произнес Киндерман. Он вплотную придвинулся к  доктору.  -
Убийца всегда отрубал у жертвы средний палец  на  левой  руке,  а  на  спине
вырезал знак Зодиака  -  знак  Близнецов.  Фамилия  или  имя  каждой  жертвы
начиналось с буквы ?К?. Ну, теперь вспомнили, доктор Тенч? А теперь забудьте
об этом, вычеркните все из памяти, выкиньте из  головы.  На  самом  деле  он
отрезал вот этот палец! - И следователь выставил вперед  указательный  палец
правой руки. - Не средний, доктор, а УКАЗАТЕЛЬНЫЙ палец! И не на левой руке,
а на ПРАВОЙ! Да и знак Близнецов он вырезал не на спине, а на левой  ладони!
Только сотрудники отдела по расследованию убийств в Сан-Франциско  знали  об
этом, а больше никто. Но они специально подкинули прессе ложную  информацию,
чтобы потом к ним не являлся какой-нибудь очередной  псих  и  не  утверждал,
будто он и есть настоящий убийца, тот самый ?Близнец?. Таким образом, они не
тратили напрасно время на лишние допросы и расследования и сэкономили его на
поиски истинного преступника, выйдя на его след. - Киндерман говорил  теперь
прямо в лицо доктору:
   - А в ЭТОМ конкретном случае, в этом и еще двух других, доктор, мы  имеем
дело как раз с настоящим убийцей, потому что все  сходится!  Абсолютно  все.
Тенч остолбенел.
   - Я не могу вам поверить, - выдавил он, наконец, из себя.
   - Придется. И еще: когда ?Близнец? писал свои послания в газету, он  имел
привычку иногда удваивать букву ?р?, наверное, для большего эффекта. Это вам
ни о чем не говорит?
   - Боже мой!
   - Теперь вам все ясно? Все понятно?
   - Но как же с фамилией?  Ведь  ?Дайер?  не  начинается  с  буквы  ?К?,  -
воскликнул пораженный Тенч.
   - Его второе имя было ?Кевин?. А теперь  позвольте  нам  заняться  делом,
чтобы мы имели возможность обеспечить вашу же безопасность.
   Бледный, как полотно, доктор кивнул.
   - Простите меня, - тихо пробормотал он и зашагал прочь.
   Киндерман вздохнул и, устало посмотрев на Аткинса, огляделся вокруг. Одна
из медсестер соседнего отделения стояла рядом. Сложив руки,  она  пристально
наблюдала за следователем. Киндерман встретил ее взгляд и отметил про  себя,
что девушка странно возбуждена. Он повернулся к  Аткинсу  и,  взяв  его  под
руку, отвел от стола.
   - Сделай все, о чем я только что говорил. И еще не забудь про  Амфортаса.
Ты ему так и не дозвонился?
   - Нет.
   - Продолжай звонить. Ну все. Теперь иди. - Киндерман легонько  подтолкнул
сержанта и молча проследил, как тот вошел  в  застекленный  кабинет  и  снял
телефонную трубку. И снова неимоверная тяжесть обрушилась на его  душу,  как
только он направился в палату Дайера. Следователь старался  не  смотреть  на
полицейского, дежурившего у двери. Он медленно взялся  за  ручку  и,  открыв
дверь, вошел внутрь.
   Внезапно Киндерману показалось,  будто  он  проник  в  другое  измерение.
Лейтенант прислонился к стене и взглянул на Стедмана.  Патологоанатом  сидел
на стуле, уставившись в пустоту. За его спиной  дождь  барабанил  в  оконное
стекло. Половину комнаты скрывала тень, а тусклый свет,  струящийся  сюда  с
улицы, серебристым сумраком окутывал палату.
   - Во всей комнате ни капли крови, - еле слышно проговорил Стедман.  Голос
его звучал безжизненно. - Даже на бутылочных горлышках, -  добавил  он  чуть
погодя.
