казалась ей  ужасно  пустой.
Она не раздеваясь бросилась на кровать. Над ней в потолке зияла трещина,
она долго смотрела на нее, ни о чем не думая, и так заснула.  Когда  она
вернулась к действительности, уже был рассвет.  Она  поспешно  вскочила,
собирая  по  ходу  раскиданные  вещи,  немногочисленные,  но   все   же.
Огляделась, не забыла ли  что-нибудь.  Нет,  ничего.  Она  вздохнула,  в
последний раз окинула взглядом обстановку,  презрительно  поморщилась  и
потянула за дверную ручку.
   Дверь была заперта.
   Она стояла,  бессмысленно  уставившись  на  препятствие,  не  понимая
ничего, но интуитивно ощущая беду. Еще раз отчаянно дернула ручку.
   Заперто. В  надежде,  что  произошла  какая-то  нелепая  ошибка,  она
поискала ключи. Ключа не было.  Она  постучала.  Никто  не  откликнулся.
Постояв немного, она повернулась спиной к двери и изо всех сил принялась
лупить по ней ногой. Она перебудила бы кого только можно,  но  никто  не
пришел. Она медленно сползла вниз  и  обхватила  голову  руками,  сцепив
ладони на затылке.
   Все стало ясно. Никто не  придет.  Все  было  подстроено.  Подстроено
только ради того, что бы индейцы вернулись в  свои  леса  без  нее.  Она
видела, как солнце потихоньку ползет по небосводу все выше и выше, скоро
оно уже стояло прямо над горизонтом. Она перебралась к окну. Кому пришло
в голову защитить окно обыкновенной гостиницы железной решеткой?  Зачем?
Ни один вор не влез бы на такую высоту по гладкой стене. Онор не  знала,
сколько она простояла в одной позе,  привалившись  к  холодным  железным
прутьям. Но когда солнце уже вновь едва виднелось, и  красноватый  закат
окутал дымкой серую улицу, она услышала слабый скрежет поворачиваемого в
замке ключа. Она метнулась к двери, распахнула  ее,  но  уже  никого  не
застала. Она вышла на  улицу  и  остановилась  в  бессильной  и  горькой
ярости, не зная куда податься.
   Она понимала, что индейцы давно  покинули  город.  Особенно  учитывая
слухи, которые обвиняли ее в  заигрывании  с  Фурье.  Хозяин  гостиницы,
пряча глаза, подвел к ней лошадь и, негромко кашлянув, чтобы привлечь ее
внимание, проговорил:
   - Мне велено передать вам, мадам... эту лошадь.  Это  для  вас.  И...
гм...
   - И что? - поощрила она его.
   - И вы успеете на "Мирабелу" до ее отплытия. Вот.
   Он передал ей поводья и, неловко спотыкаясь, убрался  подальше  с  ее
глаз. Онор вскочила на лошадь. Она успеет на "Мирабелу"?  Возможно.  Она
тронула лошадь, негромко причмокнув. И путь ее  лежал  не  в  порт.  Она
выехала на  дорогу,  которая  вела  совсем  в  другую,  противоположную,
сторону.
   Верхом она легко нагонит  индейцев.  А  если  и  не  нагонит,  -  она
разыскала их поселок однажды, сделает это и снова. И никто  не  заставит
ее отступить.

***

   Онор  была  неплохой  наездницей,  но  эта  поездка  вымотала  ее  до
изнеможения.  Она  часто  останавливалась  и  отдыхала,  привалившись  к
горячей шее кобылы, но не  могла  побороть  охватившую  ее  слабость.  В
глазах поминутно темнело, она сжимала руками виски, пытаясь взять себя в
руки, но тьма возвращалась, вновь маня ее за собой. Она перешла  с  рыси
на шаг, но все равно, ее организм отказывался  повиноваться.  Шум  сосен
отдалялся, словно кто-то невидимый затыкал ей уши. И тьма, пугающая тьма
подстерегала ее, не давая расслабиться. И чем дальше, тем хуже. Она  изо
всех сил цеплялась за поводья, но  все  впереди  плыло  и  покачивалось.
