все их сбережения, и теперь они были должны не  только  доктору,
но и лавочнику, и хозяину квартиры. И если Белл потеряет работу  сейчас,
им опять придется жить на пособие. А  в  этой  точке  земного  шара  это
приравнивается к попрошайничеству, ниже опуститься, по  здешним  меркам,
уже невозможно.
   - Может, ты чайку  выпьешь?  -  девочка  взяла  со  стола  треснувшую
глиняную кружку. - Я сахару много положила, как ты любишь.  Желудок  это
смягчит, голове станет легче.
   - Легче мне станет, только не от твоего мерзкого  чая,  надо  кое-что
покрепче, - Белл опять повалилась на подушки, угрюмо дымя сигаретой. - А
если ты думаешь, что я в таком состоянии  собираюсь  провести  день  под
окрики этой  фашистской  рожи,  экономки,  или  как  там  ее,  кланяться
направо-налево и отскребать черт знает что по  указке  всяких  чванливых
мисс Лилиан или грязных богатых шлюх вроде Шелби Гэллахер, то  ты,  душа
моя, ошибаешься. Придумай что-нибудь получше. Я не пойду никуда. Все.
   Кэсси поняла, что наталкивается со своими уговорами на глухую  стену.
"Приступы" Белл, проще говоря, запои, давно  уже  стали  обычным  делом.
Накатывали  они  волнами,  и  почему-то  чаще  в  конце  месяца,   когда
просроченные счета с красным предупреждающим штемпелем так и сыпались из
почтового ящика. Кэсси научилась в такие дни быть тише воды, ниже травы.
   - Ладно, - огорченно вздохнула она, - твоя взяла.
   - Вот славная у меня дочка, - улыбнулась Белл; раз вышло по  ее,  она
смягчилась.  -  Но  звонить  надо  прямо  сейчас,  Кэсси.  Пока  они  не
окрысились.
   - Звонить, мама, я не буду. Сегодня не буду.
   Светло-карие глаза Белл угрожающе сузились:
   - Но ты же сказала...
   - Я просто пойду туда вместо тебя.
   - Черт побери, Кэсси, отличная мысль, - пробормотала Белл, в то время
как девочка уже взяла рабочий  костюм  матери  (мисс  Лилиан  требовала,
чтобы прислуга всегда была в униформе). - Как это мне раньше не пришло в
голову.
   Фасон, по которому был  сшит  форменный  костюм,  скорее  можно  было
назвать откровенным, чем строгим. Особенно  после  привычных  для  Кэсси
свободных рубашек и джинсов. Во всякой  иной  одежде  Кэсси  чувствовала
себя как созревший, готовый лопнуть стручок. Ее  тело  явно  заявляло  о
себе в последнее время. Девчоночья угловатость сменялась округлостями  и
плавными изгибами. К тому же буквально каждое утро Кэсси  замечала,  что
прибавила в росте очередные полдюйма. Во сне, что  ли,  это  происходит,
недоумевала она. А расцветающую грудь Кэсси тщетно  пыталась  скрыть  от
чужих глаз, - в основном, конечно,  от  местных  мужиков,  -  свободными
складками блузок.
   Одергивая безнадежно короткую черную форменную  юбку,  она  вышла  на
середину комнаты и медленно повернулась перед матерью.
   - Ну что? - беспокойно спросила она. - Ужасно, да?
   Белл выпустила струю голубого дыма, сквозь который смотрела на дочь.
   - Как ты выросла, девочка моя. Шелби Гэллахер  придется  поскучать  у
стенки на этой вечеринке, потому что ни один мужчина  от  тебя  глаз  не
отведет.
   Она прикурила от догоравшей сигареты другую.
   - Ну, а теперь - ноги в руки и дуй к Гэллахерам, пока мисс Лилиан  не
наняла кого-нибудь вместо меня.
   В глазах Кэсси мелькнула тень тревоги.
   - Ты уверена, что управишься здесь сама?