   Киндерман кивнул. Он набрал в легкие  побольше  воздуха  и  посмотрел  на
тело, которое покоилось сейчас на кровати и было  накрыто  белой  простыней.
Рядом  стояла  тележка  для  развоза  лекарств,  и  на  ней  ровными  рядами
выстроились двадцать две бутылочки для анализов.  В  них  была  разлита  вся
кровь отца Дайера. Взгляд следователя  застыл  на  стене  за  кроватью,  где
убийца кровью отца Дайера вывел слова:
   ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА
   Когда солнце уже почти скатилось к горизонту, стало ясно: тайна зашла так
далеко, что не  поддавалась  никаким  разумным  объяснениям.  В  полицейском
участке Райан докладывал Киндерману о результатах лабораторных исследований.
Они провели сравнительный анализ отпечатков пальцев. Следователь недоумевал.
   - Вы что же, хотите сказать, будто эти убийства совершил не один,  а  два
человека? Два разных человека? - допытывался он.
   Отпечатки пальцев в исповедальне и на бутылочках не совпадали.

Четверг, 17 марта

Глава одиннадцатая

   Представим себе, что человек решил  пошевелить  рукой.  Мозговые  нейроны
возбуждают следующую цепочку нейронов, порождая  моторную  реакцию.  Но  вот
какой именно нейрон принимает необходимое решение? И если мысленно  продлить
эту цепь зажигания миллиардами нейронов головного мозга, то что же  все-таки
остается там, где эта цепь прерывается, что же такое, что побудило  человека
на движение рукой? Может ли нейрон принять подобное решение? Некий Первичный
Нейрон, который сам возбуждению не поддается? Отдающий команды,  но  в  свою
очередь не подчиняющийся ни одной из них? А, может быть, весь  мозг  целиком
принимает решение? Обладает ли целое чем-то таким,  что  отсутствует  у  его
составных частей? И могут ли миллиарды нулей дать в итоге нечто большее, чем
ноль? Так что же заставляет мозг отдавать команды?
   Киндерман прислушался к надгробной речи.
   - И пусть ангелы введут тебя в царство небесное, - произнес отец Райли. -
Пусть хор ангелов приветствует тебя у врат рая. Вместе  с  Лазарем,  который
когда-то влачил свои дни в нищете, ты пребудешь в вечном покое.
   С тяжелым сердцем Киндерман  наблюдал,  как  отец  Райли  окропляет  гроб
святой водой. Церковная месса закончилась, и теперь  все  они  находились  в
тенистой  университетской  долине.   День   только-только   зарождался.   На
иезуитском кладбище вырыли свежую могилу. Сюда пришли священники  из  церкви
Святой Троицы, а также несколько университетских  иезуитов  -  остальные,  в
основном, занимались сейчас мирскими делами. От  семьи  погибшего  никто  не
присутствовал - не успели сообщить. Похороны иезуитов скоротечны.
   Киндерман разглядывал людей,  облаченных  в  черные  сутаны.  Священники,
съежившись на пронизывающем  ветру,  дрожали  от  холода.  Может  быть,  они
раздумывали о собственной смерти?
   - Ослепительную молнию ниспошлет нам небо, озарит  она  обитель  теней  и
смерти.
   Киндерман вдруг вспомнил свой сон про Макса.
   - Я есмь воскрешение, и я есмь жизнь, - молился  Райли.  Киндерман  обвел
взглядом многочисленные красноватые здания, гигантским  кольцом  обступившие
кладбище, и ему показалось,  что  люди  на  их  фоне  словно  уменьшились  в
размерах, утратив свою значительность. Однако мир продолжал жить  как  ни  в
чем не бывало, а вместе с ним  влачили  свое  существование  и  эти  жалкие,
никчемные людишки. Как же так случилось, что Дайера не стало? Любой человек,
когда-либо ступавший по земле, стремился к совершенству или к счастью, -  с.
