уке...


x x x

     Сейчас Машка предвкушает удовольствие:  мама оттачивает -  все сразу! -
Машкины чешские цветные карандаши. Машка будет рисовать.
     Мама жалуется, что Маша рисует зеленые цветы.
     - Ну и пусть рисует, как ей хочется.
     - Не учить, значит?
     - Не знаю, нужно ли учить в этом возрасте.
     - Ты, значит, хочешь, чтобы из нее выросла абстракционистка?
     - Нет, думаю, это не обязательно, чтобы абстракционистка.


9.3.61.

     Вчера весь день сидели дома.
     Перед  сном  мы  читали с  Машей английские песенки Маршака.  Некоторые
стихи (например,  о котятах,  которых выгнала, а потом пощадила хозяйка) она
может слушать буквально без конца, то есть раз двадцать прослушает и:
     - Еще! Еще!
     Попросила подарить ей  эту  книгу.  То  есть  в  личную  собственность.
Подарил. Книга - единственный вид собственности, которая не портит человека.


x x x

     Сегодня с  утра  сидит с  мамой визави:  мама разматывает синюю шерсть.
Машка учит стихи.
     Спрашивает:
     - "Нынче" - это "сегодня", да?
     А вчера сказала:
     - Мамочка, дай мне, пожалуйста, огарочек свечи.
     Это все - из стихов.


x x x

     Перед сном.
     - Смазать тебе губки вазелином?
     - Да, смажь, пожалуйста. Они у меня опять трескаются.
     Мама смазывает ей губы.
     - Что ты морщишься? Не нравится?
     Маша вздыхает.
     - Мало ли что нам в жизни не нравится... а надо!..


x x x

     - Мамочка,  спрячь эту (серебряную) бумажку.  Мы завтра,  как проснемся
утром,  будем бусики делать. Ты до утра потерпишь, да? Ты руки вот так сожми
и терпи.


x x x

     С каждым днем Маша говорит правильнее по-русски.  И в некоторых случаях
мы с мамой даже огорчаемся.  Например, она самостоятельно - никто ее никогда
не поправлял - выправила в своем языке "галявит" на "говорит".
     А нам это "галявит" очень нравилось.
     Некоторые слова еще обтесываются.
     Раньше температура была "тимантулька".
     Сегодня слышу - говорит про свою куклу:
     - Надо ей тиримпатуру смерить.
     - Что, что у нее?
     - Тиримпатура.
     И при этом старается выговорить каждую букву отчетливо.


12.3.61.

     Мама вчера очень поздно легла,  ночью ее разбудила Маша,  просила пить.
Вторично заснуть было трудно. К утру же мама разоспалась, видела себя во сне
на  "старинном" балу.  Видела себя молоденькой девушкой.  Танцевала в  белом
платье. Играла музыка. И вдруг вальсирующая мамся наша слышит:
     - Мама! Мама!..
     - Думаю, это не меня зовут. Это - какую-то взрослую женщину.
     Открываю глаза и вижу - Машка сидит на своем диване и смотрит на меня.
     - Мамочка, ты что во сне видела?
     - Я бал видела.
     - А я тоже сон видела.
     - Что же ты видела?
     - Я видела, что наш Кисоня во сне смеялся!


x x x

     Прохожу мимо  столовой и  вижу сквозь стеклянную дверь:  Машка сидит на
тахте,  держит двумя  руками крохотную бумажку от  шоколада и  читает что-то
вслух кукле Эмме, которая сидит рядом.
     Приоткрыл дверь, заглянул.
     - Я ей читаю, - говорит Маша.
     - Это что - газета?
     - Да... газета... Хрущев...


x x x

     Сегодня утром Машка сочинила стихи:

                Расшумелся шар земной,
                И пропал он под водой.

     Стихи эти ей очень нравятся.  Объясняла: написала эти стихи потому, что
вспомнила, как один раз ходили на Неву и как там было красиво.
     Я маме говорю:
     - Маше вспомнилось, как вы с ней и с бабушкой ходили на Неву.
     Думал, когда они октябрьскую иллюминацию смотреть ходили.
     - Не с мамой, а с тобой, - перебила меня Маша.
     И я сразу вспомнил темный осенний вечер,  домик Петра Великого, спуск к
Неве между двумя драконами...
     Как видно,  сильное впечатление произвело на  Машу это зрелище:  густая
черная вода, шум невской волны... Но откуда шар земной?
     Когда   я   пришел  завтракать,   она   записывала  свои   стихи!   Да!
Собственноручно записала (консультируясь в  некоторых случаях со  мной  и  с
мамой) обе строчки.
     Я спрашиваю:
     - Ты что - писательница?
     - Да, - ответила она. - Буду... Может быть.
     А стихи, надо сказать, страшноватые.


