и вывел из  кухни  в  большую  гостиную,  поближе  к
камину. Пола снова с еще большей настойчивостью спросила:
   - Шейн, что произошло? Скажи мне, прошу.
   - Да, конечно, - хрипло ответил он, силой усадил ее на диван  и  сам  сел
рядом. Он взял ее ладони в свои, крепко сжал их и заглянул в  лицо,  которое
любил всю свою жизнь. Он увидел в ее глазах тревогу и дурное предчувствие.
   Сердце Шейна сжалось, и он произнес нежным голосом:
   - Я только что услышал печальное известие. Кошмарное  известие,  любимая.
От Уинстона. Сегодня около  часа  в  Шамони  произошла  ужасная  катастрофа.
Лавина на Монблане. Погибли некоторые твои родственники.
   Пола в ужасе  уставилась  на  него.  Ее  глаза  широко  раскрылись  и  не
отрываясь следили за ним. В них мелькнул страх, и  все  краски  сошли  с  ее
обескровленного лица, которое стало белым как мел.
   - Кто? - спросила она прерывающимся шепотом.  Шейн  еще  крепче  сжал  ее
руку.
   - Ты должна остаться храброй, родная, - сказал он.  -  Очень  храброй.  Я
здесь. Я помогу тебе. - Он помолчал, проглотил  комок  в  горле,  мучительно
выискивая нужные слова, единственно возможные слова. Но он знал,  что  таких
не существует.
   Пола не знала, что и подумать. Она перебрала в уме самых заядлых лыжников
среди своей родни.
   - Неужели папа? - вскричала она севшим голосом. - Неужели мой отец?
   У Шейна перехватило дыхание. Он кивнул.
   - Мне очень  жаль.  Так  жаль,  дорогая,  -  прошептал  он  изменившимся,
дрожащим голосом.
   Какое-то время Пола не могла произнести ни звука. Она только смотрела  на
Шейна потрясенным, испуганным, почти непонимающим  взглядом.  Его  слова  не
доходили до нее, она отказывалась принимать их.
   Понимая, что гуманнее открыть ей все сразу, не откладывая в долгий  ящик,
он продолжал тем же печальным тоном:
   - Пола, не знаю, как сказать, мне очень  жаль,  но  Джим  тоже  погиб.  И
Мэгги. Они вместе с твоим  отцом  находились  на  вершине  горы,  когда  все
произошло.
   - Нет! - вскричала она. - Нет!
   Она вырвала руки из его рук и закрыла ладонями рот, отчаянно  оглядываясь
по сторонам, словно в поисках выхода, словно надеясь убежать от  открывшихся
ей новых ужасных известий. Ее глаза стали еще больше на пепельно-сером лице.
Она вскочила на ноги и закричала отчаянным голосом:
   - Не может быть! Нет! Невозможно! Боже! Филип. Мой брат. Он тоже...
   - С ним все хорошо! - воскликнул Шейн, встав на ноги и обнимая ее. -  Все
остальные живы и здоровы, кроме Яна и Петера Коль. Их еще не нашли.
   Пола резко вырвалась из его объятий, не отводя взгляда от  его  лица.  Ее
фиолетовые глаза почернели от боли и ужаса, ее  лицо  превратилось  в  маску
горя и тоски. Ее начала бить дрожь, но, когда Шейн потянулся  к  ней,  желая
помочь и успокоить. Пола выбежала на  середину  комнаты,  мотая  головой  из
стороны в сторону. Вдруг она обхватила себя за плечи и согнулась, словно  от
невыносимой боли.
   Она начала издавать высокие звуки, как до  смерти  напуганный  страдающий
зверек. Скорее это было причитание, и оно не прекращалось. Горе и потрясение
накатывались на нее, словно гигантские волны, и наконец  поглотили  ее  всю.
Она рухнула на пол без сознания.

***

   Самолет, принадлежащий компании отелей  "О'Нил",  ножом  рассекал  темное
ночное небо над Ла-Маншем. Его курс пролегал в лондонский аэропорт, где  ему
предстояло вскоре приземлиться после семичасового перелета через Атлантику.
   Шейн сидел напротив Полы. Она лежала на кушетке, закутанная  в  несколько
легких шерстяных одеял. Он внимательно следил за ней, почти  не  осмеливаясь
отвести от нее взгляд. На протяжении всего долгого и трудного перелета время
от времени он склонялся над ней и нежно баюкал.  Пола  беспокойно  металась,
несмотря на успокоительное, которое ей постоянно давали после того, как  она
узнала о трагедии в Шамони.
