тороны, питерский опер
проявил знак доброй воли и принял  на  хранение  неприкосновенный  запас
выпивки, еды, медикаментов и снаряжения. Ящики и мешки  заняли  половину
жизненного пространства. Спецназ давно уже не уповал на  государственное
обеспечение. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих... Даже новые
бронежилеты заказывали на свои.
   Но тут Нестеровичу повезло - его новенький бронежилет был подарен ему
соседом по дому.
   А дело было так. Как-то, около года назад, у себя  во  дворе  капитан
спас жизнь одному чудаку: возвращаясь поздно вечером домой,  он  заметил
позади  детской  площадки,  около  гаражей,   группу   крепких   парней,
окруживших  плотным  кольцом  невысокого  мужчину  в  светлом   костюме.
Нестерович быстро направился к ним и успел заметить, как в руке у одного
из крепышей тускло сверкнуло лезвие  ножа.  Не  раздумывая  ни  секунды,
капитан  бросился  на  обладателя  ножа  и  одним  ударом  вырубил  его.
Остальные разбежались сами, и с ними вместе, правда, в  другую  сторону,
почему-то удрал и  человек  в  костюме.  Нестерович  уже  было  забыл  о
происшествии, но через месяц этот мужчина отыскал своего  спасителя.  Он
оказался генеральным директором крупной швейной фабрики, а в  прошлом  -
одним из лучших портных города. Узнав от капитана, что тот  работает  на
Литейном, 4 и иногда  "путешествует"  по  Чечне,  директор  отблагодарил
Нестеровича так: собственноручно сшил ему по спецзаказу лучший,  как  он
уверял, броник в Питере - легкий, удобный и прочный.
   Такой вот новый броник и спас жизнь капитану Нестеровичу,  когда  тот
напросился  стрелком  на  спецоперацию  взамен  загрипповавшего   бойца.
Поначалу все шло неплохо, Нестерович с честью выдержал  ночной  переход,
видел  бой  и  даже  сам  пострелял  куда-то  в  темноту,  крепко  помня
напутствие старшего группы:
   - Чечей мы сами замочим. Ты, главное, нас не перебей.
   Последовавшее затем преследование уходящей кучки боевиков  Нестерович
вспоминал как страшный кошмар. Группа неслась без  остановки  по  горным
склонам в пятьдесят градусов крутизной, прыгая в предрассветной полутьме
через  поваленные  стволы  деревьев,   продираясь   сквозь   заснеженный
кустарник... Боевики, невидимые впереди, драпали без  передышки  час,  и
другой, - вверх и  вниз,  и  снова  вверх...  Расстояние  между  ними  и
спецназом неумолимо сокращалось, уже стали слышны гортанные голоса, -  и
так же неумолимо росло расстояние между группой и  издыхающим  капитаном
Нестеровичем. Никто не собирался ему помогать, да  он  и  не  принял  бы
помощи. Не тот расклад. Не на тренировке.
   Когда  бандитов  удалось  блокировать   на   взгорке   и   завязалась
перестрелка, Нестерович уже ни на что не был годен. Тут-то, на подходе к
месту боя, замешкавшись, он и схлопотал  пулю  из  автомата  в  спину  -
метров со ста, не больше. Удар был страшный - точно  автомобилем  сбило.
Бронежилет прогнулся, ребра треснули. Нестеровича швырнуло  лицом  оземь
так, что он едва не потерял сознание. Рот наполнился кровью.
   Кое-как повернувшись лицом в сторону боя, капитан подтянул за  ремень
автомат, но стрелять уже не мог - от каждого движения темнело в  глазах.
Всевидящий старший,  точно  у  него  были  глаза  на  затылке,  закричал
впереди:
   - Питерца ранили! Мать твою перемать!..
   И спецназ, не мудрствуя, торопливо засыпал позицию боевиков гранатами
из подствольников. После третьего залпа ответный огонь стих.
   Висел туман. Вертушки не летали. Поспешно прочесав горушку, сосчитали
убитых, собрали документы, выдрали затворы из бандитских стволов,  чтобы
по  пути  спустить  в  расселины,  рассыпали  чеченские   боеприпасы   и
расстреляли рацию. Старший, забросив автомат за спину, сказал:
   - Ну - терпи, Питер. Сам напросился!  -  схватил  взвывшего  от  боли
Нестеровича на руки, как ребенка, и помчался с ним вниз, прыгая  так  же
ловко, как будто бежал налегке.
