А о  моих
малышах не беспокойся. Завтра приезжает мать  Карла  и  с  удовольствием
присмотрит за ними, пока мы не найдем тебе замену. Делай так,  как  тебе
лучше.
   Что ж, прекрасные, разумные слова. Придя к себе в комнату, она подош-
ла к окну и стала смотреть на зеленые заросли кустов, ровным ковром пок-
рывающие остров. Безмолвные и неподвижные в этом лунном сиянии, они были
так же загадочны, как и душа человека, которого она любила. Она вспомни-
ла, когда последний раз наблюдала восход луны. Это было в ту самую ночь,
когда был зачат ее ребенок. И, вспомнив это, она вздрогнула. Что  же  он
собирается делать?
   "Хорошо"... Он сказал, "хорошо" то, что она беременна, это хорошо. Но
в его голосе она не услышала любви. С тоской она  подумала  о  том,  что
впереди ее ожидает еще одна боль. Она заставила себя лечь в постель,  но
почти всю ночь провела без сна, неподвижно уставившись в потолок.
   Его вертолет прилетел через двадцать пять часов после того,  как  она
поговорила с ним по телефону. Он спускался по трапу с самоуверенным  ви-
дом человека, которому стоит только пошевелить пальцем, и самолет  будет
готов тут же доставить его в любую точку планеты. Кэндис видела,  как  в
сопровождении своей охраны он входил в отель; лунный свет блестел у него
в волосах.
   Через десять минут у нее зазвонил телефон.
   - Поднимайся ко мне, - негромко скомандовал он.


   ГЛАВА ВОСЬМАЯ

   Кэндис была в ярости - Сол нисколько не сомневался в том, что она по-
корно повинуется его приказу, но, в конце концов, она сама приняла реше-
ние, заставившее его проделать такой путь. Это просто смешно - так выхо-
дить из себя из-за его самонадеянности и высокомерия.
   Роскошный, элегантный отель был построен  на  самой  скале,  так  что
большинство его номеров выходило на величественную панораму залива, ухо-
дившего в глубь острова. Между этажами бесперебойно  сновали  скоростные
лифты. Через две минуты после его звонка она уже стучала в дверь его но-
мера, расположенного на самой крыше небоскреба.  Дверь  открыл  он  сам,
стоя на пороге и засучивая рукава белой рубашки. Лицо его было  непрони-
цаемо, замкнуто и настороженно, пока он всматривался в нее  пристальным,
изучающим взглядом.
   - Входи, - сказал он, и выражение его лица не предвещало ничего хоро-
шего.
   Она ожидала чего угодно, но только не этой ледяной отчужденности. Она
надеялась, что его мгновенная реакция на ее звонок означала то,  что  он
как-то смягчился, но в его непроницаемом, тяжелом, как маска,  лице  она
не нашла никакого подтверждения этому.
   - Как ты себя чувствуешь? - спросил он и слегка нахмурился, пропуская
ее в комнату.
   - Прекрасно.
   - Ты была у врача?
   Она утвердительно кивнула.
   - И что же он сказал? - последовал его резкий вопрос.
   Она не могла ему ответить.
   В его роскошном номере были предусмотрены услуги дворецкого и горнич-
ной, и она слышала, как с кухни доносились их  приглушенные  голоса.  От
одной мысли, что их разговор могут услышать, ее начинал бить озноб. Соб-
равшись с духом, она спросила:
   - Зачем ты прилетел?
   Он криво усмехнулся.
   - Чтобы жениться на тебе, зачем же еще.
   Горячая, невысказанная надежда, которая не давала ей уснуть всю  пре-
дыдущую ночь, мучительно умерла. Быстро, так как говорить об этом ей бы-
ло слишком больно, она проговорила:
   - Я не собираюсь выходить за тебя замуж.
   Что-то страшное шевельнулось в мерцающей прозрачной глубине его глаз,
но лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.
   - Вот как? - спросил он мягко и вкрадчиво. - Ты воображаешь, что  это
будет так просто сделать, дорогая? Алименты на всю оставшуюся жизнь  или
уж по крайней мере, пока ребенку не исполнится  шестнадцать,  и  никакой
необходимости считаться со мной? Мне очень  жаль,  если  ты  уже  успела
настроить себе глупеньких фантазий, но, коли ты хочешь, чтобы я содержал
этого ребенка, ты должна стать моей заложницей. Да, да, чтобы я был уве-
рен в том, что каждый потраченный мною пенни работает на меня.