   Местный доктор из Нью-Милфорда, срочно вызванный Шейном  сразу  после  ее
обморока, принял меры против шока. Он сделал ей укол и  дал  Шейну  таблетки
для нее. Перед своим уходом доктор посоветовал Шейну давать их пациентке  по
собственному усмотрению, но не увлекаться.
   Шейн быстро понял, что Пола не желает принимать  успокаивающее  лекарство
точно так же, как она не раз за ночь отказывалась от его помощи.  Дважды  во
время полета над океаном она пыталась подняться с кушетки,  и  в  глазах  ее
читались страх и паника. Один раз ее вывернуло  наизнанку.  Он  ухаживал  за
любимой с бесконечным терпением, нежностью и заботой, помогал  ей  чем  мог,
шептал слова утешения, пытался смягчить ее горе  и  обеспечить  максимальные
удобства.
   И вот теперь, когда Шейн сидел и смотрел на Полу,  его  волнение  за  нее
нарастало.  Она  ни  разу  не  сорвалась,  не  разрыдалась,  что  совершенно
ненормально для такой эмоциональной женщины. Также она  не  сказала  ему  ни
слова, и именно странное затянувшееся молчание да дикий, лихорадочный  блеск
ее глаз беспокоили его больше всего.
   Шейн взглянул на часы. Совсем скоро они приземлятся. Его отец  и  Миранда
встретят их с частной "Скорой помощью" и лондонским  врачом  Полы,  доктором
Харви Лангеном. "Благодарение богу за Харви, - подумал Шейн. - Он-то  знает,
что надо делать, как лучше всего помочь в ее положении". А затем спросил сам
себя, какой доктор может  вылечить  бесконечное  горе  и  отчаяние,  которые
терзали несчастную. И вынужден был с грустью признать, что не знает ответа.
   Дворецкий Паркер недавно приготовил завтрак, но  никто  из  них  не  смог
проглотить ни кусочка, а Шейн без остановки курил с тех пор, как  переступил
порог комнаты.
   Брайан О'Нил, проводив врача, вернулся и сразу же поспешил  к  Шейну.  Он
положил руку сыну на плечо и сказал с оптимизмом в голосе:
   - Ты ошибся, Шейн. Харви сказал, что у Полы определенно  нет  ступора.  Я
спросил его по твоей просьбе. Она, конечно, в шоке, это всем ясно, но  Харви
полагает, что она придет в себя уже сегодня, по крайней мере, завтра.
   Шейн посмотрел на отца и кивнул:
   - Боже, надеюсь, что так оно и есть. Я не могу видеть ее страданий.  Если
бы только она могла поговорить со мной, сказать хоть что-нибудь.
   - Скажет, Шейн, и очень скоро, -  ответил  Брайан,  ласково  пожимая  ему
плечо. Со вздохом он опустился в кресло и продолжил:
   - Такие катастрофы убийственны, и неожиданную смерть, неожиданную  потерю
переносить всегда тяжелее, помимо всего прочего, именно из-за внезапности.
   - Если бы я только знал, как ей помочь, -  воскликнул  Шейн.  -  Но  я  в
растерянности. Я никак не мог достучаться  до  нее,  добиться  от  нее  хоть
какой-то реакции, и все же я знаю, что она безумно страдает. Я должен  найти
способ, как облегчить ее горе и отчаяние.
   - Если кто-то и может ей помочь, так это ты, Шейн, - заметила Миранда.  -
Ты - самый близкий для нее человек, и, возможно, когда  сегодня  вечером  ты
вернешься, она уже выйдет из шока, как обещал Харви. Тогда она  поговорит  с
тобой. Я уверена. Ты сможешь утешить ее, убедить, что она не одинока, что  у
нее есть ты.
   Шейн в недоумении уставился на сестру:
   - Что ты имеешь в виду, говоря "когда ты сегодня вернешься"? Я от нее  не
отойду. Я останусь здесь до тех пор, пока она не очнется от лекарств.., я не
позволю ей проснуться одной.
   - А я останусь  с  тобой,  -  объявила  Миранда.  -  Я  не  позволю  тебе
находиться одному.
   Брайану, молча слушавшему разговор своих детей, внезапно открылось многое
из того, что ускользнуло от его  внимания  за  последний  год.  Он  медленно
произнес:
   - Шейн, я не знал.., не отдавал себе отчета, что ты любишь  Полу,  причем
так глубоко и беззаветно.
   - Люблю ее, - повторил Шейн почти удивленно, растерянно глядя на отца.  -
Папа, в ней заключена вся моя жизнь.
