ий Никанорович телеграфировал, что препятствий чинить не станет и к тому же выслал денег.
     Надя расцвела просто на глазах. От былой хандры не осталось и следа. Она пребывала в величайшем восторге и торопила мать скорее ехать. Накануне отъезда из лечебницы ее застало письмо Роева. Жалобное, печальное. Владимир уже не пытался скрывать свою тоску. Девушка отбросила его с досадой. Она представила себе двух мужчин, получивших телеграммы. Восторг и радостное ожидание Евгения, и глухую боль Владимира.

***

     Верховский, как и договаривались, встретил Ковалевских на вокзале и отвез в хорошенькую чистенькую гостиницу, где снял для них просторный номер. Катерина Андреевна осталась чрезвычайно довольна его предупредительностью и заботой. Она предвкушала нечто особенное от общения с молодым красавцем. Надя тоже чего-то ждала, но чего, и сама не знала. Пусть все течет само собой. Она просто вкусит прелесть жизни, пусть не вместе, но хотя бы рядом с любимым человеком, чтобы потом навеки погрузиться в пучину скучного семейного бытия с немилым суженым.
     Париж захватил женщин, вскружил им головы, взбаламутил чувства. Какой прок описывать Париж, если не видал! Сплошной восторг!
     На каждом шагу какая-нибудь знаменитая достопримечательность. И везде надобно побывать, чтобы потом рассказывать в гостиных, детям и внукам. Невозможно не посетить Лувра, собора, Парижской Богоматери, Елисейских полей, сада Тюильри, романтического Монмартра, живописной Сены, Будонского леса, Версаля! То, о чем читал в книгах, у Гюго, Дюма, Жорж Санд. Словом, голова кругом! А еще магазины, парижские моды, лавки, кафе, рестораны! Притом нельзя забывать и о светском общении. Катерина Андреевна, как всегда, оказалась очень предусмотрительной, взяв с собой все необходимые наряды, чтобы чувствовать себя соответственно своему достатку и положению. Она заставила Надю выходить в парижский свет в роскошных платьях и драгоценностях. Причем на девушке красовались не только подарки жениха. По случаю помолвки и в связи с грядущим переходом в статус светской дамы, мать передала ей часть фамильных драгоценностей.
     Верховский превзошел сам себя. Он оказался превосходным гидом, знатоком живописи, к месту цитировал великих мыслителей или известных поэтов, чем совершенно потрясал обеих женщин. В гостиных ему не было равных в остроумии, в глубине рассуждений, при этом он еще прекрасно танцевал и музицировал. При этом он незаметно и исподволь подавал едва различимые знаки старшей Ковалевской, которые она расценила как приглашение к тайному и бурному роману вдали от супружеского ложа. Катерина Андреевна раздумывала, как бы это все провернуть половчее и так, чтобы простодушная девочка ничего не замечала. Надя действительно не замечала тонкого флирта матери и Евгения.
     И если бы она узнала о постыдных сладострастных мечтаниях Катерины Андреевны, то пришла бы в ужас или просто не поверила. Но и сама Ковалевская пребывала в полной слепоте. Она совершенно и не подозревала о том, что прямо на ее глазах стремительно набирает силу безумное чувство между ее девочкой и Верховским.
     Воистину, лицом к лицу лица не увидать!
     Надя же в свою очередь чувствовала, что Евгений близок к какому-то важному решению. Они почти не оставались наедине и мало говорили о своих чувствах, но им и не надо было ничего говорить. Достаточно взгляда украдкой или чуть более сильного пожатия руки.
     Однажды, когда Ковалевские, а вместе с ними и Верховский оказались приглашенными к русскому консулу, молодым людям удалось поговорить. Катерина Андреевна, неизменно имевшая успех, была ангажирована почти на весь вечер хозяевами. Надя и Евгений временно исчезли из-под ее внимательного ока, затерявшись в толпе гостей. Они стояли рядом с отстраненно-равнодушными выражением лиц, перебрасываясь, как казалось со стороны, отдельными фразами. Обычная беседа на балу. На них никто не обращал внимания. Лучше всего прятаться у всех на виду!
