том,  что  вылечить
от ?призрачной конечности? невозможно.
   Так же, как и  исцелить  разбитое  сердце.  Палата  424.  Домохозяйка.  С
шестнадцати лет постоянно жаловалась на боли в животе. В течение последующих
лет ей были сделаны четырнадцать операций на брюшной  полости.  После  этого
она перенесла незначительную черепную травму и стала жаловаться  на  сильные
головные  боли.  Пришлось  операционным  путем  понижать  ей  внутричерепное
давление. Теперь же пациентка утверждала, что  ее  мучают  боли  в  спине  и
конечностях. Сначала она ничего не хотела рассказывать о  себе  и  постоянно
лежала на правом боку. Когда же молодой врач  хотел  было  повернуть  ее  на
спину, она закричала от боли. Подойдя к женщине вплотную, Амфортас  легонько
прикоснулся к ее крестцу. Пациентка взвизгнула и затряслась.
   Выйдя из палаты, врачи пришли к выводу, что больную  необходимо  показать
психиатру, ибо здесь, возможно,  появилось  так  называемое  ?пристрастие  к
хирургии?. И к боли.
   Палата 425. Еще одна домохозяйка, тридцать  лет.  Жалобы  на  постоянные,
изнуряющие головные боли, отсутствие аппетита и рвоту.  Самое  страшное  при
таких симптомах - поражение мозга, но боль ощущается только с одной  стороны
головы. Иногда появляется временная  слепота,  или  мерцательная  скотома  -
когда в поле зрения попадают светящиеся пятна. Световая зона  ограничивается
зигзагообразными линиями. Обычно такие явления предвещают  приступ  мигрени.
Кроме  того,  пациентка  воспитывалась  в  весьма   необычной   семье,   где
человеческие достоинства пестовались с такой неукоснительностью,  что  любое
проявление агрессии наказывалось самым суровым образом. Как правило,  именно
в подобных семьях  все  ее  члены  бывают  подвержены  мигрени.  Подавленная
враждебность  постепенно  перерастала  в  подсознательную  ярость,   и   это
сказывалось рано или поздно на больном - у него начинались расстройства. Эту
женщину тоже следовало показать психиатру. И последняя палата 427.  Мужчина,
тридцати восьми  лет  с  возможным  поражением  височной  доли.  Он  работал
дворником при больнице, и только за день до обхода его обнаружили в подвале,
где он вывинтил около десятка электрических лампочек и, засунув их в ведро с
водой, пытался утопить. Впоследствии он не мог вспомнить происходящего.  Все
это смахивало на автоматизм, на так  называемое  ?автоматическое  действие?,
характерное при психомоторных приступах. Такие припадки  серьезно  разрушают
человеческий  организм  и  зависят  от  подсознательных   эмоций,   хотя   в
большинстве своем совершенно безобидны с виду и просто доставляют  некоторое
неудобство окружающим. Необычные в  таких  случаях  действия,  как  правило,
скоротечны. Хотя истории известны  и  более  длительные  случаи.  Непонятные
действия происходили часами и не поддавались никаким объяснениям.  Например,
один мужчина совершил перелет на легком самолете из Виргинии в Чикаго,  хотя
доподлинно известно, что никто его этому не обучал. После приземления он  не
мог ничего вспомнить об этом полете. Случается, что подобные больные  бывают
опасны для окружающих. Так, один пациент со шрамом на височной доле мозга во
время эпилептического припадка убил собственную жену.
   Случай с дворником был почти  тривиальным.  Приступы,  правда,  одолевали
его, как выяснилось,  и  раньше.  В  частности,  он  жаловался  на  то,  что
временами чувствовал неприятные запахи или противный привкус во рту Менялись
и вкусовые качества продуктов: плитка шоке лада отдавала металлом, а  иногда
ни с того ни с сего ему внезапно чудился ?запах тухлой рыбы?. Сплошь и рядом
возникало ощущение, будто что-то, происходящее с ним, случалось и ранее, или
же, наоборот, в знакомом месте он вдруг вел  себя,  словно  слепой  котенок.
Перед приступами он начинал, как уже заметили врачи, характерно причмокивать
губами. Частое употребление алкоголя провоцировало припадки.
   У дворника наблюдались и зрительные галлюцинации, в частности, микропсия,
при которой больной видит предметы меньшими, чем они есть на самом  деле;  и
левитация - ощущение полета. Случался с ним и  не  совсем  обычный  приступ,
известный под названием ?двойник?. Дворник видел себя в трехмерной  проекции
со стороны, причем фигура повторяла все его слова и действия.