   - Все будет отлично, обещаю, - отмахнулась Белл.
   В последний раз одергивая  непокорную  юбку,  Кэсси  накинула  старое
потертое   пальтишко,   купленное   на   благотворительной    распродаже
подержанных вещей, и вышла из вагончика-времянки.
   Гэллахер-сити делился проходившей по нему  железной  дорогой  на  две
части, северную  и  южную.  Богатые  -  служащие  процветающей  компании
"Гэллахер: газ и нефть" - обитали в просторных  белокаменных  виллах,  в
отдалении от железнодорожного  полотна,  за  надежным  зеленым  заслоном
густого кустарника.  К  югу  жила  беднота  -  поденщики,  чернорабочие,
подсобники  с  нефтепромыслов.  Они   "блаженствовали"   в   вагончиках,
грузовичках-домах  или  в  жалких  бараках  среди  пустырей  и   свалок;
ступеньки к их домам были  расшатаны,  ставни  на  окнах  -  перекошены,
краска на стенах - облуплена. Вагончик, который снимали в качестве жилья
Белл и Кэсси, находился именно в этих убогих кварталах, буквально в двух
шагах от сортировочной станции Санта-Фе.
   Переждав у железнодорожного переезда, пока пройдет  локомотив,  Кэсси
вышла на шоссе в надежде поймать попутную машину.  Конечно,  она  знала,
что такой способ передвижения - не самый  безопасный.  Впрочем,  другого
выбора у нее не было. Кэсси решительно отвернулась от  проезжавших  мимо
трех друзей-охотников, чья  машина  с  флажком  конфедератов  на  заднем
стекле была забита ружьями и  прочим  промысловым  снаряжением:  взгляды
этих "любителей природы" показались  ей  ненадежными.  Она  уже  всерьез
начала беспокоиться, удастся ли вовремя добраться до усадьбы Гэллахеров,
когда рядом остановился бежевый "бьюик". Доброе круглое лицо средних лет
продавца  религиозной  литературы  подсказывало,  что  здесь  ей  нечего
бояться.  Он  подбросил  ее  прямо  до  поворота  на  ранчо  "Гэллахер".
Выбираясь  из  машины,  Кэсси  увидела  на  безбрежном   зеленом   Лугу,
раскинувшемся у  дороги,  скачущего  на  изящном  паломино  <Паломино  -
небольшого размера лошадь арабских кровей, светло-бежевая, обязательно с
белой гривой и хвостом.> самого Кинлэна Гэллахера.
   Вдали  вырисовывались  бесконечные  нефтяные  вышки,  ближе  к  шоссе
держалось стадо лохматых, могучих бизонов, чей хозяин - Кинлэн  Гэллахер
- походил на них не только внешне, но и нравом - туповатым и настырным.
   Кэсси, конечно  же,  знала  историю  "славного  рода"  Гэллахеров.  В
графстве всем и каждому было известно, что в свое время Патрик Гэллахер,
осиротевший во время голода 1847 года,  примкнул  к  тысячам  ирландских
эмигрантов, рванувшим в Америку. С ними он дошел до Техаса, где  нанялся
в отряд местных рейнджеров.
   Отслужив позднее в Армии конфедератов всю гражданскую  войну,  он  на
деньги, вырученные от продажи добра,  вынесенного  из  пустых  брошенных
домов, принялся скупать так называемые индейские земли. К началу века он
пригонял на бойни Канзас-сити такие стада, которые  тогда  никому  и  не
снились. Воодушевленный открытым в Бартсвилле  нефтяным  месторождением,
он тоже принялся разыскивать "черное золото", и вот дождливым ноябрьским
утром 1903 года посреди одного из  его  пастбищ  в  небо  ударил  мощный
фонтан нефти, обративший  в  бегство  тучные  стада,  мирно  кормившиеся
неподалеку.
   Это было началом большого бума.
   Гэллахер-сити принадлежал семейству Гэллахер. Принадлежал  буквально.
