - Я исчезну, когда получу то, что мне надо, - сказал он.
   - А что тебе надо?
   - Мне нужна информация.
   - Хорошо, - быстро согласилась она. - Спрашивай все что хочешь,  и  я
тебе отвечу. Если, конечно, я знаю ответы.
   - Ну что ж, тогда начнем. Кто родители Бриджит?
   Гас не успела скрыть своего удивления:
   - Зачем тебе это?
   - Я спрашиваю, ты отвечаешь, так мы, кажется, договорились.
   - Хорошо, тем более что тут нет никакого секрета. Бриджит - дочь моей
сводной сестры Джиллиан, а Джиллиан -  младшая  родная  сестра  Лейка  и
Лили. Джиллиан умерла, когда Бриджит была еще младенцем.  Перед  смертью
она попросила меня быть опекуншей Бриджит.
   Гас удивило, что он не спросил ее почему. Все остальные, в том  числе
Лейк и Лили, спрашивали,  а  Лейк  и  Лили  даже  пригрозили  через  суд
потребовать отмены решения Джиллиан, если бы не Уорд Макгенри, убедивший
их не поднимать шума.
   Никто  не  мог  понять,  почему  Джиллиан  любила  Гас.  Разве  можно
поверить, что кто-то способен любить эту дерзкую Гас Феверстоун...
   - Ты относишься к ней как к собственной дочери.
   - Я и люблю ее так, как если бы она была моей дочерью.
   - Тогда тебе следует приглядеться к тому, как ты ее воспитываешь.
   - Мне не в чем  себя  винить,  просто  я  стараюсь  быть  ей  хорошей
опекуншей и делаю это как умею. Мне хотелось бы проводить с  ней  больше
времени, но, с другой стороны, у нее есть Френсис. Думаю, теперь,  когда
я начну издавать журнал, все изменится.
   - Я говорю не о том, сколько времени ты с ней проводишь, а о том, как
ты ее воспитываешь...
   - Если ты хочешь сделать мне выговор, - резко оборвала его Гас, - то,
пожалуйста, избавь меня от этого.
   Джек смотрел на нее изучающим взглядом.
   - Бриджит точно такая, как ты. Гас. Она очаровательная  девчушка,  но
уже успела много возомнить о себе. Она не  задает  вопросов  и  не  ждет
ответов, она допрашивает тебя. Она устраивает сцены, если  ей  в  чем-то
отказывают.
   - Она такая же, как и все остальные дети.
   Гас почувствовала укол тревоги. Неужели он прав? Неужели  Бриджит  ей
подражает, а она подает ей плохой пример? Гас всегда хотела для  Бриджит
только одного: чтобы та была счастлива  и  здорова.  Она  только  хотела
научить девочку избегать страданий, выпавших на долю самой  Гас,  а  это
значило, что ребенку следовало закалять свой характер.  Она  не  хотела,
чтобы из девочки выросла заносчивая, самолюбивая кукла, в  своих  мечтах
она видела Бриджит храброй и твердой.
   Гас посмотрела в глаза Джека и увидела в них жалость.
   Жалость, это ненавистное ей чувство, хуже которого не было ничего  на
свете.  Вмиг  куда-то  исчезла  тревога,  а  ее  место  заняло   чувство
возмущения.
   - Что же ты нашел во мне плохого,? - атаковала она Джека. -  Разве  я
беспомощная неудачница? Наоборот, у меня все получается!
   Гас повернулась, чтобы уйти, но он поймал ее за руку и остановил. - -
Согласен, у тебя действительно все получается!
   - Тогда почему ей нельзя быть такой, как я?
   Свирепо глядя на него. Гас требовала ответа:  почему  она  недостойна
воспитывать ребенка и почему он вообще считает ее недостойной личностью?
Она знала, что не является образцом совершенства и что у  нее  множество
изъянов, но кто дал ему право быть судьей?
   - Да потому, что ты бездушная, заносчивая сучка.
   - Как ты смеешь, подонок...
   Она хотела дать ему пощечину, но не могла. Он крепко  схватил  ее  за
руки и не выпускал. И как он только догадался!
   - - Уймись, Гас, и считай это комплиментом. Это ведь твой  имидж,  ты
трудишься над ним день и ночь, и тебе это здорово удается. Но неужели ты
хочешь сделать Бриджит своим подобием? Ты хочешь, чтобы она стала  такой
же бездушной и жестокой, как ты? Подумай хорошенько, этого ли ты хочешь?
