Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
нижку. И в
эти моменты он мне собачку у столбика напоминал. Вернее, если следовать
его философским взглядам, собачка у столбика напоминала мне его. И те-
перь еще напоминает. И я твердо усвоил на всю жизнь, что одним из самых
распространенных заблуждений является мнение, что от многолетнего обще-
ния морда собаки делается похожей на лицо хозяина. Ерунда. Это лицо хо-
зяина делается похожим на морду его любимой собаки. И пускай кто-нибудь
попробует доказать мне обратное! Пускай кто-нибудь докажет, что не Чер-
чилль похож на бульдога, а бульдог на Черчилля! Но дело не в этом. Раз-
говор пойдет о матросском коварстве. Ты читал "Блэк кэт" Джекобса?
- Дело в том, Петя, что я дал себе слово выучить английский к восьми-
десяти годам. Этим я надеюсь продлить свою жизнь до нормального срока. А
Джекобса у нас почти не переводят.
- Прости, старик, но ты напоминаешь мне не долгожителя, а одного
мальчишку-помора. Когда будущий полярный капитан Воронин был еще обыкно-
венным зуйком, судьба занесла его в Англию на архангельском суденышке. В
Манчестере он увидел, как хозяин объясняется с английским купцом. Хозяин
показывал на пальцах десять и говорил: "Му-у-у!" Потом показывал пятерню
и говорил: "Бэ-э-э!" Это, как ты понимаешь, означало, что привезли они
десять холмогорских коров и пять полудохлых от качки овец. "Вот вырасту,
стану капитаном, - думал маленький Воронин, - и сам так же хорошо, как
хозяин, научусь по-иностранному разговаривать". И как ты умудряешься
грузовым помощником плавать?
- А тебе какое дело? Не у тебя плаваю.
- Ладно. Не заводись. У Джекобса есть рассказ, где капитан какой-то
лайбы вышвырнул за борт черного кота - любимца команды. Спустя некоторое
время пьяный капитан увидел утопленного черного кота спокойно лежащим на
койке в своей каюте. Сволочь капитан опять взял черного кота за шкирку и
швырнул в штормовые волны, а когда вернулся в каюту, дважды утопленный
черный кот облизывался у него на столе. Так продолжалось раз десять,
после чего кэп рехнулся. В финале Джекобс вполне реалистически, без вся-
кой мистики, которую ты, Витус, так любишь, объясняет живучесть и нело-
топляемость черного кота. Оказывается, матросы решили отомстить капитану
за погубленного любимца и в первом же порту выловили всех портовых котов
и покрасили их чернью. И запускали поштучно к капитану, как только тот
надирался шотландским виски. Это и есть матросское коварство. У нас на
"Очаровательном" все было наоборот. Командир Эльзу обожал, а мы мечтали
увидеть ее в зоопарке. Нельзя сказать, что идея, которая привела Эльзу в
клетку, принадлежала только мне. Как все великие идеи, она уже витала в
воздухе и родилась почти одновременно в нескольких выдающихся умах. Но я
опередил других потому, что во время химической тревоги, когда на эсмин-
це запалили дымовые шашки для имитации условий, близких к боевым, Эльза
перекусила гофрированный шланг моего противогаза. Злопамятчая стерва
долго не находила случая отомстить за пинок ботинком. И наконец отомсти-
ла. После отбоя тревоги дым выходил у меня из ушей еще мииут пятнадцать.
С этого момента я перестал есть сахар за утренним чаем. Первым последо-
вал моему примеру боцман, который любил Эльзу не меньше меня. Потом сос-
тавился целый подпольный кружок диабетиков. Сахар тщательно перемешивал-
ся с мелом и в таком виде выдавался Эльзе. Через неделю она одним взма-
хом языка слизнула полкило чистого мела без малейшей примеси сахара, на-
деясь, очевидно, на то, что в желудке он станет сладким. Все было расс-
читано точно. Твердый условный рефлекс на мел у Эльзы был нами выработан
за сутки до зачетных торпедных стрельб. Надо сказать, что по боевому
расписанию Эльза занимала место на мостике. Ей нравилось смотреть четкую
работу капитана третьего ранга Поддубного. А наш вегетарианец действи-
тельно был виртуозом торпедных атак. И когда "Очаровательный" противоло-
дочным зигзагом несся в точку залпа, кренясь на поворотах до самой палу-
бы, там, на мостике, было на что посмотреть.
