Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Детектив
      Бондарь Александр. Альфонс -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  -
аммы и подал мне: - Знаете? "Родственники уезжают остаюсь на улице жду целую твоя Эльвира". - Эту нет, - сказал я. - Розыгрыш, Викторыч. Не вру. Я эту Эльвиру и пальцем не трогал. Да и в кадры запрос послал. В рейсе она. Об этом и сказать хочу. Чтобы вы, значить, чего-нибудь не подумали... - Фома Фомич! За кого вы меня принимаете? За суку, что ли? - спросил я, искренне обидевшись. - Вы супруги опасайтесь, а не меня. - Вы сегодня на вахту не вставайте, - сказал Фомич, немного успокоив- шись. - Ледок слабее пошел. Пускай Тимофеич покувыркается. Раньше-то, когда без дублеров, старпомы сами кувыркались. Вот он, значить, и поку- выркается. - Спасибо, Фома Фомич, но я уже нормально себя чувствую, а старпому не доверяю. Нельзя ему судно поручать. Опасно. - Да, - вразумительно согласился Фомич и ушел. А я принялся за "Пошехонские рассказы". Правда, рассказов среди них пока как-то так не обнаруживается. Другой это жанр. И вышел Щедрин, мне кажется, целиком и полностью из "Истории села Горюхина", из летописи сей, приобретенной автором за четверть овса и отличающейся глубокомысли- ем и велеречием необыкновенным. Если бы кто заказал мне попробовать написать о Щедрине, то я начал бы с покупки его книг в Мурманске. Потом съездил бы (обязательно трамваем и с двумя пересадками) к нему на кладбище. И подробно, минута за минутой, описал это трамвайное путешествие, стилизуя щедринские интонации и бес- пощадно воруя его собственные высказывания, но, как и всегда в таких случаях делаю, не заключал бы ворованные цитаты в кавычки. И назвал бы "Андроны едут..." Шопенгауэр видел источник юмора в конфликте возвышенного умонастрое- ния с чужеродным ему низменным миром. Кьеркегор связывал юмор с преодо- лением трагического и переходом личности от "этической" к "религиозной" стадии: юмор примиряет с болью, от которой на этической стадии пыталось абстрагироваться отчаяние. В эстетике Гегеля юмор связывается с заключительной стадией художест- венного развития (разложением последней, "романтической" формы ис- кусства). Салтыков-Щедрин - юморист высшего из высших классов, но ни под какое из этих умных и интересных высказываний не подверстывается, ибо до мозга костей русский, а высказывания эти - западные. Когда Фомич мил? Когда простыми словами тихо говорит о тех муках и жертвах, которые он пережил и перенес в блокаду и вообще на фронте и после фронта. О лилово-чернильных деснах от цинги в Ленинграде, выпавших зубах, замерзшем прямо на горшке-ведре его товарище по школе, о своем младшем брате, который воевал ровно один день на Курской дуге, был страшно ранен разрывной пулей сквозь брезентовый ремень в живот, перенес три ужасные операции, потом туберкулез позвоночника, потом восемь меся- цев гипса, потом три года в ремнях, и при этом "настрогал" трех ребяти- шек, и "вот женка-то намучилась". Все это Фомич говорит как полномочный представитель народа, который своим животом заслонил страну от врага и гибели, но никак не кичится. Он показывает на скрученном полотенце толщину и внешний вид шрамов брата, показывает, какие у него самого были ручки и ножки - как у дохлого цып- ленка, и т. д. И вдруг он проговаривается о каких-то странных деталях. Например: израненного братца каждые шесть месяцев таскали на перекомис- сию, но, вообще-то говоря, чего ему было со своим дырявым пузом ее бо- яться? Ан выясняется, что родители отдали доктору из комиссии "полбара- на", чтобы он не забрил братца обратно в армию. Так вот, откуда полбара- на в сорок третьем или сорок четвертом годах? Или проскальзывает, что братца отпаивали после госпиталя молоком, так как у родителей была коро- ва. И конец войны Фомич встретил на побывке дома с коровой. Вот оно как. НЕОБЫКНОВЕННАЯ АРКТИКА * 2 Три