Отменить! - крикнул начальник райотдела. - Нецелесообразно!
   Сообщение о вылете вертолетов пришло только в третьем часу. Взмыли  вверх
зеленые ракеты, обозначая место посадки, и темная пузатая туша  "восьмерки",
с грохотом зависнув на миг, тяжело опустилась на площадку...
   Потом подошла колонна военных мотострелкового батальона,  и  расположение
было разблокировано окончательно.
   - Да, сделали нас, - покачал головой начальник Таргунского отдела, взгляд
у него был очумелый, пустой. - Никогда себе не прощу...
   Он был белым как мел. А когда  глядел  на  выложенные  в  ряд,  прикрытые
простынями тела, рука его выразительно гладила рукоятку пистолета.
   - Только не делай глупостей, - сказал Алейников, кладя ему руку на плечо.
   Но глаза у того были совершенно дикими. Пока  он  руководил,  обеспечивал
разбор завалов, оборону, связывался с военными,  то  еще  держался.  Но  тут
пришло  время  подбивать  итоги.  И  ощущение  безвозвратности  происшедшего
свалилось на него, прижало к земле неподъемной тяжестью.  И  казалось  таким
удачным выходом - одно нажатие спускового крючка.
   - Как я буду смотреть им в глаза? - как пьяный твердил начальник ВОВД.  -
Матери, дети. Как я им посмотрю в глаза?...
   Среди выложенных  трупов  было  тело  начальника  Таргунской  криминалки.
Алейников смотрел на него,  и  холод  заползал  куда-то  внутрь.  Жаль,  что
невозможно повернуть время назад и остановить мгновение, переделать  все.  И
вспомнились заклинания этого человека - домой, домой.  Он  будто  чувствовал
свою смерть, и это предчувствие наполняло его тоской... Война.  Череда  лиц.
Люди встречаются, знакомятся,  разбегаются.  Потом  узнаешь,  что  их  нашла
смерть.
   Из Нижнетеречного ВОВД никто серьезно не пострадал, если не считать,  что
одного омоновца посекло осколками и водителю раздробило палец.
   В  ушах  у  Алейникова  звенело.  Небольшая  контузия.  В  целом   ничего
страшного. Пройдет.
   - Война, - с ненавистью произнес Алейников.
   - Война, - кивнул заместитель командира ОМОНа.

Глава 28
ЭМИР

   У Джамбулатова было ощущение, какое бывает, когда  вдруг  резко  меняется
атмосферное давление. Солнце еще светит, тепло,  светло,  но  уже  ощущается
скорое пришествие циклона с порывистым ветром, грозой. Похоже, скоро события
устремятся вперед, как пришпоренная лошадь, и тогда главным будет усидеть  в
седле, чтобы не попасть под копыта.
   Настроение у Джамбулатова было какое-то  тягуче-угрюмое.  Ему  не  давало
покоя то, что рядом находится его враг, а дотянуться  до  него  нет  никакой
возможности. Хромого держали взаперти, как пленного, и хоть  в  этом  Руслан
чувствовал свое преимущество.
   Он  сидел  на  лавке  и  глядел,  как  Ибрагимка  метает  в  дощатый  щит
американский штык-нож. От усердия молодой бандит высунул язык и прикусил его
кончик. Получалось неважно. Острие чаще отскакивало, а  если  втыкалось,  то
слабо и далеко от центра, куда оно должно было по замыслу воткнуться.
   - Что смотришь? - зло воскликнул Ибрагимка, повернувшись к  Джамбулатову.
Тот только пожал плечами.
   - Сам попробуй, да, - буркнул Ибрагимка, когда нож опять  попал  явно  не
туда.
   Джамбулатов встал, поднял нож с земли, отошел на несколько шагов и  резко
метнул. Лезвие угодило прямо в цель и завибрировало, напоенное силой.
   - В горло, - усмехнулся бывший милиционер.
   - Где учился?  -  недружелюбно,  но  с  оттенком  завистливого  уважения,
спросил Ибрагимка.
   - Были учителя, - хмыкнул Джамбулатов. Когда он служил в армии в  Афгане,
считалось, что старшина разведки должен уметь и такие вещи.  Но  это  умение
бесполезно. Нужно очень хорошо владеть этим искусством, чтобы был толк.
   - Научи.
   - Бери штык-нож, - сказал Джамбулатов. -  Ты  движешь  только  кистью,  а
должна идти вся рука, мягко, с нарастающей скоростью. Ты должен ощущать, как
из твоей руки вырывается  энергия,  передается  ножу...  Вот  так,  -  мягко
проводил он руку Ибрагима. - Да не зажимай ты лезвие так сильно.  Мягко  все
должно быть. Плавно...