Очередной приступ слабости сломил ее. Онор последним  усилием  заставила
себя выскользнуть из седла, иначе она бы рухнула на землю. Там  сознание
покинуло ее.
   Она очнулась в чистой светлой комнатке, узенькой,  как  келья.  Около
нее сидела пожилая монахиня и читала Библию.
   - Она приходит в себя, - заявила монахиня кому-то, и  в  поле  зрения
Онор появилась молодая монахиня с живыми черными глазами-бусинками.
   - Я в монастыре? - спросила Онор.
   - Ты в монастыре кармелиток, дочь моя. Отдыхай. Тебя нашли на  дороге
сестры - просительницы подаяния, когда возвращались в монастырь. Как  же
можно так неосторожно, дочь моя? Одна, в таких глухих  местах,  в  твоем
положении. Нехорошо, - она осуждающе покачала головой.
   - Как вас зовут? - поинтересовалась Онор.
   - Я сестра Тереза, - а молодая монахиня добавила:
   - А я сестра Маргарита.
   Онор с благодарностью улыбнулась им.
   - Вы спасли меня, сестры. Не знаю, что на меня нашло. Никогда еще мне
не было так дурно.  Должно  быть,  устала.  Меня  зовут  Онор,  Онор  де
Валентайн.
   Они  снисходительно  и  чуть  насмешливо  улыбались.  Их   одинаковые
отрешенные улыбки смутили Онор.
   - Что-нибудь не так?
   - Милая, - сестра Тереза ласково  погрозила  ей  пальцем,  -  женщине
положено самой догадываться о таких вещах. Мы позвали к вам  доктора,  и
он ушел лишь полчаса назад. Он сказал, что вы ждете ребенка.
   Совершенно оглушенная, Онор открыла рот и тут же закрыла его. Она еще
не поняла, хорошую новость услышала  или  нет.  Она  и  обрадовалась,  и
испугалась - все сразу.
   - А доктор не сказал, когда... Как скоро родится мой ребенок?
   Монахини переглянулись.
   - Доктор сказал, срок два с половиной - три месяца. Мы  подумали,  вы
замужем, - осторожно добавила одна, заглядывая Онор в лицо.
   - Так и есть, - ответила она, и они облегченно вздохнули.
   Она рассеяно глядела в окно. Два с половиной - три месяца...  Похоже,
ей не о чем беспокоиться. Как раз примерно то время, когда она разыскала
Волка, и они не вылазили из его тесного вигвама. Не  удивительно...  Она
встряхнулась, сбрасывая оцепенение. Ни  о  каком  Монте  она  себе  даже
думать не позволит. Не позволит и все.
   - Спасибо, сестры. Вы спасли меня и подарили мне чудесную новость,  -
она приподнялась на своем ложе и по очереди обняла монахинь. - Спасибо.
   Монахини вышли, и она проворно вскочила на ноги. В келье не было даже
маленького зеркальца, и она принялась оглядывать  свое  тело,  вытягивая
шею, ища признаков перемен. Она не обнаружила  ничего  особенного.  Срок
был слишком мал, чтобы ее положение стало заметно. Она  озябла  и  снова
юркнула под одеяло. Теперь ей не было так одиноко. Она  не  была  больше
одна.
   Она провела три дня в монастыре, чтобы как следует отдохнуть. Она  не
могла себе позволить потерять крошечное зерно новой жизни,  которое  она
носила в себе.
   А в это время губернатор Амбуаз принимал у себя Антуана де Фурье.  Он
так и не покинул пределов Нового света без Онор.
   - Итак, она бежала, - ухмыльнулся губернатор. - Бежала, хотя  все  от
мала до велика были убеждены, что она положила на вас глаз.
   Колкость губернатора обидно ужалила Фурье, но он смолчал.
