да, черт ее принес!
     - Вовсе нет, я давно за вами наблюдаю и давно вам хотел высказать, да не приходилось к случаю.
     Они сухо разошлись, не пожав рук и не пожелав спокойной ночи. На другой день Оля с испугом заметила, что отец и муж не разговаривают и сторонятся друг друга.
     - Папа, что такое произошло между тобой и Вениамином?
     - Я счел своим долгом высказать твоему мужу свои соображения на предмет ваших отношений.
     - Бог мой! - простонала бедняжка.
     Перед ее взором всплыла знакомая картина: Агриппина Марковна зло и яростно обличает зятя, стремясь опорочить его в глазах своей дочери Тамары.
     Девочка родилась быстро, почти без мучений. Роды принимал старенький доктор, коллега отца, которого тот специально позвал. Ожидая, пока все произойдет, Николай Алексеевич топтался под дверью спальни. Последний раз вот так же он томился, ожидая на свет свою Олю. Несколько раз подходил Извеков. Прислушается, уйдет к себе в кабинет. И всякий раз выходил оттуда все более и более умиротворенным.
     Один раз Миронов даже ринулся вслед за ним и успел заметить блеск стекла, мелькнувшего за дверцей шкапчика.
     - Попиваете? - Доктор блеснул очками. - Страшно?
     - Нет, я привык с Тамарой. - Извеков осекся. - А что до этого, - он мотнул головой в сторону спрятанной бутылки, - так это никого не касается, и вас в том числе, уважаемый тесть!
     - Как знать! - Миронов вышел, сердито хлопнув дверью.
     У него были дурные предчувствия, и они оправдались. Когда вынесли ребенка и они с опытным коллегой стали осматривать девочку, им стало ясно, что ребенок - не жилец. Миронов застонал и сел, обхватив голову. В комнату, обустроенную под детскую, вошел Извеков.
     - Вот! Полюбуйтесь! - закричал Николай Алексеевич. - Вот плоды вашего пьянства! Больной, безнадежно больной ребенок!
     - Что вы мелете! Как вы смеете мне такое говорить! - взревел Вениамин Александрович и бросился к новорожденной.
     Та тихо попискивала, кривя махонький ротик. Крохотное красное личико искажала гримаса то ли боли, то ли неосознанной смертной тоски некрещеной души. Извеков отпрянул "от дочери.
     - Это ложь, злобный навет! Посмотрите, ведь у меня есть и другие, здоровые дети! Что вы на это скажете?
     - Я скажу, что мой опыт подтверждает вывод о зависимости врожденных уродств у детей от пьющих родителей! Впрочем, о чем с вами толковать! Бесчувственная душа, безответственный человек!
     Самые худшие ожидания оправдались.
     Несчастное дите покинуло этот негостеприимный мир через неделю. Оля была безутешна. К ее страданию примешивалась невыносимая боль от равнодушия окружающих. Кроме Николая Алексеевича, прочие члены семьи не очень печалились о смерти малышки. Муж через несколько дней после похорон девочки заявил, что отныне он бы желал как можно реже видеться со своим тестем. Оля знала о разговоре и боялась его продолжения.
     - Но я не могу не видеться с отцом!
     - Ты можешь навещать его в вашем доме, - последовал ответ.
     Через полгода боль утраты чуть поутихла. Отец и муж по-прежнему не желали видеться. Оля разрывалась на части.
     - Папа, вы погубите меня оба! Я не могу делить между вами свою любовь!
     - Хорошо! Скоро твои мучения прекратятся! - Доктор обнял дочь, заледеневшую от предчувствия.
     - Что? Что еще? Какая еще напасть?! - пролепетала Оля.
     - Вовсе никакая не напасть. Просто я решил присоединиться к Трофимову в Лондоне. Замечательные вещи он там делает!
     Двигает вперед науку. И мне там место найдется!
     - Ты поедешь в Лондон? - ахнула Оля.. - Ты оставляешь меня?!
     - Так лучше, прежде всего именно для тебя, дружок! - Он поцеловал ее в макушку. - Вряд ли я могу теперь чем-то тебе помочь, а вносить сумятицу и раздвоенность в твою душу не хочу.
     Через месяц она провожала Николая Алексеевича в порту. Доктор долго махал платком с палубы парохода. Оля все пыталась его разглядеть, но фигура становилась все меньше, а контуры корабля - все более расплывчатыми. В душе стало пусто и холодно. Она поехала на извозчике домой, но по дороге передумала и завернула к Агриппине Марковне. Более не существовало Для нее на свете души, к которой можно прислониться.

