же...
   - Значит, так, - решительно встала она с кресла. - Сейчас мне пора  в
театр, а завтра... -  Екатерина  Ивановна  помолчала,  подумала,  быстро
подсчитав что-то в уме, - нет, послезавтра в три часа я  приглашаю  вас,
Олег, на обед. Там и поговорим.
   - Да не о чем говорить, мама! - воскликнула Рита. -  Это  же  простая
формальность!
   - Ничего себе... - покачала головой Екатерина Ивановна и  пробежалась
пальцами правой руки по воображаемым  клавишам  фортепьяно,  что  всегда
служило у нее признаком некоего замешательства. - Решается твоя  судьба,
а ты говоришь - "формальность"! У меня наверняка будет много вопросов, и
многое надо решить, и вас, Олег, я почти не знаю.
   - А зачем тебе его знать? -  вызывающе  спросила  Рита,  но  мама  не
обиделась.
   - Затем, что моя жизнь изменится тоже, - спокойно объяснила она. -  И
надо подумать о свадьбе и о том, на что вы будете жить.
   -  На  стипендию,  -  гордо  заявил  Олег.  -  У   меня   повышенная,
аспирантская.
   - Какие вы еще дети, - улыбнулась Екатерина Ивановна. -  А  родителям
ты написал?
   - Нет еще. - Вопрос застал Олега врасплох.
   - И они, конечно, не знакомы с Ритой?
   -  Да  откуда  им  меня  знать?  -  завопила  возмущенная  совершенно
ненужными вопросами Рита. - Они же в Свердловске!
   - Положено пригласить, - объяснила мама, и Рита посмотрела на Олега в
недоумении.
   Он  ответил  ей  понимающим  взглядом.   Пригласить   родителей?   Из
Свердловска? Как будто мы живем в прошлом веке!  Да  не  собираются  они
устраивать  никакой  свадьбы!  Нет,  все-таки  старое  поколение,  с  их
правилами, привычками, - это нечто...
   - Я напишу, - выдавил из себя Олег. - И приглашу...
   Ему стало страшно: Рита и представить не может, как трудно они живут,
в какой.., ну, не бедности, конечно, но в постоянной нужде. Мать считает
каждый грош, после школы бегает по урокам.  Разве  может  она  так  вот,
запросто, взять и приехать в Москву? Да и зачем? Для нее  это  -  отдать
последнее.
   Как поняла его смятение Рита? Что почувствовала? Этого Олег не  знал.
Только внезапно и быстро она сказала:
   - Сейчас такое сложное время... Не надо ничего устраивать.  Лучше  мы
потом приедем к ним в гости, на зимние  каникулы,  например.  Приедем  и
познакомимся. А? Как ты думаешь, мама?
   Просительные нотки  в  голосе  дочери  заставили  Екатерину  Ивановну
быстро взглянуть на Риту. В ее глазах она увидела  откровенную  просьбу,
даже мольбу. О чем была эта мольба? Скорее всего о понимании.
   - Ладно, ладно, - торопливо и виновато заговорила Екатерина Ивановна.
- Вот послезавтра обо всем и договоримся.

Глава 7

   Эти два дня Рита  прожила  у  Олега.  Не  предупредив  мать,  собрала
чемоданчик, написала коротенькую записку. Олег смотрел на нее изумленно,
во все глаза: он бы так точно не смог!
   - Что еще? - озабоченно морщила лоб Рита. - Зубная щетка,  полотенце,
купальник... На пляж смотаемся? Смотри, какое солнце!
   - Ага.
   - Что - ага? Чего ты на меня уставился? - нахмурилась Рита.
   - Мама придет, а тебя нет, - пробормотал Олег. - Надо бы дождаться.
   - У них же сотый  спектакль,  ты  что,  забыл?  -  Рита  моталась  по
комнате,   открывала-закрывала   шкаф,   кидала   в   чемодан   какие-то
маечки-трусики-лифчики. - Ты, может, не рад? - вдруг  остановилась  она,
круто повернулась к Олегу. - Может, ты против?