   Он назвал ее бездушной, подонок! Отвратительный, низкий, подлый  тип.
Одной хорошей пощечины будет достаточно, чтобы показать ему,  какая  она
жестокая! Она была готова избить его до полусмерти, если  бы  только  ей
удалось высвободиться. Ужасная жгучая боль  зародилась  в  груди  Гас  и
поднималась все выше, готовая задушить ее.
   Ее глаза наполнились слезами, и она опустила голову. Только  не  это!
Стыдно плакать, когда ты уже давно не  ребенок.  И  как  можно  плакать,
когда ты в такой ярости? Лучше уж умереть, чем позволить ему увидеть  ее
страдания. Как могло случиться, что всего несколькими словами  он  довел
ее до такого состояния? Ее и раньше  называли  бездушной,  и  не  только
бездушной, но еще и похуже.
   - Почему ты так  со  мной,  п-поступаешь?  -  спросила  Гас  охрипшим
голосом. - Ты сказал, что тебе нужна информация.
   Ты обещал отпустить меня, если я отвечу на твои вопросы.
   - Я этого никогда не говорил.
   - Тогда что тебе нужно? - Она спохватилась,  что  следовало  избегать
именно этого вопроса, но было уже  поздно.  -  Хорошо,  давай  обо  всем
забудем...
   - Гас, послушай, - сказал он, смягчившись.
   - Я уже сказала: давай обо всем забудем!
   - Но мне действительно кое-что нужно!
   - Мне наплевать на то, что тебе нужно?
   Он отпустил ее, оставив на ее руках два розовых следа  браслета.  Гас
засунула руки в карманы джинсов и отступила назад, не глядя на него.  Ей
стало плохо от смеси запахов лошадиного пота и цветущей жимолости.
   - Я хочу вернуться домой, - сказала она.
   - Хорошо... Но только дай мне еще минутку. Я хочу  вырезать  на  дубе
наши инициалы.
   - Наши что?
   Гас не  удержалась  и  посмотрела  на  него.  Ей  надо  было  увидеть
выражение его лица. Что за ерунду он несет? В его блестевших глазах  она
прочла непонятную одержимость и,  не  умея  ее  разгадать,  предположила
самое плохое. Он над ней  смеется,  и  она  ненавидит  его  за  это.  Он
обращается с ней как с  глупой  школьницей,  но  почему  это  должно  ее
трогать?  С  красными  от  слез  глазами  и  носом  она,  должно   быть,
представляет собой жалкое зрелище.
   - Наши инициалы, а еще лучше имена, - повторил  Джек,  вытаскивая  из
кармана складной нож. - Твое, мое и наши сердца. И  еще  надпись:  "Джек
любит Гас". Ты не против?
   Гас онемела. Не веря своим глазам, она наблюдала, как он открыл нож и
принялся за работу. Его быстрые умелые движения напомнили  ей  о  замке,
который он вырезал в пустыне, и о том, что  тут  он  почти  профессионал
Вырезать их инициалы на коре дерева было для него сущим пустяком.
   Но для чего?
   "Не спрашивай, - остановила она себя.  -  Садись  на  свою  лошадь  и
отправляйся домой. Он издевается над тобой, а  ты  терпишь!  Он  мог  бы
вырезать инициалы прямо на твоем сердце..." Гас вспомнила,  что  до  сих
пор никто не вырезал ее инициалов на дереве, и если уж так случилось, то
к этому следует отнестись  серьезно.  Ведь  не  ради  пустой  забавы  он
украшал дерево эмблемой любви.
   Минуты бежали, Гас уговаривала себя уехать, но не двигалась с  места.
Она словно приросла к земле, слушая громкое биение своего сердца.
   - Зачем ты это делаешь? - спросила она.  -  Ты  меня  не  любишь,  ты
назвал меня сучкой.
   Джек продолжал работать, не обращая на нее внимания.
   Сначала он как бы  набросал  их  имена  вчерне,  а  потом  углубил  и
разукрасил каждую букву.
   - Может быть, мне нравятся вздорные женщины, - наконец пояснил он.
   - Не выдумывай, ты меня терпеть не можешь. Вспомни, как ты  обращался
со мной в пустыне. Ты даже не позволил себе кончить, когда мы занимались
любовью.
