Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детективы. Боевики. Триллеры
   Боевик
      Степанова Татьяна. Улыбка химеры -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  -
скучающий между ракушками "Фольксваген". - Здесь брали, в салоне? - Нет, пригнал из Германии. Точнее, на пароме привез в Клайпеду. Это значительно дешевле. - Большой банк, наверное, в "Маке" сорвали. Раздели господина Салютова до трусов, а? Ну, признайтесь честно. - Пару раз точно, немножко повезло. - Витас снова бледно улыбнулся. - Как это у вас говорят? Чуть-чуть. "Не игроголик, нет, - подумал Никита, вспомнив характеристики Обухова. - О выигрышах языком не треплет, не хвалится". - В тот вечер пятого января во сколько вы приехали в казино? - спросил он. - Не помню точно, где-то после семи часов. - Играть приехали? - Ну да, хотел и развлечься, и, может быть, немножко раздеть господина Салютова. Чуть-чуть. - Во что играли? - Кажется, в покер. - Повезло? - Чуть-чуть. "Вот заладил..." - подумал Никита. - И что же произошло дальше? - Ничего. Вдруг, как сказал ваш бессмертный Лев Толстой, все смешалось в доме Облонских. Ворвались какие-то люди в униформе, в масках, начали у всех проверять документы. - То есть вы хотите сказать, что именно так вы узнали о произошедшем в казино убийстве? - Да, именно так. - А до прибытия ОМОНа и милиции вы не слышали шума в зале, криков из вестибюля? Разве охрана казино не удерживала посетителей на местах, не позволяя выходить в вестибюль? - Неужели все вот так запущено? - Витас усмехнулся. - Нет, к сожалению, ничего такого не заметил. Был увлечен игрой. Очнулся, лишь когда под нос мне сунули дуло автомата и потребовали документы. - Крутая игра покер. - Колосов с восхищением покачал головой. - Надо же, какая занятная. Ставки, наверное, были большие? - Доиграть не удалось, к сожалению. Крупье прервал партию. - До приезда милиции вы заходили в вестибюль? - Нет, - ответил Витас. - Что, ни в обменный пункт, ни в кассу за фишками? Ни в туалет? - Валюту я обменял сразу же, как приехал, и фишки тоже сразу приобрел. Это общие правила. За этим не нужно по десять раз отрываться от игры. - И наверх из игорного зала, на второй этаж казино тоже, значит, не поднимались? - Колосов вспомнил пленку. Она зафиксировала, как этот Таураге спускался в вестибюль со второго этажа по служебной лестнице, предназначенной только для персонала казино. - Нет. - А что располагается на втором этаже, вам известно? - Ну, там каминный зал, зимний сад, несколько гостиных, ну и служебные помещения. - И вы в тот вечер туда не ходили? - Нет, я же сказал. Я все время был в зале рулетки. А он на первом этаже. Ложь была очевидной. Однако уличать в ней фигуранта пока было бессмысленным шагом. - Убитый гражданин Тетерин знаком вам? - спросил Колосов. - Я слышал только, что застрелили смотрителя туалетов, - ответил Витас Таураге. - То, что его фамилия Тетерин, я н, е знал. Сначала вообще в зале кричали, что в туалете кто-то застрелился. - До приезда милиции кричали? - Да, поднялся такой невообразимый шум... - Витас поднял глаза на Колосова и... смущенно усмехнулся. - А, значит, все же отвлеклись от партии в покер, - заметил Колосов. - Слушайте, музыка эта ваша меня просто оглушила! Я выключу. - Не любите Вагнера? - осведомился Витас. - Не понимаю, что тут любить. Грохот один. Валгалла... Это рай, что ли? - Рай. Точнее, небесная обитель мертвых. - Дуба дашь в таком раю... Итак, вспомните поточнее, вы заходили в туалет в вестибюле в тот вечер? - Нет, - ответил Витас Таураге. - И служителя этого не видел, даже не знаю, как он выглядел. - Вы не путаете? - Нет, уверяю вас. - Ну, раз так, - протянул Никита разочарованно. - У меня все. А вот документики... документики я ваши пока у себя оставлю. Все, кроме прав. Когда придете по повестке на допрос к