   - Я рад, рад, - испугался он. - Как я могу быть против?
   - Не рад - так и скажи!
   - Да рад я, очень рад, - бросился к Рите Олег, схватил ее, стиснул  в
объятиях, не позволяя вырваться. - Только моя бы мама  обиделась,  -  не
удержался от объяснений.
   - А моя - нет, - тихо сказала Рита, положила голову на плечо Олегу  и
закрыла глаза. - Для нее главное - театр, спектакли, ее сопрано, а я...
   Голос у Риты дрогнул. Она затихла в руках  Олега,  и  он  понял,  что
задел что-то тонкое, прикоснулся к хрупкому и больному, тому, что  может
разбиться от неосторожного движения или слова.
   - Прости меня, ласточка, - виновато шепнул  он  и  погладил  Риту  по
голове. - Прости, дорогая моя, хорошая...
   Он сам не знал, за что просит прощения - за неосторожные ли слова, за
нечуткость, за то, что чего-то не знает? Но это было не важно. Он обидел
Риту, а значит, перед ней виноват. Олег снова погладил Риту по голове, и
она заплакала: так ласкал ее только папа.
   Она плакала, плакала и была не в силах остановиться.
   Страшное напряжение трех безумных дней - танки,  листовки,  омоновцы,
снайперы на крышах, а внизу замыкают кольцо бэтээры, и она, Рита, в этом
кольце, пылкие речи  с  балкона  Белого  дома,  церковное  пение,  столь
странное, неожиданное в атеистической буйной стране, а потом - тишина  в
пустом общежитии,  мужская,  сдержанная,  горячая  нежность,  горделивое
сознание, что ты стала женщиной, и почему-то печаль, будто что-то  в  ее
жизни кончилось, ушло навсегда, никогда не вернется... Все  это,  вместе
взятое, вызвало горькие слезы, и щемило сердце,  напоминая  о  том,  как
другая рука, самого близкого человека, так же гладила ее волосы.
   - Родная моя, - шептал Олег, - все будет у нас хорошо, вот увидишь!
   - Я не потому, не поэтому, - всхлипывала, успокаиваясь, Рита.
   - Ну, поехали? - бодро спросил Олег, чтобы Рита, не дай Бог, в нем не
засомневалась.
   А ведь и ему было страшно, новая жизнь начиналась и у него  -  полная
любви и тревог, нежности и упреков,  взаимной  притирки,  недоразумений,
ссор, примирений, ответственности за  другую  душу...  Знать  этого  он,
конечно, не мог, но древний, как мир, инстинкт  подсказывал,  что  жизнь
станет намного сложнее, интереснее, беспокойнее.
   - Поехали! Закрывать чемодан?
   - Да, поехали. Посидим на дорожку.

***

   Успех был ошеломляющим. Корзины, букеты, охапки  цветов,  и  снова  и
снова, подчиняясь шторму оваций, раздвигался тяжелый занавес.  Декорации
были новыми, и новыми были костюмы -  ленты,  монисто,  расшитые  самыми
фантастическими  узорами  украинские  белоснежные  кофты.  А   уж   сама
волшебная ночь...
   Осветители превзошли себя, посылая на сцену лунный, призрачный свет.
   Аркадий пришел за кулисы, влюбленный, как в первый день.
   - Катенька, ты - прелесть!
   Театрально  преклонив  колено,  преподнес  колье  в  бархатном  узком
футляре.
   - Что ты! Зачем? - вспыхнула от радости Екатерина Ивановна.
   - Монисто же придется сдать, - пошутил, радуясь ее  радости,  Аркадий
Семенович. - Поехали!
   Грим можно снять дома. Пусть дочка видит, какая у нее мать красавица.
   - Ох,  я  и  забыла  тебе  сказать,  -  устало  потянулась  Екатерина
Ивановна. - У нас новость...