Они  владели  землей  (включая  недра),  они  владели  практически  всей
недвижимостью  -  предприятиями   торговли,   зданием   суда,   тюрьмой,
большинством жилых строений, включая  вагончик,  который  Белл  и  Кэсси
снимали у фирмы "Недвижимость Гэллахера".
   Гэллахеры не только обеспечивали основной  доход  всему  городу,  они
служили главным источником местных слухов и пересудов. Всякий знал,  что
еще до рождения своего сына Рорка, Кинлэн Гэллахер твердо решил, что его
наследник станет первым президентом США из Оклахомы. К сожалению, теперь
поговаривали, что Рорк совершенно не интересуется политикой. Хуже  того,
он ни капельки не интересуется ни нефтью, ни даже фермерством.
   - Ты представляешь? - воскликнула на прошлой  неделе  миссис  Доусон,
кассирша в аптеке "Рексолл", обращаясь к Кэсси. - Я  вот  сегодня  утром
была в "Фид энд Грэйн", так Джей Мартин рассказал, что старика Гэллахера
чуть удар не хватил, когда Рорк позвонил ему  из  своего  колледжа,  ну,
там, на восточном  побережье,  и  сообщил,  что  собирается  учиться  на
архитектора.
   - То, что болтает этот парень, не имеет никакого значения, -  хмыкнул
аптекарь Вен Доусон, подсчитывая по смятому рецепту стоимость  лекарств,
которые покупала Кэсси для матери. - Ты знаешь не  хуже  моего,  что  ко
времени окончания Йейла, Кинлэн на сто  восемьдесят  градусов  развернет
своего сыночка. И он как миленький воротится в родные стены, женится  на
Лейси Янг, начнет работать на папашину компанию, а  затем  выдвинется  в
конгресс - все, как старик и задумал.
   В глаза не видев Рорка, Кэсси безоговорочно была согласна с Беном.  О
знаменитом крутом нраве Кинлэна Гэллахера наслышаны были все, и  немало.
И глупцом оказывался тот, кто смел перечить ему.
   Шагая по, казалось, бесконечной дороге к усадьбе,  Кэсси  размышляла,
кстати, не в  первый  раз,  как  могли  два  семейства,  лет  сто  назад
начинавшие совершенно одинаково,  прийти  к  таким  на  редкость  разным
результатам.
   Макбрайды точно так же, как и Патрик  Гэллахер,  бежали  от  голодной
смерти в Америку, вполне возможно, что они ехали в трюме одного  и  того
же судна. Увы, но, похоже, предки Кэсси были начисто лишены  пресловутой
ирландской  хватки,  той,  которая  так  помогла  Гэллахерам.  Несколько
поколений Макбрайдов перебивались как могли, но, судя по всему, у них на
роду было написано остаться неудачниками.
   Кэсси намерена была положить конец этим многолетним мытарствам. Пусть
ее   мать   пьет,   пусть   ее   папаша,   один   из    тысяч    местных
буровиков-нефтяников, испарился задолго до  появления  дочери  на  свет,
Кэсси в глубине души верила, что ей предстоит другая жизнь -  богатая  и
счастливая. Но только не в Гэллахер-сити. Даже не в Оклахома-сити,  даже
не в Талсе. В  отличие  от  всех  своих  предков,  Кэсси  не  собиралась
проводить лучшие годы на здешних "нефтяных пастбищах".
   - Я всем докажу, -  бормотала  она  себе  под  нос.  До  гэллахеровой
усадьбы было уже рукой подать.  Вот  их  роскошный  белокаменный  домина
посреди бархатно-зеленой лужайки. - Я не сдамся, как мама.
   Сотни, если не тысячи раз мать  рассказывала  ей  о  своих  юношеских
планах избежать судьбы своих  родителей,  типичной  для  этих  пустынных
районов. Белл собиралась стать кантри-звездой, она мечтала о концертах в
зале "Сан Антонио Роуз", самом знаменитом  кабаре  Талсы.  После  первых
побед она намеревалась покорить Нэшвилл - столицу музыки  "кантри".  Но,
сбежав в пятнадцать лет из дому, до Нэшвилла она так и не добралась. Как
не побывала она и в Талсе.