следователю прокуратуры, документы вам вернут. - Извините, но вы не имеете права, - холодно сказал Витас. - Я не могу без документов. И потом, я - иностранный подданный. - Но вы же правды говорить не желаете. - Колосов вздохнул. - А как еще мне вам жизнь отравить за это? - Но как же я буду без документов? - Перебьетесь, ну милиция заберет, ничего, потерпите. Правда, валютку вот в "Маке" менять трудно будет на фишки, там ведь в обменнике паспорт нужен. Или в казино другие правила? - Вы превышаете свои служебные полномочия, я буду жаловаться. Колосов демонстративно открыл дверь "девятки", давая понять, что эта неискренняя, полная недомолвок и уверток беседа окончена. Витас вышел. - Комната в коммуналке ваша или приятельницы вашей? - спросил Никита. - Как фамилия приятельницы? Или мне самому подняться, документы еще раз проверить? - Ее зовут Эгле Таураге. Это моя младшая сестра. - Сестра? Надо же... А с кем это вы меня там в квартире перепутали, что сразу в лоб вмазать хотели? Витас Таураге молчал, всем своим оскорбленным видом показывая, что это - чисто личный вопрос. - На допросе в прокуратуре советую вспомнить все, как оно было на самом деле в тот вечер в казино, - сказал Колосов жестко. - Мне кажется, ни вам, ни вашей сестре неприятности с ОВИРом не нужны. - Не пугайте меня, я ничего противозаконного не совершил. - Таураге жестом Остапа Бендера плотнее закутался в свой модный оранжево-европейский шарф. - А вы хоть и с пеленок в полиции, а даже с людьми как должно разговаривать не научились! А еще лезете расследовать убийства! - А ты меня не учи. И запомни: я лжи даже свидетелям не прощаю. На том и расстались. Колосов рванул машину с места, точно грозовой тучей окутанный грохочущей из радиоприемника вагнеровской "Валгаллой". Его душила досада и на эту симфонию, в которой он ни черта не понимал, и на этого прибалтийского хлыща, который мало того, что сразу полез на него с кулаками, но и вдобавок ко всему еще нагло врал прямо в глаза, отрицая самые очевидные вещи, и на этот кусачий как собака мороз, и на эту Мытную улицу, занесенную снегом. А еще его не покидало чувство, что своей вспыльчивостью, своим гневом и этим своим поспешным бегством он совершает грубую ошибку. Однако тогда Никита еще точно не знал, в чем эта ошибка заключалась. В том ли, что он так и не сумел найти с этим Витасом Таураге общего языка, или же в том, что поторопился уехать и так и не поднялся снова в комнату за железной дверью узнать из первых рук у Эгле Таураге, за кого же это его принял, обознавшись, ее старший брат? Глава 15 ВАЛГАЛЛА Витас Таураге уехал от Мытной улицы недалеко. Остановил машину на Садовом кольце при въезде в тоннель под Калужской площадью. Знал, что парковка в этом месте запрещена, но в этот поздний час милиция здесь вряд ли появится. Музыку он включил в салоне сразу же, как пересел из чужой "девятки" в свой "Фольксваген". Вагнер вдохновлял и помогал думать. А подумать было над чем. Первое, что пришло в голову Витасу Таураге после разговора с Колосовым: полиция везде одинакова. Видимо, все дело в том, что в самых разных странах бурным течением жизни в полицию прибивает совершенно особый сорт людей: физически крепких, скудоумных костоломов, которые изъясняются на суконном языке своих протоколов, пьют пиво и водку, гоняют как бешеные на дешевых автомобилях и обожают по самому пустяковому поводу демонстрировать окружающим свою власть. Русские в этом отношении были не исключением. У Витаса Таураге в его пестрой биографии имелись факты для сравнения. Например, полиция Дуйсбурга - западногерманского города, где он провел несколько лет и откуда ему пришлось убраться по целому ряду причин, была еще круче. Как нелегального эмигранта Витаса там целый месяц продержали в тюрьме. Финская полиция была ленива, немногословна, но