Глава 24

     Иван Пепелищев, посвистывая, легкой походкой вышел из редакции. Что ж, очерк хорош, может, даже очень хорош. Завтра выйдет, будут читать наверняка и почти наверняка хвалить. Последнее время вообще все чаще получалось задуманное, перо становилось все легче, все острее. Однако отчего-то не наступало радостного спокойствия человека, нашедшего себя. Постоянная внутренняя неудовлетворенность изъедала душу литератора. Хотелось большего. Невероятной славы, грандиозного успеха.
     Узнавания на улицах. Отчего все это присутствует с избытком в жизни Извекова?
     Пепелищев притормозил, перешел на спокойный шаг и повернул с Литейного проспекта на Невский.
     Навстречу катила разношерстная столичная толпа. Мчались лихачи, трусили извозчики. Медленно проползли голубые вагоны конки, щедро увешанные пассажирами. Звякнул колокол, конка остановилась.
     Иван, сам от себя того не ожидая, вдруг оказался рядом с кондуктором и протянул ему три копейки на империал. Сев на лавку, он стал разглядывать пассажиров, полагая подглядеть интересный типаж. Работники, курсистки, студенты, прислуга, старые и молодые, веселые и унылые, гомон, разговоры.
     Мимо пробегал нарядный шумный многоликий Невский. Бесчисленные магазины, гостиницы, рестораны, конторы банков и страховых обществ, вывески, реклама, приказчики, дворники, городовые. Бог Ты мой, что бы подумал царь Петр, ежели бы смог сойти с могучего постамента и глянуть на свое детище хоть одним глазком?
     Нет, не получится из нас Европы! Какой-то дух азиатчины присутствует во всем!
     Почему-то от своих мыслей Пепелищев пришел в большое раздражение. Неужто вид суетливого Невского поверг в ипохондрию? Отнюдь! Иван сам признался себе, что не это его гложет, а зависть, обычная, банальная зависть к удачливому товарищу.
     Что такое его романы? Пустота, морализаторство, пошлость, безвкусие! Но публике нравится, книги идут нарасхват! А вот он, Пепелищев, вынашивает каждую мысль, каждое слово, и что в итоге? Кучка ценителей словесности почмокает губами, мол, да, хорошо, талантливо написано, но сложно, не всякому понятно. Пробовал и Иван дерзать на поприще дешевой бульварной литературы. Куда там, не идет сюжет, не придумать глупостей о неразделенной любви или страшных убийствах!
     Кстати, о любви. И подумать только, и тут Вениамину удача в руки! Жениться на звезде! Слыть добродетельным семьянином, являясь любителем юбок и горьким пьяницей! И второй раз жениться так удачно! Милая девушка, юный цветок! Пепелищева потрясла невеста на свадьбе. Таких счастливых и любящих глаз он не видел никогда в своей жизни!
     При мысли о госпоже Извековой, Пепелищев заулыбался про себя. Эта женщина притягивала его, он часто думал о ней.
     Неужели она и впрямь столь добродетельна? Не может быть, чтобы после нескольких лет замужества за Вениамином, узнав темные стороны его существа, она не померкла душой? Пепелищев частенько захаживал к Извековым и всегда исподволь наблюдал за супругами. Он видел, как потихоньку потухали Олины глаза, как уходили из них восторг и чувственность. Он ждал, ждал своего часа, караулил ослабевшую жертву. Настанет миг, и он подхватит ее, обессилевшую и не способную к сопротивлению, утащит в свой уголок и насладится ею. И тогда наступит миг великого торжества. Олимпийский бог получит ветвистые рога! Смешон же он будет в своем величии!
     Кондуктор ударил в колокол, остановка. Народ шумно задвигался. Пепелищева грубо пихнули локтем. Это вывело его из приятной задумчивости. Он решил, что отдал дань дешевому демократизму, спустился по лесенке империала, огляделся вокруг и кликнул извозчика. Теперь путь его лежал на Каменноостровский проспект.
     Вера слышала, что пришел Пепелищев.
     Она не стала по обыкновению выбегать навстречу, наоборот, осталась сидеть у себя, пережидая бешеное сердцебиение. Он был два дня тому назад и вот опять пришел. На прошлой неделе ездил с ними гулять на острова, был так мил, играл с нею, бегал взапуски и нарвал букетик цветочков.
