ов,  преподавателей,  просто
знакомых его увидит.
   В воскресенье же,  когда  его  сменит  закутанная  в  сто  одежек,  с
непременным термосом Рита, он, преодолевая желание спать, спать,  спать,
заставляя себя забыть про боль в гудящих ногах - а теперь еще и  боль  в
пояснице,  -  отправится  в  Медицинскую  библиотеку,  в   отдел   новых
поступлений, и до закрытия будет читать и выписывать то, без  чего  жить
не может.

***

   - Относись к этому как к игре, - утешая  мужа  и  почему-то  чувствуя
себя виноватой, сказала Рита. - Надо же познавать жизнь, правда?
   - Познавать жизнь... - невесело усмехнулся Олег.  -  Если  уж  на  то
пошло, так как раз биологи-то ее и познают.
   - Я имею в виду не  жизнь  в  высоком,  философском  и  биологическом
смысле слова, а простую, каждодневную, обыденную,  -  после  мгновенного
замешательства нашлась Рита. - Настоящую!
   - Эти самые Лужники и есть, по-твоему, настоящая жизнь?
   Олег смотрел на жену серьезно, задумчиво и печально.
   - А что? - подбоченилась Рита. - Нормальная жизнь, человеческая. Люди
борются за кусок хлеба. Весь мир сейчас делает бизнес.
   "Откуда у нее эта манера? - не отвечая, думал Олег, глядя, как  стоит
перед ним подурневшая от раздражения Рита, вызывающе уперев руки в бока.
- Кто ей сказал, что мир - это большая толкучка?"
   - Тебе надо пореже встречаться с Валей, - подумал он вслух.
   - Она моя лучшая подруга,  -  возразила  Рита.  -  И  она  меня  учит
компьютеру.
   "Не только", - хотелось сказать Олегу, но он промолчал.
   - Скорее бы затопили, что ли, - тоскливо вздохнула Рита.
   - Скоро затопят, - обнадежил ее Олег и включил рефлектор:
   Рита  сидела,  закутавшись  в  одеяло,  И  не  отводила  взгляда   от
наливающихся красным светом пружин.
   - Вот уже и теплее, - опасливо  приблизился  к  ней  Олег.  -  Ты  бы
позанималась, Ритусь. А то не успеешь оглянуться - и сессия.
   - Да  пошла  она!..  -  вскричала  в  бешенстве  Рита.  -  География,
география... Кому она нужна, твоя дурацкая география? .
   Она упорно смотрела на раскаленные добела пружины несчастными,  злыми
глазами, и губы ее кривились.
   - Ну конечно, еще Митрофанушка говорил, - попробовал  пошутить  Олег,
но, взглянув на Риту, растерялся и замолчал.
   - Надо было поступать на юридический, - как в бреду бормотала Рита. -
Или выучиться на бухгалтера.
   Олег сел рядом, обнял жену, но она дернула, плечом, сбросила  с  себя
его руки, плотнее закуталась в одеяло.
   - Что ты говоришь, Рита, - мягко  сказал  Олег.  -  Вспомни,  как  ты
работала, и твоя курсовая...
   - Плевать я хотела на курсовую! - окончательно  разъярилась  Рита.  -
Кому она, к черту, нужна?
   Жрать мне ее, что ли?
   Показалось  ему  или  нет,   что   Рита   чуть-чуть   не   выругалась
по-настоящему, лишь в последний момент заменив  грубый  мат  более-менее
нейтральным словом?
   Нет, наверное, показалось.
   Олег все-таки обнял жену - почти насильно, - привлек к себе,  покачал
в объятиях, утешая.
   - Милая моя, дорогая, - шептал он, - что уж ты так кручинишься? Генка
же устроил нам приработок, продержимся как-нибудь.
   - А я не хочу "как-нибудь", - снова сбросила его руки Рита. - Не хочу
быть бедной! Не желаю ходить в тряпье!
   - Почему в тряпье? - оскорбился Олег. - Екатерина Ивановна все  время
что-то привозит.
