м
образом точное представление о том, что они  читают, что -  просматривают, а
что вовсе игнорируют.
     Если по техническим или финансовым  причинам подобные трюки недоступны,
существуют  и более банальные  альтернативы. Сколько  журналистов  хоть  раз
наблюдало, как  люди  выбирают  газету на  прилавке? Или присматривалось - в
сквере, в метро,  где-нибудь еще - к  тому, как  те  читают  газету?  А ведь
журналисты  должны  испытывать  неутолимое  любопытство  к   читателям.  Это
любопытство  должно рождать в них  желание беседовать с читателями при любой
возможности и узнавать о них сколько только возможно.
     Однако   всегда   существует  опасность  обнаружить,   что  высказанные
читателем пожелания  не по вкусу вам самим. Темы, статьи, рубрики и лелеемые
проекты, которые вы считаете важными, не  встречают поддержки, зато другие -
неинтересные вам, пошлые и просто скучные - оказываются самыми желанными для
читателей.  Здесь  журналисты  либо  прячут  гордость  в   карман  и  вносят
необходимые изменения,  либо прячутся за  обычным  объяснением тех, кому  не
угодны результаты исследования: "методологические погрешности".
     Погрешности или нет,  но у читателей  действительно бывает сбивающая  с
толку  манера: говорить  одно,  а наделе  предпочитать другое,  презрительно
отзываться о некоторых изданиях  на людях  - и. запоем читать их наедине. Во
всем  мире  бросается в глаза  парадокс: всеми презираемую бульварную прессу
раскупают охотнее всего. Многие журналисты усвоили истину, которая не трубит
о себе во всеуслышание: их профессиональные ценности и ценности их читателей
находятся  в конфликте. Острота конфликта зависит оттого, какой тираж должен
быть распространен и насколько велика конкуренция у газеты.
     Другая категория  читателей  газеты  - рекламодатели,  и  для  газет  с
небольшим  тиражом они куда  важнее обычных читателей -  с  финансовой точки
зрения.  Именно  их  коммерческая  мощь  заставляет  многих   думать,  будто
рекламодатели постоянно напрягают мышцу,  чтобы запугать газеты и  заставить
кроить материал по их мерке.
     Интересно,  однако, что примеров этому хоть и много, но могло быть куда
больше. Конечно, крупные рекламодатели порой снимали свою рекламу, протестуя
против позиции газеты (или отсутствия нужной позиции), другие ограничивались
угрозами,  а  многие  по-дружески  звонили  редактору  или  издателю,  чтобы
добиться своего. И некоторые добивались.
     Эта  опасность  возрастает,  когда  газеты,  особенно   провинциальные,
находятся в чрезмерной зависимости от одного или немногих рекламодателей. Но
чаще,  чем  такое откровенное  давление,  происходит другое -  влияние групп
рекламодателей   на   содержание   статей.  На  редакторов   нередко   давят
коммерческие  службы газеты,  побуждая их публиковать статьи на  такие темы,
которые  наверняка привлекут  или  могут привлечь рекламодателей. Это  может
выражаться  в  том,  что  некоторым  темам  уделяется  больше  внимания, чем
уделялось бы при иных  обстоятельствах. Либо в газете без  строгих принципов
некие  компании и их продукт благожелательно упоминаются просто  потому, что
они - рекламодатели. Само по себе это явление кажется достаточно безвредным,
но рано или поздно газете сядут на шею.
     Все эти  ограничения в  журналистской деятельности - как присущие сбору
информации, так и налагаемые интересами владельцев, редакционной культурой и
вкусами читателей - требуют, чтобы оговорка, с которой начинается эта глава,
была развита дальше:
     "Эту газету,  вместе с сотнями тысяч содержащихся в  ней слов, сочинили
примерно  за 15 часов  несколько обычных  людей  -  несовершенных, как  само
человечество.  Мы  покидали  битком   набитые  офисы,  чтобы  выяснить,  что
произошло в мире, у людей, которые  порой неохотно разговаривают с  нами,  а
иногда и просто вставляют нам палки в колеса.
     Ее содержание определили субъективные суждения репортеров  и редакторов
с  оглядкой  на то, что они полагают вкусами главного редактора  и владельца
газеты. Некоторые из напечатанных здесь статей вырваны из контекста, так как
он  усложнил бы  их  или  лишил  драматизма.  Для  стиля  определяющим  было
эмоциональное  воздействие  нефактическая  точность. Иные  статьи напечатаны
здесь исключительно с целью привлечь рекламодателей".