   - Да, - ответил  Брайан.  -  Да,  я  понимаю  теперь,  увидев  тебя.  Она
поправится, уж поверь мне, обязательно поправится. В трудные моменты в людях
открывается огромная внутренняя сила, и Пола не исключение. Более того,  она
сильнее многих - одна из самых сильных женщин, кого я знаю. В ней многое  от
Эммы. О да, в конечном итоге она оправится. Со временем все образуется.
   Шейн бросил на него печальный взгляд, в котором отражалась  вся  мучившая
его боль.
   - Нет, - отозвался он убитым голосом.  -  Ты  ошибаешься,  папа.  Глубоко
ошибаешься.

Глава 26

   Суровая зима осталась позади.
   Наступила весна, одев в чудесную свежую зелень сады  Пеннистоун-Ройял.  А
затем не успела она оглянуться, как  уже  и  лето  наполнило  воздух  густым
ароматом  цветов,  расцветающих  под  теплыми  лучами  солнца  и   небесами,
голубыми, как лепестки вероники, и светящимися великолепным сиянием севера.
   Она теперь осталась одна. Абсолютно одна, если не считать ее детей.  Лорн
и Тесса заполняли все ее время, и она черпала радость и утешение в их смехе,
их веселье и детских радостях.
   Ей удалось наконец взять под контроль горе, едва  не  уничтожившее  ее  в
конце января.
   Пола глубоко заглянула в свою душу и обнаружила в  себе  огромные  запасы
терпения и силы, которые помогли ей в пору тревоги, боли и беды. Впрочем, ей
ведь не оставалось выбора. Слишком многие люди зависели от нее.
   Ее мать и Александр вернулись из Шамони разбитые  и  раздавленные  горем.
Интуитивно они обратились к ней за утешением и поддержкой в надежде, что  ее
бесконечная сила духа поможет им пережить мрачное время  похорон  и  пустоту
последующих недель. Постепенно, по мере того как уходило потрясение и  жизнь
вступала в свои права, они  все  горячее  оплакивали  погибших.  Детям  тоже
требовалась надежная защита, ее  любовь,  преданность  и  все  ее  внимание,
особенно теперь, когда они лишились отца.
   И  наконец,  следовало  крепко  держать  в  руках  ее  огромную  империю,
постоянно прокладывать ей  путь.  Пола  всю  свою  энергию  посвятила  делу,
унаследованному от бабки. Она работала круглые сутки,  дабы  ему  ничего  не
угрожало, и оно только расширялось и укреплялось. Пола научилась спасаться в
работе от жизненных невзгод, как многими годами раньше поступала Эмма.
   Но по мере того как отступало горе, в ней все больше росло чувство  вины.
Пола свыклась с болью, но именно сознание  собственной  вины  не  давало  ей
покоя теперь, после стольких месяцев, прошедших  со  дня  трагедии,  унесшей
жизни ее близких. То было сложное чувство.., ей казалось, что она виновата в
том, что жива, когда на свете больше нет ее отца, Джима и Мэгги, в том,  что
они с Джимом расстались в состоянии враждебности в тот день, когда он уезжал
в Шамони.., и, самое ужасное - что она лежала в объятиях Шейна в  тот  самый
миг, когда трое близких ей  людей  встретили  свою  трагическую  и  жестокую
смерть.
   Они  задыхались  под  тысячетонной  массой  снега..,  а  она  предавалась
любовным утехам с Шейном. Она знала, что это нелогично, но все равно  винила
себя в их смерти, чувствовала  себя  в  ответе  за  случившееся.  Умом  Пола
понимала, что она ни при чем, что нельзя давать волю подобным мыслям, но  ее
чувства отказывались подчиняться рассудку.
   И она больше не хотела любви, ибо в ее  сознании  любовь  ассоциировалась
теперь со смертью. Сама  мысль  о  сексе  казалась  ей  отвратительной.  Все
чувства умерли в ней, она стала как физически, так и эмоционально  холодной,
не способной отдавать себя как женщина.
   Постепенно Пола осознала, что  ей  нечего  предложить  Шейяу  О'Нилу.  Он
слишком страстный, слишком темпераментный  мужчина,  чтобы  довольствоваться
малым, а поскольку она не могла заниматься любовью, то пришла к выводу,  что
их отношения обречены.
   И она оттолкнула его. Пола знала, что разбивает ему сердце, и  ненавидела
себя за причиненную ему боль, но она убедила себя, что поступает так  в  его
же интересах, что в конечном итоге так лучше для них обоих.