     Цветки завяли, но девушка бережно сложила их между страницами книги и засушила.
     Вера вся затрепетала от воспоминаний.
     Когда их руки случайно соприкасались, ей казалось, что она умрет, не вынесет накала переживаний. Неужели? Боже Ты мой, неужели Господь услышал ее молитвы, и Иван будет принадлежать ей? Вера прикрыла глаза. Да, это любовь, она теперь это знала точно. Утонув в своем чувстве, она стала хорошо понимать Олю. В последнее время их отношения совсем наладились и стали дружескими, как прежде.
     Горничная позвала барышню в гостиную. Вера поспешно оправила волосы, впрочем, и без того они были хороши. Глянула в зеркало. Она, конечно, не мама, но и ее есть за что полюбить!
     Пепелищев, небрежно развалясь в кресле, о чем-то весело беседовал с Ольгой Николаевной. При виде девушки он легко подскочил и чмокнул ее руку.
     - Милая Вера Вениаминовна! Вы подобны свежему утру!
     Вера ответила ему благодарным взором.
     Ей показалось, что и в глазах гостя мелькнула некая загадочная искра. Ольга Николаевна улыбалась, внимательно разглядывая гостя. Пепелищев что-то зачастил в последнее время. Раньше приходил раз в неделю, а теперь чуть ли не каждый день.
     Приносит букеты и ей, и Вере, безделушки, сопровождает семейство на прогулки и в театр. Уж сколько раз случалось, что Вениамин откажется ехать, запрется у себя в кабинете, а Пепелищев тут как тут! И Вера сама на себя не похожа стала. Не кусается, не сверкает глазами, как дикая кошка, вроде и погладить можно. Что бы все это значило? Может, Иван в женихи метит? Староват, конечно, но это не беда.
     - Что, наш гений не соблаговолит выйти и осчастливить подданных своим божественным появлением? - поинтересовался гость.
     - А нашего общества вам мало? - улыбаясь, спросила любезная хозяйка. - Впрочем, правды все равно не скажете!
     А Вениамин Александрович сегодня может и не появиться перед нами. У него творческий кризис. А в такое время лучше его не беспокоить.
     - Понимаю, понимаю. Тогда предлагаю прекрасным дамам в воскресенье прогуляться на природе.
     - Вот досада! Мы собирались съезжать на дачу, да все тянули из-за Вениамина. Хотя вы можете составить нам компанию!
     На том и порешили. После отъезда Пепелищева Ольга, видя, что Вера неподвижно стоит и смотрит в окно, обняла ее за плечи.
     - Веруша, мне, кажется, с тобой что-то происходит?
     Вера вздрогнула. Она не отличалась открытостью, не умела излить душу и от этого страдала. Сейчас она сомневалась, сказать или не сказать?
     - Хочешь, я помогу тебе? Ты смущаешься меня, но я твой друг и была им всегда! Ты влюблена, влюблена в Пепелищева? Я угадала?
     - Да, - последовал едва слышный ответ.
     Вера порозовела и уткнулась мачехе в грудь.
     - Мне кажется иногда, что я схожу с ума! Я думаю о нем постоянно, он всегда со мной! Я засыпаю и просыпаюсь с ним перед глазами! Я всегда любила его, но только не понимала этого!
     Оля гладила девушку по голове, и ей хотелось плакать. Как знакомы ей были эти переживания! Ведь совсем недавно она была такой же влюбленной наивной глупышкой, и мир представлялся ярким и безоблачным!
     - Вера! Это великое счастье - любить! Мне кажется, что Иван Федорович тоже испытывает нечто подобное!
     - Правда? Ты так думаешь? - Вера с надеждой заглянула мачехе в лицо.
     - Да! Иначе, зачем он ездит к нам чуть ли не каждый день? И эти знаки внимания? Нет, я уверена, что он тоже влюблен! Я думаю, что на даче все и свершится. Он должен объясниться!
     Оля и не подозревала, как она окажется права!

Глава 25

     - Вениамин! Вениамин! - Ольга подергала ручку двери.
     Молчание. Ни звука. Она еще раз дернула, но крепкая дверь даже не скрипнула. Извекова пожала плечами и отошла.
     Теперь она не пугалась и не переживала, когда муж, запершись в кабинете, проводил так по несколько дней.