   Уж лучше бы он этого не говорил. Рита вскочила,  нервно  заходила  по
комнате. Дымчатые волосы развевались, глаза сверкали. Но теперь она  уже
не казалась Олегу красивой. Да и как может быть красивой женщина,  когда
злобой искажено лицо?
   - Мне уже третий десяток, - в  отчаянии  кричала  Рита,  -  а  я  все
маменькина дочка! А ведь вроде бы есть муж. - Она  враждебно  покосилась
на Олега. - И не какой-нибудь, а со степенью. Жаль, что  степени  сейчас
никому не нужны!
   - Вроде бы... - усмехнулся Олег.
   - Не придирайся к словам, - отмахнулась Рита. - А что, не  правда?  -
не удержалась она. - От твоей степени - как от козла молока.
   Олег оцепенел: это же прямое,  настоящее  оскорбление,  без  всякого,
даже  видимого,  соблюдения  приличий,  без   флера.   А   он-то   хотел
посоветоваться, у кого попросить денег на реактивы. Нет уж, лучше он сам
как-нибудь. Но как? Все его друзья такие  же  неимущие,  все  бедствуют.
Значит, у Генки? Так ведь он протреплется, той же Вале  протреплется,  а
Валя - Рите. Нет, у Генки просить нельзя. И потом, теперь, говорят, дают
под проценты, а если рубли, то с возвратом по  курсу.  Он,  Олег,  тогда
вообще пропадет.
   Остается, значит, Екатерина Ивановна.
   При мысли о теще сразу стало тепло. "Ах, конечно,  -  скажет  она,  и
тонкие пальцы взлетят в неподражаемом, легком движении в воздух. - О чем
вы, дружок, говорите? Нет-нет, раз вы просите, я никому ничего не скажу.
И не думайте вы об этих дурацких деньгах! Когда-нибудь отдадите..." Олег
даже голос ее услышал, уловил знакомые интонации. И ведь вправду  никому
ничего не скажет - даже дочери, особенно дочери, - и условий никаких  не
поставит, ни о чем никогда  не  напомнит.  А  он  отдаст,  расшибется  в
лепешку - отдаст! А у Геночки просить нельзя  ни  за  что,  вдруг  понял
Олег. И не только потому, что выдаст всенепременно. Что-то на  их  фирме
не так, не по правилам, похоже, не только магнитофонами они  занимаются.
Как же это было в одну из суббот? Он сначала не понял.
   - Ну что, прибыли? - едва шевеля губами,  негромко  спросил  огромный
детина с развернутыми  плечами  спортсмена,  подойдя  к  Олегу  чуть  не
вплотную.
   - Вы о чем? - моргая ресницами, недоуменно спросил Олег.
   И тут же, как из-под земли, откуда-то вынырнул Геночка,  крепко  взял
за плечо парня, повернул к себе, побелев от бешенства, что-то  прошептал
в самое ухо.
   - Так я ж не знал. Это ж место, - непонятно оправдывался парень.
   - Ты торгуй, торгуй, - кинул Олегу Геночка, и его глазки метнулись  в
сторону. - Твое дело - сторона.
   Вечером заплатил чуть ли не вдвое больше.
   - Что так? - обрадовался Олег.
   - Премиальные, - хохотнул Геночка. - Холодно больно, а ты - молодцом!
" - Он клещами сжал Олегу руку - так, что она вмиг онемела. - Ты, слышь,
наука, нашему Витьку про сегодняшнее - ни полслова.
   -  О  чем?  -  искренне  удивился  Олег,  разминая  после  дружеского
рукопожатия пальцы. - Что-то я ничего не понял.
   - Вот и ладушки, что не понял.
   Геночка облизнул толстые губы, подогнал джип, уложил в  него  остатки
товара и исчез, только его и видели.
   На "премиальные" Олегу купили  ботинки,  а  Рите  -  зонт.  И  больше
никаких таких типов к Олегу не подходило. Но слова Геночки, а главное  -
его тревога, оказывается, врезались в память.