горечью размышлял следователь. - Но каким  образом  можно  быть  счастливым,
если знаешь, что когда-нибудь умрешь? Любая радость  омрачается  при  мысли,
что рано или поздно эта радость пройдет. Так что  же,  природа  внушила  нам
желание, которое никогда не сможет исполниться? Нет, это  невероятно.  Опять
теряется  весь  смысл.  Любое  другое  желание,   продиктованное   природой,
предполагает конкретный предмет, а вовсе  не  туманный  призрак.  Почему  же
тогда желание быть счастливым являет собой исключение? - терзался Киндерман.
- Природа вызывает  в  нас  чувство  голода,  когда  это  необходимо.  И  мы
продолжаем жить. Мы прорываемся  дальше  и  дальше.  Так  смерть  утверждает
жизнь.
   Наступила тишина.  Один  за  другим  священники  начали  расходиться.  На
кладбище остался только отец Райли. Словно окаменев, не сводил он  скорбного
взгляда с могилы. И вдруг, еле слышно, Райли начал декламировать. Глаза  его
наполнились слезами:
   Не возгордись, о Смерть,
   Хоть и зовут тебя
   Отчаянья и слез
   Безмолвною сестрою,
   Все те, кого, ты мнишь,
   Настигла власть твоя,
   По-прежнему живут
   За гробовой доскою.
   Так буду жить и я
   В блаженстве вековом
   Средь лучших из людей,
   Ушедших за тобою,
   Где отдыха и сна
   Видений сладкий рой
   Ты превзошла
   Покоя красотою.
   Но ты - раба судьбы,
   Пусть даже твой удел
   В болезнях и войне
   Нести нам злую кару,
   От мака или чар
   Мы крепче спим вдвойне,
   Чем от твоих
   Безжалостных ударов.
   Не возгордись, о Смерть,
   Хоть королей и слуг
   Равняешь ты
   Движением незримым,
   Напрасен твой порыв
   Сковать бессмертный дух
   Забвением
   И сном неодолимым.
   Сей краткий сон пройдет,
   И, вечность обретя,
   Победу жизнь
   Одержит над тобою,
   И ты сама умрешь,
   Как времени дитя,
   Как все, что тленно
   В мире под луною .
   Замолчав, священник смахнул  рукавом  слезы.  Киндерман  подошел  к  нему
поближе.
   - Мне так жаль, - тихо  пробормотал  он.  Священник  кивнул,  не  отрывая
взгляда от могилы.
   Потом, наконец, поднял глаза на Киндермана. Боль и мука отразились в них.
   - Найдите его, - мрачно произнес священник.  -  Найдите  это  чудовище  и
отрежьте ему яйца. - Повернувшись,  Райли  зашагал  прочь.  Киндерман  долго
смотрел ему вслед.
   Люди жаждали справедливости.
   Когда иезуит скрылся из виду, следователь  подошел  к  надгробному  камню
неподалеку от могилы Дайера и прочитал:
   ДЭМЬЕН КАРРАС, ОБЩЕСТВО ИИСУСА 1928 - 1971
   Киндерман изумленно уставился на камень. Эта  надпись  будто  пыталась  о
чем-то рассказать следователю. Но что так встревожило его? Может быть,  год?
Киндерман никак не мог сосредоточиться. Впрочем, теперь  все  вокруг  теряло
смысл.  Логические  рассуждения  вмиг  растаяли,  как  дым,   когда   пришли
результаты дактилоскопического  исследования.  В  этом  закоулке  гигантской
Вселенной царил сейчас полный хаос. Что же теперь делать? Киндерман не знал.
Он беспомощно взглянул на здание администрации университета.
   По дороге Киндерман решил проведать Райли.  Войдя  в  приемную,  он  снял
шляпу. Секретарша Райли склонила набок головку и вежливо осведомилась:
   - Могу вам чем-нибудь помочь?