   - В машине расскажешь.
   - Да нет, ты послушай... Я, может быть, через год стану бабушкой!
   - Никогда ты не  станешь  бабушкой,  -  решительно  возразил  Аркадий
Семенович, который сразу все понял, -  даже  если  у  тебя  будет  сотня
внуков.
   - Ну уж и сотня! -  серебряным  колокольчиком  рассмеялась  Екатерина
Ивановна и накинула на себя бежевый плащ.
   Как легко, как весело ей всегда с Аркадием!  После  раздражительного,
печального, больного Кости какое это отдохновение, хотя только Костю она
и любила...
   - А может, Риты и нет, - с надеждой сказала Екатерина Ивановна, когда
уселись они в машину. - Может, она гуляет.
   - Ночью-то? - засомневался Аркадий  Семенович,  боясь,  что  Катенька
сглазит.
   - Так ведь  какая  ночь,  -  напомнила  Екатерина  Ивановна.  -  Ночь
победителей!
   - Она же была вчера?
   - Ну и что? Молодежь все никак не напразднуется.
   Оба они засмеялись, как смеются взрослые над детьми. Подъехав к дому,
не сговариваясь, вскинули глаза к окнам. Темно. Но  это  еще  ничего  не
значит.
   Поднялись на пятый этаж. Екатерина Ивановна осторожно повернула  ключ
в замке.
   - Рита? - позвала  в  темноту.  -  Наверное,  спит.  -  Надев  теплые
тапочки,  скользнула  в  комнату.  -  Зажги  свет,  -  шепнула   Аркадию
Семеновичу, оставшемуся в передней.
   Щелкнул выключатель.
   - Катенька, тут записка у зеркала.
   Екатерина Ивановна вернулась, взяла записку, прочла и села тут же,  в
прихожей, на ящик для обуви.
   - Можно?
   Аркадий Семенович взял из ее рук записку,  с  тревогой  покосился  на
Катю: любимое лицо под жизнерадостным  гримом  как-то  враз  потускнело.
Прочитал.
   Помолчал. Подумал.
   - Ну и что? - спросил очень бодро. - Ты чего запечалилась? -  Аркадий
Семенович обнял Катю за плечи. - Они, считай, муж и  жена.  Уехали  -  и
уехали. А мы сейчас откупорим бутылочку шампанского.
   Но Катя  радость  его  не  разделяла.  Она  снова  взяла  записку  и,
страдальчески сдвинув брови, принялась перечитывать.  "Что  со  мной?  -
думала горестно. - Ведь только что, когда ехали мы в машине,  именно  об
этом я и мечтала... Но не  так,  не  Так!  Ни  одного  ласкового  слова,
никакой теплоты..."
   - Знаешь, Аркадий, - сказала она, - я что-то устала. Прости,  но  мне
нужно побыть одной.
   Аркадий Семенович внимательно посмотрел на Катю.
   - Ты уверена? - спросил тихо, обиженно. - Тебе  не  станет  без  меня
одиноко? Совсем одиноко?
   - Мне и так совсем одиноко, - ответила Катя, и он, вспыхнув,  вскочил
с ящика, на котором сидел с ней рядом, и рванулся к двери.
   Дома опомнился, взглянул на часы: была глухая ночь, но Катя, он знал,
не спала.
   - Зря ты меня, дурочка, выгнала, - нежно  сказал  Аркадий  Семенович,
когда Катя сразу сняла трубку.
   - Хорошо, что ты позвонил, - с облегчением вздохнула она. -  Конечно,
зря. Прости.
   - Может, приехать? - тут же спросил он.
   - Завтра, - помедлив, ответила Катя. - Сегодня столько было  всего...
Хорошо, что ты позвонил, - повторила она. - Теперь я засну. - И повесила
трубку.