Глава 8

   Бывают  поздней,  ненастной  осенью  -  в  октябре  -   удивительные,
прекрасные дни. Уплывают куда-то тучи, унося с собой осточертевшие  всем
дожди, синим и ясным становится высокое чистое небо, золотыми - деревья,
и то же золото шелестит под ногами. В воздухе  тишина.  Умиротворенно  и
ласково греет по-летнему солнце, летят невесомые, редкие  паутинки.  Это
сама природа так прощается с летом, раскрывая всю себя на прощание.
   -  Дочура,  взгляни,  какие  у  меня  букеты!  -  радуется  Екатерина
Ивановна. - Вся комната в красном  и  золотом.  А  вот  тут,  видишь,  я
оставила зеленый листок, для контраста.
   - Они же вянут! - раздражается Рита.
   - Не скажи! - живо возражает мать. - И потом - я их через день меняю.
А последние,  когда  задуют  холодные  ветры  и  они  полетят,  полетят,
полетят, проглажу теплым утюгом, и будут они стоять всю зиму.
   - Ты бы еще стихами заговорила, - ворчит Рита. - Делать тебе,  как  я
погляжу, нечего! Собирает какие-то дурацкие листья, когда от поклонников
некуда ставить букеты.
   - То другое, - смеется Екатерина Ивановна.
   "Кто из них мать, а кто  дочь?"  -  смотрит  на  них,  покачиваясь  в
кресле, Олег и тихонько вздыхает. Рите бы  эту  необыкновенную  легкость
матери,  умение  радоваться  пустякам,  чужим  и  своим  успехам,  милую
привычку шутя переносить неудачи, смиряться  с  потерями  -  об  Аркадии
Семеновиче, с тех пор как пропал, ни полслова. Будто его и не было.
   - Да она его не любила! - скажет в  ответ  на  осторожное  недоумение
мужа Рита. - Она вообще любит только себя и свое сопрано.
   - Не правда, - вступится за тещу Олег. - Ты же  рассказывала,  что  с
ней творилось, когда умер твой папа!
   - Да, верно, - нехотя согласится Рита.  -  У  те  тогда  даже  пропал
голос. Потом, правда, восстановился. С тех пор она его особенно бережет,
прямо молится на свой голос.
   - И еще она любит тебя, - скажет Олег фразу, которую -  он  знает!  -
так ждет Рита.
   - Не уверена, - упрямо ответит Рита. - Сколько помню себя, вечно  она
мной недовольна. Может, потому, что я не певица и не художница?  Природа
отдыхает на детях!
   Олег промолчит. Что он знает, в конце  концов,  об  этой  семье?  Все
только  со  слов  Риты,  остальное  -  предположения.  Но  с  Екатериной
Ивановной у них теперь общая тайна: она помогла  ему  с  реактивами,  да
осталось еще на субстраты - как только появятся,  ему  отложат:  он  уже
оплатил.
   - Ну, ты орел! Орел, да и только, -  повторял  в  потрясении  Николай
Иванович, не находя подходящих к случаю слов, и глаза  его  блестели  от
радости. - Теперь держитесь! - погрозил он кулаком невидимым конкурентам
и  сразу  организовал  Олегу  "режим  наибольшего  благоприятствования":
освободил от семинаров.
   - Что это ты такой веселый? - подозрительно спросила Рита, когда Олег
вернулся в тот день домой.
   - Я теперь всегда таким буду! - объявил Олег  и  обнял,  закружил  по
комнате Риту, совсем  как  в  старые  времена,  когда-то,  давным-давно,
больше года назад,  когда  вместе,  плечом  к  плечу,  защищали  они  от
путчистов  Белый  дом,  символ  новой  России.  -  А  давай  сходим   на
Краснопресненскую? - загорелся он великолепной идеей, радуясь  всему  на
свете - Рите, солнцу, золотым и багряным листьям. -  И  мультики  заодно
посмотрим на Баррикадной.