   После часа занятий у Ибрагима получалось куда лучше, но  все  равно  было
еще далеко от совершенства.
   - Я стреляю хорошо, - с вызовом произнес  молодой  ваххабит,  втыкая  нож
своей худой рукой в деревянный щит. - Мины кладу хорошо.
   - Где учился? - полюбопытствовал Джамбулатов.
   - В Пакистане. Там хорошо учат. Там все правильно учат.
   Джамбулатов  цокнул  языком.  Паренек  учился   в   Пакистане.   Тамошние
специалисты, поднаторевшие в  воспитании  афганских  моджахедов,  давно  уже
обучают чеченских воинов, несущих России чистый ислам. В числе прочего у них
была  программа  по  обучению  несовершеннолетних   бандитов,   таких,   как
Ибрагимка.  Из  Чечни  посылали  туда   самых   перспективных,   с   напрочь
отшибленными мозгами.
   - Как твоя фамилия? - пытаясь что-то вспомнить, спросил Джамбулатов.
   Ибрагимка подозрительно посмотрел на него и, приосанившись, произнес:
   - Я фамилии не стесняюсь. Умхаев!
   "Точно, - вспомнил Джамбулатов. - Ибрагим Умхаев!"
   О похождениях этого мальца  ходили  легенды.  Недавно  Руслану  на  глаза
попалась подпольная газета  "Ичкерия",  в  которой  были  откровения  юноши,
объявившего "русским захватчикам" свой газават.
   "Выйти на тропу войны меня заставили  российские  оккупанты,  безжалостно
убивающие всех - женщин, стариков, детей. Вот уже два года я бью врага.  Мы,
чеченские  бойцы,  поклялись,  что  ни  одна  капля   крови   не   останется
неотмщенной. Погибнем мы, будут мстить другие.  Мое  сокровенное  желание  -
стать шахидом. С этим желанием легче воевать, но свою жизнь русским  кяфирам
я так легко, дешево не отдам. С помощью Аллаха, прежде чем стать шахидом,  я
отправлю в ад не одну сотню врагов".
   Дальше шли стишки:

   И снова уходят чечены на смерть
   Во имя свободы и чести,
   Которые многие тысячи лет
   В бессмертных вводили безвестных.
   Ни славы не ждут они, ни крови,
   И лишь по сыновнему долгу
   Уходят совсем неприметно они
   По отчему тихому дому.

   Позже Джамбулатов узнал, что написано это не под вымышленного "героя",  а
реального - эмира Грозного Ибрагима Умхаева, шестнадцати лет от роду Правда,
мысли его, обычно куцые и недалекие, были сильно облагорожены и развиты куда
более его обычного "рэзать русских свиней". Сам Ибрагим двух слов связать не
мог, не то чтобы написать что-то, тем более стихотворение. Есть кому  писать
стихи и излагать за него мысли.
   Эмиры - это вовсе не властители городов, так  называются  мелкие  полевые
командиры,  у  которых  в  подчинении  десять-двадцать  человек.   Прошедший
подготовку в Пакистане по рекомендации самого  Хаттаба,  Ибрагимка  сколотил
группу таких же несовершеннолетних  отморозков,  которые  были  названы  его
отрядом, и, реализуя полученные знания, весьма  успешно  подорвал  два  БТРа
внутренних войск.
   Попался он на том, что  на  грозненском  рынке  хладнокровно  завалил  из
пистолета двух русских милиционеров. Притом как  завалил!  Сперва  вместе  с
ними пьянствовал в вагончике, потом сказал одному:
   - Идем искать девок.
   Разгоряченный водкой милиционер, покачиваясь, послушно поплелся за ним на
убой и получил пулю в затылок. Потом Ибрагим вернулся в вагончик и сообщил:
   - Девок нашли. Тебя ждем.
   И снова - пуля в затылок.
   Ему  повезло,  что  его  задерживал  уголовный  розыск,  которому   нужно
раскрывать преступление. Другие сразу бы вывели его в расход. Он признался в
совершении убийств, на  допросах  держался  умело.  Его  учили  в  Пакистане
многому, в том числе поведению на допросах. Поэтому признал  он  только  то,
что было доказано.
   В это время как раз подоспело похищение  очередного  журналиста.  Заслуги
Ибрагима  были  оценены  старшими  товарищами  высоко,  и  его  обменяли  на
труженика пера. И Ибрагимка снова отправился со своими сопляками закладывать
фугасы.