   Они несли  его  на  руках  всю  обратную  дорогу,  время  от  времени
осторожно передавая друг другу. Дурея  от  боли,  оперативник  изумлялся
выносливости и силе бойцов. "Вот это машины", - то и дело думалось ему.
   Как они вымотались, стало видно только  тогда,  когда  старший  вдруг
оступился на ровном месте и  упал,  растянувшись  во  весь  двухметровый
рост. Случилось это уже у дороги, где их ждала вызванная по рации группа
поддержки на броне. Они с трудом,  пошатываясь,  забирались  в  БТР.  Не
жаловались и не ругались. Молчали.
   За это задание командир отряда  поставил  Нестеровичу  "трудодень"  -
галочку в журнале  учета  боевых  выходов.  Дни,  проведенные  на  базе,
боевыми не считались и соответственно не оплачивались.  В  России  очень
экономное правительство...
   Теперь капитан лечился, продолжал вести оперативную работу и  собирал
рассказы о похождениях  и  подвигах  "алфавитов",  надеясь  когда-нибудь
написать книгу о них. Рассказы он делил на смешные и  страшные.  Смешных
почему-то  было  больше.  В  незамысловатой  передаче  спецназовцев  все
переделки  выглядели  сплошной  хохмой,  нарочно  придуманной   для   их
развлечения. Кроме тех случаев, когда кто-нибудь из них погибал.
   Беспрестанно почесываясь то одной рукой, то другой, то обеими вместе,
Нестерович за маленьким шатким  столиком,  сооруженным  из  двух  пустых
ящиков, писал полное приветов и благодарностей письмо майору Дмитриеву в
Питер. Утром он получил посылку от ребят из отдела, с которой пришло его
спасение   от   безжалостного   чесоточного   клеща,   -   три    тюбика
бензилбензоатовой   мази.   Посылку   принес   ему    из    штаба    его
делопроизводитель - ефрейтор Загинайло, мрачный, длинный  и  тощий,  как
богомол. Загинайло делал в слове  "майор"  три  ошибки,  но  все  прочие
поручения Нестеровича  исполнял  ревностно,  толково,  а  главное,  умел
держать язык за зубами.  За  свое  безопасное  место  ефрейтор  цеплялся
руками и ногами, считая главной задачей каждого  разумного  человека  на
этой войне выживание. И Нестеровичу нечего было ему  возразить.  Это  не
была  народная  война.  Это  была  война  государства,   прислуживающего
нефтяным  баронам.  Неграмотный  Загинайло  из  забытой  Богом   деревни
Морквино понимал  это  так  же  ясно,  как  и  интеллигентный  выпускник
питерского матмеха.  Но,  как  принято  говорить  в  России,  кто-то  же
должен...
   "... и еще попроси  шефа,  если  есть  возможность,  не  бросать  без
присмотра Гатчину. Я почти уверен, что наш пропавший клиент с юга никуда
не уехал, остался в городе. Он не знает, что Гатчина тоже в  разработке.
Может быть, стоит поискать его там. Это - четкая линия выхода на  Ходжу.
Шеф будет, конечно, ругать тебя своими последними словами - но  мы  его,
как обычно, простим.
   Неожиданно выявил  исполнителя  по  нашему  последнему  делу.  Ребята
перехватили караван, в нем  взяли  бухгалтерию  учебного  лагеря  чечей.
Ахмед Дазаев <См. роман Дм. Черкасова "Невидимки.  Рокировка".  (Примеч.
ред.)> получил пятьсот долларов за нашу вертушку. Даты совпадают. Дазаев
погиб месяц назад  -  подорвался  при  установке  фугаса.  Плохо  учили,
значит. Сейчас ищу связи местного населения от учебного лагеря на Питер,
на Гатчину - и одновременно на юг, на Ходжу.  Это  же  его  план.  Домой
хочется...
   Как видишь, я тут тоже не бездельничаю. Осталось еще сорок шесть дней
плюс дорога - и у меня снова будет ванная! Лучше сюда  приезжать  летом,
поимей в виду на будущее.
   Позвони, пожалуйста, моей маме, скажи, что  у  меня  все  в  порядке.
Привет шефу, ребятам. Да, звякни Шубину и его разведке  на  базу.  Пусть
меня не забывают. Еще поработаем вместе. "Альфовцы" просят  узнать,  кто
от нас приедет им на  смену.  Зовут  в  гости  Маэстро  <См.  роман  Дм.
Черкасова "Головастик" (кн. 1). (Примеч. ред.)>. Он им понравился.