16.3.61.

     Вчера не  гуляла.  Весь  день  играла,  читала,  слушала мамино чтение,
разглядывала со мной "Мурзилку" и  "Костер".  В "Костре" понравились рисунки
Харкевича к  повести  Бикчентаева "Дочь  посла":  на  девочку  напала  змея,
девочка играет с обезьянкой, мальчик тонет и прочие заманчивые ужасы.


x x x

     Утром сегодня спутала, обмолвилась:
     - Звонильник не будил еще?


x x x

     - Видел, какое сегодня солнышко?
     - Да, видел.
     - Где ты видел?
     - Во сне.
     - А-а-а, в своем "восне" ты видел?!


17.3.61.

     Вечером  была  у   меня.   Слушала  с   интересом  далеко  не   лучшую,
довольно-таки тягомотную житковскую книгу "Что я видел".


x x x

     Приходит мама и с трагическим юмором сообщает:
     - Хороша у нас Машка! Очень своевременно цитирует:

                Лучше, мама, не пищи, -
                Ты мне няньку поищи

     Нет, дочка, довольно! Обойдешься без няньки, большая уже...


22.3.61.

     Мама с Машей ходили в гости к тете Леле Мороз.
     По пути мама показывала Машке все достопримечательности.
     Показала Медного всадника.  Потом показала собор.  Машу  заинтересовали
ангелы на кровле.  Она привыкла,  что почти все,  о ком она спрашивает,  уже
умерли ("А где теперь Петр Великий?" -  "Он уже умер".  -  "А где Пушкин?" -
"Он умер".).
     Так и тут.
     - А где теперь ангелы? - спросила Машка.


x x x

     Рано утром мама проснулась:
     - Маша, зажги свет!
     - Нет, не зажгу.
     - Это почему?
     - Надо сказать: "Пожалуйста, зажги".
     Это называется - перезавоспитали!


x x x

     Вчера показывал Маше открытки с видами Ленинграда.
     Показал фальконетовского Петра:
     - А это кто?
     (Видела этот  памятник несколько раз,  на  днях  проезжала мимо  него с
мамой.) Сморщила лобик. Думает.
     - Мягкий знак?
     Смотрит на меня. По глазам вижу - сама чувствует: что-то не так.
     - Ой, как это? Мягкий... всадник? Мятный всадник?!


x x x

     Утром сегодня:
     - Мама, ты уже ела?
     И быстро, не дождавшись ответа:
     - Скажи: "Как видишь".
     Знает уже все речевые штампы родителей.


x x x

     Писал вчера большими печатными буквами у нее на глазах:
     Маша пила чай.
     Мама пила какао.
     Папа пил воду.
     Бабушка пила молоко и так далее.
     И Машка довольно бегло читала.  Впрочем,  "бегло" -  не то слово. Долго
смотрит на бумагу, пожимает плечами, ерзает:
     - Не знаю. Не могу.
     А потом сразу:
     - Тетя Ляля пила кофе.
     Главное -  понять,  в чем фокус.  Очень мешает,  что буквы "эн",  "эм",
"бе", а не "б", "в", "н".


29.3.61.

     Вчера были у  нас  две московские дамы.  Машка,  как всегда при гостях,
была хороша, мила, благонравна, чего нельзя сказать о гостьях. Хотя обе дамы
педагогессы, ведут они себя при детях постыдно.
     Есть отвратительная манера обращения с детьми: сюсюканье.
     Но  есть еще  более ненавистный мне  вид  разговора с  ребенком,  когда
взрослые  развлекают  себя   малышом,   растлевают  его   своими   взрослыми
похабностями и пошлостями.
     - Ну как, Ваня, не выпиваешь еще? А жениться как - не собираешься?
     - Машенька, маникюр ты скоро будешь делать?
     - Смотрите,  как она поглядывает на  Семена Сергеича.  Ох,  берегитесь,
Семен Сергеич! - и тому подобное.
     Бывало, что в таких случаях я брал Машку за руку и выходил из комнаты.


x x x

     Играла со  своим  любимчиком Чиполлино,  взяла  его  за  ноги  и  стала
крутить.  Бац! - ноги отлетели. В другую сторону летит туловище, а проросшая
зеленым луком голова - та и вовсе закатилась под диван.
     Умоляла меня:
     - Почини!
     Не раз чинил ее кукол. Но тут починить невозможно.
     - Погиб, - говорю, - твой Чиполлино.
     - Как погиб?!! Он же игрушечный.
     - Игрушки, Маша, тоже погибают.


x x x

     Была у нас в гостях тетя Минзамал. Машка ей рассказывает:
     - Ты знаешь, какая у меня беда случилась. Чиполлино у меня сломался.
     - Ничего, ничего, - равнодушно говорит Минзамал.
     И это равнодушие взрывает Машку.
     - Что "ничего"?!! Ты разве не знаешь, что он был мой любимчик?!


