е, что  заставило
Эланну удивиться, почему она никогда не замечала,  как  мастерски  ее  жених
умеет скрывать свои мысли. - Я всего лишь подумал вслух.
   - Ты уверен, что ничего важного?
   - Ничего, с чем я бы не сумел справиться. - Он  взял  у  нее  хрустальный
бокал и поставил его на поднос проходившего мимо официанта. - А поскольку  я
вежливо выслушал твою тетю, внушавшую, как мне повезло, что я отхватил такой
образец женского совершенства, и перечислявшую все твои достоинства,  причем
я ни разу не перебил ее, чтобы прибавить к ним твои  исключительные  женские
таланты, то, по-моему, заслужил танец.
   - А я думала, ты никогда меня  не  пригласишь.  -  Эланна  позволила  ему
обнять себя. Обычно ей  бывало  в  его  объятиях  на  удивление  спокойно  и
безопасно. Но сейчас, когда  он  обхватил  ее,  она  вздрогнула.  Сегодня  в
Джонасе , появилось что-то незнакомое. Что-то почти.., опасное.
   Смешные мысли, решила Эланна, прислоняясь к его надежной груди  и  вдыхая
неповторимый мужской запах. Не какой-то дорогой дезодорант или  одеколон,  а
запах, принадлежавший только ему, Джонасу, с которым она танцевала.
   Безопасному, предсказуемому Джонасу. Губы его касались ее виска,  дыхание
ерошило волосы, руки двигались по спине, обхватили ягодицы, приподняли ее...
   - Джонас! - У Эланны перехватило дыхание, когда  он  прижал  ее  к  своей
восставшей плоти, не пытаясь скрыть это. - Что ты делаешь?
   - Танцую со своей невестой, - ответил он с  подчеркнуть(tm)  равнодушием,
не совпадавшим с пульсирующей в паху силой.
   Нечаянно подслушав разговор Эланны с Элизабет,  Джонас  думал  только  об
одном - как показать ей, что он не тот  скучный,  бесстрастный  человек,  за
какого она, по всей очевидности, его принимает. Но когда эротические  мысли,
будто дым горящих прерий,  затуманили  его  сознание,  намеченный  план  дал
неожиданный результат. И сейчас, чувствуя, как  сливаются  их  тела,  Джонас
обнаружил, что ему трудно контролировать себя, если не сказать больше.
   Господи, что сегодня с ним происходит?  -  удивлялась  Эланна.  Когда  он
схватил зубами мочку ее уха, она решила, что это очень  похоже  на  то,  как
если бы они занимались любовью  стоя.  Впредь  надо  будет  избегать  с  ним
объятий на людях, сказала она себе, тем более что налившаяся между  его  ног
мужская сила не оставила ее безучастной.
   - Сколько ты выпил шампанского?
   - Полбокала. Мне не нужен алкоголь, когда ты рядом,  Эланна.  Ты  пьянишь
одним своим присутствием. - Он наклонил голову и приник к ее губам. Короткий
поцелуй, точно сноп искр, обжег  кожу.  Стоит  только  посмотреть  на  тебя,
коснуться тебя, и я пьянею больше, чем от бутылки шампанского, чем от самого
крепкого портвейна.
   - Боже! - Ее вдруг тоже охватило возбуждение. - Я и не представляла,  что
ты можешь быть таким поэтичным.
   - У меня отличная муза... Ты хоть капельку понимаешь, как я хочу тебя?  -
спросил он, погружая лицо в ямку на ее шее  и  впитывая  ее  запах.  Сложный
таинственный аромат духов вызвал в нем мысль об обжигающе пылком,  неистовом
сексе. Ему захотелось вынести ее из дома и любить в темном влажном лесу.
   Когда его язык коснулся ее запылавшей кожи,  дрожь  возбуждения  пронзила
Эланну. Она совсем не ожидала такой бурной страсти. От Джонаса. Голова у нее
закружилась, впрочем, не настолько, чтобы отвлечься от мысли,  что  надо  бы
поглубже исследовать этот феномен.
