ичайшее оскорбление  США  за всю  их  историю"  (о
письме испанского посла, содержащем критику в адрес Президента). По указанию
Херста  его  подчиненные   пускались  на  все,  чтобы  найти   свидетельства
"жестокостей" испанцев.  Те,  кто  почестнее, не  нашли ничего (и  это плохо
отразилось  на  их  карьере),  другие  дали  волю  воображению.  Среди  этих
последних был некий художник по имени Фредерик Ремингтон. Обнаружив, что все
спокойно, а кровопролитием и не пахнет, он телеграфировал Херсту:
     "Все спокойно. Ничего страшного не происходит. Войны не будет. Хотел бы
вернуться". Херст послал ответ:
     "Пожалуйста, останьтесь. Обеспечьте иллюстрации. Войну обеспечу я".
     Насколько  одна  газета способна спровоцировать войну, настолько  Херст
сдержал  свое  слово. Когда через несколько недель на рейде Гаваны взорвался
американский  линкор  "Мейн"  и  взрыв  унес 260  жизней, Херст  опубликовал
передовицы,   где  утверждалось,  что  это  диверсия   испанцев.   Пока  две
следственных группы  пытались  установить  истинную  причину  взрыва, газета
Херста  обвинила  в  нем  испанцев, не потрудившись  привести  ни  малейшего
доказательства.  Эти  статьи,  наряду с материалами, призывавшими  к  войне,
по-прежнему   остаются  нагляднейшим  пособием  по   искажению  правды.  Вот
заголовки   статей  в  "Journal"  за  несколько  недель,   последовавших  за
инцидентом с "Мэйном":
     17 февраля:  "Уничтожение  военного  корабля  -  дело рук  врага".  Под
заголовком  - рисунок, занявший семь столбцов, - изображение судна и мин под
его днищем, соединенных проводами  с  испанской крепостью на берегу - чистой
воды выдумка.
     18  февраля: "Вся страна дрожит  в  военной лихорадке".  Этот заголовок
появился в тот день, когда  испанские  и кубинские  власти устроили  жертвам
взрыва  торжественные  государственные похороны,  передав  кладбище в вечное
владение Соединенным Штатам. Об этом в "Journal", чей тираж впервые превысил
миллион, не было сказано ни слова.
     20  февраля: "Население Гаваны оскорбляет  память жертв с "Мэйна". Всей
этой дезинформации "Journal" уделяла в среднем по восемь с половиной страниц
в день.
     23 февраля: "Вероломное уничтожение "Мэйна". Новая ложь о гибели судна,
а  в  придачу  - правила  карточной игры -  "Война с Испанией"  для  четырех
игроков.
     26 февраля: "Journal" призывает читателей обратиться к их конгрессменам
с письмами, требующими  войны.  И  это несмотря на заявление Президента, что
"Мэйн"  был поврежден из-за случайного взрыва пороховых погребов  на  борту.
(Официальное расследование так и не выявило истинную причину взрыва.)
     В  течение  последующих  нескольких  недель Херст  сконцентрировал  все
усилия  на  подхлестывании  военной лихорадки и  на  публикации материалов о
притеснениях кубинцев со стороны испанских властей.
     Найти  эти материалы или  просто  раздуть  их  не составляло  труда. Но
"Journal"  добавляла лжи  о  "Мэйне".  11 марта газета сообщила: "Следствием
установлено,  что "Мэйн"  взорвали  представители  испанских  властей".  Эта
неправда  служила  Херсту  топливом  для  выпуска  дополнительных  тиражей и
крупных заголовков.
     22 марта: "Война - единственный выход из кризиса!"
     28 марта: "Война или бесчестье?" На следующий день  в "Джорнэл"  велась
речь о создании  полка из  спортивных чемпионов Америки и об отправке его на
Кубу, чтобы разбить испанцев.
     1 апреля: "Война!" Ничего подобного.
     6 апреля:  "Война не за горами!" Репортеры из "Journal" рыскали по всей
стране в поисках семей погибших  на "Мэйне", печатая  их призывы к отмщению.
На таких номерах газеты теперь обычно  красовалось изображение американского
флага.
     13 апреля: "Конгресс вот-вот объявит войну!"