   Аркадий Семенович с облегчением снял узковатые для него ботинки - что
поделаешь: другого размера не было! - сунул  ноги  в  домашние  тапочки,
прошел в комнату, нажал кнопку торшера - мягкий свет озарил его  уютное,
обжитое жилище, - достал из бара коньяк, рюмку,  сходил  за  лимоном  на
кухню и уселся в кресло. Потягивая ароматный французский коньяк, отдыхая
после театра, неожиданного разочарования - как-никак его выгнали,  -  он
думал, думал... Мысли его бежали по неизменному кругу: одному, без жены,
плохо - сколько можно сидеть на покупных невкусных котлетах? -  но  Катя
певица, какая там из нее хозяйка, да и грешно было бы ее  заставлять,  а
никого другого он в этой роли  не  видит.  Аркадий  Семенович  вздохнул.
"Неля, Неля, рано ты меня покинула..."
   Взгляд его упал на фотографию покойной жены. В рамочке  из  мраморной
крошки она стояла на книжной полке, скрытая в полутьме, но он и так знал
каждую черточку ее лица. Надо было, не думая, сразу жениться на  Кате  -
тогда, три года назад, когда врезался  по  уши.  Остановила  она,  Неля,
последние ее слова: "Поклянись, что не  женишься!  Живи  с  кем  хочешь,
только не женись, ради  Бога!"  И  эти  лихорадочные,  блестящие  глаза,
полные безумной, непонятной ревности - к той, что придет после нее,  или
вообще к жизни? - рука, сжавшая его  руку  с  неожиданной  силой,  прядь
влажных волос, упавшая на мертвенно-бледный лоб...  Остановил  суеверный
страх: года ведь не прошло после Нелиной смерти, как он встретил Катю.
   Господи, какая  страсть  охватила  его,  какая  безумная  нежность  и
благодарность!  Они  бросились  навстречу  друг   другу,   спасаясь   от
одиночества, и ничего, казалось, другого им не было нужно. Но это только
казалось. Через год Катя стала на него обижаться, но он уже привык  быть
один. И потом, он боялся Риты - сложной, замкнутой, не  принимавшей  его
девочки. Делал вид, что ничего такого не замечает, шутил,  балагурил,  а
сам боялся. Теперь Риты не будет в доме, и Катя это  очень  почувствует.
Да что там: она уже чувствует.
   - Все нужно делать вовремя, - сказал  Аркадий  Семенович,  и  странно
прозвучал его голос в ночи, в пустой, холостяцкой  квартире.  -  А  если
Рита приведет своего мужа в дом? Что тогда?
   Взгляд его тревожно обежал комнату.  Катя  будет  приезжать  к  нему?
Невозможно! С ее репетициями, спектаклями, вечной боязнью за голос, с ее
самолюбием... Нет, невозможно! А если по-настоящему  уедет  Рита?  Он-то
знает, каково эго - жить в одиночестве. Значит, он должен...  Но  он  не
может! То горячее, обжигающее, что бросило их друг к другу, уже позади -
и у нее тоже. Да-да, не у него одного!
   Конечно, он любит Катю, спокойно, уверенно и надежно, но  та  стадия,
на которой женятся, увы, позади.
   - Вот именно - все нужно делать вовремя, - повторил Аркадий Семенович
и встал. - Пора спать.
   Утро вечера мудренее.
   Он вдруг подумал о Валечке из их конструкторского бюро.  Как  она  на
него смотрит, как старается  сесть  рядом  на  совещаниях  и  в  буфете!
Славная девочка. И эти ее кудряшки, стройные ножки на каблучках, пухлые,
яркие губы... Что она в нем нашла? Он ей  в  отцы  годится.  А  все-таки
льстит... "Спи, Казанова", - сказал  себе  Аркадий  Семенович  и  улегся
спать.

***

   Молодые играли в семейную жизнь - как они ее понимали.  Рита  с  утра
наводила везде чистоту, Олег бежал в магазин, к самому его открытию,  за
продуктами - ночи, насыщенные любовью, требовали горючего, - потом  Рита
надевала на голову яркую, как летнее небо, косынку и они отправлялись на
пляж.