беспощадна: полицейские просто отобрали без лишних споров у Витаса с трудом выхлопотанную лицензию на торговлю подержанными машинами и выдворили из страны. Самой мягкой была полиция Амстердама. Однако и в этом вольном городе Витасу пришлось тоже отсидеть три дня в предвариловке, пока полицейские связывались с иммиграционной службой. И сокамерники - поляк, два нигерийца и турок из Сараева, узнав, что у Витаса есть при себе деньги, отбили ему ночью в камере все печенки. Из Амстердама пришлось уехать. Вернуться домой. А затем... Витас Таураге прибавил Вагнеру громкости, закурил. Задумчиво смотрел в окно на залитое огнями Садовое кольцо. Ни разу за последний год он не пожалел, что перебрался из Литвы в Москву, к сестре. Да и в "Красном маке" можно было кое-что заработать на черный день. Однако... Однако сестра его беспокоила. Более того: доводила его холодное твердое нордическое сердце до точки кипения. Сестра, вероятно, сошла с ума. Рехнулась! Забыла, кто она такая. Роняла свое достоинство, не желая понять, что члены семьи Таураге, владевшие несколько веков назад землями по всей Жмуди и собиравшие тысячные дружины, штурмовавшие древний ливонский Инстербург, даже в самых трудных жизненных обстоятельствах не могут, не имеют права превращаться в покорных рабов своих животных инстинктов. Так Витас думал совершенно искренне и это же пытался внушить сестре. Но сестра Эгле на все его проповеди твердила, что она любит и жить не может без... Иезус Мария! Любит! Кого? Алкоголика, подонка, проигравшегося в карты проходимца. Мерзавца Газарова - любит! Его сестра Эгле Таураге, умница, красавица Эгле, с которой дома вся семья пылинки сдувала, ради которой (чтобы она не знала ни в чем нужды, занималась любимым делом, училась в этом своем никчемном балетном училище и могла платить за обучение немалые деньги) он, Витас Таураге, старший сын в семье, бросил университет, подавшись в поисках работы сначала в Германию, потом в Финляндию, Швецию, Голландию... И сейчас, после всего, что он для нее сделал, после того, как они снова встретились через годы разлуки, сестра-эгоистка заявляет ему, что... Иезус Мария, зачем ты создал женщину такой дрянью? Такой нежной, прекрасной, безвольной, подлой дрянью? И зачем положил заповедь, что брат должен, обязан любить свою сестру, помогать и служить ей, потому что нет ничего драгоценнее родственных уз, общей крови, семьи и памяти предков? Есть ли способ сейчас помочь сестре Эгле? Витас Таураге смотрел на ночную Москву, на этот чужой город. Слишком большой для них с сестрой. Сам он во всех больших европейских городах, в которых пришлось побывать, чувствовал себя неуютно. А здесь ко всему еще не было моря. А море он любил всегда, потому что вырос возле него. Этим летом он мечтал увезти сестру к морю. Дал ей, не поскупившись, денег на расходы. Были уже получены визы, куплены билеты на самолет. А в самый последний момент он внезапно узнал, что сестра тайком сдала билет, а все деньги отдала Газарову на оплату очередного карточного долга. Отдала, как отдавала все: вещи из дома для продажи, бриллиантовое кольцо, подаренное ей братом, свои заработки. Газаров обирал сестру как грабитель, как бесстыдный рэкетир, как жалкий альфонс. Обирал до нитки и проигрывал все до последнего гроша, потому что даже на карточный выигрыш ему не хватало мозгов. И так продолжалось... Иезус Мария, это длилось с тех самых пор, как он, Витас, переехал в Москву, к сестре. Газаров-Алигарх высасывал ее, как раковая опухоль. И никакие слова, мольбы, просьбы, даже угрозы не помогали. Эгле как заколдованная терпела и сносила от Газарова все с безропотностью, доводившей Витаса до белого каления. "Я люблю его, он муж мне", - твердила она как вызубренный урок. Муж! Какой там, к дьяволу, муж... Гога Алигарх, вечно путающий день с ночью, спустивший