тельно сильнее...
   Он начал заикаться.
   "Да он же попросту умирает с голоду, - с  состраданием  подумал  Рене.  -
Бедняга, плохо же ему, верно, пришлось".
   - Вот вернется начальник, тогда посмотрим, - сказал он. - А сейчас...  вы
ведь, наверно, голодны? Слуги как раз  собираются  обедать.  Я  распоряжусь,
чтобы вас тоже накормили. Они там, под большим...
   Рене запнулся на полуслове,  увидев  даже  через  коричневый  загар,  как
побелело лицо незнакомца.
   - Спасибо, не беспокойтесь, я только что пообедал, - торопливо проговорил
тот на чистейшем французском языке с едва заметным иностранным акцентом; так
мог говорить только образованный человек, Рене вскочил на ноги.
   - Но вы... вы же человек нашего круга! - Какое вам до этого  дело?  Когда
впоследствии Рене вспоминал эту сцену, эти  яростно  брошенные  ему  в  лицо
слова, он не сомневался, что в то мгновение ему грозила  опасность  получить
удар ножом или  быть  задушенным.  Но  тогда  он  ничего  не  понял  и  лишь
беспомощно глядел на незнакомца.
   Наконец тот нарушил молчание, сказав очень  тихим,  но  ясным  и  твердым
голосом:
   - Простите, пожалуйста. Я пойду.
   Рене схватил его за руку.
   - Нет, нет! Постойте! Разве вы не видите, что  произошла  ошибка!  Знаете
что - пообедайте со мной! Не успел Рене произнести эти  простые  слова,  как
почувствовал, что они были восприняты как  отмена  смертной  казни.  Человек
круто повернулся, изумленно посмотрел на него, потом тихонько рассмеялся.
   - Благодарю вас, я очень признателен; но я... - он замолк и  взглянул  на
свои лохмотья, - только как же я в таком виде?..
   У него вдруг задрожала нижняя губа, и он показался  Рене  совсем  юным  и
беззащитным.
   - Ну,  это  легко  устроить,  -  сказал  Рене,  хватаясь  за  возможность
прекратить этот невыносимый разговор. - Эй! Хосе! В  дверях  появился  Хосе,
радостно оскалившийся в предвкушении скандала.
   - Этот джентльмен хочет принять ванну, - с чувством огромного  облегчения
сказал ему Рене.
   - Как? - Хосе разинул рот и с изумлением переводил  взгляд  с  одного  на
другого.
   - Немедленно  приготовь  в  моей  комнате  теплую  ванну,  -  невозмутимо
продолжал Рене, - принеси чистые полотенца и  нагрей  побольше  воды.  После
этого подашь нам обед.
   Он открыл дверь в свою комнату.
   - Сюда, пожалуйста. Я сейчас достану мыло и... Да, вам ведь  нужно  будет
во что-нибудь переодеться.
   Встав на колени перед раскрытым  чемоданом,  он  продолжал,  не  поднимая
глаз:
   - Боюсь, что мои вещи  будут  вам  немного  велики  -  ну  да  как-нибудь
устроитесь... Куда это носки задевались? Вот рубашка, и... Ну, кажется, все.
Я подожду вас в соседней комнате.
   Он встал, оставив ключ в чемодане.  А  в  голове  стучало:  "Какой  же  я
болван! Какой непроходимый идиот! Он, конечно, украдет  все,  что  попадется
под руку. И поделом мне, дураку! Но что же мне оставалось делать?" В  дверях
Рене обернулся со словами:
   - Если вам что-нибудь понадобится,  позовите  Хосе,  -  но,  увидев,  что
незнакомец,  дрожа  всем  телом,  прислонился  к  столу,  чтобы  не  упасть,
вернулся, взял его за локоть и усадил на стул.
   - Вам надо чего-нибудь выпить, - сказал он, наливая коньяку из охотничьей
фляжки. Человек отстранил стакан.
   - Не надо, ударит в голову. Я...  слишком  долго...  -  Он  выпрямился  и
откинул со лба волосы:
   - Ничего, сейчас пройдет. Пожалуйста, не беспокойтесь.
   Дожидаясь его в соседней комнате, Рене злился на собственную глупость.
   Навязать себе  на  голову  больного,  умирающего  с  голоду  авантюриста,
возможно преступника, явного проходимца,  привыкшего,  по  его  собственному
признанию, якшаться  с  туземцами,  -  и  все  только  потому,  что  у  того
вкрадчивый голос и красивые глаза.  Безумие!  Наконец  появился  незнакомец,
преображенный почти до неузнаваемости. Он вообще был ниже и тоньше Рене, и к
тому же крайне изможден, и теперь, в висевшей на нем мешком одежде,  казался
еще более юным и хрупким, чем был на самом деле, - почти  совсем  мальчиком.