часа сорок пять минут ночи, и в нашей рубке раздается абсолютно натуральный, чуть сонный, но уже победительный, вызывающий кукарек пету- ха - полнейшая иллюзия предутренней деревни, и петух-передовик орет, а потом хлопает крыльями и сваливается с насеста. Это матрос первого класса Андрей Рублев приветствует близкий конец вахты - до сдачи пятнадцать минут. Одновременно крик петуха обозначает просьбу к вахтенному штурману стать на руль, а его, Андрея Рублева, от- пустить на парочку минут в низы будить смену. Хлопанье крыльев он имитирует не примитивным хлопаньем себя по бокам, например, а падение петуха с насеста не банальным притоптыванием сапога - нет! До такого примитивизма наш Рублев никогда не опускается. Все изображается только при помощи языка, губ, глотки и черт знает еще чего, но сам "петух" неподвижно застыл у рулевого устройства и глядит вперед, ни на секунду не ослабляя внимания и даже не смахивая пот со лба. - Вот зверь! - говорит Дмитрий Александрович не без восхищения, ста- новится сзади и левее "петуха" и с полминутки присматривается к пейзажу впереди по курсу с точки зрения рулевого, потом перенимает руль в свои руки. "Петух" радостно блеет веселенькой козочкой и сматывается с мостика. Конечно, таланты Рублева врожденные, но проявились они после того, как он некоторое время работал в зоопарке. Отпуск оказался чересчур длинным, деньги он промотал и вместе с дружком нанялся в зоопарк подра- ботать. Дружок - звериным поваром, а он - его помогалой. Оголодали ребя- та, вероятно, к этому моменту здорово. Потому что уже в первое утро зве- риный кок задумался: зачем это крокодилу надо кашу на молоке варить, кроме всякого мяса и рыбьего жира? Кто ему на воле кашу варит? Никто не варит! Ну, кто будет в Африке крокодилу этому кашу варить? Взяли сами и выпили молоко. В обед выясняется, что белым медведям положены кроме мяса и рыбы еще и яблоки с морковью. Полное хамство! Яблоки - белому медведю! Может, ему и ба-наны подавать? Сожрали по яблочку сами. К ужину отхватили от львиного рациона кусочек посочнее и соорудили нормальный шашлык. Короче говоря, во-первых, надо самому слышать, как Рублев возмущается всем этим звериным баловством; а во-вторых, через неделю дружочков отту- да, ясное дело, с позором выгнали. Но за эту неделю он и обнаружил в се- бе талант звериного имитатора. Так что наш Рублев вышел из зоосадной ис- тории чем-то даже обогащенный. А дружок его так потом хвастался перед соплавателями отпускным прошлым, что повел целую компанию в Калининграде в зоопарк, был под сильным газом и, перечисляя продукты из рациона белых медведей, положенные полярным существам в условиях жаркого или умеренно- го климата, свалился в бассейн к медведям. Медведи на него серьезного внимания не обратили, а в отделе кадров - обратили и прихлопнули визу намертво. Происшедшее Рублев объясняет так: - Когда мы львиные шашлыки жрали и нас зоотехник накрыл, мы как раз о происхождении человека спорили. Я утверждал, что мы от ленивых обезьян происходим, типа, например, бабуинов. Корешок уперся, как баран, и твер- дит, что, мол, от шимпанзе или макак. Вот и допрыгался... А старпом сегодня рассказал, как был на приемке судна в ФРГ, купил дешевое мужское белье. В гостинице обнаружил, что ему дали дорогой женс- кий комплект. Дойдя до этого места рассказа, он захихикал. - Чего хихикаете? - поинтересовался Саныч, сдавая ему вахту. - Приме- рили, что ли? Перед зеркалом? Здесь я тоже хихикнул, ибо представил фигуру нашего морского мерина, нашего плоскозадого Арнольда Тимофеевича в нежном и пенном женском доро- гом белье перед зеркалом в гостинице. - Зачем примерять? - изумился вопросу Саныча старпом. - Зачем мне та- кой пошлостью заниматься? Я тогда только подумал, как тот господин, ко- торому мой пакет выдали, жену обрадует. Разворачивает она пакет и... мои кальсоны! - Так ты не вернул белье? - спросил