     - Надежда Васильевна, я по приезде говорил вам уже, что прибыл в Париж по семейным делам. Я по всей Европе гоняюсь за своей супругой с целью уговорить ее на развод. И тут мне удалось свидеться с ней. Самое удивительное, что на сей раз она благосклонно выслушала меня и не отказала. В скором времени мы начнем готовить бумаги, а потом, Бог даст, и до процесса дело дойдет! Передо мной замаячил призрак свободы!
     Он пока иллюзорен, но ведь это шанс! Поэтому я с отчаянием думаю о том, что в тот миг, когда я освобожусь от ненавистных пут, вы пойдете под венец с Роевым! И будете для меня недоступны!
     - Я не вижу выхода, князь, - стараясь выглядеть спокойной, ответила Надя. - Ведь моя болезнь - это ответ на ваше признание, неужели вы не поняли?! Я бессильна что-либо изменить! Обстоятельства сильнее нас!
     - Можно попытаться уйти, убежать от обстоятельств, - осторожно произнес Евгений.
     - Что вы имеете в виду? - Надя посмотрела на него с недоумением.
     - Я снял маленькую квартирку в тихом квартале, а потом можно будет перебраться куда угодно, хоть в Америку, и затеряться там...
     - Вы предлагаете мне бежать с вами?! - почти вскрикнула девушка и испуганно прикрыла рот веером.
     - Да, именно это я вам и предлагаю, - твердо произнес Верховский.
     - Но это невозможно, немыслимо! Куда я побегу? А маман? Как я могу так оскорбить родителей! Это убьет их!
     - Они слишком любят вас и поэтому простят, со временем.
     - А Роев!
     - Господин Роев опасней всего. Как я успел понять, это последовательный и целеустремленный человек. А главное, он тоже сильно любит вас. Поэтому легче избавиться от него, находясь достаточно далеко, когда его возможности вмешаться в ситуацию будут ограничены.
     - Господи Боже мой! - простонала Надя. - Это все так ужасно!
     - Еще более ужасно будет нам потом встречаться в Петербурге и тайно страдать, проклиная себя за нерешительность! У нас есть немного времени на раздумья, ваша матушка в любой момент может начать собираться в обратный путь, и тогда все пропало. Надя, милая Надя, я понимаю ваш страх и колебания. Я клянусь вам, что это не банальное совращение юной неопытной девицы! Я мечтаю сделать вас своей женой и пожертвую всем для этого! Доверьтесь мне! Или.., или вы не любите меня?
     Последнюю фразу он произнес с таким чувством и отчаянием, что Надя, вскинув не него полные слез глаза, прошептала:
     - Я люблю вас более всего в этой жизни, Евгений! И я пойду за вами куда угодно, хоть прямиком в ад!
     - Нет, моя ненаглядная, наша жизнь будет прекрасной! Ведь мы созданы друг для друга!
     В тот момент Верховский был абсолютно искренен, он верил в то, что говорил. Душа его пела, хоть он и понимал, что совершает не очень благовидный поступок, но ради любви, которая снизошла и на него, он готов был свернуть горы.
     Разговор молодых людей принял очень эмоциональный характер, все труднее и труднее стало обоим удерживать на лице маску скучающего равнодушия.
     - Вы знаете, где меня найти, решайтесь и дайте мне знать! Только не тяните! - успел пробормотать Евгений, и в этот момент один из гостей пригласил девушку на танец.
     Надя поспешно кивнула и в следующее мгновение уже кружилась по залу.
     - Правда, наша Надюша очень грациозна в танце? - услышал Верховский рядом с собой мягкий мелодичный голос старшей Ковалевской. - Отчего же вы не танцуете, князь?
     Верховский правильно понял намек и тотчас же пригласил Катерину Андреевну. Она заметила много любопытных и оценивающих взглядов, из чего сделала вывод, что вдвоем они смотрятся превосходно. Ковалевская любила танцевать, правда, в последние годы ей редко приходилось предаваться любимому занятию. Поэтому сейчас она просто упивалась музыкой, близким присутствием красивого молодого мужчины и все ждала, что именно в танце он скажет ей нечто особенное.
     Поэтому была страшно разочарована, когда Евгений лишь вежливо поинтересовался, нет ли писем из дому и когда они собираются в Россию.
     После этого знаменательного для Нади бала минуло несколько дней. Верховский оказался прав. Мать действительно заговорила об отъезде Она вообще как-то сникла в последнее время, пребывала в легком раздражении по непонятным для девушки причинам. Поводом для возвращения домой стало резкое оскудение кошелька.