   ЭЭГ выявила самую неблагоприятную картину. В  подобных  случаях,  если  в
мозгу развивалась опухоль, то происходило это довольно  медленно  -  болезнь
подкрадывалась незаметно, но в конце концов, словно  готовясь  к  последнему
прыжку, она буквально в течение нескольких недель сжимала и разрушала мозг.
   И тогда исход только один - смерть.
   - Уилли, дайте мне руку, - осторожно попросил Амфортас.
   - Которую? - спросил дворник.
   - Любую. Дайте левую.
   Дворник повиновался.
   Молодой врач с обидой поглядел на Амфортаса.
   - Я это уже делал, - слегка раздраженно сообщил он.
   - Я просто хочу еще разок повторить, - успокоил его Амфортас.
   Он положил указательный и средний палец левой руки на ладонь дворника,  а
большой палец правой руки - на его  запястье,  потом  надавил  ими  на  руку
больного и начал описывать на его ладони круги.  Кисть  дворника  подхватила
эти движения и послушно повторяла их.
   Амфортас прекратил колдовать над рукой пациента и отпустил ее.
   - Спасибо, Уилли.
   - Не за что, сэр.
   - Вы только не волнуйтесь.
   - Хорошо, сэр.
   В половине десятого Амфортас и  его  молодой  коллега  уже  стояли  около
кофейного автомата  у  входа  в  психиатрическое  отделение.  Они  обсуждали
диагнозы, уточняли детали  некоторых  заболеваний  и  не  забывали  о  вновь
поступивших пациентах. Когда очередь  дошла  до  Дворника,  врачи  пришли  к
единодушному заключению.
   - Я уже заказал компьютерную томографию, - сообщил молодой коллега.
   Амфортас согласно кивнул.  Только  с  помощью  томографии  можно  было  с
уверенностью констатировать, что имеется поражение мозга, и оно переходит  в
свою заключительную стадию.
   - Надо бы  на  всякий  случай  забронировать  операционную,  -  предложил
Амфортас. Даже на этом этапе хирургическое вмешательство  еще  могло  спасти
Уилли жизнь.
   Когда молодой врач начал рассказывать о девушке, у которой он  подозревал
менингит, Амфортас внезапно напрягся, черты его лица  словно  заострились  и
огрубели. Помощник заметил эту резкую перемену,  но  не  придал  ей  особого
значения, ибо знал, что невропатологи вообще  отличаются  интравертностью  и
весьма необщительны. Короче, люди со странностями.  Поэтому  молодой  доктор
тут же отнес такое поведение своего шефа именно на сей  счет.  При  этом  он
подумал, что Амфортас, вероятно, расстроен. Ведь девушка еще слишком молода,
и досадно, что ее ожидает либо полная инвалидность, либо мучительная смерть.
   - А как продвигаются ваши исследования, Винсент?
   Молодой врач уже допил свой кофе и, смяв пластиковый  стаканчик,  швырнул
его в урну. Выходя за пределы  отделения,  где  пациенты  уже  не  могли  их
слышать, врачи, как правило, отбрасывали все формальности.
   Амфортас пожал плечами. Мимо прошла медсестра.  Она  катила  перед  собой
тележку с  лекарствами.  Амфортас  некоторое  время  наблюдал  за  ней.  Его
безразличие начинало раздражать помощника.
   - Сколько вы уже этим занимаетесь? - не унимался тот, пытаясь  преодолеть
возвышающийся между ними барьер отчуждения.
   - Три года, - ответил Амфортас.
   - И есть какие-нибудь результаты?
   - Никаких.
   Амфортас попросил своего помощника внести последние замечания в некоторые
истории болезней, и тот оставил, наконец,  очередную  попытку  сблизиться  с
шефом.
   В десять часов Амфортас вместе с другими врачами совершил основной обход,
а конференцию для медперсонала решили перенести на двенадцать.
   Заведующий отделением невропатологии читал лекцию о рассеянном  склерозе.
Молодые  врачи  и  студенты  медицинского  колледжа  столпились   у   дверей
лекционного зала и почти ничего не слышали. Так же, как и Амфортас, сидевший
прямо перед носом лектора. Он просто не слушал его.
   После лекции состоялась дискуссия, переросшая  вскоре  в  жаркие  дебаты.