   По легкому неприятному привкусу крови во рту она поняла, что прокуси-
ла губу. Все ее тело приготовилось дать отпор, отзываясь на  неожиданный
прилив адреналина, горячей волной хлынувшего по ее венам.
   Медленно и осторожно, словно пытаясь словами оградить себя от опасной
развязки, она проговорила:
   - Нет, из этого ничего не получится. Ты не любишь меня, а я... а я...
   - А ты не любишь меня, - закончил он совершенно бесстрастным голосом.
- Но в моем кругу браки часто заключаются еще и по другим причинам.
   - Догадываюсь, - с презрением парировала она. - Например, чтобы запо-
лучить побольше денег...
   - Или власти. Или чтобы заиметь детей, - холодно и отстраненно закон-
чил он. - Что ж, с последним мы, кажется, справились. Что сказал врач  о
твоем состоянии здоровья?
   Она побледнела, но мужественно подавила подступившую к горлу тошноту.
   - Врач сказал, что я вешу немножко больше нормы и что мне нужно  при-
нимать железо, а в остальном я совершенно здорова.
   Его густые ресницы опустились.
   - Ясно, - безразлично произнес он. - А ты уверена, что это мой  ребе-
нок?
   Она рассеянно посмотрела по сторонам и, увидев  стул,  опустилась  на
него, ощущая внутри такую нестерпимую боль, что, казалось, сердце у  нее
разорвется.
   - Да, уверена.
   - Надеюсь, что ты не ошибаешься.
   - А если ошибаюсь?
   - Тогда мгновенный развод, - сказал он с убийственным безразличием.
   Он был совсем чужим, как будто они  видели  друг  друга  впервые.  Он
встретил ее пристальный взгляд - в его глазах не было ни малейшего инте-
реса. Они смотрели тускло и холодно. Казалось, ему совершенно безразлич-
на та боль, которую он ей причиняет.
   - Я больше не могу, Сол, - глухо проговорила она. - Зачем ты  так.  Я
же не вынесу этого.
   - Но почему?
   Он подошел к ней и притянул к себе. Она подняла на него глаза и  уви-
дела, что за ледяным холодом этих глаз бушует огонь, еще более  опасный,
чем прежде, и сейчас этому огню не давали вырваться на свободу,  сдержи-
вали ценой нечеловеческих усилий.
   - Нам было чертовски хорошо в постели.  Что  же  касается  всего  ос-
тального, то у тебя будут деньги и свободное время. Став твоим мужем,  я
вовсе не собираюсь требовать от тебя постоянных отчетов о  личной  жизни
или ограничивать тебя в деньгах.
   Его слова ранили ее в самое  сердце,  они  били  наотмашь,  причиняли
боль. Он поднял голову, и она увидела в его лице такую черную тоску, та-
кую опустошенность и еще что-то темное и неведомое ей  прежде,  что  не-
вольно вздрогнула.
   - Я знаю, ты хочешь меня, - сказал он резко. - Не заставляй меня  до-
казывать это тебе, Кэндис. Если ты вынудишь меня, я смогу это сделать.
   Ресницы ее задрожали. Она думала, что хуже того, что произошло с  ней
на Фалаиси, когда ее буквально вышвырнули оттуда, уже не может быть. Те-
перь она поняла, что это не так. Она сумела бы прожить без него, как  бы
тяжело ей ни приходилось, но она не была уверена, что, став  его  женой,
сможет вынести эту пытку.
   Стук в дверь заставил ее высвободиться из его объятий. Он разжал руки
и дал указание горничной, появившейся на пороге с  чемоданами  в  руках.
Кэндис не поверила своим глазам, узнав в них свои собственные вещи, и  в
ней начала закипать злость.
   - В последний раз, когда ты была со мной, я забыл позаботиться о том,
чтобы собрали твои вещи, - сказал он насмешливым тоном, когда  горничная
прошла в другую комнату. - На этот раз я не позволю себе быть таким  за-
бывчивым.
   К счастью, появление дворецкого помогло ей сохранить самообладание. В
руках он держал поднос, на котором стояли бутылка шампанского,  запотев-
ший графин с апельсиновым соком и высокие, на длинных ножках бокалы.
   Кэндис подошла к окну. Мысли ее были в полном смятении. Боль, которую
она испытывала, мешала ей сосредоточиться, заволакивала все какой-то ту-
манной пеленой. Сейчас ей нужно было  призвать  на  помощь  тот  здравый
смысл, который она всегда считала главной, отличительной  чертой  своего
характера.