   Да, она выступала то с одной,  то  с  другой  песенкой,  но  все  это
ограничивалось кабачками в Гэллахер-сити.
   "Нет, такая доля не по мне, - давно дала себе клятву Кэсси,  -  я  не
собираюсь торчать всю жизнь среди буровых вышек, в  этом  мерзком  углу,
где только и остается, что пьянствовать да жалеть себя, несчастную".
   Кэсси нажала  позолоченную  кнопку  звонка  около  огромной  парадной
дубовой двери, из-за которой доносилась "Оклахома" - знаменитая  мелодия
Роджерса и Хэммерстейна.
   Дверь внезапно  распахнулась,  и  Кэсси  оказалась  лицом  к  лицу  с
человеком в аккуратном черном костюме.
   - Почту и посылки принимают у служебного входа, - бросил он.
   - Но...
   - Ты что, не понимаешь нормального английского языка?  -  повысил  он
голос. - Валяй к черному ходу, вокруг дома.
   Он показал рукой налево, куда следовало идти,  и  с  силой  захлопнул
дверь, так что Кэсси отшатнулась.
   Как изысканно ни оденься, яростно подумала Кэсси, собачьи  манеры  не
скроешь, какой еще дворецкий может быть в доме Гэллахеров!
   Подавляя досаду и гнев, Кэсси отправилась по  выложенной  красноватой
плиткой дорожке к служебному входу. Долго же пришлось ей  обходить  этот
белокаменный "дворец". Наконец она увидела на одной из дверей  табличку:
"Прием почты и посылок с 7 ч,  до  11  ч.  Все  прочие  передачи  должны
оговариваться заранее".
   Кэсси постучала. Дверь открыла мощная тетка, чье длинное,  скуластое,
с крупным носом лицо было не менее надменным и нерасполагающим, чем лицо
заносчивого дворецкого.
   - Доброе утро, мэм, - Кэсси изобразила на лице безмятежную улыбку,  -
я Кэсси Макбрайд, дочь Белл Макбрайд, и я...
   - Где Белл? Она опаздывает!
   Услышав ее густой, гортанный голос, обратив внимание на  мужеподобный
облик, Кэсси сообразила, что эта властная  женщина  и  есть  пресловутая
Хельга, экономка Гэллахеров. Та, которую Белл  величала  не  иначе,  как
"фашистской рожей".
   - Я понимаю, мэм. Но дело в том, что моя мать приболела...
   - Иначе говоря - betrunken.
   Кэсси обошлась без знания  немецкого,  чтобы  понять  значение  этого
слова. Разве был в округе хоть один человек, не слыхавший о  пристрастии
Белл к спиртному?
   - Нет-нет, мэм, -  серьезно  и  решительно  возразила  Кэсси,  -  она
по-настоящему нездорова.
   Но вы можете не беспокоиться, я готова заменить ее на работе.
   - Unmoglich. Невозможно, - Хельга соизволила  все-таки  перевести  на
английский свои слова, - ты  слишком  мала  для  этой  работы.  А  своей
ленивой пьянчужке-мамаше передай, что она уволена, -  всем  своим  видом
подчеркивая значительность этих слов, экономка  захлопнула  дверь  перед
носом Кэсси.
   Слезы выступили у нее на глазах, но она решительно стерла их рукой  и
принялась изо всех сил колотить в двери. Колотила долго, кулачки ее  уже
готовы были разжаться от боли, когда створки вдруг раскрылись и экономка
рявкнула:
   - Иди отсюда!
   Кэсси начинала понимать,  почему  мама  так  ненавидит  свою  работу.
Однако сейчас эмоции и пристрастия Белл не имели никакого значения.
   Кэсси нужны были деньги. И нужны отчаянно.