   Он только что принялся за букву "л", но остановился  и  посмотрел  на
Гас. Она поняла, что застала его врасплох и  что  он  не  поверил  своим
ушам. Журчание воды между камнями подчеркивало наступившее молчание.
   - Так вот что ты подумала. Гас, - сказал он почти ласково и,  воткнув
нож в ствол дуба, повернулся к ней. - Что я не  разрешил  себе  кончить?
Это ты подумала?
   Его голос был полон сожаления, и он  покачал  головой.  Их  разделяло
всего несколько шагов, и Гас молила, чтобы он не притронулся  к  ней,  а
если притронется, то чтобы у нее хватило сил остановить его. Правда, она
знала, что даже и не попытается сопротивляться,  она  была  недостаточно
сильной для этого или, может быть, просто не хотела  его  останавливать.
Как бы там ни было, но когда Джек протянул руку и догладил ее  по  щеке,
ее руки, словно плети, беспомощно повисли вдоль тела.
   Чувствуя его близость, Гас уткнулась взглядом в землю, и  его  пальцы
погрузились в спутанные пряди ее волос, выбившиеся из пучка на затылке.
   - Если ты думаешь, что я тебя не хотел, то ты  ошибаешься,  -  сказал
он, гладя ее волосы, плечи, спину. - Наоборот, я тебя слишком хотел.
   Гас прислушалась к шуму ручья и глубоко  вдохнула  ароматный  воздух,
отгоняя наваждение. Он настаивал, чтобы она ему поверила, и  как  сильно
ей хотелось ему поверить! Это было безумием. Он был дьявольски хитер,  и
все же именно таким она себе представляла своего мужчину. И вот теперь в
подтверждение своей любви он вырезает на коре сердца, что не  делал  для
нее ни один мужчина. Это  было  почти  что  сбывшейся  мечтой,  но,  как
известно, мечты никогда не сбываются. Никогда.
   Горечь овладела ею.  Он  ее  обманывает,  улыбаясь  своей  прекрасной
белозубой улыбкой. Он  не  мог  ее  не  обманывать.  Какая-то  странная,
непонятная причина заставляет его добиваться ее любви и требовать от нее
взаимности. Очень скоро ей откроется его тайна. Никто никогда  не  любит
кого-то просто так, без задней мысли.
   - Из всего того, что ты сказала обо  мне,  лишь  одна  вещь  является
правдой.
   - Какая же?
   - Я не кончил того, что начал. Я хочу" сделать это сейчас, Гас. Прямо
под деревом с нашими именами.
   В противоположность глазам его улыбка была полна нежности.  Глаза  же
выражали только одно голое желание, отчего казались напряженными точками
на его лице. Он начал развязывать узел на ее блузке, и Гас  поняла,  что
его надо остановить.  Немедленно.  Его  теплые  пальцы,  задевая  груди,
скользили по ее коже. Если она сейчас его не остановит, то через секунду
уже будет поздно.
   - Мы женаты, и я хочу заняться любовью со своей женой.
   Разве это непонятно?
   Гас закрыла глаза, прислушиваясь к его словам. "Мы женаты, и  я  хочу
заняться любовью со своей женой", - повторила она за ним про себя.
   - Я уже готов. Гас, - нашептывал он. - Я хочу проделать с  тобой  все
то, что делают мужчины с женщинами. Я хочу соединиться с тобой и довести
дело до конца, но только с одной тобой. Я хочу  иметь  с  тобой  брачные
отношения. - Его губы коснулись ее  виска,  потом  нежного  ушка.  -  Ты
знаешь, чего я хочу. Я хочу...
   Гас очнулась, как от удара. И не от того  очень  откровенного  слова,
завершившего его речь, а от тех длинных официальных.  "Я  хочу  иметь  с
тобой брачные отношения..."
   Он взял ее лицо в ладони и нагнулся, чтобы поцеловать, и  она  широко
раскрыла глаза. Что происходит? Он вырезает сердца на дереве и твердит о
желании иметь секс со своей женой. А где же тут любовь? Ее  нет,  и  это
смешно. Он хочет осуществить свои права, чтобы  их  брак  перестал  быть
браком фиктивным.
   Он хочет помешать ей его расторгнуть.
   - Я возвращаюсь домой, - объявила Гас.
   Ей надо было поскорее расстаться с ним, чтобы он больше не  пробуждал
в ней неосуществимых желаний, с  которыми  она  не  умела  бороться.  Он
пробуждал в пей мечты о том, чего не мог ей дать. Это было очень жестоко
с его стороны.