     Эти  ограничения - как  непреходящие дурные сны. Под конец  журналистам
остается   только  один  выход:  разработать  всеобщие   критерии  и  каноны
мастерства и действовать согласно им.
     Если они сделают это, они одолеют ограничения. Это реально - где-нибудь
на  этой планете такое  происходит  каждый  день. Репортеры вскрывают  факты
коррупции, выводят  на  чистую воду  халатность,  открывают людям  глаза  на
опасность, срывают  маски с преступников, сообщают о фактах, которые кое-кто
хотел бы утаить. Газеты публикуют информацию и, перефразируя слова редактора
"The  Times" столетней давности, делают ее всеобщим  достоянием. Даже плохие
газеты  приносят  больше  пользы,  чем вреда, - о  правительствах  этого  не
скажешь.
     В истории  журналистики, конечно  же,  немало  низкопробной  халтуры  и
расчетливой  злобы.  Но  куда  больше  в  ней  достижений,   которыми  можно
гордиться: репортажи Ильи Эренбурга  в  "Красной  Звезде", благодаря которым
мир  узнал о  нацистских лагерях смерти; репортажи  Джона  Херси  и Уилфреда
Берчетта из  Хиросимы,  разоблачившие  официальную  ложь о  том, что никакой
лучевой болезни якобы не существует; кампания "Sunday Times" в защиту калек,
ставших  жертвами  употребления  талидомида;  репортажи Джона Рида о русской
революции; отчеты Уильяма Говарда Расселла о бездарных действиях  британской
армии  в  Крыму;  расследование  Уотергейтского  дела  Карпом  Бернстайном и
Робертом  Вудвордом, доказавшее, что Президент  США  - лжец; факты о детской
проституции, обнародованные У.Т. Стедом, и разоблачение жестоких расистов из
Ку-клукс-клана, сделанное Роландом Томасом из "New York World".
     Все  это - и многое другое  - не просто легендарные эпизоды  в  истории
журналистики, это были репортажи,  действительно изменившие  мир. Но если бы
потребовалось  выбрать один эпизод, который по своему качеству и воздействию
мог  назваться  лучшим  образцом  журналистики,  самое  правильное  было  бы
отправиться  на столетие с четвертью назад в Центральную Европу, разрываемую
националистическими  лозунгами  и   омерзительной  жестокостью.  Сходство  с
событиями, происходящими  в  том регионе в наши дни,  с  исторической  точки
зрения, далеко не просто совпадение.
     Все началось  с обвинений в жестокости,  с одновременной лжи нескольких
правительств  сразу,  с цензуры  и  с  умирающей  империи. В  единый  клубок
сплелись Турция, Россия, Британия  и зарождающаяся  Болгария, были героика и
война,  а  в  итоге образовалось несколько новых государств  на перекроенной
карте Европы  - ни больше  ни меньше. И  свел все эти далекие  друг от друга
линии  бывший  санкт-петербургский  корреспондент,  американец   ирландского
происхождения по имени Януарий Алоизий МакГаэн.
     Даже  по авантюристским меркам  того времени МакГаэн был первостатейным
искателем приключений. К услугам непоседливых людей тогда  были лишь пароход
и лошадь,  а  МакГаэн  пять  лихорадочных  лет слал  репортажи  из Парижской
Коммуны  (где попал в  тюрьму), из санкт-петербургского суда, из Центральной
Азии, с Кубы, из Арктики, с Кавказа и Пиренеев. Снискавший  широкую славу за
беспристрастность и острый глаз МакГаэн был к  тому же не из тех, кто пасует
перед  трудностями. В 1875 году он проплыл  среди ледяного  крошева в  водах
Арктики на  деревянной лодке.  За  два года до этого  он пренебрег  запретом
русских властей, не  жаловавших репортеров,  и совершил достойный восхищения
конный переход через пустыни  Средней  Азии. Его  целью было догнать русскую
военную  экспедицию на пути  в  Туркестан.  Казаки,  решительно  настроенные
уничтожить его,  преследовали МакГаэна почти  1000  миль, но  через двадцать
девять дней, в сопровождении двух спутников, порой увязая по колено в песке,
несколько  раз сбившись с пути, он  все же  добрался до лагеря. Его растущая
репутация надежного и смелого человека возросла еще больше.