     Естественно, траты оказались внушительными, пора и честь знать. Перед отъездом пришлось посетить некоторых знакомых с прощальными визитами.
     Как-то раз, собираясь к баронессе Н., Ковалевская вдруг заметила, что дочь перестала одеваться и съежилась на своей постели.
     - Господи, что с тобой опять? - испугалась она.
     - Живот болит, маменька, боюсь оконфузиться в гостях. Поезжайте без меня на этот раз, - вяло произнесло девушка, опасливо поглядывая на Катерину Андреевну. Поверит ли?
     - Пожалуй оставайся. Выпей отвар ромашки, я прикажу горничной принести тебе. Лежи, я быстро вернусь, моя девочка.
     Ковалевская испытывала двойственные чувства. Она тревожилась за дочь, с другой стороны, надеялась, что ей удастся наконец наедине переговорить с Верховским, которого намеревалась встретить у баронессы. Она подошла к кровати и нагнулась поцеловать Надю. Та вдруг порывисто поднялась и крепко прижалась к матери.
     - Ну, ну, дружок, не унывай, это не беда, завтра пройдет! - Катерина Андреевна ласково потрепала дочь по щеке.
     Ковалевская вышла и села в экипаж. Натягивая тонкие перчатки, она никак не могла понять, откуда в душе возникло странное беспокойство.
     Что-то она увидела, но не поняла. Вот что! Напряженный, непонятный взгляд Нади!
     Катерина Андреевна чуть было не повернула назад. Нет, глупости какие-то! Показалось!

Глава тринадцатая

     У баронессы Ковалевскую ожидало жестокое разочарование. Верховский прислал письмо с извинениями, принужден заняться неотложными делами. Хозяйка, выразив сочувствие Надиному недомоганию, строго произнесла по-французски:
     - Но вы сама, милочка, ведь здоровы? Стало быть, не откажетесь от моего угощения!
     Засиживаться в гостях не входило в планы Катерины Андреевны, но и обижать приятельницу не хотелось. Пришлось остаться, хотя кусок, как говорится, не лез в горло. С каждой минутой тревога Ковалевской усиливалась. Отсутствие Евгения почему-то тоже страшно разволновало ее. Под конец визита бедная Катерина Андреевна уже просто не могла усидеть на месте.
     - Вижу, вижу, милая, вы очень обеспокоены здоровьем вашей девочки! Что ж, это святое чувство для матери, не смею более задерживать вас! Передайте Надин, что я желаю ей счастья в браке! - Баронесса расцеловалась с гостьей, и Ковалевская почти бегом бросилась в гостиницу.
     В номере оказалось пусто. Катерина Андреевна не поверила собственным глазам. Нади нигде не было. Она уже собралась идти узнавать к портье, куда исчезла русская мадемуазель, как вдруг ее взор наткну лея на конверт. Он сиротливо лежал на столике. И как она сразу его не приметила? Ковалевская схватила конверт, и тут ее как будто молния пронзила. Она уже почти знала, что там, внутри! Руки гак дрожали, что она не сразу вынула листок бумаги, хотя конверт и не был запечатан. Аккуратным Надиным почерком было написано следующее:

     "Милая, дорогая, бесценная мамочка! Я знаю, что совершаю ужасный поступок! Я уезжаю с Верховским! Чувство, которое я испытываю к нему, непреодолимо. Я поняла это еще дома. Поэтому и заболела, так как не могу жить, дышать без него. А вступить в брак с Роевым для меня равносильно шагу в могилу. То, чего я так ждала, произошло, и я ни за что не откажусь от своего счастья. Вы, именно Вы, поймете меня, я знаю, потому, что я Ваша дочь, и мы слишком похожи в душе. Только у меня нет ни сил, ни желания противиться моей безумной страсти. Простите меня, родная, я скрыла от вас эту тайну, потому что Вы бы, наверное, легли у порога и не дали бы нам уйти вместе. Когда-нибудь Вы с папа пожалеете, поймете и, может быть, простите меня. Пишу, обливаясь слезами, как мне больно расставаться с Вами таким образом, ведь я обожаю и Вас и папа! Спросите о Роеве? Бог меня за него накажет, я знаю. Но что же делать? Если он и впрямь сильно любит меня, он поймет, что я чувствую теперь! Молитесь за меня, родная, Бог даст, свидимся, когда-нибудь. И умоляю Вас, не ищите меня, не надобно огласки.