   - Скажите, отец Райли у себя? Можно мне с ним увидеться?
   - Сомневаюсь, что он сейчас кого-нибудь примет, -  вздохнула  девушка.  -
Сам он во всяком  случае  никому  не  назначал  встреч.  Впрочем,  как  ваша
фамилия?
   Киндерман представился.
   - Да-да, конечно. - Секретарша сняла трубку. Выслушав Райли, она  кивнула
Киндерману:
   - Он вас примет. Пожалуйста, проходите. - И указала на дверь.
   - Спасибо, мисс.
   Киндерман вошел в просторный кабинет. Здесь стояла  старинная  деревянная
мебель в отличном состоянии,  а  на  стенах  висели  литографии  и  портреты
известных иезуитов Джорджтауна. С  одного  из  них  добрыми  глазами  взирал
основатель  общества  иезуитов  святой  Игнатий  из  Лойолы.  Его   портрет,
написанный маслом, был обрамлен массивным дубовым багетом.
   - Что вас так обеспокоило, лейтенант? Хотите выпить?
   - Нет, спасибо, святой отец.
   - Пожалуйста, присаживайтесь. - Райли  жестом  указал  гостю  на  большой
старинный стул, стоявший у стола.
   - Спасибо, святой отец. - Киндерман устроился поудобней. От этой  комнаты
веяло спокойствием и  безопасностью.  И  так  здесь  было  всегда.  А  покой
Киндерману был просто необходим.
   Райли опрокинул рюмку виски и поставил ее на стол, обтянутый кожей.
   - Бог велик и умеет хранить свои тайны. Что же произошло, лейтенант?
   - Два священника и распятый  мальчик,  -  откликнулся  Киндерман.  -  Мне
кажется, здесь прослеживается религиозная связь. Но какая именно? Я  сам  не
знаю, что ищу, святой отец, я двигаюсь на ощупь. Кроме того, что Бермингэм и
Дайер были священниками, что еще между  ними  общего?  Какая  здесь  кроется
связь? Может быть, вы мне поможете?
   - Конечно, - отозвался Райли. - А разве вы сами не знаете?
   - Нет. И что же это?
   - Вы сами и есть эта связь. Сюда же можно включить мальчонку  Кинтри.  Вы
знали всех троих. Неужели вам это ни разу не приходило в голову?
   - В общем, да, - признался  следователь.  -  Но  ведь  это,  конечно  же,
простое совпадение. К тому же распятие Томаса Кинтри уж точно  не  имеет  ко
мне никакого отношения. - Киндерман развел руками.
   - Да,  вы  правы,  -  согласился  Райли.  Он  повернул  голову  и  сейчас
внимательно смотрел в  окно.  Урок  закончился,  и  студенты  переходили  из
корпуса в корпус на следующую лекцию. - Возможно, это  связано  с  изгнанием
дьявола.
   - С каким изгнанием, святой отец? Я вас не понимаю.
   Райли отвернулся от окна и посмотрел Киндерману прямо в глаза.
   - Бросьте, лейтенант, кое-что об этом вы знаете.
   - Ну, самую малость.
   - Обманываете.
   - Там участвовал и отец Каррас.
   - Да, если смерть можно назвать участием,  -  возразил  Райли.  Он  снова
взглянул в окно. - Дэмьен являлся тогда одним из изгоняющих. Джо  Дайер  был
знаком с  семьей  жертвы.  А  Кен  Бирмингэм  давал  Дэмьену  разрешение  на
расследование, а потом помог ему найти и главного изгоняющего.  Я,  конечно,
не знаю, какие отсюда можно  сделать  выводы,  но  в  какой-то  степени  это
объясняет связь, вы не находите?
   - Да, конечно, - согласился Киндерман. - Все это очень загадочно. Но  все
равно Кинтри выпадает из логической цепочки.
   Райли повернулся к следователю.
