птал  ей  на
ухо, чуть касаясь губами ее кожи:
   - Я ждал тебя, Тигровая Лилия. Мне не верилось, что ты вернешься, но,
должно быть, ты научила меня не раздумывать и не рассуждать, когда  речь
идет о чувстве. И я ждал. Если бы ты не вернулась, я бы  ждал  тебя  всю
жизнь. Я хочу, чтобы ты была счастлива, Лилия.
   - Значит, я остаюсь? - спросила Онор, поднимая глаза и чувствуя,  что
дрожит от восторга.
   - Если ты хочешь быть со мной, живи в моем вигваме. Он твой. Все, что
я имею - твое. Ты нужна мне, Лилия.
   - Это хорошо... - прошептала она. Волк медленно откинулся на спину, и
она опустилась рядом, тесно прильнув к его  сильному  теплому  телу.  Ее
губы осторожно бродили по его мускулистой груди и твердому, чуть впалому
животу; он  блаженно  прикрыл  глаза,  поддаваясь  ей,  будто  она  была
искусной одалиской.
   - Не думай, что я предала тебя, - умоляюще шепнула она.
   - Я тебе верю.
   Она улыбнулась. Он и правда  верил  ей,  верил,  хотя  она  прекрасно
знала, что такое ложь и  лицемерие,  и  он  со  своей  мудрой  простотой
лесного жителя не мог не чувствовать этого. Он  знал,  какой  она  была,
пока не начала любить его, знал, что она едва ли переменилась полностью,
хотя, безусловно, к нему вернулась не совсем та Тигровая Лилия,  которую
он помнил. Она впустила в свой закрытый  мир  еще  одного  человека,  но
дверь тут же закрылась. Она все так же никому больше не верила и  никого
не любила.
   Только себя и его, может быть, даже его и себя, но не иначе.
   Утро застало Онор свернувшейся клубочком под меховыми одеялами.
   Ранняя свежесть проникла сквозь непрочные стены  жилища  и  разбудила
ее.
   Онор приподнялась  и  лениво  потянулась.  Узелок  с  ее  вещами  был
заботливо пристроен у ее изголовья. Онор надела легкое розовое платье из
шелка прямо на голое тело, это было  единственное  платье,  которое  она
прихватила с собой на смену. Она была лишена зеркала,  но  кое-как  сама
застегнула крючки на спине.  Платье  было  восхитительно,  но  до  ужаса
нелепо в индейском вигваме. Онор подумала, что  кружева  на  рукавах  не
мешало бы спороть. "А впрочем, - решила она, - я белая женщина и знатная
дама и буду носить такие наряды, какие нравятся мне." И даже  если  Волк
будет издеваться над ее широкой юбкой, пусть. Все равно, это ее  любимое
платье, легкое и удобное. Онор достала гребень и  старательно  расчесала
спутанные волосы.
   Она  не  будет  заплетать  их  в  косы  и  укладывать,   пусть   себе
развеваются. Они будут  ей  мешать,  но  зато  будет  красиво,  и  Волку
нравится, когда она ходит с распущенными волосами. Онор вышла из вигвама
и с наслаждением вдохнула свежий лесной воздух.  Однако  лагерь  казался
пустынным, только несколько женщин возились с  детьми.  К  Онор  подошла
индианка средних лет, высохшая,  как  осенний  лист,  но  с  приветливым
лицом. Она сносно заговорила на французском, к удивлению Онор.
   - Меня зовут Машшот, Цикада, я прислуживала  в  доме  большого  вождя
бледнолицых, которого звали Золотой Пояс. Он вылечил меня, и  я  служила
ему, пока три раза боги не  послали  людям  лето.  Я  умею  говорить  по
твоему.
   Свирепый Волк велел мне придти к медноволосой  дочери  бледнолицых  и
помочь ей во всем, что ей будет нужно.