   Дальше в его жизни пошла черная полоса неприятностей. Подорвали  рейсовый
автобус,  там  погибли  родственники  влиятельного  в  Грозном  человека.  И
Ибрагимке пришлось скрываться - теперь уже от чеченцев.
   Джамбулатов не знал, где эта змея  пригрелась.  Оказывается,  окопался  у
Синякина.
   Это новое поколение - дети времен гражданской войны, когда ржавеют  честь
и совесть, когда человеческая мораль искажается, как  в  кривом  зеркале,  и
плохое очень легко принять за хорошее, а все  доброе  и  разумное  не  стоит
ломаного  гроша.  Многие  из  них  ощутили   вкус   человеческой   крови   в
двенадцать-тринадцать  лет.  Глядя  на   этих   тощих,   с   тупыми   лицами
вырожденцев-боевиков", трудно представить, что  именно  они  становятся  той
силой, которая противостоит России. Сегодня они  еще  на  подхвате.  Но  они
набирают силу. "Хочу стать шахидом". А  ведь  они  действительно  не  против
стать воинами, погибшими за дело Аллаха, и попасть в рай.  Эти  сопляки  уже
сейчас головная боль не только для русских, но и для чеченцев, а  что  будет
дальше?
   - Значит, стреляешь хорошо, - кивнул Джамбулатов.
   - Стрелять люблю.
   - А убивать?
   - Убивать люблю, - кивнул Ибрагим, лицо его нервно скривилось,  в  мутных
глазах появился проблеск. - Неверного убиваешь - ближе к Аллаху становишься.
   Он  помолчал,  потом  посмотрел  на  Джамбулатова  и  сообщил  с  детской
непосредственностью:
   - Ты - тоже враг. Ты не чтишь Аллаха.
   - А ты чтишь?
   - Я чту. И я все знаю.
   - Уникальный случай. Тогда ты мудрее самого пророка. Тот знал  далеко  не
все.
   - Вы все плохо верите.
   - И Синякин?
   - И Абу тоже.
   - Почему?
   - Аллах запретил пить. А он  пьет.  Пьет  американскую  водку.  И  музыку
неверных слушает. И плохо молится. Он не прав.
   - А он не подвесит тебя за ребро, если услышит? - спросил Джамбулатов,  с
усмешкой думая, какого птенчика пригрел под своим крылышком Синякин.
   - Не подвесит, - замотал головой Ибрагимка. - Тебе не поверит.
   - Ясно...
   - Я бы тебя убил, - приблизившись к Джамбулатову и оскалившись,  произнес
негромко Ибрагимка. - Только Абу не дает...
   - Спасибо.
   - За что?
   - Что предупредил.
   - Ха-ха, -  захохотал  придурковато  Ибрагимка  и,  вынув  из  необъятных
шаровар "лимонку", подергал ее за чеку. - Я не боюсь смерти.
   - Ну и дурак.
   Ибрагимка больше ничего не сказал. Обернулся и отправился к  камере,  где
сидел американец.
   - Э, американ, - крикнул он. - "Лимонка" хочешь? "Ох, надо с ним  держать
ухо востро", - подумал Джамбулатов.

Глава 29
ГИЕНА ПЕРА

   Когда Алейников и группа  сопровождения  вернулись  из  Таргуна,  на  них
смотрели напряженно, с каким-то мистическим страхом. И их  преследовал  один
назойливый, нервирующий, как жужжание ночного комара, от которого  никак  не
отмахнешься, вопрос:
   - Как там было?
   Взрыв Таргунского ВОВД стал для всех шоком. Каждый  из  воюющих  в  Чечне
примерял эту ситуацию на себя и в очередной раз осознавал, насколько  близко
соседствуют здесь жизнь и смерть.
   На все вопросы Алейников только отмахивался:
   - Съездил бы да посмотрел.
   - Как хоть сам?
   - Нормально...
   Нормально... Очередная страшная страница этой  войны  перевернута.  Люди,
которых ты только успел узнать, ушли, разнесенные взрывом заложенной  в  тот
проклятый "Урал" взрывчатки. Что же, не время скорбеть...
   Алейников углубился в повседневные  дела,  пытаясь  отвлечься  от  дурных
мыслей, но иногда прокатывала по телу холодная волна, вновь  ощущался  будто
наяву вкус бетонной пыли на губах, и тогда подступала тошнота...
   Нет, к этому привыкнуть невозможно...
   Три дня прошло в каких-то совершенно дурных заботах. А тут еще  пришлось,
наконец, кардинально решать вопрос о старшем  оперуполномоченном,  один  вид
которого уже давно вызывал у Алейникова самые мрачные  предчувствия.  Парень
плотно "вошел в штопор" и умудрялся везде находить выпивку.
   - А все-таки мы герои, - приговаривал он постоянно, чокаясь с товарищами.
   В боях этот герой никак себя не проявил, зато позавчера с пьяных  глаз  в
спальном помещении шарахнул в стену  из  автомата  -  ему  привиделась  тень
чеченца. А на следующий день, с той же присказкой о  героях,  он  засунул  в
кружку "лимонку" и начал тянуть кольцо. Мелкий брат бросился  к  гранате,  а
Гризли съездил герою по уху, так что тот отключился и  отключка  эта  плавно
перешла в сон.
   Есть определенная категория  людей,  у  которых  на  войне  клинит  башню
напрочь. Это бывает даже с теми, кто не участвует в боевых действиях. То  ли
от осознания исключительности своего положения и гордости от  пребывания  на
переднем крае, то ли от нервного напряжения, то ли от обилия оружия  вокруг,
но в голове у этого парня явно  что-то  сдвинулось.  А  тут  еще  наложилось
беспробудное пьянство. Алейников корил  себя,  что  давно  не  отправил  его
домой, жалел дурака.
   - Лев Владимирович, больше не повторится, - нудил старший опер.
   - Все, собирай чемодан, герой. С первой  оказией  отплываешь,  -  рубанул
Алейников.
   Но театр продолжался, и к вечеру он стал театром абсурда...
   В ВОВД заявился опойного вида  хилый,  бородатый,  очкастый  мужичонка  в
яркой желто-зеленой спортивной куртке. Из объемной черной просторной  сумки,
оттягивающей его плечо, выглядывало горлышко пластмассовой бутылки пива.  Он
махнул удостоверением и заявил:
   - Здравствуйте, я специальный корреспондент "Аргументов  и  фактов".  Вот
командировочное удостоверение. Буду делать материал.
   Дежурный уставился  на  него  оторопело,  а  потом  бросился  сообщать  о
незваном и нежданом госте начальнику ВОВД.
   - Так,  -  несколько  ошарашенно  произнес  начальник  ВОВД,  разглядывая
пришельца, примостившегося скромно  перед  ним  на  стуле.  -  А  вы  откуда
взялись?
   - От Моздока на перекладных.
   - Попутками?
   - Да, - улыбаясь невинно, сообщил корреспондент.
   - А таблетки не забыли?
   - Какие таблетки?
   - Зелененькие. Которые  психиатры  прописывают  больным  при  обострениях
заболеваний, - разъяснил начальник.
   - Зря вы меня оскорбляете, - насупился журналист.
   - Извините.
   Но поступок у вас, мягко сказать, экстравагантный. Переться  через  Чечню
на попутных машинах... Вы не в Москве. И даже не в Питере!
   - Знаю. Нашего корреспондента уже захватывали в плен. Он рассказывал, как
для смеха каждый день в него из пистолета целились. И  над  ушами  стреляли.
Мне бы этого не хотелось...
   - А в чем же дело?
   - Задание реакции.
   Пока суд да  дело,  выяснилось,  что  корреспондент  настоящий.  И  имеет
аккредитацию пресс-центра федеральных сил.
   Начальник ВОВД  вызвал  Алейникова,  который  только  хмыкнул,  въехав  в
ситуацию. Он на своем веку насмотрелся немало гиен  пера,  которые  по  дури
лезли  в  самое  пекло,  а  потом  приходилось  их  выкупать  из  плена  или
обменивать.
   - И о чем вы собираетесь писать? - спросил Алейников.
   - О буднях райотдела, - бодро заявил журналист.
   - Поселите товарища у себя в комнате,  -  сказал  начальник  ВОВД.  -  Он
переночует. Условия там нормальные. С кондиционером.
   - Прекрасно, - воодушевленно произнес корреспондент, измаявшийся от  пыли
и жары.
   - А утром провезем вас по  району.  Покажем,  как  ширится  созидательная
работа на освобожденной от незаконных вооруженных формирований территории, -
высказался витиевато начальник отдела.
   - Пошли, борзописец, - кивнул Алейников.  Журналисту  выделили  пустующую
койку рядом со шкафом, заполненным газетами "Труженик торговли".
   - А у вас ничего, - сказал журналист, разглядывая номер с кондиционером.
   Соседи гостю, в объемной  сумке  которого  виднелись  две  бутылки  пива,
обрадовались.
   - Водочка у нас есть, - сразу же уведомил начальник штаба.
   - Надо гостя из Москвы принять по-человечески, -  согласился  заместитель
по кадрам.
   - А как же, - гость поправил очки.