     Летом 1876 года этот 32-летний репортер вместе  со своей  русской женой
Варварой и малолетним сыном жил в Лондоне. Он собирался написать свою третью
книгу и  немного отдохнуть. Но расслабление  было  недолгим. С ним связалась
"Daily News", известная лондонская либеральная газета.  Предлагалась срочная
командировка.
     У  "News"  были неприятности.  За  пару  дней  до того,  23  июня,  она
опубликовала статью  своего константинопольского корреспондента, сэра Эдвина
Пирса,  основанную на  слухах о бесчеловечной жестокости  турецких  войск по
отношению к христианам Южной Болгарии.
     Британское министерство иностранных  дел было в ярости. Разгневан был и
настроенный протурецки  премьер-министр  Бенджамин Дизраэли. Охарактеризовав
сообщения как  "болтовню из кофейни",  он  прямо  отрицал их  правдивость  и
открыто обвинял газету в "дезинформации" и - старая песня всех политиков - в
"безответственности". Турки, оградившись тотальной цензурой, отрицали все.
     Теперь  "News"  должна  была доказать  свои  обвинения -  либо униженно
поджать хвост. Тогда она нашла МакГаэна и  отправила его в Болгарию выяснить
правду. К началу июля он уже был в пути; в середине месяца прибыл  на место,
во все вникая и опрашивая сотни выживших. То, что он обнаружил, превосходило
его  самые  страшные   предположения:  было  безжалостно  истреблено   почти
двенадцать тысяч болгар - мужчин, женщин и детей.
     В первом  своем сообщении, которое "News" опубликовала 28 июля, МакГаэн
писал: "Я приехал сюда уравновешенным и беспристрастным...  Но боюсь, что от
моей   беспристрастности  не   осталось   и   следа,  как,  впрочем,  и   от
хладнокровия..."
     Среди его  репортажей  самый сильный был из деревни  Батак. Несмотря на
замечание МакГаэна о потере беспристрастности, этот репортаж - образец того,
как,   держась   фактов  и  не   отдаваясь  эмоциям,   сделать  журналистику
действенной:
     "Повсюду на  склонах холмов небольшие  поля  пшеницы  и ржи, золотые от
спелых колосьев. Но  хотя урожай созрел и перезрел... нигде не видно жнецов,
спасающих его. Поля были пусты, как и вся маленькая долина, и урожай гнил на
корню.
     ... В конце концов мы добрались до  небольшого плато  на склоне...  Нам
надо  было пересечь плато, но, вскрикнув от  ужаса, мы все натянули поводья:
прямо перед нами, почти под копытами лошадей, открылось зрелище, заставившее
нас содрогнуться. Это была груда черепов) человеческих  костей,  почти целых
скелетов,  гниющей одежды, человеческих волос и разлагающейся плоти. Все это
было свалено в одну смердящую кучу, буйно обросшую травой.
     ...  Посреди  этой кучи  я разглядел маленький  скелет, на котором  еще
сохранилась  рубашка,  череп был покрыт  цветастым  платком,  а на  лодыжках
болтались вышитые чулки, какие носят болгарские девочки.
     ...  Сбоку  от тропы лежали два детских  скелета - один  подле другого,
прикрытые камнями.  Маленькие  черепа  были  рассечены  страшными сабельными
ударами.
     ... По мере того как мы приближались к центру селения, костей, скелетов
и  черепов  попадалось  все больше.  Не  было  ни  одного дома,  под руинами
которого  мы не  обнаружили  бы  человеческих  останков, а улица была просто
завалена ими.
     ... Небольшая церковка и кладбище при ней были обнесены низкой каменной
оградой. Сперва мы  не  разглядели ничего  особенного, ... приглядевшись, мы
поняли: то, что  мы приняли за груду камней и мусора, на самом деле огромная
куча человеческих тел, кое-как закиданная камнями.