     Прощайте. Ваша дочь Надя".

     Несчастная мать долго и бессмысленно смотрела на закапанные слезами строки остановившимся взглядом. Наконец мысли стали потихоньку возвращаться. Вот Господь наказал так наказал! Глупая похотливая старая кошка! И что это ты возомнила себе? Роман? Любовь? И с кем, с коварным опасным ловеласом, который втерся в доверие, окрутил, обманул, околдовал! Ну конечно, она должна была заметить, почувствовать, понять! Но нет! Она сама влюбилась в него и утратила бдительность, потеряла свою девочку!
     Что же будет, что будет?! Бежать в полицию!
     Пусть ищут!
     Ковалевская вскочила. Добежала до двери и остановилась. Она живо представила себе, как лепечет в полиции о бегстве дочери с женатым мужчиной, как ухмыляется полицейский, как назавтра какая-нибудь бульварная газетенка распишет историю в самых мерзких красках, как все знакомые отвернутся от них, как быстро ужасная новость добежит до России. И тогда позор!
     Она вернулась в кресло и в изнеможении закрыла глаза. Проснулась Катерина Андреевна, когда за окном уже брезжил рассвет. Первые лучи солнца пробивались через портьеры. Может, это жуткий кошмар, и ничего не было?
     - Надя! - позвала Ковалевская.
     Ответом была тишина.
     Пришлось открыть глаза и снова увидеть злополучное письмо. Бледная, едва волоча ноги, она отправилась на почту. Долго собиралась с мыслями, подбирала слова. Наконец, заливаясь краской стыда, подала в окошечко телеграмму Василию Никаноровичу:
     "Надя уехала с князем Евгением. Что мне делать?"
     Телеграфист, которому неведома была подоплека невинной фразы, принял ее с бесстрастным видом. Катерина Андреевна вернулась в гостиницу, легла на постель и стала молить Бога, что бы он тотчас же забрал ее. Она не могла жить с мыслью, что виновата в безумном поступке дочери, поступке, который, без сомнения, ее погубит. Нестерпимо больно было пытаться представлять, что последует за этим бегством.
     Конечно, Верховский поиграет ею как игрушкой и бросит. И дальше?.. Нет, Господи, нет! Верни мне мою бедную девочку, Господи, верни! На коленях поползу к гробу Господню! Пусть только она вернется! Нет себе прощения, согрешить хотела, вот и получила грех, только не свой!
     Страсти укрощала всю жизнь, а они, видать, Наде передались. И нешуточные, коли на такой поступок пошла! Бедная, неразумная, любимая девочка! А Верховский негодяй, подлец, нет ему прощения!
     Пришел ответ от Ковалевского. Он состоял из одного слова:
     " Возвращайся!"
     Катерина Андреевна собиралась поспешно. Ее отъезд походил на бегство, так она боялась встреч и расспросов. В вагоне поезда она тупо смотрела за окно, вспоминая, как они с Надюшей с удовольствием обсуждали пробегающие мимо ухоженные и живописные пейзажи Европы. Пересекли границу, полетели мимо родные просторы. На одной из станций, когда она прохаживалась по перрону, ее окликнул женский голос. Катерина Андреевна хотела сделать вид, что не слышит, и поспешила к своему вагону, но дама настигла ее. Хуже встречи трудно было себе представить в данный момент, так как столичная знакомая дама виделась с Ковалевскими в Швейцарии.
     - А где же Наденька, вы потеряли свою дочку в Альпах? - пошутила собеседница.
     Как она недалека от истины!
     - Увы, Надя из Парижа вернулась снова в Швейцарию продолжить лечение, - не моргнув глазом, соврала Ковалевская.
     - - Как, вы оставили ее там одну? - изумилась дама и посмотрела на Катерину Андреевну с некоторым недоверием.
     - О пет, конечно, нет! Как можно! Я наняла ей компаньонку! Сама же я вынуждена вернуться домой, меня ждут семейные дела! И как только появится возможность, снова поеду к Наде.