     Окончательное  решение Конгресса  25  апреля, вероятно,  было  страшным
разочарованием для Херста ("Войну обеспечу я").  Однако он не  успокоился. В
номере от  9 мая рядом с названием газеты была врезка с заголовком  "Как вам
нравится  война  "Journal"?" Это  безвкусное заявление было напечатано и  на
следующий день,  и  лишь потом  Херста убедили снять  его.  После  этого  он
распорядился, чтобы о войне писали с энтузиазмом, сдал военно-морскому флоту
в аренду свою личную яхту,  лично отправился на Кубу,  откуда  сам себе слал
материалы,  и  даже телеграфировал своему  лондонскому  репортеру с просьбой
приобрести  для  него  крупное  английское  судно,  чтобы  доставить  его  в
какую-нибудь  часть Суэцкого канала  и там  затопить, создав препятствия для
движения испанских судов. К счастью. ничего не вышло.
     Как бы  выступая на "бис",  когда этот короткий  односторонний конфликт
был  исчерпан, он  основал, фонд вдов, заставил  власти устроить для жителей
Нью-Йорка  выходной день в ознаменование  победы (21 августа: "Как "Journal"
обеспечила народу праздник"), и не прошел мимо  ничего, связанного с  войной
или ее жертвами. Он даже нанял для поездки по всей стране шоу с фейерверками
и  знаменами,  красочно  изображавшее  Манильское  сражение.  Шоу  создавало
впечатление, что войну  выиграл не Военно-морской флот США, a "Journal". Как
говорил  сам  Херст:  "Выпускать  газету  без  раскрутки  -  все  равно  что
подмигивать  девушке в темноте - дело  хорошее,  но безрезультатное". Но сам
Херст никогда не подмигивал - он был, скорее, из тех, что тяжело дышат.
     Эпизод  с  Херстом  дает  яркое представление  о том, как журналистикой
злоупотребляют  ради  пропаганды  и  прибыли.  О  стремлении  к  точности  и
справедливости с легкостью забывают в погоне за  сенсациями, предполагающими
крупные заголовки. Играя на руку  известным  предубеждениям общества, газеты
увеличивают тиражи. Херст, возможно, крайний случай, но его  пример наглядно
иллюстрирует ценности владельцев  и тех, кто  контролирует  газеты, а  также
постоянный  конфликт   внутри  самой  газеты   между  этими  императивами  и
принципами хорошей журналистики. Последняя в этом конфликте - вечная жертва.

        "Журналистская культура"
     Источник  власти  тех,  кто  контролирует  газеты,  очевиден -  это  их
экономическая мощь либо, в некоторых странах, влияние, которое они оказывают
на  скудные издательские или полиграфические ресурсы. Но обычно им нет нужды
открыто использовать эту власть против того или иного журналиста - настолько
полно их ценности усвоены журналистской культурой, господствующей  в тех или
иных газетах.
     Эта культура - как секреты мастерства, которые мастер передает ученику,
некая  профессиональная мудрость, полученная ранее и постоянно приумножаемая
(или приходящая в упадок). Руководствуясь ею, редакторы и руководство газеты
решают,  какая статья - хорошая, а какую надо отвергнуть как "скучную".  Эта
культура  диктует  им, какие темы считать интересными,  а  какие -  нет. Она
также  создает  моральную атмосферу  в газете и, таким образом,  несет  куда
большую ответственность за царящую в редакциях этику,  чем все теоретические
заповеди.
     Эта  культура определяет, что больше всего ценится в журналистах, и то,
что  в  их работе важнее всего.  Это умение добывать ценные новости, точнее,
это  "чутье на новости" - способность увидеть значимое и интересное там, где
иные  могут  их проглядеть, либо,  в худшем  случае, искусная техника подачи
обыденного  под видом  необычного.  Этот  ловкий  журналистский трюк  обычно
осуществляют, избавляясь  от  контекста, как это  сделал, например, в начале
1980-х  редактор "New  York Daily Post".  Чтобы заполнить  первую  полосу  в
лишенный  особых событий день, он  попросил  репортеров собрать  подробности
всех мельчайших  преступлений,  совершенных в  городе, и свел  их  воедино в
леденящей кровь статье под заголовком "Безумие на наших улицах".