ТЕТРАДЬ ДЕСЯТАЯ

31.3.61. Ленинград.

     Мама при мне (и для меня) спросила у нее:
     - Маша,  какое время дня ты  больше всего любишь?  Утро?  Вечер?  После
обеда? Ночь?
     Машка вспыхнула. Давно не видел, чтобы она так краснела.
     - Это - сервиз, - говорит она. - То есть сюрприз.
     Никак не может установить разницу между этими тремя словами.  И  я  еще
раз поправляю ее:
     - Секрет!
     А маме она (раньше) сказала,  что любит больше всего раннее утро, когда
она из своей кроватки перебирается к своей Эликошечке и целует ее.
     Позже, наедине, я сказал Элико:
     - Зачем же ты громко говоришь о таких интимностях?
     - Я же только при тебе.
     - И при мне не надо. Это же действительно "сервиз".


x x x

     Сейчас зашел к ней. Рисует.
     - Посмотри, как я хорошо нарисовала! Можно даже на стену вешать.
     Девочка-грузинка.  Лес. Цветы. Солнце. Кусты. На кустах висит почему-то
кепка.  Я посоветовал нарисовать еще голову волка, который выглядывает из-за
куста.
     Маша говорит:
     - Эта девочка у меня дрессированная.
     - Волк, наверно, дрессированный? А девочка - дрессировщица?
     - Да, - соглашается она.
     Я посоветовал:
     - Пусть она  будет артистка,  дрессировщица.  И  пусть пойдет в  лес  и
найдет в лесу маленького волчонка.  И выучит его всяким штучкам,  и он будет
выступать в цирке. А теперь ты цирк нарисуй.
     Кажется, сейчас рисует цирк.
     Пойду проверю.


x x x

     Нет, рисует, наоборот, "дремучий лес".
     - Я цирк не умею рисовать.
     И в самом деле: откуда же ей уметь. Никогда еще не бывала.


1.4.61.

     Утром сегодня прибежала будить меня. Сует мне в лицо свои руки:
     На... посмотри!..
     И объясняет:
     - Ногти! Ногти!.. Растут? Выросли?


2.4.61. Воскресенье.

     Вчера были в Пушкине.  День рождения тети Ляли. Для Машки эта поездка -
событие.  Она знала,  что у  нее появилась маленькая племянница и одно время
даже  сердилась,  когда ее  называли "тетей".  Хотела,  конечно,  посмотреть
Кулемушку, но особого рвения не проявляла.
     И вот...
     У подъезда нас встречает тетя Ира, ставшая недавно бабушкой. На руках у
нее - большой круглый пакет в синем одеяле.
     - Кулемушка!
     Машка заглянула туда, в этот пакет, с трепетом откинула белую кружевную
простынку - и была покорена!
     Кулемушка - смешное, безволосое и вместе с тем рыжеволосое существо, не
ахти какое красивое,  но  чрезвычайно милое,  привлекательное,  симпатичное.
Синеглазая, спокойная, веселая.
     Сколько радости получили мы все, и всех больше, конечно, - Машка!
     Ведь живая кукла!  И можно трогать пальчики на руках и на ногах.  Можно
разглядывать ноготки,  целовать  и  гладить  затылочек  с  короткими  рыжими
волосками и  теплый живой животик с настоящим большим пупком!  Даже на руках
Машке позволили Кулемушку подержать!


x x x

     Обогащенная вчерашним опытом,  сегодня с утра играет в куклы:  пеленает
свою крохотную тятятяшку,  кутает ее  в  одеяльце и  -  самое трогательное -
кормит ее,  расстегнув на груди кофточку.  Очень верные движения.  Серьезно,
спокойно и даже с какой-то материнской гордостью.


30.4.61.