Темой, однако, как ни странно, стали внутренние конфликты  между  различными
отделениями больницы. И когда Амфортас  произнес:  ?Извините.  мне  надо  на
минутку выйти?, и вышел, никто не заметил, что он так и не  вернулся  назад.
Дискуссия закончилась, когда заведующий отделением вдруг разъяренно крикнул:
   - И, черт возьми,  мне  уже  опостылели  здесь  в  больнице  ваши  пьяные
физиономии. Или  срочно  приходите  в  себя,  или  на  пушечный  выстрел  не
приближайтесь к палатам, дьявол вас побери!
   Последнее замечание слышали уже все, включая стажеров и студентов.
   Амфортас вернулся в палату 411. Девушка, больная  менингитом,  сидела  на
кровати и не сводила глаз с голубого экрана  телевизора,  вмонтированного  в
противоположную стену. Она то и дело щелкала пультом,  переключая  программу
за программой. Когда вошел Амфортас, она скосила глаза в его сторону. Голову
она уже не поворачивала. Болезнь стремительно прогрессировала, и любое, даже
незначительное движение причиняло девушке нестерпимую боль.
   - Здравствуйте, доктор.
   Она нажала очередную кнопку на пульте, и экран, вспыхнув, погас.
   - Нет-нет, не выключай, - быстро сказал Амфортас.
   Теперь она уставилась на пустой экран.
   - Все равно сейчас нет ничего  интересного.  Он  стоял  возле  кровати  и
рассматривал ее. Личико Девушки  покрывали  веснушки,  а  на  голове  торчал
смешной хвостик.
   - - Тебе хорошо здесь? - спросил Амфортас.
   Она пожала плечами.
   ( Что-нибудь не так? -  поинтересовался  он.  Надоело.  -  Девушка  снова
скосила глаза в его сторону. И улыбнулась. Врач тут же заметил темные  мешки
у нее под глазами.  -  Днем  по  телевизору  никогда  не  бывает  интересных
передач.
   - Ты хорошо спишь?
   - Нет.
   Амфортас взял личную карту и, заглянув в нее, увидел, что снотворное  уже
назначено.
   - Мне дают какие-то таблетки, но они совсем не действуют, -  пожаловалась
девушка.
   Амфортас положил карту на место. Когда он снова взглянул на пациентку, та
неестественно изогнулась, едва сдерживая крик.
   - Можно, я буду смотреть телевизор ночью? Я выключу звук.
   - Я принесу тебе наушники, - пообещал Амфортас. - И  никто,  кроме  тебя,
ничего не услышит.
   - Программы идут только до двух ночи, - с тоской в голосе поведала она.
   Амфортас начал расспрашивать девушку, чем она раньше занималась.
   - Я играла в теннис.
   - Профессионалка?
   - Да.
   - А уроки давала?
   Нет, уроков она не давала, а выступала на международных  соревнованиях  и
колесила по всей стране.
   - А место какое-нибудь занимаешь?
   - Да, ракетка номер девять.
   - В стране?
   - В мире.
   - Прости за мое невежество, - извинился он. И вдруг  почувствовал  озноб.
Он ничего не мог пообещать ей.
   А она все так же неподвижно сидела на кровати.
   - Да, теперь это останется  только  в  моей  памяти,  -  тихо  произнесла
девушка.
   Амфортас почувствовал комок в горле. Ей все известно. Он пододвинул  стул
поближе к кровати и принялся расспрашивать девушку о теннисе. Казалось,  что
она немного приободрилась. Тогда врач присел на стул.
   - Ну, в основном мне запомнились поездки во Францию и в Италию Правда, во
Франции и соперниц-то подходящих не было. Там я победила всех.
   - А в Италии? - заинтересовался доктор. - С кем ты встречалась в финале?
   Еще добрых полчаса болтали они о теннисе и о соревнованиях.
   Взглянув на часы, Амфортас понял, что ему пора уходить. Девушка сразу  же
словно втянула голову в плечи и безразличным взглядом уставилась в окно.
   - Да-да, конечно,  идите,  -  пробормотала  она.  И  снова  ушла  в  свою
скорлупу.
   - У тебя есть здесь родственники? - осведомился врач.
   - Нет.
   - А где же они?
   Она с трудом перевела взгляд с окна на экран телевизора.
   - Они все умерли, - бросила  она,  словно  невзначай.  На  экране  бегали
какие-то спортсмены, и эти  чудовищные  слова  потонули  в  яростных  криках
болельщиков. Когда Амфортас выходил из палаты, девушка  внимательно  следила
за происходящим на экране.