   - Неужели? Его мать преподает в институте  лингвистики.  Дэмьен  приносил
туда пленку, которую просил прослушать и дать заключение. Ему  не  терпелось
узнать, что означала запись, сделанная на пленке,  -  был  ли  это  какой-то
неизвестный ему язык или же просто  набор  случайных  звуков.  Он  стремился
доказать, что жертва способна разговаривать  на  языке,  который  дотоле  не
изучала.
   - И получилось?
   - Нет. Это оказался английский, но все слова  произносились  наоборот.  А
обнаружила это мать Кинтри.
   Киндерман почувствовал, как спокойствие и безопасность покидают его.  Эта
тоненькая ниточка уводила его во мрак.
   - Послушайте, святой отец, тот случай  одержимости...  вы  в  самом  деле
считаете, что он был настоящим?
   - Я не могу позволить себе  долгих  размышлений  о  бесах,  -  усмехнулся
Райли. - Вокруг столько несчастных. О них-то об одних думать мне не  хватает
времени. - Он приподнял рюмку и начал крутить ее в  руках,  рассматривая  на
свет. - Как же они это сделали, лейтенант? - еле слышно спросил он.
   Киндерман молчал,  раздумывая,  стоит  ли  об  этом  говорить,  а  потом,
наконец, так же тихо произнес:
   - При помощи катетера.
   Райли продолжал вертеть в руках рюмку.
   -  Может  быть,  и  вам  следует  поискать  дьявола?  -  пробормотал   он
вполголоса.
   - Меня вполне устроит врач, - отрезал Киндерман.
   Киндерман вышел из кабинета и поспешил на улицу. Покидая  университетскую
территорию, он надрывно дышал. Наконец лейтенант зашагал по 36-й улице.
   Дождь только-только закончился, и кирпичная мостовая блестела от воды. На
углу Киндерман свернул направо и  уверенно  двинулся  в  сторону  небольшого
каркасного дома, принадлежавшего Амфортасу. Еще  издали  лейтенант  заметил,
что все ставни были плотно закрыты. Он поднялся по ступенькам на  крыльцо  и
позвонил. Медленно тянулись минуты. Лейтенант позвонил снова, но и  на  этот
раз ему никто не открыл.  Отчаяние  охватило  Киндермана.  Повернувшись,  он
вновь поспешно отправился в больницу. Мысли его разбегались, но он шел очень
быстро, словно надеялся, что эта стремительность поможет ему сосредоточиться
и выработать определенный план действий.
   Разыскать в больнице Аткинса тоже не удалось. Никто  из  полицейских  так
толком и не мог сказать, где тот сейчас находится. Тогда Киндерман  заглянул
в отделение невропатологии и, приблизившись к дежурному столику, за  которым
восседала медсестра Джейн Харгаден, спросил у нее об Амфортасе:
   - Вы не подскажете, где можно его найти?
   - Нет. Он больше у нас не работает, - объявила Харгаден.
   - Да, я знаю, но он иногда заходит сюда. Вы его случайно не видели?
   - Нет. Подождите, я позвоню ему в лабораторию, - вызвалась медсестра. Она
сняла трубку и набрала номер. Но на другом конце провода никто  не  отвечал.
Девушка повесила трубку и вздохнула:
   - Жаль, но там тоже никого.
   -  Может  быть,  он  поехал  куда-нибудь  отдохнуть?  -   поинтересовался
Киндерман.
   - Я не могу вам ответить. У нас уже скопилось для него несколько писем. Я
вам их сейчас покажу. - Девушка подошла к почтовым ячейкам и вынула из одной
пачку писем. Она просмотрела их и вручила Киндерману. - Вот, взгляните сами.
   - Спасибо, - Киндерман внимательно пролистал корреспонденцию. Одно письмо
пришло из магазина медицинского оборудования. Они просили подтвердить  заказ
на лазерный зонд. Все же остальные  письма  -  от  некоего  доктора  Эдварда
Коффи. Киндерман взял один конверт и протянул  его  медсестре.  -  Тут  уйма
одинаковых, - сказал он. - Можно мне это оставить себе?