     В первый раз это случилось после медового месяца. Оля парила в облаках, упивалась страстностью мужа. Как-то раз, а дело близилось к обеду, она вот так, подойдя к двери кабинета, обнаружила ее наглухо запертой. На стук муж не ответил, не отозвался и на встревоженный голос.
     Через полчаса молодая жена билась под дверью в слезах, предполагая худшее.
     - Надо дворника позвать, дверь взломать! - рыдала она.
     Мисс Томпсон, стоявшая рядом, проявляла поразительное присутствие духа и спартанское спокойствие.
     - С ним что-то приключилось! - продолжала убиваться Ольга.
     - Пожалуй, приключилось - согласилась гувернантка. - Только не теперь, а раньше!
     Оля не поняла ее.
     - Я боюсь, не случилось ли у него удара! - стонала молодая женщина. - Да бегите же за дворником!
     Но гувернантка не двинулась с места.
     И в тот миг, когда Оля хотела бежать сама, дверь распахнулась. Супруг в домашнем халате, взъерошенный и злой, возник на пороге.
     - Что, черт побери, тут происходит! - прорычал он, держась за дверь.
     Оля оторопело взирала на Извекова.
     Полно! Он ли это? Заплывшее лицо, мутный взор, всклокоченные волосы. И ужасный, кислый запах изо рта. Она отшатнулась.
     - Вениамин Александрович, - пролепетала жена, - ты здоров ли?
     - Вполне, - ответил он с неприязнью.
     - Ты не открывал, я испугалась.
     - Глупости. Я спал.
     - Спал?! Но я.., мы.., тут уже полчаса стучим и кричим...
     - Ступай, ради Бога, и не мешай мне впредь!
     Оля совсем растерялась. Таким тоном он не разговаривал с ней никогда!
     - Вы выйдете к обеду? - робко спросила она.
     Муж раздраженно кивнул и захлопнул перед ней дверь. Оля беспомощно оглянулась. Мисс Томпсон явно испытывала неловкость от своего присутствия.
     - Что это? - спросила Оля.
     - Удар, мадам, - изрекла гувернантка и поспешила прочь.
     Извеков вышел к столу, когда все уже приступили к трапезе. Глянув на тарелку, он отшвырнул ее прочь.
     - Почему сегодня подается какая-то ерунда? Что, телятина? Отчею нет котлет, простых жареных котлет?
     - Помилуйте, все как вы любите! Как вы хотели.., телятину с морковью, - пролепетала Ольга.
     Хозяин дома обвел стол грозным взором, что не предвещало ничего хорошего.
     Дети вжали головы в плечи и готовы были скользнуть под скатерть. Вера сидела, не поднимая взгляд от тарелки, боясь смотреть на отца. Судя по реакции детей, Оля поняла, что такое для домашних не новость. Только она одна была новым зрителем этого безобразного спектакля. И он состоялся. Досталось каждому. Через десять минут Кирилл получил подзатыльник и уткнулся носом в тарелку. Павла и вовсе выставили из-за стола. Вера не стала дожидаться резкостей и сама поспешила вон.
     И только тут Олю осенило.
     - Боже милостивый, да вы пьяны Совсем пьяны! - Она всплеснула руками и уставилась на мужа, точно увидела его новыми глазами.
     Мисс Томпсон вздохнула и едва заметно с удовлетворением кивнула головой. Покровы сорваны, герой развенчан!
     - А вот это, матушка, вас вовсе не касается! Или вы, как ваш папенька, собираетесь мне указывать, как вести себя в собственном доме? - И вилка полетела на пол.
     Оля побелела. Мисс Томпсон поспешно выталкивала мальчиков из столовой, не годится им видеть такое унижение мачехи. Извеков еще что-то прохрипел, злое, обидное, гадкое. Она зажала уши и побежала в спальню. Boт о чем пыталась предупредить Агриппина Марковна! Как мерзко! Оля заплакала. Где искать помощь?
     В коридоре раздались гулкие шаги мужа. Наивная, она решила, что он, обуреваемый раскаянием, спешит примириться!
     Однако Извеков, ввалившись без стука, ухватил жену и, швырнув ее на постель, овладел ею, грубо, быстро, как животное.
     Если бы не дети, она, наверное, закричала бы на весь дом. После его ухода Оля не могла опомниться и все порывалась уйти тотчас же обратно, к отцу. Как теперь ей жить с эдакой мерзостью?
     Но самым удивительным оказалось следующее утро. Ольга уже собирала вещи, чтобы покинуть супруга навсегда, когда тот явился к ней как ни в чем не бывало. Она поначалу не поверила, но потом ее изумлению не было границ: он не помнил вчерашнего дня! И когда она, заливаясь слезами и задыхаясь от гнева, пересказала ему его злодейства, Извеков искренне расстроился.
     Вениамин Александрович, как и полагается в подобных случаях, пал на колени, долго молил и клялся всеми святыми и, наконец, был прощен. Правда, когда вечером он пришел в спальню жены, она испуганно натянула одеяло до подбородка и смотрела на него скорее с ужасом, а не с обожанием и страстью, как раньше. Извеков предпочел ретироваться, и ему еще долго пришлось добиваться доверия и нежности.
     Тогда это случилось в первый раз. Оля убивалась, страдала, стыдила, молила, все без толку. А когда умерла девочка, она перестала противиться злу. И теперь, когда Извеков уединялся со своей прозрачной "подругой", в доме говорили, что у папы творческий кризис, и воспринимали происходящее как печальную неизбежность. Творческая, нервная натура!
     Художник слаб пред серостью обыденности!

Глава 26

     Вера понапрасну прождала от Пепелищева каких-то особых знаков внимания.
     День не принес ровным счетом ничего.
     Но впереди еще был вечер, и девушка уповала на романтику летней ночи. Когда еще объясняться поэту, как не в ночи под луной? Все предшествующие поездке дни она провела в лихорадке и мечтах. То она видела себя под венцом, то рядом с мужем в окружении прелестных темноволосых и горбоносеньких малюток. То Иван грезился ей, стоя на коленях, а ю представлялся миг сладостных поцелуев, да так явно, голова шла кругом! Вера тысячу раз приложила свое имя-отчество к его фамилии. Жаль, конечно, расставаться с папочкиной известной фамилией, но ведь и Иван не последний человек в литературе! Впрочем, можно обзавестись и двойной, Пенелищева-Извекова или Извекова-Пепелищева. Пожалуй, второй вариант благозвучней. Девушка мысленно примерила свадебное платье. А ведь еще сохранилось мамино! Вот будет здорово!
     В газетах напишут, что дочь известного романиста венчалась в том самом платье, в котором стояла перед алтарем ее легендарная мать!
     Упиваясь такими картинами, Вера, однако, заметила, что вечер совсем сгустился, а Пепелищев так и не подал ей ни единого намека на приватное свидание.
     Она безрезультатно выглядывала в окно, и вдруг в темноте что-то мелькнуло. Она напряглась, ожидая услышать шепот, зовущий ее. Но вместо этого Вера разглядела Ивана, но не одного. Рядом с ним шла женщина. Боже милосердный! Но кто это?
     Глаза не подвели девушку. Мачеха Они быстро двигались от дома по направлению к пруду.
     Девушка отпрянула от окна и села на стул. Что бы это значило? В доме все спят, почему они уединились? Вероятно, Пепелищев не решился поговорить с самой Верой и хочет попросить руки через Ольгу или посоветоваться с ней, как это сделать поделикатней, да так, чтобы и Вера согласилась, и Извеков не противился.
     Мало ли что у него на уме. Нехороший он стал в последнее время, иногда как будто не в себе. Вера поморщилась при мысли об отце. Она обожала его по-прежнему, но к этому чувству прибавилось нечто непонятное. Ее любовь уподобилась потускневшему золоту, которое надо сильно оттирать, чтобы снова увидеть его несравненный блеск.
     Ну а если и впрямь Пепелищев захотел переговорить с мачехой о Вере, тогда...
     Набросив на ходу шаль, она стремительно и бесшумно выбежала из дома.
     - Так что такого срочного и тайного вы хотели мне поведать, любезный Иван Федорович? - спросила Ольга Николаевна, кутаясь в теплую вязаную кофту. - Прохладно!
     Она поежилась и присела на кособокую скамейку. Пепелищев стоял рядом и мял пальцами папиросу, раздумывая, закурить или нет.
     - Ночь, сейчас луна выйдет, сплошная романтика! Жаль, что нам уже не по восемнадцать лет! - воскликнула Ольга.
     Окружающий их пейзаж и впрямь очаровывал. Фиолетовые те