   - Подожди!
   - Нет!
   Гас вырвалась из его рук с такой свирепой решительностью, что  он  не
стал ее удерживать. Злые слезы слепили ей  глаза,  когда  она  бежала  к
лошади. Какая же она глупая, что позволяет себе плакать...
   Гас пустила Бирюзу галопов, а  он  все  еще  стоял  под  деревом,  на
котором вырезал их имена. Она направлялась к обрыву над  оврагом,  через
который, она была, уверена, его лошадь не  сможет  перескочить.  Гас  не
знала, как еще она может от него избавиться, но знала,  что  непременно,
любой ценой, должна это сделать. Сколько лет прошло с тех пор,  как  она
заставляла  лошадь  преодолевать  препятствие?  Много,  и  она  не  была
уверена, что сумеет сделать это теперь. Но Бирюза сумеет,  недаром  Лили
тренировала ее не только как охотничью лошадь, но и учила брать барьеры.
Бирюза могла перескочить через достаточно широкий овраг.
   Спустя несколько минут, когда она уже  была  на  вершине  холма.  Гас
оглянулась и увидела Джека, скачущего за ней вверх по склону.  Следовало
признать, что он достиг значительных успехов в верховой езде всего  лишь
за одно утро. Он настигал ее! Прижимаясь к холке и вцепившись в поводья.
Гас погнала лошадь вниз по склону к оврагу.
   Они приближались к обрыву с  ужасающей  быстротой,  и  Гас  задержала
дыхание, не веря, что  может  решиться  на  прыжок.  Если  Бирюза  вдруг
остановится  или  заупрямится.  Гас  перелетит  через  голову  лошади  и
окажется на дне оврага Гас  распласталась,  прижавшись  к  лошади,  и  с
трудом удерживала вопль ужаса. Она  зарылась  лицом  в  гриву  Бирюзы  и
ощутила, как сжалось и потом распрямилось в прыжке мощное тело лошади, и
они перелетели через овраг на другую сторону.
 
Глава 16 
 
   Джек изо всех сил натянул поводья. Пытаясь замедлить бег  лошади,  но
Яшма лишь фыркала в ответ и мчалась во весь опор.
   Гас опережала его футов на двести и, как ему казалось, скакала  прямо
к оврагу. Ветвистые дубы впереди мешали Джеку разглядеть девушку,  когда
она на мгновение появлялась между ними.
   Он видел, как она прижалась к лошади, сливаясь с ней в единое  целое.
Неужели она решится прыгать? Да, теперь в этом  не  было  сомнений,  она
стремительно приближалась к оврагу.
   Должно быть, она сошла с ума или не оценила ширины пропасти!
   Пригнувшись  к  гриве  Яшмы,  Джек  уговаривал  ее  прибавить   ходу.
Возможно, лошадь Гас перестала ей  подчиняться,  и  если  он  сумеет  их
нагнать и перерезать им путь, то еще есть слабая надежда их  остановить.
Сначала бег Яшмы был неровным, и Джек подпрыгивал в седле, но постепенно
лошадь выровнялась и перешла на быстрый галоп, и Джек почувствовал  себя
настоящим наездником. В один короткий день он прошел всю школу  верховой
езды.
   Расстояние между ним и  Гас  сократилось  вдвое,  но  дна  уже  почти
достигла оврага и явно не собиралась останавливаться. Ей никогда его  не
перепрыгнуть, а падение вниз убьет и ее, и лошадь. Джеку  казалось,  что
стук копыт Бирюзы отдается у него в голове. Никогда ему не догнать  Гас,
и все же он упорно гнал свою лошадь.
   Гас достигла края оврага, и Бирюза без труда перемахнула через него.
   - Господи, - только и  сумел  выдохнуть  Джек,  когда  Гас  и  Бирюза
преодолели пропасть и благополучно приземлились на другой стороне.
   Похоже было, что у лошади на миг выросли крылья! Копыта Бирюзы  почти
не подняли пыли, коснувшись противоположного края. Как это удалось  Гас?
Теперь его очередь. Он еще крепче обхватил Яшму  коленями,  еще  сильнее
натянул поводья и приготовился к полету.