   - Я знаю, где она.
   Фурье встрепенулся.
   - Где?
   - В монастыре кармелиток.
   - Откуда вам известно?
   - Не смешите меня, Фурье. Я же правлю этой провинцией. Я должен знать
многое, что от меня хотели бы скрыть.
   Фурье слегка покраснел.
   - Например?
   - Например, что вы, как мальчишка, влюбились в эту молодую особу.
   Причем без малейших признаков взаимности.
   - Не правда.
   - Правда, Фурье. Она догоняет индейцев, хотя здорово от них отстала.
   Но она догонит их, если ее не остановят. И я  мог  бы  остановить  ее
силой.
   Но мне претит воевать с глупой девчонкой. Было бы лучше, если  б  она
уехала с миром, без эксцессов.  Лучше  всего,  с  вами.  И  ваша  мирная
миссия, о которой вы так много говорили мне, имела бы головокружительный
успех.
   Потому что мадам де ла Монт досадная помеха на нашем пути.
   - Я не понимаю. Она  хочет  уехать  и  жить  с  индейцами.  Кому  это
мешает?
   - Всем. Я объясню вам. Я не люблю индейцев. И никто не любит. Но  все
уже поняли, что мы не можем просто игнорировать их. Они дурно вооружены,
верно. Они дикий нецивилизованный народ. Но  какой  боевой  дух!  И  нам
придется  пока  считаться  с  ними,  придется  как-то  мириться   с   их
существованием. Но никто не смирится, если  они  еще  и  будут  спать  с
нашими женщинами. Онор - наше  вечное  унижение.  Вы  не  представляете,
какой разрушительной силой может обладать  одна-единственная  влюбленная
женщина.
   Кроме того, она путает нам все карты, принимая  то  одну,  то  другую
сторону.
   Она обманула офицеров д’Отвиля, и по ее вине пал его форт.  Все  наши
нынешние уступки целиком и полностью ее вина. Ясно вам? Она как капкан.
   Никто не знает, когда и где щелкнут его челюсти. Назавтра  она  может
разочароваться в своем любовнике и вернуться. Знаете, что тогда будет?
   Война. Гуроны будут мстить нам всем, хотя никто не навязывал  им  ее.
О, мы еще наплачемся с ней!
   Он с удовлетворением отметил, что Фурье поник головой.
   - Она уже попортила вам немало крови, Фурье.
   - Она ничего мне не обещала, - возразил он.
   - Тем не менее. Она поощряла вас. И все, даже  я,  рассчитывали,  что
она поедет с вами в Европу.
   - Я надеялся на это. Но она не поощряла меня. Это не правда, -  гордо
произнес Фурье.
   - Фурье, вам нужно переубедить ее.
   - Что?!
   - Она должна уехать с вами. Делайте с ней во Франции что хотите, но в
Америке нет для нее места. Заберите ее отсюда.
   - Но...
   - Вы хотели послужить интересам Франции, Фурье? Это  лучшее,  что  вы
можете для нее сделать. Вот увидите, все здесь пойдет на лад. Но я ни за
что не отвечаю, пока она путается у нас под ногами.
   - Она не захочет.
   - Убедите ее, - настойчиво повторил Амбуаз.
   - Как? Она любит его.
   - Заставьте ее.
   - Это низко.
   -  Фурье,  формально  сейчас  вы  подчиняетесь  мне.  Выполняйте  мое
распоряжение. Возьмите людей из  моих  солдат  и  езжайте.  Вам  покажут
дорогу к монастырю.
   - Что ж, я попытаюсь, - со вздохом согласился он.
   - Вот и отлично!

***

   Отдых в монастыре пошел Онор  на  пользу.  Она  не  спешила  уезжать,
боясь, что еще не  окрепла  достаточно,  чтобы  позволить  себе  поездку
верхом.