   Возвратившись, снова кидались друг к  другу  в  объятия,  раскаленные
солнцем, собственной наготой, невозможностью  обладать  друг  другом  на
пляже, где Рита прыгала у  волейбольной  сетки  в  "бикини"  и  узеньком
лифчике, а потом валилась на горячий песок рядом с  Олегом,  старательно
отводя взгляд от его плавок. Олег же, когда  уж  вовсе  было  невмоготу,
переворачивался со спины на живот. "Как интересно! - в  восторге  думала
Рита. - Как это все интересно!"
   А какой обед устроила мама! Как на праздник или на день рождения. Все
серебро,  весь  хрусталь  были  вытащены  из  серванта  и  блестели,   и
переливались  всеми  цветами  радуги  на   белоснежной,   накрахмаленной
скатерти. Одними салатами можно было насытиться до отвала, но  в  центре
стола  на  огромном  блюде  лежал  еще   гусь,   обложенный   золотистым
картофелем, а  по  обеим  его  сторонам  возвышались  вазы  с  яблоками,
персиками, мощными кистями зеленого и синего винограда.
   На  маме  было  новое,  цвета  морской  волны,  платье,  тщательно  и
затейливо были уложены золотистые волосы.
   И все это из-за нее, из-за Риты? Не может быть! Просто мама, как  все
артистки, любит праздники.
   - Как вы там кормитесь? - тихо спросила  она,  когда  Рита  с  Олегом
набросились на гуся как голодные волки.
   - Нормально! - с набитыми ртами в два, голоса бодро  отозвались  они,
но Екатерина Ивановна не поверила.  Она  все  смотрела,  подпершись,  на
дочь, и что-то жалостливое, очень русское светилось в ее глазах.
   - А где  Аркадий  Семенович?  -  со  вкусом  обгладывая  ножку  гуся,
поинтересовалась мимоходом Рита.
   - Его я не приглашала, - суховато ответила мать  и,  вспомнив,  зачем
позвала ребят, заговорила о главном:
   - Как хотите, а без свадьбы нельзя!
   Она  старалась  говорить  твердо,  решительно,  но  получилось  тихо,
неуверенно и просяще, и это было так странно, так необычно,  что  Ритино
сердце смягчилось.
   - Ну, если ты  уж  так  хочешь...  -  великодушно  протянула  она.  -
Пригласим тогда свидетелей. Вальку с Геной.
   - И Веню с Толей, - торопливо добавил Олег, боясь, что его  свидетели
будут дискриминированы.
   - Ну конечно, - успокоила его Рита и быстро взглянула на мать. - А ты
можешь позвать своего Аркадия Семеновича.
   - Да что ты все про Аркадия Семеновича? - вспыхнула мать.
   "Значит, правда: что-то случилось", - подумала Рита.
   - А на зимние каникулы мы съездим  к  моим,  в  Свердловск,  -  очень
кстати перевел на другое Олег.
   Знал бы он, что всех ждет к Новому году, аккурат к зимним  каникулам!
Никто и в страшном сне представить  не  мог,  как  взбрыкнут  цены,  что
вообще будет твориться - даже сам ясноглазый "отец реформ".
   - Детонька, ты хоть звони  иногда,  -  попросила,  прощаясь,  мама  и
сунула Олегу огромный пакет  с  банками,  куда  уложены  были  салаты  и
маринады И даже остатки гуся.
   - Ладно, - кинула через плечо Рита и внезапно увидела - как-то сразу,
- как потерянно и  одиноко  стоит  посреди  коридора  мать,  в  нарядном
платье, легких туфельках на каблучках, а за ней - никого.
   "Где этот чертов Аркадий Семенович? - рассердилась Рита. -  Когда  не
надо, он тут как тут, а когда надо..." Но к счастью, в этот самый момент
в проеме двери возникла фигура  маминого  аккомпаниатора  -  маленького,
худого, взволнованного, с взъерошенной шевелюрой и папкой в руке.
   - Уже уходите? - обрадовался он. - Как сказали,  Екатерина  Ивановна:
ровно в восемь.
   - Да-да, заходите, - улыбнулась  Екатерина  Ивановна,  и  уже  совсем
другая женщина  стояла  теперь  в  коридоре:  оживленная,  элегантная  и
уверенная в себе. - Так ты, детка, звони, - повторила она машинально.
   "Как же... Нужны тебе мои звонки... - ворчливо подумала Рита. -  Тебе
на все наплевать: на меня, мою свадьбу, пропавшего  ухажера...  Черт  бы
побрал твою музыку!" И, ничего не ответив матери,  не  дожидаясь  лифта,
стала спускаться по лестнице.
   - До свидания, Екатерина Ивановна, -  попрощался  за  обоих  Олег.  -
Спасибо! - И поспешил за Ритой.

***

   - Красивая у тебя мама, - уважительно, с каким-то даже страхом сказал
Олег, когда очутились они на улице.
   - Это что! Ты бы послушал, как она поет! - похвасталась Рита.
   - А моя мать  просто  учительница,  -  вздохнул  Олег.  -  В  младших
классах.
   - Трудно, наверное? - постаралась проявить хоть  какой-то  интерес  к
будущей свекрови Рита.
   - Конечно, трудно, - оживился Олег. - Но она очень любит свою работу.
И ее любят в школе.
   Я как-то раз к ней зашел - ключи потерял, - иду по коридору, в других
классах довольно шумно и учителя на учеников покрикивают, а  за  дверью,
где мать, - полная тишина, и в этой тишине  она  что-то  рассказывает  -
негромко, вполголоса. Я ее так зауважал тогда...
   Рита покосилась на Олега. Щеки  его  разрумянились,  глаза  блестели.
"Может быть, от шампанского? - с надеждой подумала Рита. Но тут же  себя
одернула.  -  Не  притворяйся.  При  чем  тут  шампанское?  Просто   рад
поговорить о матери, вот и все". Ей стало грустно.
   - А братья-сестры у тебя есть?
   - Нет, я один. В детстве все просил купить мне сестренку, да мои  так
и не собрались. А потом умер отец. Пришел  с  работы,  сел  в  кресло  -
"Что-то я устал сегодня" - и умер. Мать чуть с ума не сошла от горя.  Он
ведь даже не болел никогда. Хорошо, что я уже был большим: глаз с нее не
спускал. Ужасно! - Олег передернул  плечами,  словно  от  холода.  -  Но
теперь у меня есть ты, - обнял он свободной от сумки рукой Риту.
   Вечер был тихим и теплым, какими бывают вечера В августе. Темное небо
бескрайним ковром  расстилалось  над  головой.  Где-то  там,  в  вышине,
мерцали невидимые при свете уличных фонарей  звезды.  Нагретая  за  лето
земля медленно, щедро отдавала тепло. Буря, взорвавшая непрочный  мир  в
обществе, не коснулась природы: та жила  своей  вечной  жизнью,  отдавая
людям плоды земли, набираясь сил перед глубоким и долгим зимним сном.
   - Надо еще наловить лягушек, - неожиданно сказал Олег.
   - Для твоих опытов? - догадалась Рита. - Лето,  каникулы,  а  ты  все
бегаешь на факультет.
   - А как же? - оживился Олег. - Идет опыт.
   И он должен быть непрерывным и чистым.
   - Что значит "чистым"?
   - Это значит, что все лягушки должны показать  одинаковый  результат.
Если хоть одна покажет что-то другое,  все  придется  начинать  сначала.
Пока что все молодцом!
   - Как ты о них говоришь, - улыбнулась Рита.
   - Что ты, - по-мальчишески свистнул Олег, - я их знаешь  как  уважаю!
Что бы мы без них делали?
   Все мы - биологи, медики и всякие прочие шведы...
   Недаром ей поставлен памятник. Ей и собаке.