     ...  Нам  сказали,  что  только на этом  маленьком  кладбище - примерно
пятьдесят на  семьдесят  пять  ярдов - лежат  три тысячи людей... Среди этой
гниющей  массы   были   кудрявые  головки,  размозженные  тяжелыми  камнями;
крошечные ножки  длиной не больше вашего пальца - страшная жара  иссушила на
них плоть, не дав ей разложиться;  детские ручки, простертые, как  бы моля о
помощи;  младенцы,  с   любопытством  глазевшие   на   сверкающие  сабли   и
кроваво-красные  руки свирепых  убийц;  дети,  умиравшие  с  воплями  ужаса;
девочки,  перед смертью  рыдавшие и  молившие о пощаде; матери, в  последнюю
минуту  пытавшиеся  заслонить малышей своим беззащитным  телом,  -  все  они
лежали тут вместе, в одной ужасающей разлагающейся груде.
     Сейчас они были безмолвны.  Ни слез,  ни криков, ни всхлипов, ни воплей
ужаса, ни мольбы о пощаде. Жатва гниет в полях, а жнецы гниют на кладбище".

     Репортажи МакГаэна (перепечатанные во всем мире, а позже опубликованные
в форме  брошюры на многих языках) мгновенно  вызвали невиданную по  размаху
цепную реакцию.  Весь мир охватило негодование, и  Бpитанскoe  правительство
было  вынуждено признать правоту этих  статей. Усилились требования военного
вмешательства, и весной 1877 года Россия начала войну с Турцией.
     В расположение  русских войск  прибыли восемьдесят корреспондентов,  но
тяготы  кампании были таковы, что к ее  окончанию,  меньше  чем через год, в
гуще событий оставалось только четверо журналистов. МакГаэн, разумеется, был
среди  них.  Он  отправился  на войну  с одной ногой  в  гипсе  - сломал при
падении. Его не  остановили ни это, ни два  других несчастных случая, сильно
покалечивших его;  он продолжал писать репортажи, наблюдая  за сражениями  с
орудийного Лафета. Прошло полгода,  были подписаны два договора, и Болгария,
Сербия, Черногория и Румыния обрели государственность, Россия увеличила свою
территорию, а Великобритания получила Кипр.
     МакГаэн,  однако,  не  дожил  до  того, чтобы написать  об  этом. Через
несколько  недель  после  окончания  войны  он  отправился   Константинополь
ухаживать  за своим  другом, Фрэнсисом Грином, больным тифом. Грин выжил,  а
МакГаэн сам схватил  тиф и умер возрасте  34 лет. Болгары, уже назвавшие его
"Освободителем", похоронили журналиста в  Пере. В Санкт-Петербурге отслужили
заупокойную, его оплакивали  в  Лондоне, Париже  и в  Америке.  В Софии  ему
поставили памятник, и еще много  лет  его поминали на ежегодной  заупокойной
службе в Тырново.
     Пять лет спустя военное судно  доставило тело  МакГаэна в Нью-Йорк. Там
его  выставили для прощания в  городской ратуше,  а затем отправили  к месту
последнего  упокоения   в  Нью-Лексингтон,  штат   Огайо.  Его  жена,  ранее
корреспондент "New York Herald" в России, пересекла океан с телом мужа стала
в  том  же  году  американским  корреспондентом московской  газеты  "Русские
Ведомости". И в том же году официальная  комиссия, беспристрастная благодаря
давности  событий, подтвердила  все,  что  МакГаэн  писал с кровавых полей в
Болгарии. В универсальной журналистике нет ничего нового.

     Эти янки, несомненно, пробивные ребята с
     врожденным даром раскапывать факты.
     Менеджер "Times"
     о Я. А. МакГаэне
     ГЛАВА 3

     Ценность новостей

     Газеты, похоже, неспособны увидеть разницу
     между падением велосипедиста и крахом цивилизации.
     Джордж Бернард Шоу


     Роль  газеты -  находить  свежую  информацию  на  темы,  представляющие
интерес  для  общества,  и по  возможности  быстро  и  точно  передавать  ее
читателям  взвешенно и  правдиво. Именно  так. Газета  может заниматься  еще
множеством  других  вещей -  например,  сообщать читателям, что она думает о
последних новинках кино, учить  сажать помидоры,  предостерегать Тельцов или
объяснять,  почему правительство  должно  подать в отставку.  Но без  свежей
информации  это  будет всего лишь  комментарий к  уже  известному. Возможно,
интересный,  даже задевающий за  живое; но комментарий  -  это  не  новости.