Неумело подстриженные и  зачесанные  назад  волосы  открывали  замечательной
красоты лоб и глаза. Когда он, хромая, подошел к столу, Рене снова поразило,
какой у него был невероятно больной вид, и ему вдруг пришло в  голову,  что,
может быть, вопрос о том, как поступить с незнакомцем, вскоре разрешится сам
собой - он попросту умрет.
   Однако, кроме изнуренного вида и крайней истощенности,  у  него  не  было
ничего общего с оборванцем, который вошел в эту комнату час назад.
   Он извинился перед своим хозяином за  то,  что  заставил  его  так  долго
ждать, и поддержал начатый Рене разговор о посторонних предметах.  Казалось,
он стремился укрыться в светской беседе. Он говорил по-французски не  совсем
бегло, видимо слегка его подзабыв,  употреблял  много  латинизмов,  вдобавок
очень  сильно  заикался,  -  и  тем  не  менее  тембр  его  голоса  придавал
неизъяснимое достоинство его запинающейся речи.  Несколько  книжные  обороты
указывали на обширное знакомство с классиками: можно было подумать,  что  он
вырос на Паскале и Боссюэ.
   - Но вы же совсем ничего  не  едите,  -  воскликнул  Рене.  Его  гость  с
гримасой отвращения отодвинул тарелку.
   - Простите. После длительной голодовки трудно много есть.
   Рене внимательно посмотрел на него:
   - Значит, вы в полном смысле слова умирали с голоду? - Да,  но  не  очень
долго - всего три дня. Вначале у меня было с собой немного хлеба.
   - Что бы вы стали делать,  если  бы  не  застали  нас  здесь?  Ответа  не
последовало.  Рене  почувствовал,  что  совершил  грубую   бестактность,   и
торопливо продолжал:
   - Но ведь ночевать в горах невероятно тяжело.
   Синие глаза внезапно потемнели.
   - К этому привыкаешь - вот и все. Самое неприятное... что ты один.
   - Но как же спать в горах, в таком холоде  и  сырости?  -  Спать  там  не
приходилось.
   Рене встал из-за стола.
   - Тогда, быть может, вы приляжете до возвращения начальника? Вы, наверно,
страшно устали. Хосе вам постелит.
   К вечеру, когда охотники вернулись домой, незнакомец вполне  оправился  и
на вопросы Дюпре отвечал уверенно и спокойно - он проспал до  самой  темноты
и, проснувшись, еще немного поел.
   Полковник приехал с  охоты  в  прескверном  настроении:  Лортиг  оказался
лучшим, чем он, стрелком и вдобавок хвастался этим всю  обратную  дорогу.  К
тому же опять зарядил дождь, и все вымокли и устали. Надев  очки,  полковник
посмотрел на незнакомца, как судья на осужденного преступника.
   - Господин Мартель сообщил мне, что вы прибыли из Ибарры, господин...
   - Риварес.
   - Риварес? Это, кажется, испанское имя? - Я родился в Аргентине.
   - И... оказались в Эквадоре совсем один и в таком отчаянном положении?  -
Я участвовал в боях...
   - Против диктатора Розаса? - Да. Я был ранен, как видите, искалечен. Меня
схватили. Потом мне удалось бежать на торговом судне в Лиму. Там я  надеялся
разыскать своего друга и побыть у него,  пока  мне  не  удастся  дать  знать
родным. Я уехал без гроша в кармане, за мной гнались  по  пятам.  Приехав  в
Лиму, я узнал, что мой друг только что отплыл в Европу.
   - Когда это было? - Месяцев девять тому назад. Я  кое-как  перебивался  в
Лиме, дожидаясь ответа из  Буэнос-Айреса  от  родных,  которым  мне  удалось
послать письмо с просьбой немедленно выслать денег. С обратным  пароходом  я
получил ответ. Старый слуга писал мне, что  по  приказанию  Розаса  наш  дом
сожгли, а всех моих родных убили. Тогда я перебрался  в  Эквадор  в  надежде
получить работу на серебряных рудниках. В Ибарре я услышал,  что  вам  нужен
переводчик, и отправился сюда предложить свои услуги.
   - Откуда вы знаете местные наречия, если вы сами  с  юга?  -  Я  научился
говорить на них уже после того,  как  поселился  в  Эквадоре.  Языки  всегда
давались мне легко.
   - А откуда вы знаете французский? - Я воспитывался в коллеже  французских
иезуитов.