   Весь февраль Шейн не отходил от нее, он всегда готов был  предоставить  в
ее распоряжение всю свою любовь и дружбу. Чувствительный по натуре, он  знал
ее, как самого себя, он никогда ничего от нее не требовал. Шейн делил с  ней
печаль, боль и отчаяние, утешал ее. Да, он - сама доброта. Но после  месяца,
проведенного в Лондоне и Йоркшире, ему пришлось вновь браться за дела. И  он
улетел  в  Австралию,  чтобы  наблюдать  за  строительством  нового   отеля,
купленного Блэки во время путешествия с Эммой.
   Примерно в то же время Поле пришло в голову отправить свою мать в  Сидней
вместе с Филипом, который летел с Шейном на самолете О'Нилов.  Сначала  Дэзи
заупрямилась. Она  настаивала,  что  хочет  остаться  в  Англии  с  Полой  и
близнецами, но Поле удалось убедить ее. В последний  момент  Дэзи  в  спешке
побросала вещи в чемоданы и отправилась  на  противоположный  конец  земного
шара в компании сына и Шейна. Дэзи до сих пор оставалась  в  Австралии.  Она
пыталась научиться жить без  Дэвида.  Вела  дом  Филипа,  занималась  делами
Макгиллов. И Пола поняла, что ее мать излечивается от боли и вновь открывает
для себя мир.
   Но в апреле Шейн вернулся в Англию и опять навестил ее в Йоркшире. Снова,
как всегда, он проявил понимание стоящей перед ней дилеммы. Он  сказал,  что
все отлично видит: ей  нужно  время,  чтобы  привыкнуть  к  мысли  о  потере
любимого отца и мужа, который, несмотря  на  возникшее  отчуждение,  все  же
являлся отцом ее детей.
   - Я хотела только свободы, только развода. Я не желала ему зла, не думала
о его смерти. Он умер таким молодым, - прошептала Пола  в  тот  день,  когда
Шейн с Мирандой улетали в Нью-Йорк.
   - Я знаю, любимая, знаю, - с невыразимой нежностью отозвался Шейн. - Если
я тебе понадоблюсь - ты только позови. Я буду ждать тебя, Пола.
   Но она не хотела, чтобы он ждал, ибо в глубине души знала, что никогда не
будет готова для него. Она никогда не выйдет замуж за Шейна. Какая-то  часть
ее умерла, и она смирилась с мыслью, что ей предстоит жить ради  детей,  что
она никогда не разделит ложе с мужчиной. Отныне это невозможно.
   Она ничего не рассказала Шейну об ужасных ночах, когда она просыпалась от
одного и того же преследовавшего ее кошмара. Ей снилось, что она задыхается.
И происходящее во сне казалось ей  таким  реальным,  что  она  вскакивала  с
постели, дрожа и обливаясь холодным потом и крича от страха. И всегда  перед
ее внутренним взором вставали образы  ее  отца,  Джима  и  Мэгги  -  как  их
подхватывала лавина, как на них наваливалась  груда  ледяного  снега  и  как
бессмысленно и внезапно обрывались их жизни.
   Но Шейну О'Нилу нельзя отказать в уме. Он  довольно  скоро  осознал,  что
Пола изменилась к нему. И она знала, что он все понял. Естественно. Она ведь
не  могла  скрыть  своих  чувств,  как  не  могла  изменить  обстоятельства,
повлекшие за собой ее холодность. Он видел ее отчуждение и  безразличие,  ее
чрезмерное увлечение работой и детьми, и постепенно  на  смену  удивлению  и
непониманию пришло мучительное осознание истины.
   Порой Пола чувствовала себя одинокой. Часто ее угнетали тоска и печаль, а
порой - мучил страх.
   Она осталась одна. Бабушка и отец - два человека, от которых она получила
столько любви и помощи,  -  умерли.  Она  стала  главой  семьи  Хартов.  Все
относились к ней с почтением, ждали от нее  помощи,  шли  к  ней  со  своими
проблемами  -  как  личными,  так  и  связанными  с  бизнесом.  Порой   груз
ответственности становился слишком тяжел, почти невыносим для  плеч  хрупкой
женщины.  Но  в  такие  моменты  она  думала  об  Эмме  и  черпала  силы   в
воспоминаниях о дорогой ей женщине, с которой у нее было  столько  общего  и
чья кровь бежала в ее жилах. И каждый божий день она молилась  за  Уинстона,
ставшего ей опорой, и за Эмили, свою великую утешительницу, лучшую подругу и
любящую, верную и преданную сестру. Без  них  обоих  ее  жизнь  лишилась  бы
последних красок.