   Как только вся  глубина  бездны  открылась  перед  ней,  Яшма  начала
тормозить задними ногами, и Джек врезался головой в ее шею, как мчащийся
на полной скорости  автомобиль  -  в  кирпичную  стену.  От  сотрясения,
казалось, у него сдвинулись позвонки, а лошадь, проехав на всех  четырех
ногах некое расстояние, остановилась перед самым обрывом, толчком  через
голову сбросив с себя седока. Одна его рука запуталась  в  поводьях,  но
тело вылетело из седла, словно  запущенная  ракета.  Последнее,  что  он
увидел, сделав сальто-мортале, была твердая,  сожженная  солнцем  земля.
Наверное, тут не помешал бы пояс безопасности, подумал Джек, и это  было
его последней мыслью.
   Когда Гас решилась посмотреть  туда,  где  всего  секунду  назад  был
всадник, то увидела лишь огромное облако пыли.
   - Господи, - только и сумела вымолвить она и направила Бирюзу обратно
к краю оврага. Овраг сильно зарос, что затрудняло поиски, и, сколько Гас
ни смотрела, она не обнаружила ни Джека, ни лошади.
   Тем  временем  облако  пыли  рассеялось,  и  Джек  чудесным   образом
материализовался перед ней. И не в крови и со  сломанными  конечностями,
но на вид целый и невредимый. Значит,  он  не  упал  на  дно  оврага,  а
каким-то образом сумел удержаться на краю. Он сидел на  земле  спиной  к
ней и тряс головой, словно отмахиваясь от мух. Яшма стояла рядом,  мирно
жуя пыльную траву.
   Гас в изумлении приподнялась в  седле,  стараясь  получше  разглядеть
его. Она не видела никаких  внешних  серьезных  повреждений,  таких  как
вывихнутые руки или ноги, но следовало учесть, что он сидел к ней спиной
и находился на некотором расстоянии. Гас все еще не  пришла  в  себя  от
ужаса. Она не могла разобраться в путанице противоречивых чувств,  какие
вызывал в ней этот человек. Она испытывала огромное  облегчение  оттого,
что он жив, и в то же время страстно желала,  чтобы  он  убрался  из  ее
жизни.
   Бирюза задвигалась под ней, и Гас похлопала ее по шее,  поздравляя  с
победой. Запах пота исходил от беспокойного, переступающего  с  ноги  на
ногу животного, и причиной тому были жара и долгая скачка.
   Птица громко засвистела на одном из дубов, и Яшма подняла  голову  от
травы. Но Джек оставался неподвижным.
   Не в силах больше терпеть неизвестность. Гас приложила руки ко рту  и
крикнула:
   - Как ты там?
   Слова гулким эхом отозвались в овраге. Джек должен был  ее  услышать,
но он не откликнулся. Гас всегда нервничала,  когда  люди  ей  долго  не
отвечали. В детстве мать  не  обращала  никакого  внимания  на  то,  что
говорила ей маленькая Августа, чем еще больше разжигала в ней страх, что
ее могут покинуть.
   Даже теперь, если  люди  вдруг  замолкали  в  разговоре  с  ней.  Гас
испытывала то, прежнее, чувство ненужности.
   Испарина выступила у нее на лбу. Она не могла бы сейчас произнести не
заикаясь ни одного слова. К  счастью,  ей  не  пришлось  говорить.  Джек
поднял руку, потер шею и покрутил головой.
   - Кэлгейн! - позвала она, как ей показалось; очень тихо, но имя  эхом
разнеслось вокруг.
   Он повернул голову и посмотрел на нее, и Гас уже  собралась  помахать
ему, но удержалась. Он глядел на нее недоброжелательно, и грозный  блеск
темных глаз напомнил ей тот день, когда он ее похитил.  Только  на  этот
раз он действительно  готов  был  ее  прикончить.  Убить  без  малейшего
сожаления и раскаяния. Она не сомневалась, что, доберись он до  нее,  он
сломал бы .ей шею. Существовало еще одно важное обстоятельство,  которое
следовало учесть: бесполезно  было  убеждать  его,  что  это  несчастный
случай. Она предстала перед ним преступницей, в руке которой еще дымился
пистолет. Он был  уверен,  что  она  специально  заманила  его  на  край
пропасти.
 
*** 
 
   - Эй, Бриджит! - негромко позвала Гас, осторожно заглядывая в  кухню,
где ее племянница доедала шоколадную булочку, запивая ее молоком, и  при
этом читала "Пупси Померанец, вы