В низах давно было известно, что очередные стрельбы будут не только
зачетными, но и показательными. Сам командующий флотом и командиры хвос-
товых эсминцев шли в море на "Очаровательном", чтобы любоваться и
учиться.
Погодка выдалась предштормовая. И надо было успеть отстреляться до
того, как поднимется волна.
- Командир, - сказал адмирал нашему командиру, взойдя по трапу и по-
жимая ему руку перед строем экипажа. - Я мечтаю увидеть настоящую тор-
педную стрельбу, я соскучился по лихому морскому бою!
И он увидел лихой бой!
Мы мчались в предштормовое море, влипнув в свои боевые посты, как му-
хи в липкую бумагу.
Командир приплясывал на ящике. Ему не терпелось показать класс. В
правой руке командир держал кусок мела. Для перестраховки я вывалял мел
в сахарной пудре.
Эльза сидела за выносным индикатором кругового обзора и чихала от
встречного ветра.
Адмирал и ученики-командиры стояли тесной группой и кутались в регла-
ны.
Точно в расчетное время радары засекли эсминец-цель, и Поддубный по-
бедно проорал: "Торпедная атака!.. Аппараты на правый борт!".
Турбины взвыли надрывно. Секунды начали растягиваться, как эспандеры.
И внутри этих длинных секунд наш маленький командир с акробатической
быстротой заскакал с ящика на палубу и с палубы на ящик. Прыг-скок - и
команда, прыг-скок - и команда. Команды Поддубного падали в микрофон
четкие и увесистые, как золотые червонцы. Синусы и косинусы, тангенсы и
котангенсы, эпсилоны, сигмы, фи и пси арабской вязью покрывали пьедес-
тал. Меловая пыль летела во влажные ноздри нашей старшей сестры Эльзы.
Минуты за три до точки залпа Эльза спокойно прошла через мостик, дожда-
лась, когда командир очередной раз спрыгнул со своего ящика-пьедестала,
чтобы лично глянуть на экран радара, и единым махом слизнула с ящика все
данные стрельбы, всякие аппаратные углы и торпедные треугольники.
Атака завалилась с такой безнадежностью, как будто из облаков на
"Очаровательный" спикировали разом сто "юнкерсов".
Червонцы команд по инерции еще несколько секунд вываливались из Под-
дубного, но все с большими и большими паузами. Его остекленевший взгляд,
тупо застывший на чистой, блестящей поверхности ящика-пьедестала, выра-
жал детское удивление перед тайнами окружающего мира. Хотя турбины над-
рывались по-прежнему, хотя эсминец порол предштормовое море на тридцати
узлах, хотя флаги, вымпелы и антенны палили в небеса оглушительными оче-
редями, на мостике стало тихо, как в ночной аптеке. И в этой аптекарской
тишине Эльза с хрустом откусила кусок мела, торчащий из кулака Поддубно-
го.
- Отставить атаку! - заорал адмирал. - Куда я попал! Зверинец!
И здесь наш маленький вегетарианец или очеловечил медведицу, или за-
метно озверел сам. И правильно, я считаю, сделал, когда всадил сапог в
ухо Эльзе. Медведица пережила такие же, как и хозяин, мгновения чистого
детского удивления перед подлыми неожиданностями окружающего мира. Потом
взвилась на дыбки и закатила Поддубному оплеуху. Лихой бой на борту эс-
кадренного миноносца "Очаровательный" начался. Точно помню, что и в пылу
боя Поддубный сохранял остатки животнолюбия и джентльменства, ибо ниже
пояса он старшую сестру не бил, хотя был на голову ниже медведицы, и,
чтобы попасть ей в морду, ему приходилось подпрыгивать. Эльза же чаще
всего махала лапами над его фуражкой, потому что эсминец кренился и сох-
ранять равновесие в боксерской стойке на двух задних конечностях ей было
трудно. А кренился "Очаровательный" потому, что на руле стоял я, старши-
на рулевых, и, когда командиру становилось туго, я легонько перекладывал
руля. На тридцати узлах эсминец отзывается на несколько градусов руля с
такой быстротой, будто головой кивает. И таким маневрированием я не да-
вал Эльзе загнать командира в угол. Мне, честно говоря, хотелось прод-
лить незабываемое зрелище.
Адмирал и ученики-командиры наблюдали бой, забравшись кто куда, но
все находились значительно выше арены. Сигнальщики висели на фалах в по-
зах шестимесячных человеческих эмбрионов, то есть скорчившись от сумас-
шедшего хохота. Командир БЧ-3 и вахтенный офицер самоотверженно пытались
отвлечь Эльзу на себя и выступали, таким образом, в роли пикадоров. Но
Эльза была упряма и злопамятна, как сто тысяч обыкновенных женщин. Ее
интересовал только предатель командир.
Тем временем эсминец-цель, зная, что по нему должен был показательно
стрелять лучший специалист флота и что на атакующем корабле находится
командующий, решил, что отсутствие следов торпед под килем означает
только безобразное состояние собственной службы наблюдения. Признаваться
в этом командир цели, конечно, не счел возможным. И доложил по рации ад-
миралу, что у него под килем грошло две торпеды, но почему-то до сих пор
эти торпеды не всплыли, и он приступает к планомерному поиску. Учитывая
то, что мы вообще не стреляли, возможно было предположить, что в районе
учений находится подводнал лодка вероятного противника и что началась
третья мировая война. В сорок девятом году войной попахивало крепко, и
адмирал немедленно приказал накинуть на Эльзу чехол от рабочей шлюпки и
намотать на нее бухту пенькового троса прямого спуска. Эту операцию боц-
манская команда производила с садистским удовольствием. Затем адмирал
объявил по флоту готовность номер один и доложил в Генштаб об обнаруже-
нии неизвестной подводной лодки. Совет Министров собрался на...
- Петя, ты ври, но не завирайся. Ведешь себя, как ветеран на встрече
в домоуправлении... Что было с Эльзой?
- Когда Поддубному вкатили строгача, он на нее смотреть спокойно уже
не мог. Списали в подшефную школу. Там она дала прикурить пионерам. Пе-
ревели в зверинец. Говорят, медведь, который ездит на мотоцикле в труппе
Филатова, ее родной внук. Если теперешние разговоры о наследственности
соответствуют природе вещей, то рано или поздно этот мотоциклист заедет
на купол цирка и плюхнется оттуда на флотского офицера, чтобы отомстить
за бабушку. Я лично в цирк не хожу уже двадцать лет, хотя давным-давно
демобилизовался.
ФОМА ФОМИЧ В ИНСТИТУТЕ КРАСОТЫ
* 1
* 2
* 3
1
Фоме Фомичу Фомичеву снился оптимистический сон. Назвать сновидение
можно было бы "Куда я еду?". Снилась ему дочка Катенька в трехлетнем
возрасте. Как она впервые села на трехколесный велосипед. И поехала, но,
как рулить, не знает и не понимает. И вот едет Катенька прямо в стенку
дома и кричит: "Куда я еду?!" Но все крутит и крутит ножками. Вполне
бессмысленно крутит, но крутит и - бац - в стенку.
Фома Фомич во сне рассмеялся, разбудил смехом жену Галину Петровну,
она разбудила его, он хотел рассказать супруге про сон, но она слушать
не стала и выгнала его досыпать на веранду.
Проснувшись утром на веранде от птичьего гомона, Фома Фомич с прият-
ностью вспомнил ночной сон, а затем точно установил, что вчера утром шею
мыл. Поэтому принял решение нынче ее не мыть. И по всем этим причинам
день для Фомы Фомича начался безоблачно.
Только не посчитайте Фому Фомича нечистоплотным человеком. Он, к при-
меру, глубоко уважал общественную баню.
Кто-то из великих наших мыслителей заметил, что обычай русской бани
есть гораздо более замечательное историческое явление, нежели английская
конституция, ибо идея равенства удивительно в ней, в нашей бане, выдер-
жана. Так вот, Фома Фомич умел баню любить и что такое "легкий пар" по-
нимал со всеми тонкостями, являясь, таким образом, демократом мирового
класса.
Но ванну и холодную воду (на даче не было теплой) Фома Фомич недолюб-
ливал. Нелюбовь эта проистекала от одного из геройских поступков Фомы
Фомича, о котором рассказано будет ниже.
Возможно, давнее героическое происшествие обусловило и еще одну
странность Фомы Фомича - во все времена года он носил кальсоны. Но пос-
ледняя странность может быть объяснена и строгостью таможенной службы.
Лет двадцать назад таможня свирепо пресекала ввоз в СССР гаруса и мохера
клубками, то есть такого мохера, который продавали в инпортах на вес. И
вот для того, чтобы обойти таможню по кривой, Фома Фомич научился вя-
зать. И вязал из гаруса и мохера (в свободное от вахт и политзанятий
время) нижнее теплое белье, то есть кальсоны, трусы, плавки и фуфайки.
В порту прибытия он спокойно, с совершенно чистой душой, надевал три
пары собственноручно связанных кальсон и всего другого, затем без всякой
нервотрепки проходил досмотр и покидал территорию порта.
Дома, на твердой суше, Галина Петровна распускала кальсоны на их сос-
тавляющие, сматывала обратно в клубки и реализовывала среди знакомых
дам.
И вот так - совсем незаметно для самого себя - Фома Фомич втянулся
уже и в постоянное ношение кальсон.
Любуясь с веранды видом осеннего цветника, буйствующего после недав-
него доброго дождя, Фома Фомич машинально и уже в который раз отметил
про себя, что лупинусы растут здесь даром, а у метро в городе их продают
по двадцать копеек штука. Эта мысль тоже была приятна. И приятно было
привычное легкое щекотание гарусных, собственноручно связанных кальсон,
когда Фома Фомич их натягивал на крепкие белые ноги.
В ближайшем будущем ноги должны были покрыться стойким загаром - Фома
Фомич загорал на курортных пляжах густо.
И только змей-горыныч на правой ляжке неприятно кольнул хозяина напо-
минанием, что нынче он едет в Институт красоты, где ему придется навеки
расстаться:
1. С когтистым орлом (правый бицепс).
2. Со спасательным кругом, на котором в весьма неприличной позе висе-
ла головой вниз и задом вперед то ли нимфа, то ли русалка (грудная клет-
ка - от соска до соска и от сосков до пупка).
3. Со змеем-горынычем, который уже сорок один год пытался дотянуться
раздвоенным жалом до коленной чашечки правой ноги.
4. И с разной чепуховой мелочью - якорьки там и сердца, пронзенные
кинжалами.
Все это были глупости тяжелого и далекого отроче-ства. К картинкам
Фома Фомич давно привык, не обращал на них внимания, так же как и его
жена, дочь и медперсонал бассейновой поликлиники, где Фома Фомич ежегод-
но проходил медкомиссию.
И вот...
...Господи, до чего одинаковые словечки говорят молодые хорошенькие
дочки состоятельных отцов, когда начинают капризничать!
- Гутен морген, папуля! Какой ты сегодня красивый! Прямо Эдуард
Хиль!.. Папульчик, я тебя люблю безмерно, но... Ты меня прости, но...
Папуль, я буду говорить прямо... Там, в Сочи... возможно... ну, будет
один молодой человек, и, прости, папуль, я не хочу, чтобы он видел твою
эту, ну, на груди, которая в круге... Мы будем на пляже, и... ты меня
понял, папульчик ты мой чудесный...
Фома Фомич вышел в капитаны из семейства железнодорожного рабочего со
станции Бологое Октябрьской, а в прошлом Николаевской железной дороги.
Он был фезеушником в сорок втором, солдатом в сорок третьем, ефрейтором
в сорок четвертом, сержантом на крайнем северном фланге в сорок пятом и
сорок шестом. Затем он преодолел среднюю мореходку, вечерний университет
марксизма-ленинизма, курсы повышения квалификации командного состава
торгового флота, еще один университет и еще одни курсы.
Кто из молодого, длинноволосого поколения думает, что преодолеть все
это - раз плюнуть, пусть сам попробует!
Отпустить дочь в первый ее бархатный сезон на курорт одну или с под-
ругой (Галина Петровна жару не переносила по причине гипертонии) Фома
Фомич и помыслить не мог.
- Поедет, значить, на курорт, а привезет усложнение ситуации во всей
нашей династии, - сказал Фома Фомич в минуту откровенности супруге.
На просьбу дочери о сведении на нет татуировок Фома Фомич ответил не
сразу. Он никогда не торопился с ответами и решениями.
- А где это, ну, значить, русалочку мою ликвидировать? - спросил он
дочь через недельку.