     Подобный мастерский обман всегда можно распознать по тому, как части, в
общем  точные,  складываются  в  совершенно  далекое  от  истины  целое.  Он
применяется   нетолько  в  желтой  прессе,  породившей  подобные  приемы.  В
значительной  степени именно такое  умение принято  считать  находчивостью и
пронырливостью. Ловкость  рук  при обращении с фактами  и  продуманный отбор
нужной информации, которая затем препарируется в зависимости от поставленной
задачи, - все это нередко используется, пусть и в  неявной форме,  повсюду в
журналистской практике.
     Отчасти  дело  здесь  в  том,  что любую реальность,  по  природе своей
сложную и запутанную,  неизбежно приходится  упрощать или, по  крайней мере,
приспосабливать для  связного изложения.  Однако  многие журналисты  слишком
грубо искажают действительность в собственных интересах.
     Культура  массовых газет  также  приветствует  написание  захватывающих
врезов и бойких историй. Тут,  конечно, важен  талант, но основное  здесь  -
фактические натяжки  и словесное  нагнетание с целью  создать  захватывающий
сюжет.  Что  же  до  упомянутой  ловкости рук, то тут  фокус  в  способности
подкрепить каждую деталь  достаточно правдоподобным доказательством. В целом
же статья по-прежнему остается лживой.
     В известной степени несвободны от этого влияния журналисты  и редакторы
в серьезных,  "качественных"  газетах.  Здесь  оно  начинается  с редакторов
отделов, которые переписывают полученный текст, чтобы "добавить  ему жизни".
Нередко статьи и вправду выигрывают, но в целом такая деятельность считается
и прямо признается "небылицами" то  есть, наведением искусственного лоска на
статью. И в самом деле, во многих газетах журналистско-редакторский процесс,
когда статья  переходит  из  рук  в руки,  напоминает  игру  в  "испорченный
телефон" - на каждом этапе материал все  больше и больше утрачивает сходство
с правдой.
     То, что сегодня происходит в редактировании, завтра,  вполне  возможно,
перекинется на сбор материалов. Репортеры, соревнующиеся за публикации своих
статей,  предвосхищают  желания начальства  и  готовы  (или  чувствуют  себя
обязанными)  принять  условия,  даже  если   они  расходятся  с  их  личными
убеждениями. Эта профессиональная шизофрения становится хронической там, где
всегда  приветствуются  статьи,  изготовленные в  черных  или  белых  тонах,
исключающие сложную гамму полутонов.
     В какой-то мере такие статьи свойственны любой журналистике. История  о
том, как А надувает Б при помощи  явно фальшивых  документов, а  на нечестно
нажитые средства припеваючи живет на  Карибских островах, бесспорно, вызовет
у нас  больший  интерес, нежели история о тяжбе  А и  Б, каждый  из  которых
обвиняет другого в  мошенничестве. В любой газете любой страны первую версию
предпочтут второй.
     Проблема заключается в том, что такие предпочтения по понятным причинам
закрепляются  в  журналистской  культуре.  Зная,  что  упрощенные  истории в
черно-белых красках больше  всего  нравятся редакторам,  репортеры и  прочие
сотрудники  ищут именно такие сюжеты в ущерб более  изящным  и  потенциально
интересным. Хуже всего в этом представлении о "хорошем, крепком материале" -
то пагубное влияние, которое сказывается на поиске и написании материалов, и
способно лишить статью взвешенности.
     Первоначальные  версии   большинства  материалов,   попадающие  в  руки
репортеров,  как  правило,  черно-белые,   что   придает  им  восхитительную
"крутость".  Но  дальнейшая  разработка обычно  уточняет материал,  смягчает
сюжет, делая  его, как  говорят репортеры, "менее  сексуальным". Тут  таится
соблазн - сознательно или бессознательно принизить  значение  противоречивых
фактов, а в крайних случаях и вовсе исключить их.