   Однако время шло, головокружение больше не преследовало  ее,  и  пора
было покидать гостеприимный уголок. Она портила себе нервы,  гадая,  как
ей догнать индейский отряд  теперь,  когда  она  так  отстала,  и  вдруг
проблема, терзавшая ее, отпала сама собой.
   Она вторую ночь подряд не могла  уснуть,  потому  что  под  ее  окном
непрерывно кричала какая-то назойливая пичуга. Ее частые  звонкие  трели
заставляли Онор вздрагивать,  стоило  ей  только  начать  погружаться  в
дрему.
   Казалось, птице доставляло удовольствие трепать  ей  нервы.  Наконец,
Онор не выдержала, соскочила  с  кровати  и  распахнула  окно,  повторяя
вслух, что сейчас непременно запустит в  хулиганку  чем-то  тяжелым.  За
окном все  стихло.  Пожав  плечами,  Онор  хотела  вернуться  обратно  в
постель, но какое-то внутреннее беспокойство заставило ее помедлить.  До
нее донесся шорох.
   Шорох? И странный назойливый птичий крик? Так обычно жители леса дают
знать о своем присутствии!
   - Кто здесь? - шепотом спросила Онор, перегибаясь через подоконник. В
лицо ей пахнул холодный ночной воздух, и она  поежилась.  -  Здесь  есть
ктонибудь?
   Словно  в  ответ  раздался  короткий  птичий  крик.  Онор  колебалась
несколько мгновений, не зная, верить ли интуиции. В  конце  концов,  она
решилась. Двери монастыря  на  ночь  запирали,  так  что  она  разыскала
толстый шнур, привязала к ножке кровати и перебросила через  подоконник.
Ее окно, к счастью было не слишком высоко над землей, и  она  спустилась
вполне благополучно.
   Предчувствие не обмануло ее. Волк ждал ее, затаившись во мраке.
   - Ты не слышала мой зов, Лилия? - спросил он.
   Онор смутилась и честно призналась:
   - Слышала. Но я-то думала, это не спится какой-то птице.
   Как ни грустно было Онор-Мари покидать  добросердечных  монахинь,  не
попрощавшись и не поблагодарив их за все, выхода у нее не было.  Она  не
могла рискнуть рассказать им правду. Они вряд ли поняли бы ее правильно.
   Они ушли вдвоем с Волком, ушли куда-то в загадочную черную тьму,  где
их  ждало  неизвестное  будущее,  полное  новых  горьких   и   радостных
сюрпризов. Она догадывалась, что больше  будет  сюрпризов  горьких,  еще
больше невосполнимых потерь, но ничто  не  могло  быть  хуже,  чем  вкус
одиночества,  который   она   знала   слишком   хорошо,   пронзительного
одиночества,  преследовавшего  ее,  даже  когда  вокруг  перешептывалась
толпа.
   Они провели вместе несколько дней, но однажды  туманным  утром  отряд
солдат преградил им  дорогу.  Они  силой  увезли  Онор.  Ее  привезли  в
придорожную гостиницу.  Она  молила  их  отпустить  ее,  но  они  угрюмо
твердили,  что  это  "приказ  губернатора",  и  ничто  не  заставит   их
ослушаться. Для нее было  сюрпризом  увидеть  Фурье,  ожидавшего  ее  на
месте.
   - Как, вы?! - вырвалось у нее. - Вы не уехали?
   Он сделал солдатам знак удалиться. Они остались наедине. Фурье усадил
ее на кушетку.
   - Можете поверить, Онор-Мари, что это не моя идея - увезти  вас.  Моя
воля -  вы  бы  и  поныне  были  там...  где  вам  хорошо.  Это  решение
губернатора д’Амбуаза, исполненное его людьми. Мне так жаль,  Онор-Мари,
я рассчитывал застать вас в том монастыре, но я опоздал.
   - Вы знали?! - поразилась она.
   - Меня послал Амбуаз, но я надеялся предупредить  вас,  или  хотя  бы
поговорить с вами начистоту. Но вышло не по-моему. Вы  не  вините  меня,
ОнорМари?