   - Мне не пять лет, чтобы смотреть в какой-то забегаловке всякую муть,
- отрезала Рита. - А уж как мы мокли, дурачки, под дождем...
   Она  не  договорила:  все  вспомнилось  так   отчетливо   ясно,   что
перехватило  дыхание.  Площадь  -  единая,  как  один  человек,  горящие
праведным гневом, уверенностью в победе лица, ощущение собственной  силы
и правоты, могучий голос с балкона: "Граждане россияне!" Слово "Россия",
принадлежавшее, казалось, истории, вдруг  ожило  и  вернулось,  и  таким
оказалось кровным, родным, что вызвало даже слезы. Неужели прошел только
год? Всего лишь год? Как же все за этот год изменилось! Власти, конечно,
сорвали куш, а они, защитники, победители? Что получили они?
   Безденежье, неуверенность не то что в завтрашнем, в сегодняшнем дне и
тревогу - выматывающую, постоянную.
   Все это выкрикнула Рита своему незадачливому, не  приспособленному  к
новой жизни мужу, словно он был во всем виноват.
   - Ну скажи мне, скажи, что получили мы? - кричала Рита.
   - Мы получили свободу, -  спокойно  ответил  Олег:  он  уже  научился
гасить Ритин крик таким вот, неестественным почти, спокойствием.
   - Какую еще свободу? - горько спросила Рита.
   - Свободу вообще,  -  неопределенно  ответил  Олег  и,  понимая,  что
ответил смутно, попытался, как мог, разъяснить:
   - Свободу информации - раз, общения с коллегами, со всем миром - два,
свободу выезда.
   - Если есть деньги, - едко вставила Рита.
   - Естественно, - невозмутимо подтвердил Олег.  -  А  смотри,  сколько
возникло фирм, независимых предприятий...
   - Что ж ты-то не в фирме?
   - А я,  знаешь  ли,  в  университете,  -  выпрямился  Олег,  и  такое
достоинство,  даже  гордость  прозвучали  в  его  словах,  что  Рита,  в
некоторой растерянности взглянув на него, умолкла.
   Они сидели с Валей и Геночкой в новом, с иголочки, кооперативном кафе
и наслаждались жизнью. Это для  них  пригасили  свет  -  прочие  столики
пустовали, - для них  звучала  тихая  музыка,  их  бесшумно  обслуживали
стройные мальчики-официанты в черных брюках, отутюженных белых  рубахах,
с галстуками-бабочками.
   Валя,  в  коротенькой  кожаной  юбочке  и  кожаной,  с  "молниями"  и
замочками куртке, в туфлях на высокой платформе,  сияла:  она  гордилась
Геночкой. Рита рядом с ней казалась чуть ли не оборванкой, хотя  на  ней
были кофточка из Парижа и яркая турецкая юбка,  после  долгих  колебаний
купленная на рынке.  Раскрасневшийся  Гена  -  тоже  весь  в  кожаном  и
цепочках - правил бал.
   - Выпьем, девочки! - поднял он фужер с водкой. - Считай,  Риток,  что
компьютер ты в общем и целом освоила. В случае чего Валентина поможет. И
другие девчонки. Не робей, с нашими не пропадешь!
   - Но я еще не решила...
   - Да, говорю, не робей! - Гена говорил все громче и громче. -  Витька
я беру на себя: скажу - "Надо!" - и все дела.  Что  ж  вам  -  с  голоду
подыхать?
   Принесли еще закусок: какие-то невиданные салаты с кусочками ананаса,
белую рыбу и красную, обложенную аккуратными ломтиками  лимона,  розовых
крабов и  даже  устриц  со  льдом  и  серебряными  щипчиками.  Официант,
покосившись на фужер, незаметно  поставил  еще  одну  рюмку  для  водки.
Первую клиент как бы и не заметил.
   - Ну, Алька - хрен с ним, - разглагольствовал, не  заметив  и  вторую
рюмку, Гена. - Что-то он там сочинил в своей  биологии.  Может,  сделает
какое открытие и.., прощай, Россия-матушка! Отвалит в  Штаты,  к  этому,
как его?