     Случилось так,  что  без малого месяц мама и  папа не  притрагивались к
этой тетради.
     Перепишу  несколько  Машкиных  "сентенций  и  замечаний".  Сделаны  эти
заметки в разное время - в Комарове и в Ленинграде.


x x x

     Увидела в газете портрет Гагарина. Залюбовалась.
     - Красивый очень!.. На дядю Степу похож.


x x x

     Мама была в Тбилиси. Ездила на похороны дяди Рачика, отца Павлика. Мы с
Машей очень скучали. Один раз Маша мне говорит:
     - Знаешь что, папа? Давай в Тбилиси поедем с тобой!
     Я объяснил ей, почему нам сейчас ехать нельзя:
     - Ты же помочь не можешь ничем...
     - Почему? Я могу. Я в аптеку схожу.
     И, испугавшись собственной храбрости, тут же добавила:
     - С тобой вместе.


2.5.61.

     Вчера,   в  Первомай,   мама,  папа  и  Маша  много  гуляли.  День  был
по-праздничному солнечный, но ветреный.
     Были на  "Авроре".  Маше очень понравилось,  но она все просила,  чтобы
"пароходик поехал"...
     Купил ей  у  цыганки голубой красивый шар  с  белым грибом.  Шар тут же
лопнул.
     Сегодня тоже  много были  на  воздухе -  в  парке Ленина,  в  сквере им
площади Революции, у Петропавловской крепости.


x x x

     Дело было в  Комарове.  Мы с Машей возвращались с прогулки.  У подъезда
Дома творчества нас обогнал высокий, похожий на большого доброго зверя дядя,
оглянулся,  достал  из  кармана  пальто  бутылочку и  показал Маше.  Там,  в
бутылочке, на белой бумаге или на вате ползала какая-то нечисть.
     - Видишь, девочка, сколько я наловил сегодня?
     - Мухи?! А зачем они вам?
     - Зачем? А я энтомолог, изучаю вредных насекомых.
     - А бабочек тоже?
     - Нет, бабочек другие изучают.
     Дядя очень интересно рассказал,  каких он красивых бабочек видел внизу,
на взморье, и как он ловил морилкой мух, и пошел.
     Маша постояла, подумала и вдруг кинулась за ним следом.
     - Простите... А моль вы тоже ловите?
     Дядя сказал,  что моль он ловить не умеет и что за это ему даже попадет
от жены.


x x x

     Между  прочим,  на  моей  памяти  это  первый случай,  когда  Машка  не
вступилась за насекомых.  Больше того -  она с уважением рассказывала маме и
еще кому-то про этого ученого мухолова.
     Понимаю,  в чем дело.  Этот человек -  ученый.  Он изучает мух,  делает
полезное дело и  никого не  мучает.  Поэтому нехороших чувств у  Машки он не
вызвал.  Так же,  как не вызовет у нее,  вероятно, гнева и отвращения сторож
или директор Зоопарка.  А вот с существованием на свете такой профессии, как
охотник, она до сих пор примириться не может.


x x x

     И вот еще о насекомых.
     Это уже не о Машке.
     Живет сейчас в  Комарове московская писательница X.  В  свое  время она
написала  несколько книг  для  детей.  Человек  способный.  Даже  очень.  Но
почему-то уже много лет из-под ее пера не вышло ни одного детского рассказа.
И  хотя,  знакомясь,  она  по-прежнему называет себя  детской писательницей,
пишет  она  для  "взрослого"  радио,  сотрудничает в  каких-то  "отраслевых"
журналах.
     Мне  казалось,  что человек она не  только умный и  талантливый,  но  и
добрый. А тут сидим как-то за столом, обедаем, она говорит:
     - У меня в комнате появились муравьи.  Убила вчера одного,  сегодня два
новых появились.
     Я посмотрел на нее с удивлением.
     - Зачем же вы его убили?
     - А что я, по-вашему, должна была с ним делать?
     - Не знаю, что... Вероятно, помочь ему найти дорогу домой.
     А  когда X.  призналась,  что терпеть не может ничего "ползучего",  что
убивает с удовольствием божьих коровок, мне стало грустно и я ей сказал:
     - Хорошо, что здесь нет сейчас моей Машки...
     Я понял вдруг,  почему X. перестала писать для детей. Ей нечего сказать
им.


20.5.61.