     Поговорили еще о том о сем, посетовали на тяготы пути, и тут раздался спасительный звон колокола. Оказавшись в вагоне, Ковалевская едва перевела дух и подивилась на самое себя, как ловко и естественно ей удалось солгать.
     Поезд стремительно приближался к Петербургу. В России уже стояла осень. Но завораживающие картины увядающей природы не трогали душу бедной матери. С ужасом она готовилась к встрече с мужем. Что он ей скажет?!!
     Ведь это только ее вина, она негодная, беспутная мать! Неровен час, и побить может! Да и поделом!
     Показались станционные строения, поезд замедлил ход и плавно остановился. Все пришло в движение. Мимо пробегали носильщики с тележками, слышались радостные возгласы встречающих. Ковалевская медлила, но сколько можно оттягивать неизбежное? Она тяжело вздохнула и вышла на перрон. Мужа она увидела сразу и замерла в нерешительности. Василий Никанорович подошел к жене и ткнулся в щеку седым усом.
     - Как доехала? - спросил глухим безжизненным голосом.
     - Вася, я.., я... - начала что-то лепетать Катерина Андреевна, но он резко оборвал ее:
     - Дома, дома поговорим, не сейчас.
     Подбежал с поклоном кучер Петр, ему вручили багажную квитанцию. Пока он укладывал вещи барыни, супруги перебрасывались несущественными фразами. Ковалевский нехотя пересказывал мелкие домашние новости, в потом и вовсе погрузился в угрюмое молчание. Катерине Андреевне показалось, что он до самого последнего момента не верил, что встретит только одну жену, что произойдет чудо и он обнимет свою Надю, единственную ненаглядную девочку. О Роеве Катерина Андреевна даже боялась спрашивать, решила, что узнается само собой.
     Владимир Иванович уже знал, что произошло.
     Пока дамы путешествовали, он почти каждый день навещал будущего тестя, и они проводили вдвоем время за холостяцким ужином, добрым вином, хорошей дружеской беседой. Ковалевский еще больше прикипел душой к молодому человеку за это время и относился к нему как к сыну.
     По мере того, как приезд женщин все отодвигался, оптимизм и жизнелюбие Роева стали потихоньку затухать. Вероятно, уже тогда в его душе появилось предчувствие большой беды. На каждые три письма Владимира приходил в лучшем случае один ответ Нади, и тот сухой и далекий от любовного чувства. Владимир гнал от себя догадки и подозрения, и потом, в чем можно подозревать порядочную благовоспитанную девушку, путешествующую под строгим присмотром матери?
     Когда Василий Никанорович получил злополучную телеграмму, то не мог опомниться весь день. Пришедший как всегда вечером Роев нашел хозяина дома в необычном виде. Василий Никанорович лежал на кушетке в кабинете, лицом к стене, небритый, с всклокоченными седыми волосами.
     - Что-нибудь случилось? - упавшим голосом прошептал Роев.
     - Случилось! - И Ковалевский мотнул головой в сторону письменного стола, на котором и лежала телеграмма.
     Роев прочитал и обмер. Прочитал еще раз, потом еще. Смысл строк становился для него все яснее. Его обманули, предали, его чувствами пренебрегли, выставили на посмешище! Жизнь кончена!
     - Ты, сынок, того.., запей горе-то, может, полегчает, - пробормотал Ковалевский, спуская ноги с дивана. - Я с утра пью, не берет! Сердце разрывается! Ох, Володька, до чего же бабы дуры! Черт бы их побрал!
     Он хотел обнять Роева, но тот осторожно уклонился.
     - Я, Василий Никанорович, пожалуй, к себе пойду, мне одному побыть надо, - деревянным голосом ответил несостоявшийся зять.
     - Понимаю, прости. Что ж, конечно, твоя воля презирать нас. Не воспитали девицу в нужных приличиях, сами виноваты, стыд нам и срам.
     - Я не смею винить никого, кроме самого себя. Что ж, насильно мил не будешь! - Владимир чуть не плакал, но крепился изо всех сил.
     Ковалевский хотел что-то еще сказать, но Роеву уже не было мочи слушать пьяные сентенции несчастного отца, и он бросился вон. Василий Никанорович поспешил за ним вслед, и Владимир напоследок, прежде чем хлопнуть дверью так любимого им дома, простонал:
     - Катерина Андреевна приедет, дайте знать!
     И вот она приехала. Прошла по комнатам, о