   -  А  я  Онор-Мари,  гуроны  зовут  меня  Тигровой  Лилией.  Я   рада
познакомиться с тобой, Цикада. Но  мне  кажется,  что  язык  бледнолицых
дается тебе с трудом. Я немного говорю по-вашему, не  очень  хорошо,  но
мне  полезно  тренироваться.  Так  что,  пожалуйста,  говори   со   мной
по-твоему.
   Индианка кивнула и охотно перешла на родной язык.
   - Значит, Тигровая Лилия навсегда остается с моим народом? Она  будет
женой Свирепого Волка?
   - Ты не ошиблась. Так и есть.
   - Свирепый Волк сказал  -  ты  хочешь  уметь  все,  что  нужно  уметь
индейской девушке. Чему хочет научиться Тигровая Лилия? Я не поняла.
   - Всему. Я ничего не умею делать.
   - Совсем, совсем ничего? - удивилась Цикада.
   - Даже еще меньше. Не умею ни стряпать, ни хозяйничать, ни работать в
поле или что-то еще. Я умею читать, писать, танцевать и множество других
бесполезных вещей.
   - Понимаю. Белым женщинам не приходится работать.
   Онор покачала головой.
   - Не всем, нет! У меня было много денег, чтобы платить  ими  за  все,
что мне было нужно. Но есть бедные женщины,  они  едва  сводят  концы  с
концами и работают так же тяжело, как индианки.
   - Зачем же бледнолицая Тигровая Лилия, у которой все есть,  пришла  в
леса гуронов? - недоумевающе спросила Цикада.
   - Разве у тебя нет мужа, Цикада, что ты задаешь мне такой  вопрос?  -
лукаво поинтересовалась Онор.
   - Есть. Ленивый Бобер давно посадил меня к своему очагу.
   Онор невольно улыбнулась.
   - Что, твой муж очень ленив?
   - Он не любит охоту, но он умеет вырезать из дерева красивые фигурки.
   Я тебе покажу. Так ты пришла, потому что белые мужчины не взяли  тебя
замуж? - продолжала любопытствовать индианка.
   - Да я замужем,  -  ляпнула  Онор.  Цикада  выкатила  глаза,  и  Онор
сообразила, что  сморозила  глупость.  Пожалуй,  будет  чересчур  сложно
объяснить индианке, что у нее будет два мужа, один в мире  белых  людей,
другой среди краснокожих. Она поправилась:
   - Я хотела сказать, что был. Я вдова. Но я хочу снова выйти  замуж  и
выбрала в мужья Свирепого Волка, - она  старалась  говорить  максимально
доступно, но лишь усугубила недоумение.
   - То есть, он тебя выбрал? Он пришел за тобой  в  большие  дома,  где
живут белые люди?
   Онор едва не рассмеялась.  Конечно  же,  по  понятиям  этой  женщины,
выбирать должен мужчина. И для девушки большая  честь,  если  ее  избрал
вождь.
   - Кстати, где все? Где Свирепый Волк? Я еще не видела его сегодня,  -
она огляделась, готовая пойти разыскивать его.
   - Если ты его невеста, тебе следует ждать, пока он сам придет к тебе.
   Не ходи к нему.
   - Это еще почему?
   - Разве у вас, белых людей, невеста гоняется за женихом? Он подумает,
что ты не скромная, и что ты ему навязываешься.
   - Ну и ну, Цикада! Я-то думала, что здесь, в лесу, я  буду  избавлена
от всех этих нелепостей. На тебе! Оказывается, ваши правила еще строже.
   Ничего такого Волк не подумает и жениться на мне не раздумает. Да это
и ни к чему. Я все равно его жена, совершены над нами нелепые обряды или
нет.
   Она осознала, что ее занесло,  и  она  шокировала  индианку,  которая
потеряла дар речи. Не стоило портить Волку репутацию, и он  пробормотала
что-то невнятное  и  успокаивающее.  Весьма  кстати  из  лесу  появились
несколько индейцев, и Волк  был  среди  них.  Онор  рванулась  с  места,
готовая броситься ему на шею, но вовремя остановилась. Нет, ей, конечно,
не было дела до любопытных взглядов, но вот Волк может и не понять.  Тем
не менее она  решительным  шагом  направилась  ему  навстречу.  Она  уже
научилась спокойно воспринимать его внешнюю бесстрастность и знала -  за
его отсутствующим видом скрывается преданная и честная душа.
   - Волк! - не решаясь обнять его, Онор взяла его за руки. - Я  скучала
за тобой. Где ты был? Я хотела найти тебя, но Машшот не  позволила.  Она
права?
   Волк не изменился в лице, казалось, он был  недоволен  тем,  что  она
заговорила с ним, судя по холодности его ответа.
   - Она права, но ты не такая, как все, и может не слушать ее.
   - Машшот научит меня готовить, обрабатывать землю, шить и все  такое,
она обещала, - пока все  это  было  пустыми  словами,  Онор  была  полна
искреннего энтузиазма.
   Онор подметила знакомое выражение на лице Волка. Она неплохо  изучила
оттенки его поведения и заметила, что его брови слегка  приподнялись,  и
лоб прорезала поперечная морщинка, которая тут же пропала - он удивился.
   - Тигровая Лилия должна помнить, что она будет  женой  вождя.  Ей  не
придется трудиться наравне со всеми. Ее руки не будут испачканы землей и
ободраны мотыгой.
   Онор рассмеялась.
   - Я хочу уметь! Вдруг тебя низложат?
   Какая-то другая женщина внутри нее констатировала: Онор-Мари - это не
ты. Она знала  себя,  стервозную,  но  внешне  уравновешенную  баронессу
Дезину, лгунью Онор де ла Монт, но себя - такую - она не знала. Тигровая
Лилия была веселая, улыбчивая молодая женщина, красивая,  не  стесненная
предрассудками, чистосердечная и нежная. Это были разные женщины, и быть
Тигровой Лилией было легче и приятнее - пока.
   Волк спокойно наблюдал за ней, но глаза его улыбались.  Он  увлек  за
собой в вигвам и там только дал волю своей нежности, прижав Онор к своей
груди. Чувство безопасности нахлынуло  на  нее.  Волк  ее  защитит.  Да,
защитит.
   - Тебе что-нибудь нужно? - спросил Волк, выпуская ее. - Меня ждут,  -
добавил он.
   Онор задумалась.
   - Принеси мне воды, - попросила она. - Я вся в пыли.
   Индеец растерялся не на шутку.
   - Я пошлю Машшот.
   - Она же женщина! - возмутилась Онор.
   - Конечно. Как же иначе?
   - Но с  какой  стати  она  будет  обслуживать  меня?  Машшот  мне  не
прислуга.
   Пойми, мне нужны друзья, а не слуги!
   Волк помолчал.
   - Мне трудно понять тебя, Лилия.
   - Эта женщина мне не служанка, и я не нуждаюсь в ней, не хочу  в  ней
нуждаться. В моей стране  никто  не  пошлет  женщину  выполнять  тяжелую
работу, если рядом есть сильный мужчина.
   - Машшот сделает все, что надо, - проговорил Волк спокойно.
   - Упрямец! - Онор рассмеялась, осознав, что спорить с ним бесполезно.
   Через час, просушивая  мокрые  волосы  и  гоняя  озверевших  комаров,
ОнорМари чувствовала себя  вполне  счастливой.  Будущее  виделось  ей  в
розовых тонах.

***

   -  Солдаты  идут!!!  -  звенело   над   поселком   гуронов,   звенело
неотвратимо, как трубы  Апокалипсиса.  Когда  притворятся,  что  ей  это
послышалось, стало невозможно, Онор встревожено  приподняла  завесу  над
входом. В поселке царил хаос. Она поспешно опустила завесу и,  чувствуя,
что все это имеет к ней непосредственное отношение, забилась  в  дальний
уголок вигвама. Она еле дождалась Волка.
   - Кто там, Волк? Что происходит?
   - Лилия, ты должна уйти из деревни.
   - Куда?
   - Ты пойдешь с другими  скво  в  лес.  Держись  их.  Воины  останутся
защищать нашу деревню. Торопись, Лилия. Солдаты близко.
   - Я не пойду. Я тоже останусь.
   - Нет, Лилия. Ты не можешь. Нужно, чтоб ты ушла в безопасное место.
   - Но...
   - Не спорь. Ты задерживаешь всех.
   Она неохотно послушалась. Волк показал ей, куда  идти,  но  ему  было
некогда успокаивать ее, и она осталась одна в обществе индианок. Все они
шустро и дружно нырнули в чащу. Онор старалась держаться Цикады, ей было
неуютно среди этих незнакомых женщин с кирпично-красными лицами. Они  не
обращали на нее особого внимания, словно она испокон веку жила вместе  с
ними. Одна из женщин несмело приблизилась к ней. Онор  не  сразу  узнала
ее.
   - Ты не узнаешь меня? Я Омими. Ты забыла?
   Онор смущенно вспыхнула. Омими сильно изменилась. Она  не  подурнела,
но стала смотреться гораздо старше. Теперь она выглядела  взрослее,  чем
ОнорМари, хотя еще полтора  года  назад  казалась  совсем  девочкой.  На
секунду Онор ощутила легкую  враждебность,  вспомнив,  каким  образцовым
сторожем была для нее Омими, но с тех пор столько всего  произошло,  что
ей самой показалось смешным  таить  злость.  Она  приветливо  улыбнулась
молодой индианке. Оказалось,  та  стала  женой  молодого  индейца,  того
самого, что когда-то претендовал  на  Онор-Мари,  но  потом  отступился,
пристыженный  старейшиной.  Похоже,  они  жили   вполне   счастливо,   и
собственное счастье научило ее теплее относиться к другим людям.
   Через час за женщинами, укрывшимися в зарослях, пришел один из воинов
и сообщил, что солдаты ушли,  и  опасность  миновала.  Однако,  Волк  не
выглядел успокоенным. Он поманил к себе  Онор,  и,  когда  она  подошла,
рассказал, что солдаты искали ее.
   - Они ищут госпожу Онор-Мари де ла Монт, которая поехала  прокатиться
на лошади, да так и не вернулась. Думают, одно из племен пленило ее. Это
о тебе, Лилия?
   - Да, - уныло отозвалась она. - Не  думала  я,  что  они  так  быстро
разыщут меня.
   - Гуроны поклялись, что не брали в плен никого из бледнолицых женщин.
   - Чистая правда. Я здесь по доброй воле. И... они ушли?
   - Ушли.
   - Что ж, может, они порыщут, никого не найдут и успокоятся? Волк?
   - Возможно.
   Нет, он не верил в это, она все поняла. Ее ошибка была  налицо.  Ложь
порождала только другую ложь, ничего не решая. Бежать от Монта  не  было
выходом. Он не понял. А она, - она бежала от опасности, когда нужно было
повернуться к ней лицом. И что теперь?
   - Кто-то едет! Белый человек! - крикнул часовой, предупреждая всех.
   Воины напряженно сгрудились в центре поселка, с оружием  в  руках.  У
Онор сжались кулаки, и ногти впились в беззащитную кожу  ладоней  -  она
узнала Монта. Волк попытался втолкнуть ее  в  вигвам,  но  она  помотала
головой, высвобождаясь.
   - Нельзя так, Волк. Я не хочу вечно прятаться. Нужно глядеть правде в
глаза. Он один.
   - Это твой муж? - жестко спросил Волк.
   - Нет! - она протестующе подняла руку. - Это Максимилиан де ла  Монт,
которого я считаю своим злейшим врагом. Я не хочу, чтобы кто-то  называл
его моим мужем. Тем более ты. Я его знать не желаю!