   - Мне надо поговорить с мисс Лилиан.
   Мисс Лилиан Гэллахер, старшая сестра Кинлэна, вела все хозяйство дома
уже тринадцать лет, с тех пор как супруга Кинлэна, подарив ему  третьего
ребенка, дочь Шелби, по-тихому исчезла из Оклахомы раз и навсегда.
   - Мисс Лилиан занята. Уходи прочь. А то шерифа вызову.
   Кэсси была высокой девочкой, но Хельга -  еще  выше.  А  уж  по  весу
обогнала ее на добрых фунтов пятьдесят.
   Кэсси стушевалась, но виду не показала.
   - Я никуда не уйду, пока не поговорю с мисс Лилиан.
   Хельга пожала могучими плечами.
   - Как хочешь. Я звоню в  полицию.  Или  иди  прочь,  или  пойдешь  за
решетку.
   Она снова собралась захлопнуть дверь, но в этот раз  Кэсси  оказалась
проворнее. Она успела сунуть ногу в щель  у  косяка,  всем  своим  весом
надавила на дверь, и Хельга, явно застигнутая  врасплох,  не  сообразила
толком, что происходит.
   А произошло то, что Кэсси оказалась в доме  и  незамедлительно  стала
разыскивать мисс Лилиан.
   Возмущенная Хельга ни на шаг не отступала от нее.
   Пройдя через небольшой коридор, Кэсси оказалась в столовой, от одного
вида  которой  перехватывало   дыхание.   Огромная   роскошная   комната
напоминала Кэсси бальный зал, в котором по телевидению выступали артисты
мюзик-холла.
   С  потолка,  сплошняком  покрытого  фресками,   улыбались   крылатые,
пухлощекие купидончики; над стоящим в центре массивным  столом  красного
дерева персон эдак на двадцать красовалась тяжелая хрустальная люстра.
   На  стеллажах  по  стенам  поблескивали   бриллиантовыми   переливами
хрустальные  бокалы,  огоньками  вспыхивали  позолоченные   чашки-плошки
фарфоровых сервизов. Среди этой красоты выделялись  огромные  картины  в
матово-золотистых  рамах.  Пол  был  устлан  кроваво-красным   восточным
ковром, по которому не  погнушался  бы  пройти  какой-нибудь  персидский
шейх.
   - Боже, - еле слышно выговорила Кэсси.
   Роскошь и богатство этих апартаментов настолько поразили ее, что  она
даже на мгновение забыла, зачем она здесь. - Как в кино...
   Из небытия ее вывел резкий мужской голос.
   - Какого черта ты здесь околачиваешься?
   Кэсси быстро обернулась и прямо перед  собой  увидела  дворецкого.  С
другой стороны подступала Хельга. Сознавая, что оказалась меж двух огней
и что положение у нее не  из  легких,  Кэсси  тем  не  менее  не  думала
сдаваться.
   - Мне необходимо поговорить с мисс Лилиан. Это очень важно.
   - Я сказала девчонке, что вызову шерифа, - загремела экономка,  -  но
не успела я взяться за телефон, как она ворвалась в дом.
   Какой-то намек на внимание, если не на уважительный интерес, мелькнул
в суровых темных глазах дворецкого.
   - Ты что же, справилась с Хельгой?
   - Она просто подловила меня, обманула, - мрачно твердила экономка.
   - Я достаточно сильная для своих лет, - начала разъяснять Кэсси, -  я
справлюсь с работой, которую делает для вас мама, пусть мне трин..,  э-э
пятнадцать лет, - наврала она, ловко прибавив себе пару годков.
   - Мать этой девчонки - пьяница, - отчеканила Хельга, не сводя с Кэсси
глаз, будто та только и ждала момента, чтобы стащить столовое серебро, -
а яблоко от яблони, как известно, недалеко падает. Я звоню в полицию.