     Отсюда  всего один  шаг до  того,  чтобы  считать новости  поддающимися
готовым рецептам  или формулам. Редакторы -  особенно в массовых изданиях  -
будут  решительно  настроены  на  совершенно определенный тип статей -  либо
легковесных, либо драматичных,  захватывающих  дух. Редакторы,  едва услышав
приблизительное  содержание статьи,  быстро  придумывают  заголовок,  первый
абзац  и  всю  подачу материала,  а  потом  стараются  сами  или  с  помощью
репортеров   втиснуть  содержание  в  готовые   рамки.  Это  -  журналистика
заголовков. Она рисует мир, где постоянно происходит нечто экстраординарное,
где  вокруг -  бесспорные  факты и  все  просто, где  есть  только правые  и
виноватые, черное и белое, и где существуют одни стереотипы.
     Таковы самые  крайние издержки  журналистского процесса.  В большинстве
газет так далеко не  заходят, а если заходят,  то на все возражения отвечают
стандартно:  читатели.  Ни на какую другую категорию людей не  ссылаются так
часто,  чтобы   защитить  защите   не   подлежащее.  Ничьи   иные  вкусы  не
воспринимаются с такой готовностью. Ни к  чьему словарному запасу  и  уму не
относятся так покровительственно-свысока ("Пора мне написать две  сотни слов
для людей, которые шевелят губами, когда читают" - эти слова любил повторять
корреспондент  одной  английской бульварной  газеты). При  этом  в  подобных
газетах ни с кем не считаются меньше, чем с читателями.

        "Ценности читателей"
     Для рыночной прессы (чье выживание зависит от прибылей с продажи газет)
читатели - самые нужные люди.  Это  боги, к которым газета  должна взывать и
без которых  она зачахнет. Именно ради них отбирают темы  и  статьи, на  них
ориентируются  при  подаче материала, для  них пишут  и  переписывают врезы,
разрабатывают дизайн и подают товар лицом. И в то же время из всех недружных
элементов журналистики  - те, кто  дает полезную информацию (источники), те,
кто  ее  обрабатывает  (репортеры,  редакторы,  владельцы),  и  те,  кто  ее
потребляет (читатели) - последние как  раз и не присутствуют непосредственно
при ее создании. Их вкусы необходимо предугадывать,
     В газетах  с  устоявшимся, развитым читательским  рынком  это  делается
по-разному.  Газеты  и  работающие  в них журналисты в  течение  многих  лет
вырабатывают на  основании  отзывов, писем  читателей,  телефонных  звонков,
жалоб и тому подобного полумифическое "знание" того, чего хотят их читатели.
Этот редакционный фольклор может вести к успеху, а  может не вести, он может
быть  точным  - и не  очень.  Пока его  не  подвергнут проверке и серьезному
исследованию наверняка сказать ничего нельзя.
     Чаще  всего он  действительности не соответствует.  Вместо  проверки  и
исследования  к нему  подверстывают предубеждения журналистов,  редакторов и
владельцев -  и рождается довольно  умозрительное представление  о том, чего
хотят читатели или что они должны хотеть.  Бесчисленное число раз звучит  на
редакционных летучках фраза: "А читатель хочет..." Слишком часто продолжение
фразы основывается на личных предпочтениях говорящего или его приятелей.
     Здесь,  помимо   ненаучности  таких  утверждений,   существует   особая
опасность. Она заключается в том, что  журналистские круги,  их образ жизни,
привычки и  вкусы далеки от читательских.  Если это  "серьезные" журналисты,
они вхожи  к  людям,  облеченным  властью,  от  которых усваивают  некоторые
ценности.  Последний  обзор, проводившийся  в Соединенных Штатах, выявил,  к
примеру,  что  более  70%  информационных  сообщений  в серьезных ежедневных
газетах  касались поступков или высказываний политической элиты - бюрократов
и представителей выборных властей.
     В Соединенных Штатах, кое-где  в Западной Европе и  в ряде  других мест
существует еще одна тенденция. Весьма  неплохие жалованья во многих  газетах
привели к тому, что журналисты стали дышать иным воздухом,  есть иную  еду и
жить  иначе, нежели их читатели. Этим журналистам даже не  приходит в голову
задуматься  над  тем, что рестораны,  где  они обедают,  одежда, которую они
покупают,  и места, где они отдыхают, - все это удовольствия, недоступные их
читателям. А если они  все же попробуют "соответствовать", то рискуют впасть
в снисходительную стилизацию под читательские вкусы.