- Что "ну", папуля? - рассеянно переспросила дочь, примеряя перед
зеркалом мини-юбочку, которую Фома Фомич своими руками вынужден был при-
везти ей из вольного города Гамбурга.
- Тебя ясно спрашивают! - рявкнул Фома Фомич, раздраженный зрелищем
мини-юбки на своей Катеньке (на других молодых особах они его раздражали
меньше). - Где теперь с этой пошлой пакостью борются?! - заорал Фома Фо-
мич, употребив и несколько крепких слов.
Катенька - интеллигентка, так сказать, уже во втором поколении, сдаю-
щая на пятерки экзамены за первый курс Текстильного института (за что ей
и был обещан бархатный курорт), - заткнула пальчиками ушки и закрыла
глазки. Папулина стрельба тяжелыми снарядами ее не пугала, но шокирова-
ла.
- Перестань, папка, права качать! - сказала интеллигентка второго по-
коления. - Поедешь в Институт красоты. Это на бульваре Профсоюзов, возле
площади Труда, - и с пленительной улыбкой открыла глазки и вынула из
ушек пальчики.
И от этой пленительной дочерней улыбки по лицу Фомы Фомича скользнула
этакая двусмысленная ухмылка. Дочь напомнила ему супругу в юном виде в
первый послесвадебный год.
Да, было в такой ухмылке Фомы Фомича что-то от сатира.
Тем более что и некоторыми постоянными чертами лица он смахивал на
Сократа. Кроме, конечно, лба.
Известно, что Сократ был из простых людей, имел лицо крестьянское,
нос картошкой, а по свидетельству вечно пьяного Алкивиада, похож был то
на Силена, то на сатира Марсия. Так вот, если обрить с Сократа бороду и
усы да приплюснуть ему лоб до среднечеловеческого уровня, оставив нечто
от Силена и сатира, то очень близко получится к Фоме Фомичу Фомичеву:
был в нем сатир, был!
Вы, конечно, понимаете, что никакой Сократ даже в ранней юности не
стал бы выкалывать себе от сосков до пупка нимфу, а тем более не стал бы
ее, на старость глядя, уничтожать; но на какие только сравнения и парал-
лели современный писатель не отважится, чтобы точнее и зримее донести до
читателя образ и облик любимого своего героя!
2
Одевшись в темный костюм (сразу после завтрака он решил ехать в город
в Институт красоты), Фома Фомич навестил интимный уголок дачного участ-
ка. И там, под росным кустом уже отцветающей калины, минут пять обдумы-
вал все детали предстоящего дела. Например: стоит или не стоит сунуть
докторше пачку жевательной резинки "Нейви татто"? Жвачка, вообще-то, бы-
ла бы в жилу. Она американского производства, и ежели наслюнить ее об-
ложку и прижать к телу, то отпечатается вроде как татуировка - пошлый,
ненастоящий орел или фрегат под всеми парусами. А ежели потом плюнуть на
тело и потереть платком, то вся пошлость легко исчезает.
На завтрак супруга подала отварной картошки со сметаной. И Фома Фомич
покушал завтрак с удовольствием и аппетитом.
Катька, конечно, к завтраку опоздала; вышла, зевая и потягиваясь,
сказала: "Гутен морген, предки!"
По радио передавали что-то о спорте и Гренобле.
Дочка уселась в качалку, взяла яблоко и спросила:
- Папуль, а Гренобль красивый город?
Фома Фомич сказал, что Гренобль город небольшой, даже просто ма-
ленький.
- А у тебя окна в отеле куда были? На Альпы? - спросила дочка.
- А я и не помню, - признался Фома Фомич, подумав при этом, что самый
замечательный гальюн в ихних отелях хуже его будки под калиной.
Поблагодарив супругу за завтрак, Фома Фомич от-правился по росной
траве в гараж.
Автомобиль он приобрел давно, но в силу мокрой профессии ездил мало.
С одной стороны, это было хорошо, потому что "Жигули" выглядели но-
венькими. С другой стороны, это было плохо, потому что Фома Фомич ездил
неуверенно и даже иногда с большими страхами. Но все коллеги вокруг,
имеющие дачки и дочек в Лахте, автомобилями обзавелись и сами на них ез-
дили. И Катюша доталдычила его - благомысленного отца семейства - до та-
ких чертиков