   Очутившись в коридоре, Амфортас услышал, что она плачет.
   Амфортас решил сегодня не обедать, а  вместо  этого  поработать  в  своем
кабинете. Надо закончить описание нескольких  историй  болезни.  Два  случая
эпилепсии, где приступы провоцировались весьма необычно. В первом -  женщина
не выносила звуков музыки. Как только она их слышала, у нее тут же начинался
припадок. Во втором - девочка одиннадцати лет также  подвергалась  припадку,
стоило ей только взглянуть на собственную руку.
   И еще несколько случаев афазии .
   Одна пациентка повторяла буквально все, что ей говорили.
   Пациент, который писал, а потом не мог прочесть то, что написал.
   Еще один пациент не мог узнать человека по лицу. Для того, чтобы  больной
признал этого человека, ему были необходимы дополнительные данные, например,
голос или иная особая примета вроде родинки и необычного цвета волос.
   Все формы афазии  были  связаны  с  поражением  мозга.  Отхлебывая  кофе,
Амфортас пытался сосредоточиться. Но это ему  никак  не  удавалось.  Отложив
ручку, он внимательно посмотрел на фотографию в  рамке,  стоящую  на  столе.
Золотоволосая юная девушка.
   В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет буквально  впрыгнул  Фриман
Темпл,  заведующий  отделением   психиатрии.   Элегантной   пританцовывающей
походкой он сразу же направился  к  столу  Амфортаса.  При  этом  он  слегка
изгибался, так что складывалось впечатление, будто  он  ходит  на  цыпочках.
Подойдя к свободному стулу, Темпл тут же плюхнулся на него и с ходу понес:
   - Слушай, я тебе тут такую кралю  присмотрел!  -  Он  поерзал  на  стуле,
устраиваясь поудобнее. Вытянул ноги, затем,  скрестив  их,  достал  короткую
тонкую сигару и прикурил от спички, а саму спичку швырнул на пол, помахав ею
в воздухе, чтобы загасить пламя. -  Клянусь  Богом,  тебе  она  придется  по
вкусу. Ноги у нее растут прямо от груди. А грудь какая! Господи, одна сиська
как арбуз, а другая еще больше! И кроме того, она просто сохнет по  Моцарту.
Вине, ты обязан ее куда-нибудь затащить!
   Амфортас равнодушно внимал этой тираде. Темплу было уже за пятьдесят,  но
этот коротышка сумел  сохранить  мальчишеский  задор,  и  глаза  его  всегда
светились весельем. Однако, присмотревшись к нему повнимательней, можно было
заметить, что веселость эта весьма обманчива. И глаза его напоминали  скорей
волнующееся пшеничное поле. Иногда они внезапно останавливались, впившись  в
собеседника, оценивали и изучали его. Амфортас не любил Темпла и не  доверял
ему. Темпл постоянно надоедал  Амфортасу  рассказами  о  своих  бесчисленных
любовных похождениях. Или начинал плести какие-то пространные байки,  будто,
учась в колледже, слыл бесподобным боксером.  При  этом  он  заставлял  всех
называть его ?Герцогом?.
   - Именно так все меня  называли  в  Стенфорде,  -  хвастался  он.  -  Все
обращались ко мне не иначе, как ?Герцог?.
   Каждой миловидной медсестре Темпл считал  своим  долгом  сообщить,  будто
избегает боев, ибо ?законом установлено, что мои руки считаются  смертельным
оружием?, - говаривал  он.  Когда  Темпл  напивался,  то  становился  просто
невыносимым. Мальчишеское очарование сменялось неприкрытой агрессивностью  и
злобой. Сейчас он тоже был навеселе. Видимо, после изрядной порции  алкоголя
или амфетамина, а может  быть,  как  подозревал  Амфортас,  того  и  другого
одновременно.
   - Я сам встречаюсь с ее подружкой, - продолжал свои откровения  Темпл.  -
Правда, она замужем, ну и что? К черту мужа. Мне-то какая  разница?  Но  та,
которую я тебе наметил, конечно, свободна. Дать тебе ее телефончик?
   Амфортас  взял  ручку  и  начал  просматривать  бумаги,  делая  на  полях
кое-какие заметки.
   - Нет, спасибо. Я уже много лет не назначаю никому свиданий,  -  спокойно
отказался он.
   Внезапно психиатр словно протрезвел и,  прищурившись,  холодным  взглядом
окинул Амфортаса.