     Но бывает еще  хуже:  когда читателя вообще не принимают в  расчет. Это
можно видеть на  примере газет, у которых есть спонсоры или иная  финансовая
поддержка. Здесь рынок составляют не столько читатели, сколько спонсоры (или
потенциальные  спонсоры).  В  худших  своих  проявлениях   эта  журналистика
преданно  смотрит  в  глаза хозяину. Тут  выход один: чем-то  заинтересовать
публику,  привлечь  достаточное число  читателей  - тогда  и спонсорство  не
нужно.
     Во всех случаях -  интереса к вкусам читателей  или  игнорирования их -
средство одно: исследование. Некоторые газеты совершенно правильно посвящают
множество исследований тому,  чтобы  узнать  о читателях  как  можно больше:
возраст,  пол,  доходы,  занятия,  образование,   интересы,  заботы,  вкусы,
свободное время, -расходы и так  далее. Прибегая к услугам исследовательских
компаний, они выясняют, к примеру, сколько их читателей в  возрасте от 35 до
50 лет проводят отпуск во  Франции или сколько читателей в возрасте от 25 до
35 лет  пользуются радиотелефоном. Единственная проблема состоит в том,  что
такая  информация собирается  главным  образом  для  рекламного отдела  и не
доходит до журналистов.
     Исследования, которые  обычно  затевает  редакция,  касаются  отношения
читателей к  газете в  целом и  к  темам, которые могут быть предложены. Это
либо  простой  обзор  на основе вопросника,  напечатанного  в  газете,  либо
сделанная  на более  научной  основе "выборка"  читателей,  либо структурный
опрос, позволяющий выяснить, что читатели читают, а что нет (хотя, возможно,
и утверждают, что все же читают).
     Социологические  обзоры   -   коварный  жанр,   требующий   осторожного
обращения.  В  них  должны содержаться  очень  конкретные вопросы  по  четко
обозначенным пунктам содержания газеты.  Не надо  спрашивать людей, хотят ли
они больше новостей: конечно, да!  -  только каких новостей?  Или чем, по их
мнению,  можно  пожертвовать  ради  дополнительных  новостей?  Кроме   того,
существует проблема опрашиваемых, которые говорят исследователям то, что те,
по их  мнению, хотят услышать. Либо, что еще хуже,  респонденты рассуждают о
тех пристрастиях, которыми им хочется щегольнуть,  а про собственные свои  -
умалчивают.
     Вскоре после окончания второй  мировой  войны  британская "News of  The
World" была самой покупаемой газетой в так называемом свободном мире. Каждое
воскресенье  читатели  раскупали  около  семи   миллионов  экземпляров  этой
распространяемой  в розницу  газеты и  жадно  поглощали  ее фирменное блюдо:
убийствам и  сексуальные  преступления, особенно при  участии  священников и
мальчиков  из   церковных   хоров,  учителей  и  учеников,   проституток   и
бизнесменов.  Ко  всему  этому примешивали  некоторое  количество  приличных
статей. Редактор газеты догадывался, что мораль  и вкусы меняются,  и потому
организовал  опрос с  целью  установить  вкусы читателей. Были  наняты  люди
ходить по домам и опрашивать читателей, что им нравится в газете, а что нет.
     Поскольку  опросы  проводились  днем, встречали их в основном  женщины.
Понятное дело,  ни  одна  из них  не  скажет  мужчине-интервьюеру: "Да,  мне
нравятся  истории  об   изнасилованиях  и  всяком  непотребстве,  а   муж  с
удовольствием читает  про  мальчиков,  соблазненных священниками". Напротив,
респонденты убеждали опрашивающих, что покупают газету только ради приличных
статей. Редактор прочел данные опроса и  немедленно изгнал со страниц газеты
всякое  упоминание  о  сексе.  Всего  через две  недели тираж  уменьшился  в
пятнадцать раз, до  полумиллиона  экземпляров.  На третьей неделе  у  газеты
появился новый редактор, содержание  вернулось в  привычную колею,  а  тираж
мало-помалу достиг восьми с половиной миллионов экземпляров.
     Возможно,  именно  поэтому  исследователи  в наши дни  порой используют
специальные зеркала, сквозь которые можно видеть, как люди читают газеты или
раскованно обсуждают их содержание. Существуют даже особые  приборы, которые
крепятся на головах  участников,  фиксируя движения их глаз  и  давая  таки