   Что ж, сейчас он явно подвел ее, мрачно подумала она. Позвонив  Солу,
она сделала самую большую ошибку в своей жизни, которая казалась ей  те-
перь цепью сплошных ошибок. Отвернувшись от окна, за  которым  в  лунных
лучах серебрилась неподвижная гладь залива, она посмотрела на  Сола.  Он
стоял в другом конце комнаты, делая какие-то распоряжения дворецкому,  и
его надменный профиль резко контрастировал с уютной и безликой обстанов-
кой номера. Он не привык разводить сантименты, в его жизни этому  просто
не было места.
   Не зря ее беспокоило то, как повлияет на ее будущего ребенка огромное
состояние, владельцем которого он станет. Наследники этих огромных капи-
талов вырастали бездушными автоматами, которым были неведомы такие чело-
веческие чувства, как любовь, милосердие, сострадание.
   Дворецкий направился к двери, горничная быстро последовала за ним. Не
обратив внимания на брошенный в ее сторону завистливый взгляд, Кэндис  с
тяжелым сердцем наблюдала, как Сол взял с подноса один бокал с  апельси-
новым соком, другой с шампанским и подошел к ней.
   - Здесь совсем немного шампанского, - сказал он сдержанно, - вряд  ли
это повредит ребенку. Ну что ж, может быть, выпьем за то, чтобы наш брак
был долгим и счастливым?
   - Нет, - произнесла она негромко, но решительно. - Я не собираюсь вы-
ходить за тебя замуж.
   - Тогда я заберу у тебя ребенка.
   Его голос звучал совершенно спокойно,  лицо  не  выражало  ничего,  и
только сквозь полуопущенные ресницы его враждебно сузившихся глаз сверк-
нули синие сапфировые искры.
   - Как говорится, или все, или ничего. И если я  забираю  ребенка,  не
может быть и речи ни о брачном контракте, ни о деньгах.
   Она пыталась найти слова, чтобы высказать ему, как ненавистны ей  его
замашки торгаша, мелкого лавочника, но в горле у нее стоял ком, и она не
могла произнести ни слова. Все время, пока он наблюдал за ней, с губ его
не сходила легкая насмешливая улыбка. Не помня себя от ярости, она  раз-
махнулась и, набрав полные легкие  воздуха,  швырнула  в  него  бокал  с
апельсиновым соком. Он ловко увернулся. Бокал вылетел в окно, но  она  с
холодным удовлетворением отметила, что немного  сока  все-таки  брызнуло
ему в лицо.
   Даже теперь, вытирая сок с лица, он продолжал улыбаться.
   - Кажется, беременные женщины часто страдают от странных вспышек тем-
перамента, - медленно произнес он. - Или ты просто не очень любишь  про-
игрывать?
   Что-то в его голосе заставило ее застыть в немом испуге. Она  расслы-
шала в его тоне знакомую ей дикую ярость, ярость холодную и зловещую.
   И все же предположение, сделанное им только что, да еще в таком  пок-
ровительственном тоне, заставило ее гордо вскинуть голову  в  запоздалой
попытке сохранить свое достоинство.
   - Мне не нужны твои деньги. Мне нужен отец  моему  ребенку.  Уж  я-то
знаю, что значит беспрестанно мучить себя вопросом, почему отец не любит
тебя. Мой ребенок не должен подвергнуться этой пытке. Если ты  не  готов
понять, что я полностью отдаю себе отчет в том,  что  делаю,  то  можешь
возвращаться туда, откуда приехал, а я скажу ему, что ты умер. Я не люб-
лю, когда мне угрожают, - с негодованием закончила она, досадуя на  себя
за то, что сказала о себе больше, чем ей бы хотелось.
   - В таком случае тебе не мешало бы научиться себя вести. -  Он  налил
еще шампанского, добавил в него апельсиновый сок и протянул ей. - Выпей,
- мягко приказал он.
   Она закусила губу, но, взяв бокал из его рук, послушно выпила все  до
конца. Он тоже выпил свой бокал, улыбаясь так холодно и надменно, что ей
одновременно хотелось и ударить его, и  убежать,  чувствуя  жуткий,  не-
объяснимый страх.
   Она поставила бокал на стол и попыталась снова продолжить  прерванный
разговор.
   - Сол, наш брак будет страшной ошибкой.
   - Возможно, даже наверняка, но он неизбежен. Я не допущу,  чтобы  мой
ребенок был незаконнорожденным. Мне казалось, ты, как никто другой, зна-
ешь все отрицательные стороны такой ситуации.