   - Рику, - подсказала Рита.
   - Вот-вот, к Рику, - вступила в разговор Валя. - А что будешь  делать
ты? Кому нужна твоя  география?  Вон  Сашка,  Танькин  двоюродный  брат,
окончил в Ленинграде знаменитую корабелку, практику проходил на  Севере,
в океане. Чем-то там его наградили - отличился в шторм, спас  кого-то...
Ну, ему сказали, конечно, "мерси" и вручили свободный диплом.
   - И что? - испуганно спросила Рита.
   - А ничего! - фыркнула Валя. - Мыкался-мыкался -  никому  на  фиг  не
нужен. Еле устроился в какой-то занюханный банк. Рад до смерти! Говорит,
никто с их курса, ни один человек, не работает по специальности.
   - Как же так? - расстроилась Рита. - Петр Первый за  границу  посылал
на корабелов учиться, а тут теряем  своих.  Это  же  так  расточительно!
Сколько на обучение ухлопано денег...
   - Да кто их считает! - радостно завопил Гена.
   - И с тобой будет так же, - уверенно сказала Валя. - Уж  если  никому
не нужны корабелы...
   Кружилась от выпитого  голова.  Доводы  друзей  казались  неоспоримы.
Новая жизнь маячила совсем рядом - протяни только руку. Вот  только  как
сказать Олегу? И маме. Валя уговаривает слишком уж горячо.
   Почему? Из дружбы? Или хочет, чтобы Рита стала  ей  ровней?  Как  она
когда-то  Рите  завидовала!  Но  теперь  роли  так  странно  и   страшно
переменились. Разве  может  Рита  купить  себе  такую  куртку?  Сколько,
интересно, она стоит?  Рискнула  спросить,  когда  Геночка  отлучился  в
уборную.
   - А я не знаю, - весело отмахнулась Валя. - Геночка подарил.
   "Да Валя  твоя  -  содержанка!"  Ну  нет,  это  оскорбительное  слово
принадлежит прошлому веку. Нет теперь  никаких  содержанок!  Есть  умные
женщины, которых обеспечивают удачливые мужчины: и в  Хургаду  возят,  и
одевают как кукол, на  них  швыряют  не  считая  деньги.  И  это  только
нормально!
   - Соглашайся, пока зовут, - посерьезнела Валя. - Пока мы расширяемся.
   - В конце концов  можно  перевестись  на  вечерний,  -  вопросительно
взглянула на нее Рита.
   -  Ну  уж  нет!  -  решительно  отрезала  Валя.  -  У  нас  на  фирме
ненормированный рабочий день. Бывает, задерживаемся и до одиннадцати. Не
всегда, правда, по делам фирмы. - Она как-то странно хихикнула.
   - Фирма требует  всего  человека,  -  солидно  подтвердил  ухвативший
последние слова, подходя к столу, Гена.
   "Сегодня ничего не  скажу,  -  решила  Рита.  -  Съезжу,  поговорю  и
подумаю. А там будет видно".
   - И как в кафе? - рассеянно спросил Олег, оторвавшись  на  минуту  от
присланного Риком препринта, и, не дожидаясь ответа,  снова  уткнулся  в
тощую книжицу. - Молодец Рик,  -  бормотал  он,  -  ну  что  за  умница,
молодец! Знает, что нет  у  меня  выхода  в  Интернет,  сам  распечатал,
прислал. И так кстати.,.
   Рита молча смотрела на мужа. "Муж - объелся груш..."  Откуда  взялась
эта дурацкая поговорка?
   Господи, какая крохотная у них комнатушка ; - ну конечно,  рассчитана
на одного, - как неприбранно, некрасиво! Стол завален бумагами, на краю,
в тарелке, засохшие четыре пельменя.
   - Есть хочешь? - устало спросила она.