   Алейников вздохнул. Он уже понял, что  сегодня  его  соседи  напьются  на
законном основании. После того фокуса с ночными гуляниями по городу он их по
праву первого заместителя начальника отдела прижал, они изнывали от жажды и,
видно, сильно мучились.
   Начальник штаба быстренько  соорудил  жаркое  из  свежего  мяса,  которое
где-то прикупил или  выменял,  накрошил  в  кастрюлю  лук,  чеснок,  порезал
картошку. Стол получился вполне достойный.
   После второго бокала пива, разбавленного для порядка  полстаканом  водки,
журналиста повело, он расчувствовался и разговорился. Правда,  его  рассказы
не отличались большим разнообразием - большинство из них было о том, как его
задерживали менты и штрафовали за пьянство в общественных местах и  от  кого
он сумел  отмахаться  удостоверением,  избежав  тем  самым  побоев.  В  этих
душещипательных  историях  различались  только  география  и   подразделения
внутренних дел - от линейных аэропортовских до городских отделов.
   Начальник штаба, пьяно внимающий гостю, наконец угрожающе осведомился:
   - А что ты против ментов имеешь?
   - Я? - удивился журналист. - Ничего.
   - А то можно и схлопотать, - побарабанил пальцами начальник штаба.
   После этого дискуссия вошла в более конструктивное  русло,  заговорили  о
событиях в Чечне.
   - Чего с этой язвой - Чечней  -  делать?  -  спросил  журналист,  язык  у
которого слегка заплетался, но, кажется, этот человек относился к  тем,  кто
без стакана не работает. -  Вам  не  кажется,  что  мы  завязаем  здесь  все
сильнее? Как-то надо выбираться.
   Начштаба с прямолинейностью железнодорожного рельса, икнув, рубанул:
   - Жечь. И  стрелять.  Каждого  второго.  К  стеночке  -  и  из  пулемета.
Бандитская нация.
   - Не те времена, чтобы всех жечь и выселять в Сибирь, - возразил  зам  по
кадрам. - Не получится.
   - Все получится, если захотеть, - уперся начштаба. -  Сталин  о  чеченцах
писал: "Живет за Тереком маленький бандитский народец". Бандиты все. От мала
до велика. Им хорошенько следует кровушку пустить... История показывает, что
как кровь тут пустят или  выселят  этот  "маленький  бандитский  народец"  в
Казахстан, они на три десятка лет успокаиваются. Потом  опять  начинается...
Что думаешь, розыск? - обернулся он к Алейникову.
   - Тебе бы всех стрелять.
   - Не всех. Через одного, - поднял палец начштаба. - Дикари же! Знаешь, по
традиции, если чеченец кинжал из ножен вытащил, он обязан кровь  пролить,  а
если нельзя чужую, тогда себя по руке режет... Так что через одного...
   - Знаешь, это все из области трепа обычного.  И  в  бандиты  нельзя  всех
записывать поголовно, - махнул рукой Алейников.  -  Хотя,  конечно,  стойкие
бандитские и рабовладельческие традиции здесь существуют,  не  отнимешь.  Но
дело не в этом. Представь, ту же Москву взять вдруг и  оставить  вообще  без
власти.  Да  еще  вооружить   новейшим   стрелковым   оружием   какую-нибудь
тоталитарную секту типа "Аум Сенрике" или "Белое братство". И посмотрим, что
будет. Московские братаны вряд ли  себя  лучше  поведут,  чем  чеченские.  И
религиозные фанатики точно так же будут над всеми куражиться, как ваххабиты.
   - Это ты загнул, - сказал зам по кадрам.
   - А чего я загнул? Вспомните  начало  девяностых  годов,  когда  здесь  к
власти пришли сначала бандиты, захватившие армейские склады, а  потом  Чечню
облюбовал исламский фундаментализм. Плохо помните, как это было? Как абреки,
собравшиеся на площади, вытащили майора местного КГБ, тут же заявили, что он
провокатор,  и  расстреляли  его.  Как  внутренние  войска,  высадившиеся  в
аэропорту с приказом ни в коем случае не применять оружие, были  блокированы
бандитами. А колонну внутренних войск, которую двинул из России на наведение
порядка  тогдашний  вице-президент  Руцкой,  на  полпути  завернул  советник
Ельцина, серый  кардинал  всего  этого  бардака  Бурбулис.  Что,  журналист,
скажешь, не было этого?
   - Слышал что-то такое, - кивнул журналист.
   - Было! Очень выгоден был этот плацдарм мировому  бандитизму,  где  можно
было отмыть любые деньги. Сколько миллиардов долл