Саныч. Он очень редко говорит Ар- нольду Тимофеевичу "ты". - Дурака нашел! Господин пойдет в магазин, и ему все обратно восста- новят. Пускай капиталист страдает, - объяснил Арнольд Тимофеевич. Дмитрий Александрович умеет владеть собой. И процедил одно: - Капиталист у девчонки-продавщицы высчитает, которая напутала. Вам с обстановкой все ясно? Я вахту сдал, Виктор Викторович, разрешите вниз? - Да, пожалуйста. О, как громко и тоскливо кричат чайки, когда выслушаешь такую испо- ведь Арнольда Тимофеевича, и при этом еще застрянешь во льду, и на нес- колько минут затихнет двигатель, и ты выйдешь на крыло - в озноб, сты- лость и сырость. И сразу услышишь, как тоскливо они кричат... Чтобы не обижались моряки, уравновешу Спиро авторитетным литературным деятелем, с которым ездил в Польшу. Начнем с того, что я боялся повесить брюки рядом с его в двухместном купе. Почему я боялся? Я боялся, что мои брюки набьют его брюкам морду! Я-то могу держать себя в руках, думал я; на то я и человек, я даже с этим подонком разговариваю о поэзии, но у моих брюк такой выдержки нет! И они обязательно набьют морду его брюкам, и получится форменный скан- дал! Он вез из Москвы чемодан еды. Когда на второй день пять яиц протухли, то он долго ругал жену за то, что она плохо их сварила, а потом еще часа два мучился вопросом: выкинуть их в мусорную урну или немного подождать? После просмотра прелестного и игривого француз-ского фильма, когда мы вернулись в гостиницу, он все жаловался мне, что в левой ляжке у него "затвердение". После того как мы побывали в известном всему миру католическом собо- ре, он заметил, что собор отремонтирован хорошо, но ему не понравилось, что там много посетителей - и туристов, и прихожан. Я спросил, что луч- ше: ходить в пивную или в католический музей-храм? Он сказал, что полез- нее для нашего дела, чтобы ходили в пивную. Я не шутки сейчас шучу. Я правду говорю. В Кракове он питался московской колбасой. На какой-то станции в каком-то старинном городке поезд застрял неп- редвиденно, и поляки предложили нам поездку по интересным местам. И он побоялся оставить чемодан в купе - в закрытом купе, при наличии провод- ников и прочего. И решил оттащить на время поездки чемодан в камеру хра- нения. Замечательная получилась сцена. Кладовщик спрашивает у пана, во сколько тысяч тот оценивает вещи. Мой литературный брат: "Пять тысяч злотых!" Кладовщик, выписывая квитанцию: "Прошу, панове, тридцать зло- тых!" Это за хранение, как вы понимаете. Мой литературный брат схватил чемодан и поволок обратно в купе. Но прежде чем он его схватил и пово- лок, сцена была чисто клиническая: выпученные глаза, спазм, сердечный приступ и т. д. В конце поездки я обнаружил, что от ненависти к этому человеку и от необходимости при этом долгого на него глядения на хрусталиках моих глаз образовались мозоли - такие, как на его ногах... Остров Русский при низком солнце. Остров напоминал католическую монашенку - черное, белое, розовое и опять черное при отчаянном желании взбрыкнуть ногой. Почему вообще возможно писательство и актерство? А потому, что в каж- дом из нас есть все бывшие, сущие и будущие люди, со всеми чертами их характеров, только в разной степени их развития. РДО: "СЛЕДУЙТЕ СОВМЕСТНО ТОЧКУ ВСТРЕ-ЧИ Л/К 7500 13035 ГДЕ НЕ ВХОДЯ В СПЛОЧЕННЫЙ ЛЕД ЖДИТЕ УКАЗАНИЙ КМ АБРОСИМОВА ЗПТ ВОЗМОЖНО ПРИДЕТСЯ НЕС- КОЛЬКО ДНЕЛ ПОДОЖДАТЬ ПОЭТОМУ НЕ ОЧЕНЬ ТОРОПИТЕСЬ ЗПТ ДО ПРИХОДА УКАЗАН- НУЮ ТОЧКУ ВОЗМОЖНЫ ВСТРЕЧИ ОТДЕЛЬНЫХ ПОЛЕЙ ТЯЖЕЛОГО ЛЬДА БУДЬТЕ ОСТОРОЖ- НЫ". Кроме этой служебной пришла частная радиограмма в адрес Фомы Фомича. Радист принес ее, чтобы посоветоваться: отдавать или не отдавать капита- ну. "Дорогой любимый жду не дождусь встречи твоя Эльвира". Радист встревожен, ибо: 1) некогда у них плавала буфетчица Эльвира; 2) на борту ныне супруга Фомы Фомича. Фома Фомич вырос в моих глазах на целую голову, но что бы то ни