   - Вы верите этому вздору? - прошептал Штегер на ухо Рене.
   Они сидели рядом, слушая, как полковник  расспрашивает  незнакомца.  Рене
нахмурился и не ответил. В глубине души он был убежден, что весь  рассказ  -
выдумка от начала до конца. Его злило, что незнакомец лжет и что  Штегер  об
этом догадался, а больше всего то, что он, Рене, злится. Какое ему до  этого
дело? - Наверно, было очень трудно перейти через горы сейчас, когда все реки
вздулись от дождей? - с недоверием продолжал допрашивать Дюпре. - Сколько же
времени занял у вас переход? - Четыре дня.
   Рене досадливо передернул плечом. Черт бы его побрал! Уж если лжешь,  так
по крайней мере помни, что говоришь. За обедом он сказал "три".
   Веки незнакомца едва заметно дрогнули, и Рене понял,  что  его  жест  был
замечен. Риварес тихим голосом поправился:
   - Впрочем нет, не четыре, а три.
   Допрос тянулся томительно долго. Проверяя, не лжет ли  незнакомец,  Дюпре
расставлял нехитрые ловушки, которых тот благополучно избегал, отвечая тихим
неуверенным голосом, с тревогой во взгляде.
   - Благодарю вас, господин Риварес, - наконец сказал Дюпре. - Попрошу  вас
подождать немного в соседней комнате. Я  вас  скоро  позову  и  сообщу  свое
решение.
   Риварес вышел, глядя прямо перед собой. Проходя мимо Рене, он  бросил  на
него быстрый взгляд, но Рене внимательно рассматривал свои башмаки.
   - Итак, господа, - обратился к ним Дюпре,  -  я  хотел  бы  знать,  какое
впечатление произвел на вас этот человек. Поскольку он белый и, по-видимому,
получил кое-какое образование, совершенно очевидно, что он должен будет есть
и спать  вместе  с  нами.  Поэтому,  хотя  окончательное  решение  остается,
разумеется, за мной, я хотел бы по возможности принять  во  внимание  мнение
всех здесь присутствующих. У вас есть  какие-нибудь  соображения?  Некоторое
время все молчали. Штегер и Гийоме переглянулись, Рене все  еще  смотрел  на
свои башмаки. Наконец Лортиг, небрежно облокотившийся на стол  и  ковырявший
во рту зубочисткой, заметил, зевая:
   - По моему мнению, полковник, этот субъект явный обманщик  и  к  тому  же
нахал.
   В жизни не слыхал более беззастенчивого вранья.
   - Вопрос решен, - шепнул Штегер Рене, толкая его  локтем.  -  Что  бы  ни
сказал сегодня Лортиг, старик сделает наоборот. Они грызлись всю дорогу. Нам
лучше высказаться в пользу этого молодца, а то старик будет коситься на  нас
целую неделю.
   - Вы говорите весьма категорически,  господин  Лортиг,  -  ледяным  тоном
сказал Дюпре. - Могу я узнать, какие у вас  данные  это  утверждать?  Лортиг
снова принялся ковырять в зубах.
   - Я и не притворяюсь, что знаю толк в разных  там  данных,  полковник.  Я
спортсмен, а не сыщик. Но обманщика от честного человека отличить могу.
   Дюпре, не отвечая, с достоинством  от  него  отвернулся,  и  обратился  к
Штегеру:
   - А каково ваше мнение,  господин  Штегер?  Во  взоре  Штегера  светилась
неподкупная немецкая честность.
   - Я, конечно, не могу навязывать вам  своего  мнения,  полковник,  но  со
своей стороны я не понимаю,  почему  у  господина  Лортига  сложилось  такое
скверное  мнение  об  этом  человеке.  Мне  его  рассказ  показался   вполне
правдоподобным.
   - Говорит он гладко, я этого не отрицаю, - презрительно бросил Лортиг.
   Словно не расслышав его слов, Дюпре продолжал:
   - Так вы хотели бы, чтобы мы его наняли? - Да, сударь,  если  вы  сочтете
это возможным. Лично я сочувствую его злоключениям. Мне кажется,  что  любая
жертва этого чудовища Розаса имеет право на нашу помощь, тем более что Розас
является также и врагом Франции.
   - Вы совершенно правы. Господин Гийоме? Бельгиец осклабился. Он был готов
поддержать любой вариант, лишь бы оттянуть  тот  страшный  день,  когда  ему
вновь придется, рискуя жизнью, тащиться .по горам.
   - Я склонен согласиться с господином Лортигом. Мне кажется опасным  брать
человека без рекомендаций. По-моему,  нам  следует  остаться  здесь  еще  на
несколько дней и подыскать кого-нибудь более подходящего.