     Папа вчера приехал из  Комарова.  Приехал неожиданно,  не  предупредив.
Машка спала. Когда проснулась, мама говорит ей:
     - Ты знаешь, кто приехал? Папа!
     Не верит. Смеется. Ну, да! Дескать, ври больше.
     И вдруг папа самолично входит в комнату. Радость неподдельная.
     Вчера и  сегодня почти все  время вместе.  Только утром папа  несколько
часов работал.
     Гуляли.  Играли.  Читали. Под вечер ходили к домику Петра, оттуда через
Кировский мост  прошли на  Марсово поле.  Несколько минут  постояли у  могил
Жертв Революции,  где бьется на ветру язычок вечного огня... Хотели зайти во
двор Мраморного дворца, но ворота были уже закрыты. Только издали посмотрели
на ленинский броневик. Я напомнил Машке, что это такое. Вцепившись ручонками
в  прутья  садовой решетки,  она  внимательно смотрела на  черную  угловатую
машину и вдруг спрашивает:
     - Он детей любил?
     И сама же ответила:
     - Да, любил. Я знаю.


x x x

     Еще из старых заметок.
     Молодой месяц пробивается сквозь тучи.
     - Как "э" оборотное, - говорит Машка.


x x x

     Путает (и не в первый раз уже) "фабрику" с "Африкой". Спрашивает:
     - А эти стулья тоже на Африке делали?


x x x

     Комарово.  У  магазина на  Морском  проспекте два  маленьких мальчика -
близнецы.
     - Ой, папа, папа, смотри, близнецы!
     Спрашивает:
     - Это близнецы?
     - Да, близнецы.
     Подходим ближе, и Машка уже другим тоном, разочарованно:
     - Нет, это не близнецы.
     - Почему ты думаешь?
     - У них шарфики неодинаковые.


x x x

     Юношеская  фотография  моего  отца  Ивана  Афанасьевича.   Он  в  форме
стандарт-юнкера Владимирского драгунского полка,  с  эполетами,  в портупее.
Говорю:
     - Это твой дедушка Иван.
     - Он что, милиционер был?


x x x

     Читал я как-то маме в журнале подборку "Шведский юмор".  Мама смеялась.
Маша посмотрела на нас и тоже стала смеяться.
     Я говорю:
     - Ты что смеешься?
     - Я, правда, ничего не поняла, но все-таки мне смешно.


x x x

     Между прочим,  "все-таки" (и не все-таки, а все-така) - одно из любимых
ее словечек.
     - Папа, давай поиграем.
     - Нет, Маша, мне некогда.
     - Ну, все-така!


x x x

     Были мы с нею и с мамой в Летнем дворце. Маше было интересно. Не то что
в прошлом году,  когда мы осматривали с нею Царскосельский дворец и она дико
хохотала, видя, как у солидных дяденек и тетенек то и дело сваливаются с ног
огромные туфли-шлепанцы.
     Я  показал Маше портрет Петра.  Напомнил,  что это Петр Великий (первая
историческая фигура -  после Ленина,  -  с  которой она  уже довольно хорошо
знакома).
     Машка  очень  внимательно разглядывала молодого царя.  Задала несколько
вопросов. Пошла дальше. Потом вернулась к портрету и снова с интересом стала
смотреть на него. Вижу, хочет что-то спросить.
     - Что, Маша?
     - Папа,  а  откуда ты  знаешь,  что это Петр?  Ведь ты же тогда был еще
маленький.


4.7.61. Дубулти.

     Уже пятнадцатый день мы в Дубулти,  на Рижском взморье,  в писательском
Доме отдыха.  Очень нехорошие были эти недели.  Перед отъездом Маша хворала,
долго была на постельном режиме,  и чуть ли не прямо с постели мы взяли ее в
это первое в ее жизни большое путешествие. Впервые ночевала она не дома, а в
поезде,  впервые услышала чужую  речь,  впервые попала  в  большой коллектив
детей.
     И вот все это сказалось.  Машка захворала. У нее было настоящее нервное
расстройство.
     На десятый день возили ее в Авоти к врачу-невропатологу.
     Сейчас она, слава богу, вышла уже из этого состояния. К ней вернулись и
улыбка, и ясное настроение, и любовь к людям, большим и маленьким.
     А было трудновато и страшновато.
     Буду постепенно переписывать в  эту тетрадь из того,  что записалось за
эти три недели. (Не все, а кое-что. "Истории болезни" здесь не будет.)


x x x

     За обедами и завтраками то и дело трогает себя за щеку и спрашивает:
     - Розовею?


x x x

     Первый раз в жизни видела солнечный закат. Спросила у меня:
     - Папа, а как делается солнце?
     - Солнце существует давно. Еще нас с тобой не было.
     - Нет, а как оно сделано?
     - Этого я не знаю.
     - А кто знает?
     - Ученые люди знают. Но есть вещи, о которых точно никто не знает.
     Секунду Машка подумала.
     - А царь Петр?
     Что это? Культ?


x x x

     Как и при каких обстоятельствах я заметил,  что она поправляется? После
обеда пришла ко мне, рисовала. Нарисовала двух чудес