   А  что,  мысль  интересная...  Она  провела  ногтями,   покрытыми   лаком
персикового цвета, по его губам. Странно, почему она  никогда  не  замечала,
какой у него чувственный рот? Он схватил ее руку, повернул и прижался губами
к нежной коже запястья. Пульс у нее сделал резкий скачок.
   - Жаль, что мы не одни. - Едва скрываемое пламя  в  его  обычно  холодных
глазах вызвало в Эланне такое возбуждение, какое она считала  для  себя  уже
невозможным. Это пламя перекинулось и на ее чувства, которые до сих пор  она
благополучно держала взаперти. В ней разгорелась страсть, а  она-то  думала,
что никогда снова не испытает ничего подобного.
   - Знаешь, - пробормотала она, - когда ты  пожалел,  что  мы  не  одни,  я
почувствовала, как приближается головная боль.
   - Правда? - Он вскинул темные брови.
   - Такое состояние, будто начинается что-то  вроде  мигрени,  -  объяснила
она. - В  лучшем  случае.  Неужели  этот  воркующий,  с  придыханиями  голос
принадлежит ей? - По-моему, мне лучше всего поехать домой.
   Их глаза встретились. Взаимное желание так сгустило  воздух  вокруг  них,
что даже дышать стало трудно.
   - В постель, - сказал Джонас.
   Она испытывала невообразимое возбуждение. Комната, город, весь мир  вдруг
невероятно закачались и задрожали. Если в  данный  момент  Сан-Франциско  не
переживает землетрясения, то, значит, с ней самой что-то не так.
   - В постель. - Эланна встала на цыпочки и коснулась губами его рта.
   - Я не герой.
   Митч откинулся на спинку позолоченного стула  и  вытянул  вперед  длинные
ноги. После двенадцати головокружительных часов он был благополучно укрыт на
военно-воздушной базе США в Висбадене. До возвращения в Штаты его еще  ждала
беседа с офицером разведки.
   Он разглядывал свои ступни, которые горели в непривычных  туфлях.  Черные
полуботинки как у  летчиков,  не  иначе.  Удобные  разношенные  мокасины  из
испанской кожи у него отобрали в первую же ночь плена  и  оставили  босиком,
чтобы помешать вероятному побегу. Как ни хотелось ему  снять  туфли  или  по
меньшей мере расслабить черные шнурки, он скрепя сердце  отказался  от  этой
мысли, решив, что саднящие подошвы не слишком высокая цена за возвращение  к
цивилизации.
   - Попробуйте сказать это американской публике, - сухо возразил Даниэл  С.
Букнер, шеф бюро ЦРУ. - Публика жаждет героя. Смотрите на это так, будто вас
выбрали в герои.
   - Как раз о таких  случаях  и  сказано:  "Несчастна  та  страна,  которая
нуждается в героях", - парировал Митч. - Я охотно выкладываю  вам  все,  что
знаю, а это, черт возьми, не так уж много. Но потом намерен вернуться к моей
собственной жизни. К жене. Которой мне еще не разрешено позвонить.
   - Мы не хотим, чтобы просочилось хоть слово о вашем освобождении, пока мы
не побеседуем с вами, - пожал плечами пожилой шеф. - Очень скоро здесь отбоя
не будет от репортеров.
   Достав из кармана пачку  сигарет,  он  предложил  Митчу,  тот  отказался.
Букнер прикурил сигарету, откинулся  назад  и  сквозь  клубы  голубого  дыма
изучающе уставился на журналиста.
   - Так, - сказал он, - давайте начнем с того дня, когда вы были похищены.
   У Митча вырвался обреченный вздох.  Если  они  собираются  день  за  днем
пройти все пять  лет,  то  он  станет  скрюченным  стариком,  когда  наконец
доберется домой к Элли.