было советовать я отказался, ибо не очень-то понял, почему именно меня радист выбрал в советчики. Адресат же чувствует себя безмятежно. Нынче ему очередной раз приснился сон про дочку, как она на трехко- лесном велосипеде едет в стену и кричит: "Куда я еду?!" И все крутит и крутит ножками и - бац! - в стену. И вот Фомичу во льдах хочется вдруг заорать: "Куда я еду?!" И он честно рассказывает про все это в кают-компании за ужином в тот момент, когда у всех разом и вдруг улучшилось настроение - солнце вышло после суток тумана и все и вокруг судна, и в кают-компании сверкает от солнеч- ного блеска. И вот Фомич рассказывает сон и хохочет при этом до слез в глазах - и очень симпатичен в этот редкий момент (РДО от Эльвиры радист ему не отдал, подозревая какой-то неуместный розыгрыш). Мы на меридиане реки Оленек (левее дельты Лены) и на параллели бухты Марии Прончищевой (где есть радиомаяк ныне). Солнце с северной стороны горизонта, низко, градусов пятнадцать; небо в зените безмятежное и голубое, ниже сплошное кольцо серости и мрачнос- ти, море - чистейший холодный ультрамарин, и в густой синеве клинья сверкающего хирургически-белого накрахмаленного льда. И мы идем полным ходом, огибая ледяные клинья, а далеко впереди пилит двенадцатиузловым ходом "Капитан Воронин" и говорит с нами с архан- гельским окающим спокоем. Где-то тут умер - в рейсе, на мостике - сам Владимир Иванович Воронин. И я вспоминаю его сына Пеку Воронина - однокашника по Военно-морскому подготовительному училищу, и других друзей-доброхотов, и вообще раннюю юность, и даже детство. Полярное солнце все-таки греет воротник казенной меховой капитанской куртки, подбородок то и дело ощущает тепло нагретого меха, и потому, ве- роятно, вспоминается детство. С довоенных времен у меня никогда больше не было пальто с меховым воротником, потому и ласковое тепло у подбород- ка так далеко возвращает в прошлое. Я завидую способности Фомича до пятидесяти пяти лет сохранять све- жесть страха. Он, например, радировал Шайхутдинову уже две РДО, где ка- нючит на неправильность ранней посылки в Арктику слабых судов нашего ти- па. Мы уже стрела в полете, никто наше движение остановить не может, и смысла в стенаниях Фомича никакого нет. Правда, если быть честным, мне тоже иногда кажется, что наша "опера- ция может оказаться опаснее болезни", как говорят хирурги. Очень уж трудно идем. Арктика ныне тяжелая - беременна льдами, как ля-гушка ик- рой. В 02.00 расстаемся с "Ворониным" и "Пономаре-вым" - они продолжают идти на юг, к Хатанге, а мы ложимся на восток вослед за "Комилесом". Льды идут за нами с левого борта, то исчезая, то вновь показываясь, как голодные волки за стадом карибу. И точат зубы, мерзавцы. В двадцати часах ждут нас уже дальневосточные ледоколы "Адмирал Макаров" и "Ермак". ...Когда ледяное поле тихо-мирно дрейфует в глубоком летаргическом сне и год, и два, а потом вдруг с полного хода наезжает на него груби- ян-ледокол, то льдины встают на попа с таким ошарашенным видом, что вспоминается картина великого Репина "Не ждали"... Сегодня ненароком сказал при Дмитрии Александровиче, что меня заинте- ресовала знаменитая их Сонька и что она как бы плывет с нами, потому что ее каждый и часто вспоминает (есть, например, подозрение, что РДО "Эльвиры" - ее работа). Мы редко стоим с Санычем на мостике рядом. Если во льду, то мы на разных крыльях, если вне льда, то у вахтенного штурмана хватает дел. А тут ему нечего было делать, и мы стояли рядом, и глядели на чаек, и следили за кромкой льда с левого борта, и, вероятно, он, как и я, думал о том, придется ли нашей вахте прихватить льдов или проскочим вахту чис- то. Полярные чайки знают, что черные огромные существа - корабли - полез- ные звери, потому что переворачивают льдины, а пока с перевернутой льди- ны стекает вода, из нее легко выхватывать рыбешку. И потому чайки летят и ждут не дождутся, когда