   О чем думал Волк, выслушивая ее гневный протест,  неизвестно,  но  он
спокойно обнял ее плечи, и они вышли вперед. Вышли как раз тогда,  когда
лошадь вынесла Монта в центр поселка, и он  увидел,  что  находится  под
прицелом десятков луков. И еще он увидел Онор. Он потерял дар  речи,  но
мгновение спустя, вспомнив хитрость, на которую она способна,  он  обрел
уверенность и заговорил.
   - Полагаю, произошло недоразумение... Эй, кто-нибудь понимает меня?
   - Я понимаю тебя, незнакомец, -  со  сдержанным  достоинством  заявил
Волк. - Остальные поймут достаточно, чтобы знать, что несет с собой твой
визит - добро или зло.
   - Добро или зло? О черт, мне начихать на все войны мира! Я приехал за
моей женой, госпожой де ла Монт. Я вижу, она здесь. Вышло недоразумение,
которое я надеюсь  исправить.  Вы  держите  ее  у  себя  незаконно.  Мне
сказали, ваш народ сохраняет нейтралитет последнее время, и вы не воюете
с Францией. Я и моя жена - подданные Франции. Могу я надеяться,  что  вы
отпустите ее?
   Его сбивчивая речь звучала немного странно, но  он  держался  неплохо
для человека, впервые попавшего в  центр  внимания  полудикого  племени,
вооруженного и враждебно настроенного.
   - Эй, так вы вернете ее, и кто-то вообще меня понял или нет?
   - Мы поняли тебя, бледнолицый. Но недоразумение в другом.  Здесь  нет
твоей жены, - сказал Волк.
   - Прошу прощения? Нет? Да вот же она! -  он  ткнул  пальцем  в  Онор,
словно и не замечая, что она стоит, крепко прижавшись к Волку,  так  что
вряд ли б кто-то смог ее оторвать.
   Монт поспешно  убрал  руку,  осознав,  что  вызвал  враждебный  ропот
неуважительным обращением с Онор.
   - Женщина, которую ты указал, бледнолицый, моя жена, Тигровая Лилия.
   Монт не был дураком и понял, что  это  не  шутка  и  не  ошибка.  Все
странности, происшедшие за последнее время, сложились в его мозгу в один
стройный ряд. Постепенно развивавшаяся, будто сама по себе, любовь  Онор
к нему, ее ненавязчивое стремление в Новый  Свет,  странная  сонливость,
напавшая на него накануне ее исчезновения. Она сама бежала  сюда!  Никто
ее не похищал! Его чувство к ней не было всепоглощающим, и сердце его не
разбилось от осознания, что эта женщина посмеялась над ним,  но  досада,
гнев, возмущение, раненое самолюбие взыграли в нем, как адский коктейль.
   - Так ты разыграла комедию! Ты поплатишься за это, Онор-Мари!
   Проклятие! Лживая дрянь!  -  он  представил  себе,  каким  посмешищем
станет.
   Жена сбежала к индейцу! К дикарю!  Подумать  только!  Саркастический,
издевательский смех уже звучал у него в ушах.
   - Почему бы тебе не убраться отсюда? - выговорила  Онор  через  силу,
сжимая начинающие дрожать зубы. - Не оставить меня в  покое  и  не  жить
своей жизнью? Почему  бы  тебе  не  считать,  что  Онор-Мари  без  вести
пропала?  Почему  бы  тебе  не  перестать   искать   на   свою   задницу
приключения?
   Но он не мог признать победу этой женщины, не мог довершить  унижение
до конца и уйти, поджав хвост, подобно побитому псу. Он привык  считать,
что она его собственность, его вещь, его красивая безделушка.
   - Как ты смеешь, ты, дешевая уличная девка!  Ты  думаешь,  я  позволю
тебе марать мое имя?!
   - Твое имя немногого стоит, шевалье де ла Монт!  И  ты  единственный,
кто распустил язык, трезвоня, кто я такая! Уезжай, и я навсегда останусь
Тигровой Лилией.