   - Да я поел, - качнул Олег  головой  в  сторону  тарелки.  -  И  тебе
оставил. Правда, немного. Извини, увлекся.
   - Я из кафе, - напомнила Рита.
   -  Ах  да,  -  обрадовался  Олег.  -  Тогда  я  доем.  -  Не   глядя,
переворачивая страницу, ткнул вилкой в ближайший пельмень, отправил  его
в рот и вдруг вскочил так резко, что Рита вздрогнула. - Так вот оно что!
Ты так считаешь? Ну, это мы еще поглядим!
   Рита села на краешек стула. Олег  всей  пятерней  взъерошил  светлые,
льняные волосы, худые лопатки выпирали из-под  синей  рубашки.  "Как  он
похудел, - с жалостью и острым чувством вины подумала Рита. - Плохо ест,
мало спит, много работает, даже когда простужен, когда болен,  работает.
Ему надо помочь! Не только для себя, для  него  тоже..."  Она  искала  и
находила весомые аргументы, старалась подавить малейшие колебания, но не
знала, как сказать мужу, что завтра не пойдет  на  лекции,  а  поедет..,
куда?
   - Знаешь что, - откашлялась Рита, -  я  завтра  уеду  в  девять,  мне
нужно...
   - Хорошо, хорошо, - не поворачиваясь, закивал Олег. - Нет, тут Рик не
прав безусловно, и я ему докажу...
   Рита шагнула "к шкафу,  открыла  его  осторожно,  чтоб  не  скрипнула
дверца, вынула длинную, узкую, привезенную  мамой  юбку  -  хорошо,  что
вернулось лето!  -  сняла  с  вешалки  свободный  шерстяной  джемпер,  а
кофточку - серебристую, с воротником под самое горло, ту, в которой была
в кафе, она наденет под джемпер... Молодец  мама!  Все  такое  красивое,
новое. Вот только сумочке уже три года, а говорят, сумку положено менять
каждый год. И туфли уже давно не модные. Ну ладно, скоро все  у  нее,  у
них изменится!
   Так... Что еще? Еще она вымоет голову и завьется, сделает  маникюр  -
серебристый, под цвет кофточки. Встанет пораньше, займется косметикой  -
тщательно, не спеша. "По одежке встречают..." Она должна, просто обязана
быть красивой - чтобы не хуже Вали. Это же не их замызганный  факультет,
это фирма!
   Рита развесила свои вещички на стуле и скрылась в  ванной.  И  здесь,
под душем, у нее заболело сердце и  взяла  за  горло  тоска...  Как  она
сейчас войдет в комнату? Как посмотрит  Олегу  в  глаза?  Ей  стало  так
стыдно, так нестерпимо стыдно, словно  она  предавала  Олега,  их  общую
жизнь, уже предала. Ведь это она говорила ему: "Подумай сам, кто они,  а
кто ты!" Теперь бы добавила: "Но ведь они процветают, а мы..."
   В эту ночь Рита отбросила как  ненужную  ветошь  всю  свою  природную
сдержанность и стыдливость. Она не стала ждать от мужа  никакого  знака,
движения или слова. Она сама прижалась к нему, рука ее опустилась к низу
его живота, стала гладить, ласкать курчавые, короткие, жесткие волосы...
   - Не надо, - смущенно шепнул Олег.
   Рита, вспыхнув, отпрянула: ее отвергают!
   - Прости... Я не знаю.., прости...
   Олег искал и не находил слов. Что-то тревожное и  чужое  появилось  в
Рите или ему только кажется?
   - Я тебя люблю, - защищаясь от этой странной  тревоги,  сказал  он  и
постарался повернуть к себе Риту. - А ты? А ты?
   Отвернувшись к стене, Рита упрямо молчала.
   "Спит? - подумал Олег. - Ну, пусть спит".
   - И я, - в этот самый момент сказала Рита и,  не  поворачиваясь,  все
так же уткнувшись в стену, взяла его руку и положила себе на грудь.
   Давно не было у них такой ночи.  И  никогда  еще  с  такой  страсть