в карты собственное дело, проигравший жизнь, достоинство, мужскую честь. Какой ксендз-расстрига на какой черной мессе обвенчал этого подонка с сестрицей Эгле?! Последние такты симфонического видения Валгаллы смолкли. Витас Таураге закурил вторую сигарету. Мысль после Вагнера пришла в голову ясная и простая: если Алигарх умрет, Эгле станет прежней. И это совсем не сложная штука - смерть. Он же человек, этот лживый подонок, значит, он смертен. А если он смертен, значит... я, Витас Таураге, его убью. Придавлю как крысу. Ради сестры. И это будет даже не слишком сложно, потому что Алигарх в свои сумрачные дни путает не только день с ночью, но и врагов и друзей, людей и химер, волков и овец. Не далее как этой осенью его нашли избитого, со сломанными ребрами, брошенного кем-то возле Склифосовского. Эгле выходила его. А в "Маке" поговаривали, что Алигарха таким способом кое-кто предупредил о том, что долги не прощаются. Тогда мерзавцу повезло, он выжил. Но везение - капризная девка, и в следующий раз, если умелому человеку взяться за дело, то... "Если он умрет, - подумал Витас Таураге, - даже если со мной что-то случится, Салютов всегда позаботится о сестре. Он сам так говорит, а он человек слова. Он давно бы позаботился о ней, как должно мужчине, если бы не этот прилипала. Салютов может купить Эгле квартиру в Москве, взять ее на содержание, может даже жениться на ней (он же вдовец!). В любом случае только он в силах уберечь ее от этой жизни, уберечь Эгле даже от "Красного мака", где место мужчине, а женщине из семьи Таураге делать нечего". Витас Таураге вздохнул: чужая страна, чужой город. На чужую жизнь смотришь всегда отстраненно. Мало о чем сожалеешь, мало кого жалеешь. Тот старик из туалета... Витас Таураге снова вздохнул, смял сигарету в пепельнице. Нет, старика из туалета казино, застреленного из пистолета в затылок, ему совсем не было жаль. Это ведь была мгновенная смерть. Старик вряд ли успел что-то почувствовать. Но для Алигарха такая смерть оказалась бы чересчур легкой. Почти благословенной. Такую смерть еще нужно было заслужить. *** Валерий Викторович Салютов находился в "Красном маке" с четырех часов дня. Приехал в казино с совещания совета директоров "Промсервисбанка", с которым поддерживал давние деловые связи. Финансовая ситуация в банке складывалась вполне сносная для начала года. И это радовало. Дом открылся для посетителей. Это тоже радовало. Салютов, наверное, впервые за последние месяцы чувствовал себя неплохо. В казино он приехал трудиться в поте лица. И отдыхать. Когда он находился в Доме, труд и отдых становились единым, неразрывным действом, почти творчеством. Так было всегда, с самого открытия казино. И Салютов не мог припомнить случая, когда хлопоты по обустройству и организации Дома доставляли ему страдания, усталость или разочарование. Напротив, здесь он всегда ощущал совершенно особый прилив сил и энергии, чувствовал себя моложе на добрый десяток лет. Так было прежде, но с гибелью сына все изменилось. Салютов не чувствовал ничего, кроме боли, не видел перед собой ничего, кроме этой бесконечной, сводящей с ума ночной вьюги за окном. Но сегодня (даже странно) на душе было гораздо легче. И метель улеглась. День за окном был морозным и солнечным. Закат - багряным. Ночь - ясной и звездной. В такие ночи в молодости Салютов редко спал. Было совсем не до сна. Он сидел у себя в рабочем кабинете на втором этаже. Казино открылось в обычный час и функционировало. Посетители съезжались. Внизу, в каждом из трех залов, в том числе и в заново оборудованном бильярдном, уже шла игра. На втором этаже в "гостевом" крыле в гостиной ярко пылал камин. Там, а также в зимнем саду и овальном кабинете на кожаных диванах отдыхали и курили гости, перед тем как снова спуститься в зал и засесть за игру. Официанты обносили