   - Я тебе не позволю! - загремел  он,  соскакивая  с  лошади,  напрочь
позабыв, где он  и  кто  его  окружает.  Волк  загородил  собой  молодую
женщину.
   - Уходи, бледнолицый.  Ты  все  сказал  и  услышал  ответ.  Моя  жена
останется здесь. Если ты сейчас покинешь  землю  гуронов,  ты  уйдешь  с
миром, и никто не тронет тебя. Если же нет, пожалеешь.
   Сыпля отборными ругательствами, Монт бросился на  Волка  с  кулаками,
здравый смысл оставил его наедине с кипящим гневом.  Естественно,  никто
не позволил ему дотронуться до вождя. Не успел  он  вздохнуть,  как  его
скрутили, и он рухнул на колени с  выкрученными  руками.  Крепкие  ремни
охватили его кольцами, и Монт, шипя от злости, повалился на бок.
   Скрученный, как  сосиска,  он  не  представлял  больше  опасности,  и
одновременно был мечом, занесенным над головой осужденного на казнь.
   - Лилия, если ты хочешь, его отвезут  подальше  из  нашей  деревни  и
отпустят, - услышала она сквозь туман. Словно издалека  она  услышала  и
свой ответ.
   - Я не знаю, Волк. Не имеет значения. Что бы мы не сделали, ничего не
имеет значения. Я навлекла беду на твое племя.

***

   Солдаты вернулись на следующий же день после пленения Монта. На  этот
раз они не собирались шутить. Исчезновение  Максимилиана  де  ла  Монта,
который, как выяснили, собирался посетить деревню гуронов и не вернулся,
превратило подозрения в уверенность - индейцы взялись за старое и  вновь
берут пленных. И то есть, они первые нарушили договор.
   Завязавшееся сражение было жестоким и  страшным.  Ни  та,  ни  другая
сторона не искала повода увильнуть от боя.  Кровь  лилась  рекой.  Монт,
оказавшийся  вновь  на  свободе,  был  единственным,  кто  не  собирался
рисковать жизнью. Он был уверен, его помощь не станет решающей, и  готов
был бежать, бежать, лишь только разыщет Онор.
   Онор не удалось скрыться от него. Рядом не было никого, кто мог бы ее
защитить, а нож, приставленный к ее горлу, отбил у нее охоту  царапаться
и кусаться. Монт был в том состоянии духа, когда  запросто  мог  пустить
его в ход.  Он  тащил  ее  за  собой,  награждая  по  дороге  пинками  и
проклятиями.
   - Грязная шлюха!
   - Негодяй! - она смотрела в  его  ненавистное  лицо  с  топорщащимися
усиками и небритым подбородком, смотрела и в тот же горький для нее  миг
она почувствовала, как за ее спиной умирают тысячи лет цивилизации,  той
цивилизации,  к  которой  принадлежала  она,  ее  деды  и  прадеды.  Она
принялась извиваться, пытаясь вырваться на волю.
   - И не надейся, сука бесстыжая, - он влепил  ей  пощечину.  -  Думала
сбежать от меня? Не на того напала! Я живо научу тебя послушанию! Дрянь!
   Девка подзаборная! И тебе не противно, скажи на  милость?  Додуматься
же надо, переспать с дикарем! Ты что, полная идиотка?
   - Тебе-то что с того? Ревность мучает?
   - Ревность? Да ты с ума сошла!  Какая  еще  ревность?  И  к  кому?  К
краснорожему дикарю, утыканному перьями? Чем же он так хорош, скажи мне,
а?
   Онор  решила,  что  будет  ниже  ее  достоинства  вступать  с  ним  в
дискуссию, и она замкнулась в молчании, но ее безразличие лишь разъярило
Монта.
   - Отвечай, когда я говорю с тобой!
   - Отстань, Максим, - прошипела она, по-змеиному выгибаясь и глядя  на
него с ледяной ненавистью. -  Лучше  держи  свой  рот  з