   Спасибо за мазь, выручил! Только не говори никому, а  то  здороваться
перестанут. Чесотка - новое биологическое оружие боевиков. Можно  в  ООН
жаловаться!"
   Поставив подпись с длинным росчерком, Нестерович  запечатал  конверт,
подписал  сверху:  "Зинаида  Петровна,  передайте,  пожалуйста,   майору
Дмитриеву,  ЗКСиБТ,  третий  отдел.  Телефон  33-66.  Ваш   Нестерович."
Усмехнулся.
   - На деревню, дедушке...
   Конверт он  вложил  в  пакет  со  служебной  документацией  и  грифом
"секретно". Фельдъегерской  почтовой  службой  пакет  доставят  прямо  в
управление,  и  никто  не  имеет  права  вскрыть  его,  кроме   дородной
добродушной Зинаиды, делопроизводителя секретного отдела управы.
   Закончив с  эпистолярным  жанром,  Нестерович  изучил  инструкцию  по
применению бензилбензоата, разделся догола, зябко  перебирая  ногами  на
холодном полу, и яростно вымазал на тело полтюбика мази сразу, испытывая
мучительное  наслаждение  от  почесывания,  изнывая  от   неловкости   и
ненависти к проклятым клешам, приговаривая:
   - Вот вам, гады! Вот вам!
   Только  по  месту  свежего  перелома  ребер  он  прошелся  осторожно,
ладонями.
   Совершив акт возмездия, он успокоился, оделся, тщательно вымыл  руки,
чтобы не заляпать жирными отпечатками документы, достал из  обшарпанного
сейфа папку с протоколами допросов одного местного жителя и  принялся  в
который раз вдумчиво  вчитываться,  разбирать  содержание  и  вникать  в
подтекст. Безвинный местный житель был задержан  в  лесу  неподалеку  от
места  боя,  когда  "алфавиты"  взяли  караван  чечей.  Ни  оружия,   ни
документов, ни еды и питья при нем не  было.  Внятно  объяснить  причины
своего местонахождения в лесу он не мог. Овечку искал. Они  всей  Чечней
эту овечку ищут...
   С фотографии исподлобья смотрело  незнакомое  Нестеровичу  бородатое,
угрюмое,   исхудалое   лицо    того    человека,    который    отправлял
пятнадцатилетнего Ахмеда Дазаева на задание.
 
Глава 4 
"УРОНИЛИ МИШКУ НА ПОЛ, ОТОРВАЛИ МИШКЕ... РУКУ" 
 
I 
 
   - Таким образом, всем вам  должно  быть  очевидно,  что  персепторные
способности индивидуума  ограничены.  Репродуцирование  его  взглядов  в
нашей концепции реальности составляет основу основ "паблик рилейшн"!
   Поставив на белоснежной металлической доске  жирную  точку  маркером,
пришедшим на смену привычному стучащему мелку,  Гарусова  гордо  подняла
голову и взглянула  на  аудиторию  презрительно  и  насмешливо,  копируя
манеру гарвардского профессора, лекции которого слушала в прошлом  году.
Профессор был так уверен в своей правоте, курс обошелся так дорого,  что
ни у кого теперь не могло возникнуть и  тени  сомнений  в  том,  что  ей
известна истина в последней инстанции, которой она и делится с массами.
   Роман тоже поставил жирную точку в конспекте,  гордо  поднял  голову,
презрительно и насмешливо оглядел недогоняющих сокурсников и  сокурсниц.
Теперь истина стала доступна и ему.
   Он восхищался Гарусовой и стремился воспитать  Маринку  по  образу  и
подобию любимого преподавателя,  часто  укоряя  девушку  "за  искаженное
представление о реальном мире". Сам Рома  поток  событий  объяснял  либо
человеческой глупостью, либо человеческой хитростью. А в целом, если  не
брать во внимание его непомерную правоту,  он  был  добрым  малым,  хотя
далеко не христианином.
   - Третья пара - Бехтерева! - зашумели девчонки, щелкая замками сумок.
- Она умница!
   Мысль о том, что истинное знание может  быть  доступно  еще  кому-то,
была для Романа невыносима. Он полагал, что сам способен многому научить
семидесятилетнюю профессоршу практической психологии, насмехался над  ее
неоднозначными расплывчатыми формулировками и благоговением "перед чудом
человеческой  души".  Само  профессорское   звание   вызывало   у   него
раздражение.
   Человек,  обладающий  абсолютной  истиной,  напоминает  мартышку,  со
спелым бананом. Банан - вещь, безусловно, хорошая, но...