   - Конечно, - ответила девушка.
   Киндерман сунул письмо в  карман,  а  остальную  корреспонденцию  передал
медсестре.
   - Я вам очень признателен, - поблагодарил он. - Если вы  увидите  доктора
Амфортаса, - добавил лейтенант, - или как-нибудь свяжетесь с ним, передайте,
пожалуйста, чтобы он сразу же позвонил  мне.  -  Он  вручил  медсестре  свою
визитку с рабочим телефоном. - Вот по этому номеру, хорошо?
   - Конечно, сэр.
   - Спасибо.
   Киндерман повернулся и направился к лифтам. Он нажал кнопку ?вниз?.  Лифт
остановился, из него  вышла  медсестра,  и  следователь  шагнул  в  кабинку.
Медсестра вдруг вернулась в лифт, и Киндерман внезапно вспомнил ее.  Это  ее
странный взгляд он поймал на себе сегодня утром.
   - Лейтенант... - неуверенно обратилась к  нему  девушка.  Она  хмурилась.
Очевидно, она не знала, с  чего  начать  разговор.  Сложив  на  груди  руки,
девушка нервно теребила белую кожаную сумочку.
   Киндерман снял шляпу:
   - Чем могу помочь?
   Медсестра отвернулась. Она все еще колебалась:
   - Я не знаю... Это ерунда какая-то... Прямо не знаю...
   Они спустились в вестибюль.
   - Пойдемте, отыщем где-нибудь укромный уголок и  поболтаем,  -  предложил
следователь.
   - Я себя чувствую ужасно глупо. Видите ли, дело s том... - Девушка пожала
плечами. - Ну, я просто не знаю...
   Дверцы лифта разошлись. Лейтенант проводил медсестру  за  угол,  где  они
расположились в удобных, обтянутых голубой искусственной кожей креслах.
   - Все это, наверное, глупости... - начала сестра.
   - Ничего под этой луной не может  быть  глупо,  -  возразил  следователь,
подбадривая ее. - Если бы мне сейчас  кто-нибудь  заявил,  что  ?мир  -  это
апельсин?, я бы поинтересовался, какой именно сорт апельсина, а дальше  будь
что будет. В  самом  деле.  Сейчас,  по-моему,  уже  никто  не  может  точно
ответить,  что  есть  что.  -  Киндерман  мельком  взглянул   на   табличку,
прикрепленную к халату медсестры: КРИСТИНА ЧАРЛЬЗ - Так что  вы  хотели  мне
рассказать, мисс Чарльз? Она тяжело вздохнула.
   - Все в порядке, - успокоил ее следователь. - Ну, так что же?
   Девушка подняла голову, и их взгляды встретились.
   - Я работаю в психиатрическом отделении, - сообщила она. -  А  точнее,  в
отделении для буйных. У нас там есть один пациент. - Кристина  снова  пожала
плечами. - Когда его доставили, я еще здесь  не  работала.  Это  было  очень
давно, много лет тому назад. Десять, а может быть, двенадцать. Я видела  его
историю болезни. - Она раскрыла сумочку, порылась  в  ней  и  достала  пачку
сигарет. Вытряхнула одну и, несколько раз чиркнув по коробку, зажгла спичку.
Потом отвернулась и выпустила  струйку  серого  дыма.  -  Простите,  -  тихо
пробормотала она.
   - Продолжайте, пожалуйста.
   - Ну так вот, про этого больного.  Полицейские  подобрали  его  в  районе
М-стрит. Он бродил по улицам и ничего не помнил. Он не разговаривал, к  тому
же у него не обнаружили никаких документов. Ну, в конце  концов,  он  так  и
остался в больнице. - Медсестра нервно затянулась сигаретой. - Ему поставили
диагноз ?кататония?, хотя кто его знает, ч