Новости - это информация.
     По этому вопросу  часто ссылаются  на мысль С.П.  Скотта, которую он, в
бытность свою редактором "Manchester Guardian",  высказал в передовице  от 5
мая 1921  года. Скотт писал,  что "первейшая  обязанность  газеты - собирать
информацию. Горе газете,  если она не  выяснит, насколько чист источник.  Ни
то,  что газета публикует, ни то, о  чем  она умалчивает, ни  способ  подачи
материала  нe  должны  замутить ясное  лицо  правды". Наказ  строгий,  почти
невыполнимый. Но затем  он добавил - и  с тех пор  эти слова  повторялись на
разные лады миллион раз: "Комментируйте на здоровье, но факты - это святое".
     Главное  в  этом высказывании  -  установление  сравнительной  ценности
фактов  и комментариев. Если собрать, к примеру,  - у меня это бывало  много
раз - целую  комнату  журналистов  события, поднимутся  все руки. Если затем
спросить, у  кого есть свежая, неопубликованная информация  об этом событии,
почти все опустят руку. Так уж повелось,  что  чуть не у каждого  есть  свое
мнение  (интересное или нет, -  другой  разговор), но лишь немногие обладают
свежей  информацией.  Первое  -в  порядке вещей,  второе  - вещь  редкая  и,
следовательно, ценная.
     Так что же такое новости?
     Определений новостей почти  так  же много, как газетных  статей.  Самое
распространенное в Британии определение гласит, что новости  - это  не когда
собака  укусит  человека, но когда человек  укусит собаку. То  есть, новости
являются  чем-то необычным  или  интересным.  Но это не  вся суть  новостей.
Новости - это  еще нечто свежее, о чем люди  прежде не слыхали. Однако любой
из нас может привести пример информации, которая отвечает  этим требованиям,
но новостями не является.
     К примеру,  я купил новую  машину. Это информация свежая и, ясное дело,
необычная,  и  я  не  хочу,  чтобы  о  ней знали  все  (угонщики,  налоговая
инспекция, завистники  и  прочие). Но  к новостям ее не  отнесешь, поскольку
интересует она весьма узкий круг  людей, то есть моих друзей и  семью -  ну,
может быть, еще воров  и налоговую инспекцию. Так что новости должны быть не
только необычными и свежими, они также должны представлять общий интерес.
     Общий интерес.  Эти два слова лучше  тех, что используют  намного чаще:
общественный интерес. Можно долго толковать о разнице этих понятий, но лучше
привести   пример.  Новость  о  разводе  известной   писательской  четы   не
представляет  общественного интереса,  но, несомненно, представляет  интерес
для общества.
     Таким образом, широко определить новости можно так:  свежая и необычная
информация  на  тему,  представляющую общий интерес, и ранее неизвестная. Но
вряд  ли это определение подведет нас к пониманию сути новостей. В этом беда
всех  широких  определений,  и  потому  часто употребляемая  фраза "ценность
новостей"  мало  о  чем говорит. Предполагается, что  новости в  целом имеют
некую неотъемлемую  ценность. Но  новости  -  не абстрактное  понятие, и  не
самодостаточное.   Они  осуществляются  только  в  совокупности   с  другими
факторами.
     Эти факторы связаны как с предполагаемой аудиторией, так и с конкретным
сюжетом. Они помогают выяснить, что мы действительно хотим узнать, а также -
и это  чаще  всего  становится  предметом  редакционных споров -  "крепость"
сюжета,  его информационную ценность. И  чем эта ценность  выше,  тем больше
вероятность,  что читатели скажут: "Ух  ты!" (или  что-нибудь в этом  духе),
прочитав статью.
     Разумеется, приятно думать, что  каждая статья, опубликованная  нами  в
газетах, была  такой интересной и необычной для читателей, что они то и дело
восклицали: "Ух ты!", вытаращив глаза и восхищенно открывая и закрывая рот.
     К сожалению, а может, и к счастью, в жизни все не  так, и многие статьи
или неразработанные сюжеты, которые мы обдумываем, не  косятся  к  категории
"Ух ты!". Их место где-то между "историей" о моей новой машине и  сообщением
о  том, что  самолет  с  президентом на борту  врезался в  здание городского
универмага, унеся жизни 450 человек. Громадный разрыв между интер