   В этот момент в комнату вошла миниатюрная, изящная женщина, одетая  в
элегантное платье серого шелка. Ее серебристо-седые волосы были неброско
убраны в низкий пучок, в  ушах  мягким  матовым  светом  белели  крупные
жемчужины в старинной золотой оправе.  Платье  у  ворота  было  украшено
розоватой камеей, выложенной по ободку мельчайшим натуральным жемчугом.
   - Грейсон, Хельга, что за шум, что за крик?
   Дворецкий откашлялся.
   - Эта юная девица желает непременно поговорить с вами, мадам.
   Мисс Лилиан одарила Кэсси дружелюбной улыбкой.
   - В таком случае, здравствуйте. Мы, кажется, встречались раньше?
   - Да, мэм, - кивнула Кэсси, - я Кэсси Макбрайд,  дочь  Белл.  Прошлым
летом я работала в аптеке "Рексолл", у стойки с напитками.
   - Конечно, теперь я вспоминаю. Я тогда возвращалась из Оклахома-сити,
и в моей машине сломался кондиционер, а день, как назло, был  невозможно
жаркий. Я остановилась  у  аптеки,  чтобы  освежиться  и  попить,  и  ты
приготовила  содовую  с  шоколадным  сиропом  -  лучшей  я  в  жизни  не
пробовала.
   Кэсси, совершенно непривыкшая к похвалам, даже зарделась.
   - Благодарю вас, мэм. Это так любезно с вашей стороны.
   - Да просто это правда, - непринужденно откликнулась мисс  Лилиан,  -
итак, чем могу быть полезна?
   Кэсси объяснила, что мать ее нездорова.
   - Она хотела выйти сегодня на работу, но доктор не велел ей  вставать
с постели.
   - Да? Это правда?
   - Да, мэм, он  так  и  сказал.  Вы  можете  позвонить  ему  сами,  он
подтвердит, если вы мне не верите, - говорила  Кэсси,  честно  глядя  на
собеседницу широко раскрытыми зелеными глазами.
   Мисс Лилиан чуть прищурилась.
   - Но ты же не будешь лгать мне, Кэсси?
   Девочка быстро замотала рыжеволосой головкой.
   - Что вы, мэм. Клянусь, это правда. После ухода доктора мама все-таки
решила встать,  несмотря  на  его  запрет,  но  температура  была  такая
высокая, почти 39°, что ей стало совсем нехорошо, она чуть не  упала,  я
едва успела уложить ее обратно.
   С ходу придумывая все это, Кэсси так торопилась, так волновалась, что
перехватило дыхание. Она набрала побольше воздуха и продолжила:
   - Но понимаете, мама так переживала, что  ее  рук  будет  сегодня  не
хватать, ведь у мисс Шелби  день  рождения,  с  барбекю  всегда  столько
хлопот, вот я и решила прийти вместо нее, чтобы она могла  отлежаться  и
поправиться, как ей велел врач.
   Руки со  сцепленными  пальцами  Кэсси  нервно  заложила  за  спину  и
выдохнула:
   - В общем, я здесь. Готова работать.
   Мисс Лилиан повернулась к дворецкому.
   - Грейсон, - сказала она, поправляя у ворота брошь-камею, - Белл ведь
обычно работает на кухне, если не ошибаюсь?
   - Да, мадам.
   Ровно  двадцать  секунд  понадобились  мисс  Лилиан,  чтобы   принять
решение. Двадцать секунд, которые показались Кэсси вечностью.
   - Хельга объяснит тебе, чем заняться.
   Сделка состоялась, мисс Лилиан повернулась и покинула столовую.
   Кэсси с облегчением вздохнула. И зря, как потом выяснилось.
   - Иди за мной, - буркнула Хельга, в негодовании покачивая головой.
   - Хельга больше гавкает, чем кусается,  -  вполголоса  сообщил  Кэсси
Грейсон. Его тонкие губы скривились в подбадривающую улыбку.
   Впрочем, утешали его слова мало.
 
Глава 2 
 
   Привычная ко всем домашним делам, Кэ