   - Это была годовщина  нашей  свадьбы,  -  начал  Митч,  даже  не  пытаясь
скрывать возрастающее раздражение. - И мы шли обедать.
   - Куда?
   - В "Коммодор". - К черту этикет. Митч сбросил туфли. Ночь  обещала  быть
очень длинной.
   Короткая дорога до дома Эланны показалась вечностью.
   - Наконец-то, - с облегчением проговорил Джонас, стягивая  галстук  цвета
бургундского вина  и  небрежно  швыряя  его  в  холле  на  ручку  кресла  из
папье-маше, инкрустированную слоновой костью. В прошлом месяце Эланна  нашла
это кресло на распродаже  поместья  в  Мендосине.  Стоило  оно  больше,  чем
позволял ее бюджет, и Джонас с радостью купил  его  для  нее  как  свадебный
подарок. - Я думал, мы никогда не доберемся.
   - Вроде бы ты очень спешишь. - Эланна сняла  черный  кашемировый  плащ  и
поежилась.  Хотя  дни  стояли  теплые,  ночи  в  Сан-Франциско  еще   бывали
холодными.  Она  продрогла,  пока  шла  от  машины,  но  одного  взгляда  на
разгоравшееся в глазах Джонаса пламя оказалось достаточно, чтобы ее  бросило
в жар.
   - В некоторых  делах,  -  сказал  он,  взял  у  нее  плащ  и  повесил  на
дерево-вешалку  из  меди  и  слоновой  кости.  Желание  бурлило  в  нем,   и
непринужденность давалась нелегко. - Но есть  вещи,  которые  я  предпочитаю
делать очень и очень медленно.
   Несомненно, сегодня перед ней совсем  другой  человек.  Эланна  незаметно
изучала Джонаса из-под опущенных ресниц.  Его,  как  всегда,  окружала  аура
стальной воли, одно из качеств, которое особенно привлекало  ее.  Но  прежде
оно сочеталось с нежностью.  И  это  позволило  ей  довольно  долго  держать
оборону, прежде чем влюбиться в него.
   Но сегодня вечером.., сегодня вечером Джонас излучал такую мощную мужскую
силу, которая грозила полностью пленить Эланну. Ее вдруг захлестнуло горячей
волной, столь внезапно, что она вздрогнула.
   - Холодно? - спросил он.
   - Нет, - прошептала она. Его карие глаза уставились  на  нее  с  голодным
блеском. Взгляд тяжелый. Настойчивый. Этот взгляд нервировал и возбуждал ее.
- Мне кажется, я горю.
   Ответная улыбка была медленной, чувственной и головокружительно опасной.
   - Подумать только, а ночь  еще  такая  юная.  И  прежде  чем  она  сумела
разгадать его намерение, Джонас подхватил ее, как перышко, на руки  и  понес
по винтовой лестнице вверх.
   - Джонас! Что ты делаешь?
   - А как ты думаешь? - удивился он. Внеся ее в спальню и поставив  на  пол
рядом с белой, из железных кружев,  кроватью,  он  обошел  комнату,  зажигая
душистые белые свечи. - Соблазняю свою невесту.
   На секунду он остановился возле дверцы шкафа,  где  висело  ее  свадебное
платье - воздушная пена из кружев цвета слоновой кости, украшенных неровными
жемчужинами. Вначале Эланна не соглашалась  на  традиционное  белое  платье.
Ведь она уже была замужем. Но Элизабет настояла, ведь Эланна и Митч  в  свое
время просто убежали от венчания.  И  Эланна  получила  право  оживить  свою
детскую мечту о настоящей свадьбе. Правда,  долго  еще  сомневалась,  но  на
прошлой неделе один взгляд в зеркало  примерочной  изменил  ее  отношение  к
свадебному туалету. Посмотрев на свое отражение, она  с  веселым  изумлением
обнаружила, что выглядит почти красивой.