   - Не виню, но... Вы  не  уехали?  -  повторила  она  свой  вопрос.  -
Почему?
   - Без  вас?  -  с  горечью  произнес  он.  -  Я  ждал,  надеялся,  вы
одумаетесь.
   Потом я понял - вы все для себя решили, Онор. И я понял, что не  могу
уехать. Не только потому, что мое сердце осталось  здесь.  Вы  оказались
правы, я не могу бросить на полпути то, ради чего  я  приехал,  не  могу
сдаться и оставить  все  как  есть.  Я  попробую  сделать  хоть  что-то.
Возможно, мало. Возможно, даже чересчур мало. Но хоть  что-то,  от  чего
этот мир станет лучше.
   Она улыбнулась.
   - Я рада, что вы не разочаровали меня. Но что  теперь?  Вы  позволите
мне уйти с миром?
   Фурье заколебался.
   - Было бы лучше, правда лучше, Онор-Мари, чтобы вы не уходили.  Я  не
знаю, как, чем вас убедить.
   Она пожала плечами.
   - Невозможно. Меня нельзя переубедить.
   - Но почему, Онор?! - воскликнул он с  горячностью.  -  Почему?!  Что
связывает вас с ним? Вы умная, образованная женщина, и я не помню, чтобы
с кем-нибудь я имел столь занимательную беседу, как с  вами.  Что  может
связывать такую женщину, как  вы,  Онор,  с  человеком  его  взглядов  и
воспитания, кроме телесной близости? Что? Я не могу понять.
   Она отступила на шаг. И правда,  что?  Волк  не  был  и  поразительно
красив, как не был и гением, намного опередившим свое  время,  порой  он
бывал упрям, порой жесток, он был разным - ни хуже, ни лучше  других.  И
все же, было что-то, что  накрепко  привязало  ее  к  нему.  Надежность,
преданность? Странное сочетание  первобытной  силы  с  робкой  нежностью
влюбленного? Или это просто была любовь, стихийная сила,  которая  смела
со своего пути сомнения и преграды.
   - Я люблю его, Фурье, - выговорила она. - Вот и весь ответ.
   - Но дальше, Онор-Мари, что будет дальше? Каков будет ваш  завтрашний
день?
   - Я не думаю о нем, - призналась она. - На то он и завтрашний. Я хочу
назад, Фурье. Отпустите меня.
   Он прошелся по комнате, скрестив руки на груди.
   - Я получил известия, что ваш муж отбыл во Францию.  Безусловно,  там
он начнет процесс, и вас признают погибшей. Он заберет  все.  Подумайте,
Онор.
   - Пусть подавится моими деньгами, раз они  так  ему  приглянулись.  Я
несказанно рада слышать, что он уехал.
   Ее лицо исказилось до неузнаваемости  при  одном  лишь  упоминании  о
Монте. Фурье смотрел на нее, мучительно  стыдясь  своего  двусмысленного
положения.
   - Так я могу уехать? - спросила Онор с нетерпением.
   - Боюсь, что нет, - выговорил он тихо. - Я не стал бы  препятствовать
вам. Но солдаты станут. Вы не сможете  уехать.  Сожалею,  Онор.  Поймите
меня.
   - Вот как? - она не была особенно удивлена, но все же...  -  Что  же,
теперь я пленница у своих же соотечественников?
   Фурье смущенно прочистил горло.
   - Мне кажется, они получили распоряжение помешать вам уехать с ним, а
не лишать свободы.
   Ответом ему был нервный смешок.
   - Конечно же, меня не лишают свободы. Всего лишь не позволяют  делать
то, что я хочу.
   Их прервал один из солдат, робко просунувшийся в дверь.
   - Карета ждет.
   - Какая карета? - машинально спросила она. Но  солдат  уже  исчез.  -
Какая карета? - повторила она, оборачиваясь к Фурье.
   - Вас отвезут обратно в город.
   - В город? - она еле сдерживалась. - Очень хорошо. В город!
   - Онор! - взмолился он. - Прошу вас. Мы посмотрим,  что  можно  будет
сделать. Возможно, вас не будут очень уж тщательно охранять.
   Онор взяла себя в руки. Выхода не было. Ей  придется  ехать  с  этими
людьми. Но это еще не конец, она не побеждена. И Волк не  побежден.  Она
медленно-медленно перевела дух, унимая судорожно бьющееся сердце.
   Через полчаса она покинула гостиницу. Вместе с Фурье они заняли места
в дорожной карете, а солдаты верхом  сопровождали  их.  Онор  видела  из
окошка, как они скачут, не отставая от них ни на шаг. Узкая дорога  была
приспособлена скорее для верховой езды, и карету нещадно подбрасывало на
ухабах. Онор старалась расслабиться, откинувшись на спинку сиденья, и не
обращать внимания на тряску.
   Засада ожидала их за  очередным  поворотом  дороги.  Стрела  поразила
лошадь, и отчаянное ржание огласило пустынную долину. Она встала на дыбы
и рухнула наземь, перегородив собой путь. Кучер  с  руганью  соскочил  с
козел.
   Солдаты  озирались,  беспомощно  вцепившись  в  поводья  перепуганных
лошадей, и не видели, откуда пришла беда. Лес был  по-прежнему  тих.  Но
лишь только маленький отряд начал вновь  обретать  душевное  равновесие,
как прогремел протяжный индейский клич, наполняя ужасом души солдат. Они
палили из ружей наугад, постепенно впадая в  панику.  Индейцы  появились
внезапно,  вдруг  отделившись  от  тьмы.   Их   гибкие   сильные   тела,
раскрашенные белым и красным, бесшумно и стремительно бросились в атаку.
Вопли ужаса прорезали воздух, грохот выстрелов  оглушил  Онор-Мари.  Она
приоткрыла дверцу кареты и едва не вывалилась прямо на  руки  Волку.  Он
подхватил ее и поставил на ноги.
   Оглушив бросившегося наперерез солдата, Волк увлек Онор  подальше  от
свистящих  стрел.  На  этот  раз  индейцы  имели  бесспорное   численное
преимущество над солдатами. Губернаторский отряд был наголову разбит.
   - А Фурье? - она трясла Волка за плечо. - Что с ним сделали?
   - Успокойся, Лилия. Он жив.
   - Точно? - она понемногу успокоилась.
   - Он жив, - веско объявил Волк. - Он спасся.
   Онор с облегчением прислонилась лбом к его плечу, все  еще  не  веря,
что все обошлось, и они снова вместе. Придя в себя,  она  поверила,  что
все уладилось, и, конечно, стоило ей поверить  в  это,  как  ее  наивные
фантазии были развенчаны. Словно издалека,  слышала  она  строгие  слова
Волка о том, что ей следует отправиться в Соун-Крик  и  поселиться  там.
Она непонимающе и изумленно покачала головой.
   - Зачем, Волк? Почему я должна куда-то идти?
   - Это война, Тигровая Лилия. Ты не можешь  оставаться  со  мной.  Это
опасно.
   Теперь до нее дошло - он собирается оставить ее одну, -  одну,  после
всего, что она пережила. Ради чего тогда...
   - Ну нет, Волк! - воскликнула она, впиваясь  пальцами  в  его  плечи,
словно собираясь вытрясти из него душу. - Так не пойдет! Никуда я не без
тебя не пойду!
   - Я провожу тебя, - его лицо осталось непроницаемым. Она готова  была
поверить, что ему все равно.
   - Нет. В конце концов, жена я тебе или не жена?! Я  же  всего  только
хочу быть с тобой! - она едва ли не кричала на него, ослепленная горячей
волной гнева.
   - Рядом со мной мои воины, Тигровая Лилия. Ты  видишь  около  них  их
жен?
   Нет, их жены далеко, в  безопасном  месте,  там,  где  их  не