   В высокую дверь аудитории просунула голову институтская карлица Маша,
с трудом поворачиваясь в стороны из-за крутого горба.
   - Матвеев и Рекмизун - в деканат! - неожиданно громко прокричала она.
   Матвеев  был  круглый  отличник,  с  которым  Рома   Рекмизун   тайно
соперничал. Вызов с ним на пару обещал быть интересным.
   В деканате их направили в зал заседаний совета, где  уже  томилось  в
ожидании два десятка  выдающихся  светил  студенческого  мира.  Забавнее
всего было то, что троечник Рома ни на  секунду  не  усомнился  в  своем
праве находиться в этой группе, неизвестно  кем  и  по  какому  принципу
отобранной, - настолько он уверовал в свое обладание истиной.
   Студенты расселись вдоль длинного стола, и  к  ним  вышел  декан.  Он
привычно оперся локтями о трибуну, поддернув рукава.
   - Господа студенты, - чуть картавя, начал он,  пощипывая  бородку.  -
Вам предлагается принять участие в отборочном конкурсе, цель которого  -
выявить наиболее достойного кандидата для некоей  программы,  содержание
которой будет вам известно позднее. В этот раз мы  умышленно  не  давали
никакой  информации,  дабы  избежать  специальной  подготовки.   Участие
добровольное, конечно, и каждый может сейчас покинуть зал и вернуться  в
свою аудиторию.
   Запахло грандом.  Светила  студенческой  мысли  насторожились.  Сашка
Матвеев, президентский стипендиат, взъерошил  волосы,  поправил  очки  и
выхватил авторучку. Рома почувствовал себя несколько неуютно. Словно ему
в поддержку, из-за спины декана вышел  высокий  худой  очкастый  старик.
Держась чуть дрожащими пальцами за край трибуны, он хрипловато сказал:
   -  Ребята  и  девчата,  кроме   проверки   общей   культуры   конкурс
предполагает оценку вашей интуиции, шестого чувства, способности мыслить
широко и нестандартно. Эти качества обязательны для участника программы.
Не забудьте подписать фамилии на листочках.
   Роман успокоенно вздохнул. Каждый троечник мира  уверен,  что  мыслит
нестандартно, поскольку стандартов не ведает.  О,  санта  симплицитас...
<О, святая простота! (лат.)>
   Раздали  листочки,  выдали  задания.  Декан  вышел.  Старик  картинно
вскинул  левую  руку,  засекая  время.  Зашуршала   бумага,   заскрипели
авторучки.  Студенчество  кинулось  лихорадочно  разгадывать  шарады   и
выискивать различия в рисунках. Лерман дал им  тест  на  внимательность,
позаимствованный в группе профотбора управления ФСБ.
   Рома закончил первым и гордо  сдал  листок  старику.  Остальные  тоже
уложились в положенное время. Старик с кипой ответов  скрылся  в  задней
комнате зала совета,  и  в  зале  повисла  тревожная  тишина.  Отхватить
хороший гранд - это почти устроить свою судьбу...
   Борис Моисеевич вышел через пятнадцать минут,  покашливая,  глядя  на
притихших студентов  сурово  и  неподкупно.  Зачитал  список  из  десяти
фамилий. Матвеев был в списке. Ромы не было.
   Сашка заулыбался.
   - Названные  товарищи  могут  быть  свободны,  -  объявил  Лерман.  -
Остальные проходят на второй тур.
   Все внимание хитрого опера  было  нацелено  на  Рому.  Лерман  провел
несчетное множество вербовок в своей жизни и знал, как красиво  обернуть
пилюлю. Он разжигал в будущей жертве желание непременно отхватить  право
на участие неведомо в чем - и в нужный момент это  желание  должно  было
сработать, заглушая все прочие чувства, прежде всего здравый смысл.
   Во второй раз они спешно отвечали на множество заковыристых  вопросов
теста на профпригодность. Лерман, по-прежнему священнодействуя,  бережно
собрал листочки, пошаманил с ними за дверью, вернулся, утирая пот со лба
от выпитой кружечки чаю, и  с  сожалением  в  голосе  назвал  всего  три
фамилии.
   - Эти ребята проходят на третий тур. Остальные могут  быть  свободны.
Может быть, мы пригласим вас на межвузовский отбор, и тогда...
   Рома, фамилии которого снова не было в списке,  вяло  выбрался  из-за
стола,  поправил  свою   золотую   оправу,   сморщился   скептически   и
презрительно. Не очень-то и нужна ему их программа!