***

   Давно знакомая грусть охватила Полу в субботнее августовское утро,  когда
она медленно шла по тропинке вдоль высаженных ею рододендронов. Какой давней
казалась та весна, когда она сажала эти кусты. Сколько всего произошло в  ее
жизни за последние несколько лет.., столько потерь, столько поражений..,  но
и множество триумфов и приобретений тоже. Она улыбнулась про  себя,  подумав
продетой и про все то счастье и радость, которые они дарили ей.
   Печаль немного отступила, улыбка стала шире. Час назад приезжала Эмили  и
увезла их вместе с Норой на три недели в "Гнездо цапли". Остаток  августа  и
первые две недели сентября они проведут на старой вилле на берегу моря, в то
время как их мать отправится по делам в Нью-Йорк и Техас. Дети  любили  свою
тетю Эмили, а также Аманду и Франческу, которые тоже приедут в Скарборо. Как
они радовались, ковыляя вниз по  ступенькам  к  машине,  сжимая  в  ручонках
совочки и  ведерки.  И  как  очаровательно  они  выглядели  в  своих  летних
костюмчиках и шапочках. "Маленькие обезьянки", - пробормотала она с любовью,
припомнив всю сцену, разыгравшуюся недавно перед домом. На сей раз их  вовсе
не огорчила предстоящая  разлука  с  мамой.  Они  торопливо  поцеловали  ее,
залезли в машину и умчались, даже не оглянувшись.
   "Ничего, - подумала она, пускаясь в обратный путь по крутой  тропинке.  -
Солнце и морской воздух пойдут им на пользу, и они прекрасно проведут  время
с Эмили. И я знаю, что в мое отсутствие они в надежных руках".
   Пола вышла на берег заросшего лилиями пруда, лежащего за длинной  пологой
лужайкой, и остановилась. Ее мысли вновь обратились к Шейну.
   Во время последней встречи они сидели здесь,  на  каменной  скамейке  над
водой. Жарко палило позднее июньское солнце. С тех пор минуло уже почти  два
месяца. В ту субботу она чувствовала  себя  истощенной,  обессиленной  после
изнурительной  недели,  когда  она  металась  между  магазинами   в   Дидсе,
Хэрроугейте и Шеффилде. Он приехал после  ленча,  без  предупреждения,  и  в
конце концов они отчаянно разругались. Нет, неверно. Они не ругались. Но  он
вышел из себя, а она просто сидела и слушала его гневные слова, понимая, что
ничего не в силах изменить. Еще в детстве ей часто доводилось испытывать  на
себе его возмущение, и никогда она не могла  переспорить  его.  Единственный
выход - позволить Шейну отбушеваться, выговориться,  облегчить  душу.  В  ту
субботу у него имелись все основания для гнева. Она не могла не признать его
правоту.
   Пола опустилась на каменную скамейку, устремила  взгляд  перед  собой  и,
словно на кинопленке, увидела Шейна и себя в тот  удушающе  жаркий  июньский
день.
   - Я больше так не могу, - внезапно воскликнул Шейн посреди разговора. Его
голос сорвался на крик, что никогда не случалось с ним за последнее время. -
Я знаю, что прошло всего лишь пять месяцев, я понимаю твою боль и твое горе.
Но ты не даешь мне никакой надежды. Иначе я  терпел  бы  и  впредь.  Но  без
надежды невозможно жить. В тот ужасный день у меня дома  ты  отвернулась  от
меня и с тех пор уходишь все дальше и дальше, замыкаясь в себе.
   - Я ничего не могу с собой поделать, - прошептала  она.  -  Прости  меня,
Шейн.
   - Но почему? Ради бога, объясни почему?
   Она ответила не сразу. А потом тихо-тихо произнесла:
   - Если бы только я не была тогда  с  тобой..,  я  имею  в  виду  интимную
близость, то, возможно, сейчас все складывалось бы по-иному. Но в семь  утра
в тот самый день мы занимались любовью. А во Франции был час - как раз тогда
сошла лавина. Неужели ты не понимаешь  -  я  не  в  силах  больше  думать  о
плотской любви. Не могу. Стоит мне только представить это, и  я  разбита  на
целый день. Свое нынешнее состояние  я  связываю  с  той  трагедией,  с  тем
ужасным днем, когда погибли папа, Джим и Мэгги.
   Он беспомощно смотрел на нее. Его лицо окаменело.
   - Я знал. Я так  и  знал,  -  наконец  произнес  он  чужим,  изменившимся
голосом.
   А потом, после недолгого молчания. Пола наконец сказала ему то, что,  как
она считала, он давно уже понял сам.
   - Шейн, нам лучше не встречаться больше,  -  прошептала  она.  -  Даже  в
к