   Полковник обратился к Рене:
   - У вас, господин Мартель, была возможность приглядеться к нему  поближе.
Его можно в какой-то мере считать вашим протеже. Полагаю, что вы согласны  с
господином Штегером? С минуту Рене мучительно колебался. Нужно же  было  так
случиться, чтобы его голос оказался решающим. Ему хотелось только  одного  -
никогда больше  не  видеть  этого  человека.  Он  почти  надеялся,  что  его
отвергнут единогласно. Но сейчас высказаться против было бы все  равно,  что
вынести смертный приговор.
   - Мне кажется, - заговорил он наконец, - что у нас нет  выбора.  Конечно,
лучше было бы найти человека с рекомендациями, но  одни  такой  от  нас  уже
сбежал. Мы отправляемся в опасные места, и не всякий с нами пойдет. Каков бы
ни был этот человек, он по крайней  мере  готов  идти  куда  угодно.  Весьма
возможно, что он проходимец, но мы ведь  не  собираемся  вступать  с  ним  в
тесные дружеские отношения, а лишь мириться с его присутствием, поскольку мы
нуждаемся в его услугах. Что же касается предложения подождать  еще,  то  мы
уже и так пробыли здесь четыре дня и пока никого не нашли.  Еще  немного,  и
реки в горах так разольются, что  вьючные  животные  ни  за  что  не  смогут
благополучно спуститься с  Папаллакты.  Вода  прибывает  с  каждым  днем.  Я
считаю, что, если он знает свое дело, имеет смысл его взять.
   Позвали  Ривареса.  На  его  напряженном  лице  сквозь  загар  проступала
страшная бледность.
   - Господин Риварес, - начал полковник, -  вы  несомненно  понимаете,  что
взять человека без всяких рекомендаций - серьезный шаг...
   - Да, - ответил едва слышно Риварес; на лбу  у  него  выступили  капельки
пота.
   - С другой стороны, - продолжал Дюпре, -  из  чувства  гуманности  и  как
француз я не хочу отказать в помощи белому человеку,  оказавшемуся  в  таком
тяжелом положении. Я попробую взять вас,  при  условии,  конечно,  что  ваше
знакомство с местными наречиями  окажется  удовлетворительным.  Предупреждаю
вас, однако, что я делаю это с большими  сомнениями  и  главным  образом  по
рекомендации господина Мартеля.
   - Полковник... - начал Рене.
   - Разве я вас не правильно понял?  -  спросил  Дюпре,  устремив  на  него
суровый взор.
   Рене все стало ясно. Если дело примет плохой оборот,  виноват  будет  он;
если же все обойдется благополучно, заслуга будет  принадлежать  полковнику.
Кровь бросилась ему в лицо, и он закусил губу.
   - Я только сказал, - возразил он, - что... -  и  запнулся  на  полуслове,
встретившись взглядом с Риваресом.
   Какую-то секунду они молча смотрели друг другу в глаза.
   - ...я, конечно, за то,  чтобы  взять  господина  Ривареса,  -  торопливо
закончил Рене и опять стал разглядывать свои башмаки.
   - Вот именно, - подтвердил Дюпре и продолжал:
   - Вы, разумеется, не будете являться членом экспедиции, а  лишь  служащим
по найму, и в случае несоответствия нашим требованиям за нами остается право
уволить вас без всякой компенсации в первом же безопасном месте.  Вы  должны
быть готовы беспрекословно исполнять приказания и делить с  нами  неизбежные
трудности и опасности путешествия. Считаю своим долгом предупредить вас, что
они будут весьма значительны.
   - Опасности меня не пугают.
   - В таком случае мы  позовем  сейчас  носильщиков  и  послушаем,  как  вы
говорите на местных диалектах.
   Проверка  оказалась  успешной,  и  был  составлен  контракт.   Незнакомец
дрожащей рукой вывел свою подпись - "Феликс Риварес". Подавая бумаги  Дюпре,
он густо покраснел, отвернулся и проговорил, сильно заикаясь:
   - А... к-как будет с экипировкой? У меня н-ничего  нет,  эту  одежду  мне
одолжил господин Мартель.
   Дюпре ответил своим обычным снисходительным тоном:
   -  Вы,  разумеется,  получите  снаряжение,   приобретенное   для   вашего
предшественника, в том числе мула и ружье. Но я не возражаю  против  затраты
умеренной суммы на вашу экипировку. Завтра господин Мартель  поедет  в  Кито
сделать кое-какие дополнительные покупки, - отправляйтесь с ним и купите под
его наблюдением себе гардероб.