отдыхавших коньяком и коктейлями. Салютов внимательно проверял счета, просматривал годовой отчет о финансовой деятельности казино. Отчет давно уже пора было проверить. И одновременно чутко прислушивался с почти болезненным любопытством и наслаждением к звукам Дома. В такие минуты Дом напоминал ему оркестр. А сам он представлялся себе дирижером. Порой ему даже не верилось: как это он один сумел поднять это все - поднять Дом, превратив его из зыбкой заветной мечты в реальность, из бумажного архитектурного проекта - в кирпич, стекло и мрамор, из финансового миража в доходное, прибыльное дело. Дом-Оркестр исполнял свою особую, неповторимую музыку. И с каждым годом она становилась Салютову-директору все понятнее и ближе. Порой ему казалось: он сам написал ее. Но затем он сознавал: нет, музыку создал сам Дом. И теперь она уже неотделима от его стен и залов. Как душа. Эти звуки... Рокот мощных моторов на подъездной аллее, оживленные мужские голоса - это гостей встречает у подъезда швейцар (новый, нанятый вчера вместо дурака Пескова), сочный хруст снега во дворе - это по приказу управляющего бригада дворников расчищает автостоянку. Музыка Дома доносила и другие звуки, вне единой общей гармонии вроде бы и не слышимые ухом - шорох сукна на столе, когда невозмутимый крупье специальной лопаткой сгребает фишки-ставки, трепет капроновой сетки, охраняющей лузу, когда в нее, точно рыба в невод, попадает бильярдный шар, скрип мела о деревянный ствол кия, нежный перезвон хрустальных бокалов, украшающих стойку бара, грохот и дребезжание игральных автоматов, скрип стенной панели, удерживающей на себе колесо Фортуны, биение десятков сердец, стук крови в висках тех, кто склонился над запущенной рулеткой и ждет (боже, как ждет), на какой номер выпадет шарик. А вдруг на зеро? Все эти звуки были так привычны и вместе с тем так удивительны, - так знакомы и так новы. Они ласкали и раздражали слух, волновали сердце... Салютов поднялся из-за письменного стола, медленно прошелся по красному персидскому ковру, украшавшему пол кабинета. Звуки Дома. Все здесь было наполнено ими. Тишина в комнате была живой, насыщенной, волшебной: треск березовых поленьев в камине гостиной, треск новой, распечатываемой крупье карточной колоды, треск рассыхающегося от жара батарей паркета под чьими-то тяжелыми шагами за дверью... - Валерий Викторович, заняты? Я на минуту. Только что звонили! На завтра заказ мест, ну и все как обычно. Я сказал: у нас все готово, мы ждем. Как насчет денег? Шаги принадлежали Глебу Китаеву. Он только что вошел в кабинет, как всегда вежливо постучав. - Все в порядке. Я договорился в банке. Деньги завтра будут с утра. Позвони насчет машины и дополнительной охраны, - ответил Салютов. - Значит, завтра у нас полный сбор? - Да, неплохо, а? - Китаев улыбнулся. - Соскучился я, Валерий Викторович, по настоящим нашим вечерам. - Он потер руки, словно предвкушая что-то приятное. - И еще кое-какие новости для вас есть. . - Какие? - Салютов сел на кожаный диван в углу кабинета, пригласив Китаева в кресло напротив. - Я вчера и сегодня утром систему наблюдения вместе с техниками проверял, - сказал Китаев. - И так и этак мы смотрели. Тот сбой камеры в вестибюле - случайность. Там в стене проводка за панелью слегка отошла. С гардеробщиком я тоже все проверил. Он сейчас на больничном, и врач мне диагноз подтвердил: ОРВ, причем какой-то там кишечный вирус. Уже заболевал он тогда в тот вечер. - И какой же вывод из всех твоих проверок? - спросил Салютов. - Все это случайности. И все они случайно совпали. Камеру никто намеренно не вырубал. Просто кому-то повезло. Ну, возможно, он услышал от гардеробщика или от кого-то из охраны, что эта часть вестибюля на время остается "темной". - Вывод, Глеб.

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору