на всем Божьем свете, где можно было
связаться с Паэном в случае нужды - через его брата-монаха.
   Паэн поднял глаза на облака.
   - Западный ветер усиливается. Я  успею  побывать  в  Англии  и  вернуться
обратно, прежде чем Меркадье ввяжется в какую-нибудь очередную войну.
   Похоже, Паэн не шутил. Он и впрямь собирался проделать вместе с ней  весь
путь до берегов Англии. В горле Джоанны встал болезненный комок,  и  она  не
могла выговорить ни слова. Она будет не одна во время плавания. Она будет не
одна...
   - Вам нет нужды меня сопровождать.
   - Разве вы не рады? Разве вы не... -  Паэн  вдруг  замолчал  и  изумленно
посмотрел на нее:
   - Вы плачете? - спросил он. - Полно, мадам. Я не  возьму  с  вас  ничего,
кроме тех денег, которые нужны, чтобы оплатить мое место на корабле. Вам  не
придется жертвовать золотом Мерко, чтобы вернуть мне свой долг.
   - Да пропади оно пропадом, это золото!
   - Клянусь мизинцем святого Петра, мадам, неужто я слышу  такие  слова  от
дочери купца? - Он накрыл ее похолодевшие, сжатые в  кулачок  пальцы  теплой
ладонью. - Успокойтесь. Эта дорога ведет в  порт  Сен-Мишель.  Если  патруль
тамплиеров обнаружит нас здесь, они подумают, что я вас  похитил  или,  того
хуже, изнасиловал.  Не  могли  бы  вы  сделать  мне  одолжение  и  перестать
плакать?
   - Я вовсе не плачу.
   - Тогда утрите слезы с вашего лица. Со стороны может показаться,  что  вы
плачете.
   - Неужели вы не можете хоть немного помолчать?! - вскричала  она.  -  Мне
соринка попала в глаз.
   - В таком случае  мне  жаль  соринки,  потому  что  в  таком  потоке  она
непременно утонет.
   Джоанна рассмеялась, и слезы хлынули из ее глаз с новой силой, сменившись
новым приступом смеха. Кобыла под ней попятилась в сторону и остановилась.
   В тот миг ей показалось вполне  уместным  и  ничего  не  значащим  жестом
положить руку ему на плечо, затем снять колено с  луки  седла  и  посмотреть
прямо в его обращенное к ней лицо.  Джоанна  не  помнила,  как  соскользнула
вниз, очутившись в его объятиях, и не  знала,  кто  из  них  первым  решился
коснуться губами сначала  ладони  другого,  а  затем  зажмуренных  в  порыве
страстной тоски век.
   Его ладонь обхватила  ее  подбородок,  притягивая  к  себе  нежные  губы.
Морской ветер овевал густой румянец, вспыхнувший на бледных щеках, и не  мог
изгладить жар любви с ее лица. Она была подобна сухому листу,  вспыхивающему
от малейшей искры, лишенная возможности выбирать или раздумывать, и лишь его
прикосновение и слова, которые он прошептал ей  на  ухо,  помогли  ей  снова
прийти в себя, не давая этому огню спалить ее дотла.
   Паэн оторвался от ее губ и  притянул  Джоанну  к  себе,  не  выпуская  из
объятий и все время повторяя одни и  те  же  слова,  которые  она  не  могла
разобрать - так сильно у нее стучало в висках. Слова эти повторялись в  такт
стремительно нараставшему желанию, становясь все  настойчивее,  неразличимые
из-за отчаянного биения сердца, жара в крови и неистовой страсти. Лишь когда
Джоанна притянула его лицо к себе, она поняла, что он  был  охвачен  тем  же
безумием и прибегнул к словам, чтобы не потерять голову в  ее  объятиях.  Он
повторял их снова и снова, и тогда ее ум вернулся из тех сфер, где слова уже
не имели никакого значения.
   - Вы этого не хотите, - шептал Паэн, и Джоанна догадалась, что именно эти
слова он твердил все вновь и вновь, прижимая  ее  к  себе.  -  Вы  этого  не
хотите, - повторил он вот уже в который раз и по ее  лицу  увидел,  что  она
наконец-то его поняла.
   Паэн закрыл глаза и положил ее голову себе на плечо, прижав к подбородку,
уже покрывшемуся жесткой  щетиной.  Позади  нее  теплый  круп  серой  кобылы
заслонял их от ветра. Ей казалось достаточным стоять рядом с  ним  так,  как
сейчас, в кольце его объятий, и чувствовать быстрое биение  его  сердца  под
своей щекой.