   - Простите, полковник, -  сказал  Рене,  -  но  мне  бы  хотелось,  чтобы
кто-нибудь заменил меня завтра. Я совсем не умею торговаться, да к  тому  же
был очень занят все эти дни и не успел восстановить записи, которые  погибли
вместе с тем мулом.
   - Мне очень жаль, господин Мартель, но  с  записями  придется  подождать,
пока выдастся свободное время. Завтра всем найдется дело - это наш последний
день, послезавтра утром мы выступаем. И я убежден, что вы вполне справитесь.
   От вас только требуется проследить за тем, чтобы господин Риварес,  делая
покупки, соблюдал строжайшую экономию.
   Риварес не поднял глаз. Выражение его лица вызвало у Рене приступ глухого
гнева: надо совсем не иметь самолюбия, чтобы с такой покорностью выслушивать
подобные замечания! Рано утром они отправились верхом в Кито, взяв  с  собой
Хосе присматривать за лошадьми и  нести  покупки.  Всю  дорогу  Рене  упрямо
молчал. Ему претила навязанная ему роль, а ехавший рядом Риварес  вызывал  в
нем раздражение, не признававшее никаких доводов рассудка.  Он  сердился  на
Ривареса не столько за то, что тот безропотно  сносил  унижения  -  что  еще
оставалось ему делать!  -  сколько  за  то,  что  он  довел  себя  до  такой
крайности, когда ему приходится их сносить. Риварес, заметив,  что  Рене  не
склонен к разговорам, тоже молчал.
   - Поезжай вперед, Хосе, и узнай, почему нам до сих пор не доставили кофе,
- сказал Рене, когда они въехали в город. - Встретимся около лавки шорника.
   Когда метис отъехал настолько, что уже не мог их слышать,  Рене  натянуто
обратился к Риваресу:
   - Когда вы вчера ушли спать, полковник сказал  мне,  что  вам  необходимо
приобрести хороший  гардероб.  Поэтому,  настаивая  на  соблюдении  разумной
экономии, он отнюдь  не  намерен  ограничивать  вас  в  приобретении  всего,
необходимого.  Он  согласился  со  мной,  что  составленный   вчера   список
недостаточен.
   Рене не упомянул о том,  кто  заставил  полковника  изменить  свою  точку
зрения.
   Глядя на уши своей лошади, Риварес тихо сказал:
   - Я б-был бы вам  очень  п-признателен,  если  бы  вы  сами  выбрали  все
необходимое. Мне так... было бы легче.
   - Я? - спросил Рене еще более натянутым тоном. -  Право,  я  не  понимаю,
почему вы не можете сами выбрать себе вещи?  Риварес  рассмеялся  коротко  и
горько.
   - Вам, конечно, не понять.  Видите  ли,  полковник...  А  впрочем,  прошу
прощения,  господин  Мартель.  Если  у  вас  нет  желания  помочь  мне,  то,
разумеется, не стоит.
   Рене вдруг понял.
   - Я с удовольствием сделаю все, что в моих силах, - смущенно  пробормотал
он и снова замолчал.
   Когда они вышли из шорной лавки, Хосе дожидался их  у  дверей,  болтая  с
разбойничьего  вида  негром  -  продавцом  фруктов,  который  тут  же  начал
приставать к Рене, предлагая ему свой товар.
   - Ну нет, любезный, у тебя я ничего не куплю. В прошлый раз ты мне продал
гнилые фрукты да в придачу еще и обвесил. Хосе, возьми сверток  у  господина
Ривареса.
   Повернувшись к Хосе, чтобы отдать ему сверток, Риварес оказался  лицом  к
лицу с шагнувшим к нему негром. Рене  услышал  за  спиной  тихий  сдавленный
возглас и, круто обернувшись, увидел, как нагловато-подобострастная  ухмылка
негра сменилась выражением изумленного и злобного презрения.
   - Что? Это и есть ваш новый переводчик, Хосе? Разве ты  его  не  узнаешь?
Посмотри на его хромую ногу и левую руку! Это же сбежавший из цирка клоун.
   Если старик Хайме его поймает, он переломает ему все ребра. Разве  ты  не
видел объявления о беглом рабе? - Ты что, пьян? - начал было Рене. - Или  ты
не видишь...
   - Пресвятая дева, так оно и  есть!  -  завопил  Хосе.  -  То-то  мне  все
казалось, что я его где-то видел. И мне еще пришлось готовить ему  ванну!  -
Господин Риварес... - начал Рене и запнулся, у него перехватило дыхание.
   Человек, стоящий ряд