   Джонас играл с прозрачной шелковой вуалью того же цвета, что и платье.
   - У меня к тебе просьба.
   - Какая?
   - Пускай в нашу брачную ночь на тебе не будет ничего, кроме  обручального
кольца, жемчуга и этой вуали.
   Сцена, нарисованная им, вспыхнула у нее  в  сознании  так  живо,  что  от
чувственного волнения едва не подогнулись колени.
   Он подошел к ней и стал рядом, совсем близко, до того близко, что  Эланна
уже не могла сказать, чье сердце так быстро бьется, ее или его.
   - Я люблю тебя, Эланна. - Его руки скользнули по  голым  плечам  и  мягко
сжали ей локти. Прикосновение было легким, как дождь, начавшийся за окном. -
Позволь мне показать, как я тебя люблю.
   - О да, - выдохнула она непроизвольно. Слуха ее коснулся звук  спускаемой
молнии. Мгновением позже шелковый зеленый лиф упал к талии.  Легким,  нежным
движением он спустил к ногам  и  все  платье,  благо  оно  было  с  глубоким
вырезом.
   Потемневшие глаза пожирали ее голые  груди.  Пылающий  взгляд.  Голодный.
Сладко обомлев от великолепия его восставшей  мужественности,  она  едва  не
задохнулась от восхитительного чувства предвкушения.
   - Я когда-нибудь говорил тебе, как люблю твою кожу?
   -  Она  не  загорает.  Никогда...  Даже  в...  -  Она  осеклась.  Незачем
вспоминать о Бейруте. Джонас,  правда,  всегда  подбадривал  ее,  когда  она
говорила о тех днях, о  своем  браке  с  Митчем.  Но  эта  тема  никогда  не
возникала в спальне.
   Джонас заметил, как боль воспоминаний затуманила ей глаза, но  ничего  не
сказал.
   - Загар слишком переоценивают. От него бывает пигментация. -  Его  пальцы
ласкали ее кожу, разрядами искр покалывая разгоряченную плоть. -  Не  говоря
уже о преждевременных морщинах. Моя  тетя  Кетлин,  которую  ты  увидишь  на
свадьбе, с возрастом стала злоупотреблять гольфом. Женщине только пятьдесят,
а выглядит как реклама дубления. Зато  твоя  кремовая  кожа  напоминает  мне
фарфор.
   Он наклонил голову и в  поцелуе  обхватил  ее  расцветший  сосок.  У  нее
томительно сжались мышцы живота.
   - Я сюда еще вернусь,  -  пообещал  он,  переключаясь  на  другую  грудь.
Сладостная пытка обещала затянуться надолго. - Нет, фарфор слишком  твердый.
Слишком холодно. Твоя кожа как атлас. - Его язык  оставлял  длинные  влажные
дорожки на полных склонах грудей, и сдавленный  вздох  наслаждения  невольно
слетел с ее полураскрытых губ. - Теплый, влажный атлас.
   - Джонас... - Она уперлась  руками  в  его  грудь.  Ей  нужна  передышка.
Немного прийти в себя. Ведь уму непостижимо, что он с ней делает.
   Джонас не спускал с нее глаз, упиваясь совершенными,  утонченной  красоты
чертами. Зеленые ее глаза потемнели и затуманились.
   - Хочешь, чтобы я перестал?
   - Да, погоди немного. Пока я  отдышусь.  -  Ее  дрожащие  пальцы  вопреки
словам расстегивали тем временем пуговицы на его рубашке и распахивали ее. -
Ну вот. Продолжай. - Эланна не могла припомнить, чтобы когда-нибудь она  так
хотела, нет, так нуждалась в мужчине, как сейчас в Джонасе. - Странно... Все
так неожиданно, так непривычно. Мне как-то не по себе.
   Она отвела взгляд в сторону, но Джонас сжал  ее  виски  и  откинул  назад
голову, так что ей пришлось встретиться с ним глазами.