   - Вы этого не хотите, - повторил он снова и вдруг умолк. В этом  хриплом,
приглушенном шепоте слышалась покорность судьбе, и когда он провел  пальцами
вдоль тонкой жилки на ее шее, Джоанне вдруг стало ясно,  как  будто  он  сам
сказал ей об  этом,  что  это  прикосновение  должно  было  стать  для  него
последним. Что он хотел навсегда запомнить этот миг, потому что подобных ему
уже не будет. Никогда...
   Джоанна перехватила его руку и прижала к лицу.
   - Мы оба свободны - вы и я. На несколько дней,  пока  я  снова  не  стану
Джоанной Мерко, дочерью торговца шерстью, мы  с  вами  совершенно  свободны.
Неужели мы не можем...
   - Нет. Вы этого не хотите.
   - Я не настолько глупа, чтобы мне нужно было объяснять, чего  я  хочу,  а
чего нет, - возразила она.
   - Вы далеко не глупы, - вздохнул Паэн, - но вы не знаете о многих  вещах,
которые могут оттолкнуть вас от меня.
   - Я уже была замужем, - напомнила ему Джоанна. - Я не девственница, и мне
не нужны ни страж, чтобы оберегать  мою  добродетель,  ни  наставник,  чтобы
думать за меня. Я знаю вас, Паэн, как никогда не знала своего  мужа.  Только
не говорите мне, что я несведуща в подобных вещах. -  Она  перевела  дух.  -
Лучше объясните мне, почему вы отталкиваете меня.
   Он хотел было что-то возразить,  но  вместо  этого  пробормотал  какие-то
слова на незнакомом Джоанне языке, после чего  устремил  взор  мимо  нее  на
дорогу.
   - Наше путешествие может окончиться очень скверно, - заметил он,  -  если
мы будем стоять здесь и говорить о страсти, когда наши враги  наверняка  уже
разыскивают нас.
   Страсти... Никогда за  все  время  короткого  замужества  Джоанны  Ольтер
Мальби не считал ее способной на настоящую страсть.
   - А эта ночь? - спросила она. - Уж не собираетесь ли вы провести всю ночь
за разговорами о моем невежестве, пытаясь убедить меня в том, что вам  лучше
известно, чего я хочу?
   - Эта ночь, - нахмурился он, - станет для меня настоящим адом.
   Паэн просунул руки под плащ Джоанны, провел ими по ее телу, и на какой-то
блаженный миг ей показалось, что она ощутила в  этом  прикосновении  восторг
влюбленного. Однако он обхватил ее за талию и снова усадил в седло. Она едва
удержалась от того, чтобы не дотронуться до него.
   - Вы полагаете, - заявила она, - что один-единственный  поцелуй  способен
привести нас обоих в ад? И что мы будем прокляты навеки, если  станем  ближе
друг другу?
   - Да.
   - Тогда объясните мне почему. Он посмотрел  на  нее,  и  по  его  взгляду
Джоанна поняла, что его желание было так же велико, как и ее собственное.
   - Я скажу вам все, когда мы окажемся  под  защитой  тамплиеров  и  найдем
корабль, отправляющийся в Англию. Но не раньше.
   - Вы должны сделать это еще до того, как оплатите свое место на  корабле.
- Джоанна встретилась с ним взглядом, пытаясь увидеть в глубине его глаз  те
тайны, которые он упорно от нее скрывал. - Вы так и не ответили  мне,  зачем
вам понадобилось пересечь все герцогство, чтобы спасти мне  жизнь.  За  этим
стоит нечто большее, чем страх перед тем, что  вас  могут  обвинить  в  моей
гибели. Уже одно то, что вы привезли меня сюда, является  актом  милосердия,
который, без сомнения, избавит вашу душу от адского пламени в  Судный  день.
Но если вы отправитесь со  мной  в  Англию,  это  будет  больше  чем  просто
христианским милосердием, и я не настолько глупа, чтобы согласиться на  ваше
присутствие, ничего не зная о ваших намерениях. Паэн пожал плечами.
   - В таком случае  мы  с  вами  поговорим,  когда  доберемся  до  крепости
тамплиеров.  -  Хмурая  складка  на  его  лбу  разгладилась,  а  уголки  губ
скривились в улыбке. - Вы на редкость упрямы, Джоанна Мерко, и не склонны  к
чрезмерным выражениям признательности.
   - Когда придет пора, моя признательность принесет вам  достаточно  денег,
чтобы отплатить вам сторицей за ваши усилия.
   - Тогда добавьте к ним еще пару-другую золотых монет  за  мои  сапоги.  К
тому времени, когда мы достигнем побережья, мне наверняка понадобятся новые.
Глава 13

   Они снова выехали к берегу моря  и  устремили  взоры  на  восток,  поверх
широкого, затянутого облаками залива. Прямо под ними  на  каменистом  берегу
ютился маленький порт, переполненный торговыми судами и  рыбацкими  лодками.
Чуть поодаль, на узкой  прибрежной  полосе,  виднелся  корпус  недостроенной
галеры, подпираемой вкопанными в песок деревянными брусьями.
   - Где же они? - спросила Джоанна.
   Паэн указал на небольшую, прямоугольной формы крепость, возвышавшуюся над
селением и построенную в стороне от моря.
   - Вот наше пристанище. Здесь мы можем укрыться от наемных  убийц.  Только
постарайтесь не напугать своим хмурым видом стоящих  на  страже  часовых,  -
засмеялся он.

***

   Для женщины, которая до смерти  боялась  черных  рыцарей,  Джоанна  Мерко
проявила поистине поразительную способность найти к ним  подход.  Она  молча
ждала, пока Паэн обратился к привратнику с просьбой предоставить им  комнату
в странноприимном доме, построенном  внутри  крепостных  стен,  и  ничем  не
выразила своего недовольства, когда в  ответ  на  расспросы  тамплиера  Паэн
представил ее как свою жену. Вернувшись из конюшни, куда  он  отвел  кобылу,
Паэн обнаружил, что Джоанна уже успела найти  и  выторговать  кусок  хорошей
ткани, чтобы заменить  им  свой  истрепавшийся  в  пути  плащ,  и  принялась
объяснять сержанту, запиравшему дверь  кладовой,  что  с  его  стороны  было
глупостью закупать в больших количествах грубую шерсть из  Корнуолла,  в  то
время как прекрасное руно. йоркширских овец было почти столь же дешево.
   Стоя в тусклом свете  бретонского  солнца,  Паэн  мысленно  возблагодарил
судьбу за то, что они сумели благополучно добраться до  единственного  места
во всем герцогстве, где  Джоанна  могла  передвигаться  по  своей  воле,  не
опасаясь нападения. Тамплиеры, эти рыцари-монахи, несмотря на свои тщательно
скрываемые тайны и плохо скрываемую гордость, обычно держались в стороне  от
мирских забот и не стали бы помогать ни одному сеньору, даже самому знатному
и богатому, в делах, связанных с политическими интригами или личной  местью.
Они незыблемо хранили  верность  князьям  церкви  и  тем  немногим  светским
монархам,  которые  завоевали  их  уважение  своими  воинскими  подвигами  и
суровостью правосудия. Все остальные, сколь бы обширными ни были их владения
и каким бы влиянием они ни пользовались  при  дворах  христианских  королей,
опасались  обращаться  со  своими  мелочными  дрязгами  к  одетым  в  черное
рыцарям-храмовникам.  Вряд  ли  негодяй,  подославший  арфиста,  чтобы   тот
подстроил гибель Джоанны Мерко, осмелится  приблизиться  к  их  крепости  на
берегу моря.
   Несмотря на то что в крепости не было бойких  служанок,  чтобы  подсунуть
ему горячительные напитки и разжечь похоть, Паэн очень скоро  убедился,  что
странноприимный дом с его скудной обстановкой таил в себе еще более  опасное
искушение: когда на поселок опустится ночь, они с Джоанной останутся  вдвоем
внутри этих толстых, скрепленных известковым раствором стен.
   Паэн швырнул седельную сумку на пол рядом с кроватью и откашлялся.
   - Я скоро вернусь.
   И, не дожидаясь ответа  Джоанны,  отправился  на  поиски  своего  бывшего
наставника, старого Амо Стронбоу.
   Узнав юношу, Амо  приподнял  брови  и  жестом  указал  ему  на  маленькую
скамейку, стоящую около стены. Он молча ждал, пока  Паэн  усаживался,  после
чего бросил взгляд на  узкую  амбразуру  в  стене,  за  которой  можно  было
рассмотреть караульную будку во дворе крепости.
   - Я видел, как ты въезжал в ворота, Паэн из Рошмарена. Ты  взял  с  собой
жену?
   - Нет, - ответил Паэн. - Эта женщина - беглянка,  для  защиты  которой  я
вынужден прибегать ко лжи даже здесь. Старик вздохнул.
   - А ты пользовался в дороге облачением тамплиера?
   - Нет.
   - Тогда я спокоен, потому что не хочу, чтобы по  округе  поползли  слухи,
будто рыцари нашего ордена привозят своих любовниц  или  мнимых  жен  в  эти
стены. - Он метнул  взгляд  в  сторону  Паэна,  после  чего  продолжил  свое
наблюдение за воротами крепости. - Мои английские собратья передали мне, что
еще совсем недавно во время своих путешествий ты носил поверх доспехов  плащ
тамплиера.
   - Это правда, - признался Паэн. - У меня были на  то  веские  причины.  Я
выполнял задание, которое требовало большой осторожности.
   - Надо полагать, ты уже справился с этим заданием? Паэн улыбнулся:
   - Я доставил епископа Юбера Ольтера к месту его переговоров в  Испанию  и
обратно в Кентербери. Он должен был встретиться там  с  посланцем  асассинов
,  которые
обещали нам кое-какую  помощь  весьма  деликатного  свойства,  чтобы  помочь
королю Ричарду уже этой зимой выйти на свободу.
   Старик зашевелился в своем кресле и обратил вспыхнувшие оживлением  глаза
на Паэна.
   - Ты сам знаешь, что для тебя всегда найдется место в  наших  рядах,  как
только ты перестанешь скрывать свое имя и  происхождение.  Твой  род  весьма
знатен и благороден, хотя ты и лишился наследственных земель.
   - Я не могу.
   - Твое настоящее имя можно сохранить в тайне и заменить на другое,  когда
ты вступишь в орден.
   - Это не мое призвание.
   - У тебя есть способности, и ты умеешь обращаться с оружием. Кроме  того,
судя по слухам, которые до меня дошли, тебя не слишком  интересуют  плотские
удовольствия, и тебе еще не раз представится случай  и  возможность  утолить
свое влечение к женщинам, если в этом возникнет нужда.
   Паэн вздохнул:
   - Из меня выйдет  плохой  тамплиер.  Я  не  могу  обещать  вам  полную  и
безраздельную преданность. Старик выпрямился в высоком кресле.
   - А! Ты еще не отказался от честолюбивого намерения вернуть назад земли.
   - Надеюсь, мой брат вернется  со  временем  в  Рошмарен  в  качестве  его
законного хозяина.
   - Матье уже вернул тебе свой долг? - спросил, помолчав, тамплиер.
   - Никакого долга не было в  помине,  -  буркнул  Паэн.  -  Только  в  его
воображении.
   - Сарацинские всадники за спиной Матье отнюдь не были игрой  воображения.
Никто другой не осмелился бы прийти на помощь этому глупцу, кроме тебя.
   Паэн нахмурился.
   - Почему глупцы должны  погибать,  в  то  время  как  умники  преспокойно
отсиживаются в тылу, прячась за сундуками  с  золотом?  С  тех  пор  как  мы
вернулись из Палестины, Матье отплатил мне за все сторицей.
   - А эта женщина? Она-то тебе что должна?
   Лицо Паэна еще больше помрачнело.
   - Она ничего мне не должна, да я и не  приму  от  нее  никаких  выражений
признательности.
   - Думаю, ты возьмешь вместо  этого  саму  даму.  Я  уже  заметил,  какими
глазами ты на нее смотрел. Рано или поздно ты  получишь  ее  признательность
вместе с ее золотом. - Амо  закашлялся.  -  Уже  почти  зима,  и  мои  кости
соскучились по солнцу  Палестины.  Ничего  удивительного,  что  многие  люди
покидают свои очаги и отправляются  в  паломничество.  Нигде  так  не  греет
солнце, как на родине Христа.
   Паэн подошел к камину и, поворошив кочергой дрова, подбросил в огонь  два
больших дубовых полена. Амо вздохнул.
   - Благодарю тебя, Паэн. Но сейчас меня донимает  не  возраст  и  даже  не
холод, а шрамы и боль в костях, плохо сросшихся в седле, да еще  дизентерия,
от которой я так и не избавился после Аскалона. - Он накрыл  своей  бледной,
ссохшейся клешней руку Паэна. - Если ты не собираешься стать членом  ордена,
тогда постарайся забыть о мече и поищи себе место  в  этом  мире.  Не  трать
остаток своей жизни на сражения, Паэн. Остановись,  пока  твое  здоровье  не
будет окончательно подорвано  из-за  скверно  залатанных  ран  и  незаживших
переломов.
   - Именно так я и намерен поступить.
   - Что ж, тогда попроси свою спутницу найти тебе лучшее  применение.  Если
кто-нибудь и может это сделать, так только она. Ты  видел,  как  она  услала
молодого Поля с каким-то поручением? Насколько я мог заметить,  он  даже  не
попытался ей возразить. Такая женщина, мой друг, не побоится вставить слово,
если сочтет это необходимым.

***

   Джоанна выторговала у молодого монаха отрез великолепной шерстяной ткани,
которую могла носить вместо плаща. Она искренне радовалась  своей  победе  и
выглядела вполне довольной, когда Паэн пришел ее  проведать  в  их  холодной
маленькой келье. Если не считать легкой дрожи  в  ее  голосе,  Паэн  мог  бы
подумать, что предстоящая ночь не вызывала в ней ни малейшего беспокойства.
   Она медленно, аккуратно расправила плащ и с рассеянным видом обратилась к
Паэну:
   - Вы обещали рассказать мне о своем прошлом.
   - Я буду спать внизу, а комнату оставлю вам, - сказал он. - Я хочу, чтобы
вы узнали об этом прежде, чем я начну свой рассказ.
   - Поступайте как вам угодно, - отозвалась она. -  Все  равно  между  нами
ничего не было, кроме объятия, и то не без  оговорок.  С  вашей  стороны,  -
добавила она. - Не с моей.
   Несмотря на то что Паэн держал в руках  горящую  головню,  чтобы  разжечь
дрова, сложенные в небольшом камине, он так и не решился  переступить  порог
кельи.
   - Напротив, между нами было все, - ответил он, стоя в дверях.  -  И  есть
множество причин, по которым нам никогда больше не следует прикасаться  друг
к другу.
   Задетая  его  словами,  Джоанна  уселась  на  койку  -  теплый   островок
чувственности посреди пустой каменной комнаты.
   - Вы помните, - начал Паэн, - как дозорные в Рошмарене тут же  отступили,
едва я выехал на свет костра и принялся бранить их за то,  что  они  на  вас
напали?
   - Я никогда об этом не забуду, - ответила она.
   - А вы не задумывались о том, почему они так легко мне подчинились?
   Настороженность исчезла из ее глаз. По-видимому,  Джоанна  полагала,  что
признание Паэна имело  отношение  к  разбойникам,  колдовским  чарам  и  его
темному прошлому. Он помолчал немного, наслаждаясь  этим  мгновением,  после
которого она уже будет смотреть на него только как на врага.
   - Они приняли вас за призрак, - прошептала она, - или за живого человека,
пользующегося такой дурной славой, что никто не смеет ему прекословить?
   - Они приняли меня за моего отца, - ответил он. - За последнего законного
хозяина замка Рошмарен.
   С этими словами Паэн прошел мимо нее в келью и поднес головню к сложенным
в  очаге  дровам.  Комната  быстро  наполнилась  светом,  жаром  и   треском
вспыхнувшего пламени.
   Джоанна молча наблюдала за тем, как он швырнул головню в огонь. Когда  он
снова обернулся к ней, она все еще озадаченно хмурилась.
   - Вы приходитесь родней Ольтеру Мальби? - осведомилась она.
   - Последний законный владелец замка не был нормандцем, - ответил Паэн.  -
Его звали Ален из Рошмарена, и я - его сын.
   - А Мальби...
   -  Явились  туда,  чтобы  предъявить   свои   права   на   землю,   когда
взбунтовавшийся народ успокоился, а  мои  отец  и  мать  лежали  мертвыми  в
аббатстве Святого Мартина. Нормандцы ни за что бы не позволили им  покоиться
в фамильной часовне.
   Джоанна повернула к нему лицо, и ее вопросы  были  написаны  на  нем  так
ясно, как будто она задала их вслух.
   - Первым из нормандцев, появившихся в  замке  Рошмарен  после  подавления
последнего мятежа, был отец вашего мужа. Ольтер Мальби был следующим за ним.
Обитатели замка не видели моего лица уже в течение двух десятков лет и знали
меня еще ребенком, зато многие из дозорных, собравшихся  вокруг  сигнального
костра, хорошо помнили моего отца, и большинство из них наверняка не  забыли
те проклятия, которые он  выкрикнул  на  бретонском  языке,  когда  пал  под
ударами нормандской армии,  втрое  превосходившей  по  численности  гарнизон
Рошмарена. Я унаследовал его внешность, Джоанна, и перенял его ругательства.
И то и другое помогло мне нагнать страха на дозорных.
   Джоанна наконец заговорила:
   - Значит, вы - его наследник? Если бы не явились нормандцы,  земля  стала
бы вашей? Он покачал головой.
   - Будь я наследником, выход для нас обоих оказался бы совсем простым.  Вы
- вдова Ольтера Мальби, который умер, не оставив потомства, а так как со дня
его гибели  прошло  слишком  мал