   Он направился было к выходу, когда из дверей задней комнаты  выглянул
Зимородок,  одетый  весьма  представительно,  в  свой  лучший  костюм  и
галстук,  протянул  Лерману  листок  с  фамилией  Рекмизуна  и   властно
распорядился:
   - Еще вот этого попробуйте!
   Рома вернулся за стол, не в силах удержать счастливую улыбку, заранее
влюбленный в Зимородка.
   В третий раз они писали сочинение на тему:  "Политическое  устройство
России". Тему Лерман выбрал вовсе не случайно, но об этом будущая жертва
не должна была догадываться. И только  после  третьего  тура  измученный
двухчасовыми волнениями и тревогами самолюбия,  красный  от  возбуждения
Роман остался в зале заседаний один на один с неведомыми людьми. Светила
института были посрамлены - но Рома ничуть не удивился, ибо всегда знал,
что превосходит их всех на голову.
   Старик, уважительно склонив голову, под ручку провел рослого Романа в
комнату Кляксы, немного задержавшись у дверей.
   - Это, - закатив глаза, кивнул он на дверь, - очень  крупная  фигура,
да! Серый кардинал! Правая рука самого Вэ-Вэ! Вам повезло, голубчик!
   Коленки  у  Романа  тряслись  от  счастья  и   предвкушения   чего-то
необыкновенного.
   Клякса, оттопырив жесткую властную губу, покачивался в  кресле  перед
компьютером. На экране  был  список,  где  фамилия  Ромы  была  выделена
красным. В  раскиданных  по  столу  рукописных  списках  против  фамилии
Рекмизун стояли жирные отметки красным маркером.
   -  Лучший  результат  по  городу...  -  задумчиво  сказал  сам   себе
Зимородок. - Через час я буду знать, как по стране...
   Возгонка клиента входила в завершающую фазу. Зимородок  повернулся  к
взволнованному студенту.
   - Садитесь! - сурово скомандовал он, указав пальцем на стул в углу. -
А вы - выйдите пока, я вас потом позову!
   Лерман,  угодливо  подгибая  коленки,  поспешно  вышел.  Короля,  как
известно, играет свита... Рома проникался  все  большим  трепетом  перед
всемогущим невысоким человеком с седеющей шевелюрой и властным скуластым
лицом.
   - Прежде чем я сообщу вам о содержании программы, вы должны дать  мне
подписку о неразглашении, - мрачным голосом сказал Зимородок, щуря  один
глаз. - Это обязательное условие. Согласны?
   Он небрежно кинул Роману бланк подписки.
   -  Очень  хорошо.  Теперь  слушайте  меня  внимательно.  Наше  высшее
руководство... не будем уточнять, кто, но вы, конечно,  догадываетесь...
Так  вот,  наше  высшее  руководство  обеспокоено  будущим  политическим
устройством  в  России.  Необходимо  сохранить  в  стране  президентское
правление, а для этого в нужный  момент  народу  должен  быть  предложен
достойный президент. Вы следите за мыслью?! Очень хорошо!
   Клякса перекинул ногу за ногу, нагнулся поближе, вглядываясь  в  свое
отражение в стеклах Роминых очков. Голос его стал тише, доверительнее.
   -  В  стране  критическая  ситуация  с  интеллектуальными  ресурсами!
Другими словами - кругом во  власти  одни  кретины!  Умственный  уровень
политической  элиты  падает!  Принято  решение  о  ее  репродукции!  Вся
программа держится в  строгом  секрете,  потому  что,  как  только  дело
получит огласку, никакого объективного отбора провести будет невозможно!
Сразу же подтянутся блатные!
   Гипнотизируемый Рома закивал.
   - Суть программы проста. Отбираются молодые  интеллектуалы,  проходят
специальную  подготовку,   назначаются   в   аппарат   правительства   и
президента. Сам президент следит за их ростом! Они должны быть не просто
интеллектуалами - а ха-риз-ма-тическими личностями!
   Клякса долго тренировался, прежде чем произнести это слово с  должным
выражением.
   - Другими словами - за ними должен пойти народ! Это  будут  вожди!  У
президента еще достаточно времени с учетом второго  срока  правления,  а
потом настанет ваше время! Я не хочу, конечно,  сказать,  что  вы  через
семь лет непременно станете президентом России, но шансы  у  вас  весьма
высокие...
   Роман  Рекмизун,  будущая  харизматическая  личность,   от   волнения
застучал зубами и сцепил потные руки на коленке. О таком он не смел даже
мечтать!
   - Вы отказывает