   - Можно я что-то предложу?
   - Что? - неуверенно спросила она.
   Пальцы Джонаса пробежались по ее шее, по ключицам, задержались на  груди,
а потом стали искушающе странствовать по животу.
   - Почему ты не расслабишься? Просто плыви себе по течению.
   Гм. Довольно поздно Эланна пришла к пониманию, какой невероятно  незрелой
она была, когда выходила замуж  за  Митча.  И  вознамерилась  все  изменить,
поклялась никогда не быть  снова  жертвой  обстоятельств,  никогда  не  быть
слабой.  С  жесткой  решительностью  взяла  контроль  над  своей  жизнью   в
собственные руки. Правда, другие считали ее собранность едва ли  не  манией.
Но она не позволяла их предостережениям сбить себя с  толку,  остановить  на
пути к цели - стать сильной. Неуязвимой. Зрящей в корень вещей.
   Нет, она уже не та наивная, безропотная юная  особа,  которая  беспомощно
смотрела, как в Бейруте ее возлюбленного  мужа  швыряют  на  заднее  сиденье
машины. И даже если бы захотела, а она не хочет,  не  смогла  бы  стать  той
женщиной. Так ей казалось.
   Но сегодня ночью все было  как-то  по-другому.  Тело  ее  само  поддалось
совету Джонаса, и его рот  завладел  покорными  губами.  От  поцелуя  у  нее
закружилась голова. Она ухватилась за его  плечи,  вцепилась  в  них,  будто
пытаясь задержаться на краю завертевшегося мира.
   Это не помогло, Эланна почувствовала, что летит, летит без усилий, словно
перышко, подхваченное теплым смерчем летнего ветра. Она все парила, парила и
падала, пока не ощутила спиной хрустящие простыни.  Разум  распался,  мыслей
больше не было. Только ощущения. Чувства. Страсть.
   Эланна бездумно подчинялась своему поводырю, стремясь туда  же,  куда  он
увлекал ее за собой. Она не заметила, как соскользнуло с нее белье.  Исчезло
словно в сказке.
   Руки Джонаса ласкали, сжимали,  распаляли.  Его  рот  терпеливо  раздувал
огонь.  Костей  у  нее  не  осталось,  вся  она  превратилась  в  воплощение
податливости. Под его руками кожа была горячей, гладкой, влажной.  Его  губы
блуждали по ее груди, и она в исступлении выгнулась аркой,  запустив  пальцы
ему в волосы. Но он действовал быстро, словно ртуть, манил, соблазнял, ни на
мгновение не останавливаясь, чтобы дать удовлетворение.
   Когда его язык увлажнил углубление пупка, у нее вырвался сдавленный стон.
Когда он начал покусывать разгоряченную плоть между бедрами, она  выкрикнула
его имя. Его жаркое дыхание расплавляло ее, язык довел до края пропасти,  но
прежде, чем она достигла кульминации, он отступил, оставив ее  ослабевшей  и
изнемогающей.
   Такую он хотел ее. Потрясенную страстью, раскрасневшуюся от  наслаждения.
Уже почти не владея собой, он приподнялся. Глядя  на  нее  сверху  вниз,  он
испытывал  чувство  варвара-завоевателя,  упивающегося   видом   покоренного
владения.
   Джонас понимал, что она никогда не забудет мужа. Знал об  этом  с  первой
встречи. И принял это.  Но  решил  навсегда  стереть  любые  воспоминания  о
Митчелле Кентрелле, которые овладевали Эланной в постели. Хотел выжечь из ее
памяти прежние прикосновения его рук, вкус его губ. Хотел  завоевать  Эланну
для себя. И не только тело. Ее всю - разум, сердце и душу  -  Скажи  мне,  -
сказал он пресекающимся голосом, судорожно хватая воздух - Скажи  мне,  чего
ты хочешь?
   Позже, когда разум прояснился и кровь остыла, Эланна поняла,  что  бывают
разные уровни интимности. Тот, на  который  сегодня  ночью  они  с  Джонасом
поднялись, был сильнее и связывал  крепче,  чем  любой  из  тех,  какие  она
переживала раньше.
   Но сейчас она понимала только одно, если она сию минуту не  получит  его,
то просто умрет.
   - Тебя! Я хочу тебя!
   У нее даже представления не было о  том,  что  существует  страсть  такой
силы, какая неожиданно взорвалась внутри Ей казалось, что она знает страсть.
Она, конечно, не раз переживала желание. Но сейчас было все по-другому Никто
и никогда не давал ей так много Никто и  никогда  не  требовал  от  нее  так
много.
   С неистовством, какого она и не подозревала в себе, Эланна сорвала с него
одежду, отчаянно жаждавшие руки волновали его плоть, раздувая пламя, которое
пока ему удавалось сдерживать Из последних сил.
   - Я хочу тебя  всего.  Хочу  вобрать  в  себя.  Запах  созревшей  страсти
наполнил воздух, смешался со сладким ванильным ароматом свечей  и  свежестью
дождя. Простыни смялись и накалились, пока они катались по кровати,  рот  ко
рту, плоть к плоти. Кожа стала скользкой. И жаркой Ее дыхание вырывалось  из
полуоткрытого рта, опаляя ему губы. Ее тело изгибалось, его  -  напрягалось.
Где бы  ни  скользили  его  руки,  в  ответ  вспыхивало  пламя  Куда  бы  ни
прижимались ее губы, он пылал.
   Теперь уже источник энергии был в ней самой.  Никакой  податливости,  она
стала сильной. Ловкой. Ее руки и ноги обвились вокруг  него,  будто  пеленая
теплым шелком, втягивая его в себя.
   - Я люблю тебя, - вместе проговорили они. Он хотел наблюдать за ее лицом,
когда подведет ее к кульминации, видеть, как заволакивает страсть  глаза,  а
взамен ощутил, как все перед ним заволокло пеленой.  Он  погружался  в  нее,
надолго нырял, с каждым разом все глубже и глубже вдавливая в постель. Мышцы
живота конвульсивно напряглись, предвещая, что  вот-вот.  И  в  этот  момент
зрачки ее расширились и с губ слетел резкий крик наслаждения.
   Увидев в  зеленой  глубине  ее  глаз  невыразимую  растерянность,  Джонас
испытал прилив чисто мужского удовлетворения. Она пережила  возбуждение  так
сильно, как он хотел, и теперь знает, что такое страсть. И, лишь  убедившись
в этом, он накрыл ее дрожавшие губы  своими  и  дал  волю  взрыву,  которого
требовало его тело.
   Они лежали, сплетясь в  объятии.  Обнаженные,  потрясенные  и  довольные.
Свечи догорели. Дождь продолжался, струясь по стеклам окон и мягко  барабаня
по крыше. В спальне похолодало. Оба утопали в ленивом блаженстве и  даже  не
удосужились отыскать закатившиеся куда-то обручальные кольца.
   - Я чувствую себя такой испорченной, -  сказала  она,  когда  обрела  дар
речи.
   - Испорченной и восхитительной - Он  пробежался  рукой  от  ее  плеча  до
бедра.
   Как это получается, что легкое прикосновение снова вызывает в  ней  дрожь
желания? И так скоро.
   - Я должна сделать признание, - тихо проговорила она.
   - О? - Он повернул к ней голову и взглянул  на  раскрасневшееся  лицо.  В
глазах сияло удовольствие. Но и смущение.
   - По-моему, я тебя недооценивала.
   - В каком смысле?
   Она прочертила ногтями след у него  на  груди.  Холодная  кожа  была  еще
влажной и хранила запах их любви.
   - Ммм.., трудно объяснить. - В невольном порыве она  прижалась  губами  к
его плечу. - Мне не хотелось бы, чтобы ты не правильно понял.