   - Я это знаю, - ледяным тоном заметил он. Амфортас продолжал работать.
   - Что у тебя за проблемы? Ты что, импотент? - не унимался Темпл. -  Хотя,
конечно, в твоем положении такое вполне возможно, но я  могу  вылечить  тебя
гипнозом. Это у меня здорово получается. Я самый лучший гипнотизер.
   Амфортас игнорировал болтовню Темпла, делая заметки  и  что-то  записывая
для себя на отдельном листочке, словно психиатра  и  вовсе  не  было  в  его
кабинете.
   - Ну хорошо, тогда объясни мне, что это такое? ? Амфортас оторвал  взгляд
от бумаг и наблюдал, как Темпл роется в  карманах.  Затем  психиатр  вытащил
оттуда смятый листок и швырнул его Амфортасу на стол. Тот не спеша взял  его
и развернул.  Потом  прочел  надпись,  сделанную  очень  похожим  на  его  -
Амфортаса - почерком. Он ничего не понимал. Надпись гласила:
   "Жизнь в меньшей степени способна?.
   - Это еще что за чертовщина?  -  переспросил  Темпл.  Теперь  он  уже  не
скрывал своей злости.
   - Не знаю, - просто ответил Амфортас.
   - Ах, ты не знаешь!
   - Я этого не писал.
   Темпл взвился со стула и рванулся к столу:
   - Боже мой, ты ведь собственноручно  всучил  мне  вчера  эту  писанину  у
дежурного столика. Мне тогда было некогда, и я сунул листок  в  карман.  Что
это значит?
   Амфортас отложил записку в сторону и снова принялся за работу.
   - Я этого не писал, - повторил он.
   - Ты что, окончательно спятил? - Темпл сгреб записку и сунул ее  прямо  в
лицо Амфортасу. - Это  же  твой  почерк!  Вот  тут  видишь  свои  знаменитые
закорючки? Они, между прочим, говорят о том, что с твоими мозгами не  все  в
порядке.
   Амфортас зачеркнул в бумагах какое-то слово и вместо него вписал другое.
   Лицо психиатра побагровело, и это особенно бросалось в глаза на фоне  его
белоснежных волос.
   - Тебе следует прийти ко мне на прием, - взревел он. - У тебя  повышенная
агрессивность и враждебность. Ты полоумней, чем  самый  безнадежный  псих  у
меня в палатах.
   Пулей выскочив из кабинета, Темпл громко хлопнул дверью.
   Какое-то время Амфортас безучастно  разглядывал  мятый  листок.  А  потом
вновь с головой погрузился в работу. Надо было заканчивать все свои дела.
   Днем Амфортас читал  лекцию  на  медицинском  факультете  Джорджтаунского
университета. Он  поведал  одну  любопытную  историю  болезни.  Пациентка  с
рождения не чувствовала боли. Еще  в  детстве  она  случайно  откусила  себе
кончик языка, разжевывая  пищу.  Через  некоторое  время  она  очень  сильно
обожглась. Залюбовавшись закатом, она в течение нескольких  минут  простояла
голыми коленями на раскаленной батарее. Женщину отправили на психиатрическое
исследование.  Врачам  она  объясняла,  что  не  чувствует  боли  даже   при
электрошоке,  не  различала  она  также  горячую  или  ледяную  воду.  Самым
поразительным было то, что при этом у нее не повышалось  кровяное  давление,
не изменялась частота сердцебиения и не нарушалось дыхание. Она  никогда  не
чихала и не кашляла, рвотный рефлекс удавалось вызвать с большим трудом,  да
и то при помощи специальных инструментов. Напрочь отсутствовал и  роговичный
рефлекс, защищающий глаза.
   Разнообразные опыты, которые при иных обстоятельствах смахивали бы скорее
на садистские пытки - протыкание сухожилий, инъекции гистамина или  введение
палочек  глубоко  в  ноздри,  -  не  доставляли  ей  ровным  счетом  никаких
неудобств, не вызывая болезненных ощущений.
   Со временем женщина стала чувствовать  себя  плохо,  появились  различные
отклонения:  патологические  изменения   коленных   чашечек,   тазобедренных
суставов  и  позвоночника.  Хирург  предположил,  что   подобная   патология
происходит оттого, что у больной ослаблена защита суставов,  которая  обычно
ориентирована  на  болевые  ощущения.  В  конце  концов,  женщина   потеряла
способность двигаться, менять позы и  переворачиваться  во  время  сна,  что
уско