   Он сделал еще один глоток шампанского, потом поставил свой бокал  ря-
дом с ее и, прежде чем она успела отодвинуться, взял ее за руку.
   У нее перехватило дыхание. Она  замерла,  с  мучительным  напряжением
гладя ему в глаза. Он бережно сжал ее руку в своей, легко обхватив свои-
ми длинными пальцами ее хрупкое запястье.  Кэндис  услышала,  как  гулко
застучало ее сердце, когда большой палец его руки,  не  спеша  скользнув
вдоль ее запястья, замер там, где под матовой теплой  кожей  часто-часто
бился пульс.
   - Все будет не так уж плохо, - медленно произнес он низким,  взволно-
ванным голосом. - Если ты выйдешь за меня замуж, ты будешь совсем  рядом
со Стефани, как ты и хотела.
   Ресницы скрывали ее полные муки глаза. Она не могла вынести эту  пыт-
ку, не могла позволить ему шантажировать себя именем Стефани.  Пульс  на
ее запястье немилосердно частил, выдавая ее с головой.  Ее  ускользающий
взгляд упал на его смуглую руку, сжимавшую ее бледную, тонкую кисть. На-
верное, впервые в жизни она  чувствовала  себя  совершенно  беззащитной,
полностью находясь во власти человека, который, ни секунды не колеблясь,
действовал своими жестокими и беспощадными методами, думая только о том,
чтобы добиться своего.
   - Пусти меня, - чуть слышно проговорила она.
   С неторопливой невозмутимостью встретив ее взгляд, он поднес  ее  за-
пястье к своим губам и кончиком языка провел по тонкой голубоватой  жил-
ке. Огненная стрела пронзила все ее тело, опалив жгучим и сладким  пред-
чувствием ее нервы. Она резко вырвала руку, терзаясь тем, что так  бурно
ответила на его ласку.
   - Какая реакция! - слегка поддразнивая ее, сказал он и тихо  засмеял-
ся. - Стоит мне только прикоснуться к тебе, как твои глаза мгновенно за-
волакиваются туманом, губы начинают дрожать, и я отчетливо вижу, как тут
же вокруг тебя начинает дрожать и вибрировать какая-то раскаленная аура.
Когда я впервые встретил твой взгляд тогда в ресторане, твои  глаза  так
потемнели, что казались почти черными, и я подумал, правда ли  ты  такая
страстная, о чем можно судить по твоим глазам, или это всего лишь обман,
а этот жадный, полный страстного обещания взгляд - иллюзия?! Но ведь это
не обман, не иллюзия, правда, Кэндис?! Какой бы ты ни была и как бы  не-
навистен я тебе ни был, стоит мне только прикоснуться к тебе, и  ты  хо-
чешь меня так же, как хочу тебя я.
   - Никакая это не ненависть, это всего лишь зов пола, - выкрикнула она
в полном отчаянии, чувствуя, что не в силах противиться его  хрипловато-
му, страстному голосу и своему неистовому желанию любить его.
   Он резко поднял голову. Выражение его лица стало замкнутым, губы  ре-
шительно сжались в тонкую линию.
   - Что бы это ни было, чего бы эти чертовы переживания мне ни  стоили,
сильнее этого чувства я еще никогда не испытывал. Я знаю, тебе не с  чем
сравнивать, и я думаю, что, имей я в себе хоть каплю рыцарства, я  оста-
вил бы тебя в покое, но ты носишь моего ребенка, и к тому же я с удивле-
нием обнаружит, что у меня сильно развит отцовский инстинкт.  Кэндис,  я
хочу тебя так, как не хотел никакой другой женщины  прежде.  Прошло  уже
три с половиной месяца, а я по-прежнему хочу тебя одну. Скажу больше,  с
тех пор как я увидел тебя, я не хочу никого другого.
   Его слова страшно волновали ее, но она умоляюще простонала:
   - Но для брака этого недостаточно! Рано или поздно ты встретишь  дру-
гую женщину, которую ты будешь хотеть, я надоем тебе, и я не хочу,  что-
бы...
   В его насмешливой улыбке промелькнуло что-то хищное.
   - Да, я, кажется, припоминаю,  тебе  же  необходим  документ,  навеки
скрепленный печатью, что я буду с тобой и останусь верен тебе,  пока  не
вырастет наш самый младший ребенок. Такой документ ждет нас на Фалаиси.
   - Нет! - закричала она, и слезы, которых она так стыдилась,  брызнули
у нее из глаз. - Нет ничего хуже, чем знать, что ты хочешь уйти от меня,
но не можешь сделать этого из-за какого-то дурацкого документа...
   Она рыдала, некрасиво морща лицо и пытаясь сдержать эти слезы, и  все
ее миниатюрное, маленькое тело снова и снова сотрясали рыдания и пронза-
ла мучительная боль.
   - Кэндис!
   Голос его дрогнул. Он обнял и прижал ее  к  себе,  и  она  вдруг  по-
чувствовала себя удивительно хорошо и спокойно, уткнувшись в мокрое пят-
но апельсинового сока на его рубашке.
   - Ну, ну, не плачь, успокойся, - шептал он ей,  пока  она  продолжала
плакать, - все будет хорошо, вытри слезы...
   Она не помнила, чтобы кто-нибудь еще так же прижимал ее к  себе...  И
как сладко это было, как сладко. Кроме той  ночи  любви,  проведенной  с
ним, ей больше не довелось увидеть с его стороны  нежности  к  себе,  но
сейчас все было подругому, хотя она пока не знала, как именно  это  наз-
вать. Вцепившись в  эти  сильные  руки,  окружившие  ее  плотным  жарким
кольцом, она рыдала у него на груди, презирая себя за эту  слабость,  но
не в силах остановиться.
   - Мы же знаем друг друга, по сути, всего только три дня, - проговори-
ла она сквозь слезы.
   - Я думаю, у нас будет время хорошенько узнать друг друга после того,
как мы поженимся, - убежденно произнес он.  -  Успокойся,  Кэндис,  тебе
нельзя так плакать. Наверное, тебе не нравится эта рубашка?  Сначала  ты
запустила в нее апельсиновым соком, а теперь хочешь всю ее закапать сле-
зами...
   Всхлипывая, она стала отчаянно искать носовой платок, потом высморка-
лась и вытерла заплаканные глаза.
   - Прости меня, - сказала она охрипшим, пристыженным голосом. -  Я  не
привыкла... плакать и жаловаться другим.
   - И слава Богу. - Он нежно взял ее за подбородок, внимательно  осмот-
рел ее лицо и своим платком осушил слезы, все еще  дрожавшие  у  нее  на
ресницах. - Я уверен, что это вредно для нашего ребенка и слишком тяжело
для меня. Просто все это время ты жила в страшном напряжении, но  сейчас
все уже позади, я все устрою.
   Лицо его было невозмутимо, даже слегка насмешливо, но в  глубине  его
улыбки таилось столько нежности, что от прежней бушевавшей в  ней  обиды
не осталось и следа.
   - Я презираю женщин, которые плачут, - твердо сказала она.
   Он кивнул.
   - Хотя я полагаю, что, судя по последним данным, слезы вдут  тебе  на
пользу.
   Украдкой она бросила на него еще один взгляд и, к  своему  удивлению,
обнаружила: то, что она принимала за холодность и отчужденность, на  са-
мом деле было чудовищным напряжением, которое он подавлял в  себе  ценой
огромного самообладания.
   - Как странно, стоит мне только поплакать, как у меня  начинает  дико
раскалываться голова, - сказала она, глядя на него с  удивленной,  недо-
верчивой улыбкой.
   - В таком случае марш в постель. - И, увидев ее нерешительность, про-
изнес в своей  прежней,  несколько  отчужденной  манере:  -  Ты  займешь
большую спальню, а я лягу в маленькой. Приличия должны быть соблюдены. -
И с притворной угрозой в голосе добавил: - Спокойной ночи, Кэндис.
   Она опять не могла сомкнуть глаз и заснула  только  под  утро,  когда
рассвет окрасил в розовый цвет полоску неба далеко за островом. Это  на-
помнило ей тот день на Фалаиси, когда, проснувшись в маленьком домике  у
фонтана, она обнаружила, что совершенно одна.  Она  снова  почувствовала
одиночество и заброшенность, которые томили и мучили ее тогда,  унося  с
собой всю радость предстоящего дня, делая все серым и бессмысленным.
   Конечно, ей не раз приходилось испытывать подобные  чувства.  Как  бы
отчаянно она ни старалась убедить себя в обратном, с тех пор как он выш-
вырнул ее с Фалаиси, солнечный свет для нее померк. И причина, по  кото-
рой она ему позвонила, в общем-то не имела отношения к будущему ребенку,
как бы ни старалась она найти разумное объяснение своему  поступку.  Она
позвонила ему, потому что медленно умирала без него. Да, да, умирала.  А
ребенок был только предлогом. Она, Кэндис Хьюм,  которая  на  всю  жизнь
поклялась