мы пихнем очередную льдину. Перед посадкой на воду у полярных чаек ноги бол-таются совершенно разгильдяйски - как пустые кальсоны. Еще необходимо отметить, что поляр- ные чайки на воде отлично умеют давать задний ход. В этом они ближе к млекопитающим, нежели их южные собратья. И вот мы стояли рядом на левом крыле и смотрели на чаек, и я сказал про Соньку, назвав ее "Соня" - мне нравится это имя. Саныч помолчал до- вольно долго. Потом сказал: - Она плавала у меня на пассажире в семьдесят втором - совсем девчуш- кой была. Влюбился в нее. Тя-желый случай. Я старпом, я женат, жену люб- лю, и в нее тоже влюбился. Он сказал это просто - очевидно, уже перегорело у него. Или такое то- же случается: сильно битые люди замыкаются в мрак или так крепнут душой, что позволяют себе открываться бесстрашно и просто. - Ну что надо делать? Списывать надо - вот и все. Дураку ясно. А си- туация такая, что списывать - сильно ей повредить. Мы в каботаже работа- ли. И у нас девчонки как бы предвизирный период проходили - чистилище своего рода. Спишешь без причины - пришьют в кадрах ярлык нехороший... Рублев! Оставьте эту льдинку с правого борта! - Я и так ее с правого хотел оставлять! Рублев не был бы Рублевым, если бы не отбуркнулся. Он и сам все зна- ет! На Саныча его отбуркивания совершенно не действуют, а меня все-таки иногда раздражают. - И прицепиться не к чему, - продолжал Саныч о Соне. - Работала она хорошо, старалась. Кукольный театр организовала в самодеятельности. Бу- ратино играла. Думаю, хоть бы шторм к концу рейса ударил и чтобы она укачалась - причина будет. Нет, погоды нормальные... Рублев! Проходите все-таки подальше! Она маленькая, но мы же "полным" жарим! Рублев: - Я от вас, Дмитрий Аляксандрыч, аблаката най-му! - это он говорит голосом тети Ани. - Ты лучше немного зеброй поори, - советует Са-ныч. - Чтобы пар вы- пустить. - Не буду! - мрачно отказывается Рублев. - На-строения нет. Для зеб- ры. А "Комик" оборотов шесть прибавил. Чуть отставать начнем. - Будем добавлять? - для порядка спрашивает у меня Саныч. И он и я знаем, что Ушастик послушно скажет, что добавит, но черта с два свыше ста пятиде-сяти восьми оборотов добавит хоть половинку. - У кромки догоним, - говорю я. - А саксофоном когда она начала увле- каться - еще при вас, на пассажире? - спрашиваю про Соню. Мне интересно продолжить разговор о ней. - Какой саксофон? - А я на судно приехал, она с саксофоном у трапа сидела. - Может, спутали? У нее корнет-а-пистон. Дед у Котовского воевал. А Котовский музыку любил. И больше всего корнет-а-пистон. - Что это за штука? И впервые за разговор Саныч оживляется. До этого он говорил как-то равнодушно и пережито, как о постороннем и отброшенном. И по тому, как он говорит о корнет-а-пистоне, становится ясно: он про Соню знает все, что один человек может знать о другом, если он его любил или любит. - Небольшой металлический духовой инструмент. Короче трубы. Три вен- тиля-пистона. Партия к нему пишется в ключе соль. В строе "В" он звучит на большую секунду, в строе "А" - на малую терцию ниже писаных нот. Мо- жет все, что и кларнет. Тембр корнета мягче и слабее трубы. Он может применяться и в симфоническом оркестре. Там их обычно вводят два... По- жалуй, я все-таки позвоню в машину? Туманчиком попахивает, а " Комик" сильно наддал. - Попробуйте. - Сейчас сделаем деду реанимацию, - говорит он и уходит с крыла в рубку. А я смотрю на чаек, и почему-то опять крутится в голове Касабланка. Что за черт?! ...Так. Шли с Дакара домой... Цикады довели до ручки - налетела ог- ромная стая цикад, облепили пароход... Вдруг РДО: зайти в Касабланку и отдать изли-шек топлива "Пушкину". За ужином принесли эту ра-диограмму, когда мы обсуждали, поедая блинчики с мясом, варианты встречи Нового го- да - семидесятого года; решили как раз отойти в сторонку от

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору