Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
- Мама... - повторила я и добавила мягче:
- Я не надрываюсь. И сапоги вполне приличные, мне их еще на пару лет
хватит. Кофту я себе куплю...
- Ага. У нас долг за квартиру полторы тысячи, Андрюшке куртку надо, он же
раздетый...
- Он на работу устроится и куртку купит.
- Ох, как без отца плохо... - Мама подошла ко мне, обхватила мою голову
руками и прижала к себе. Я испугалась, что она заплачет, но в этот раз
обошлось, мама гладила мои волосы и только вздыхала, а потом спросила:
- А этот Николай, он как вообще, молодой?
- Вроде бы...
- Что значит вроде бы? Сколько ему: тридцать, сорок, пятьдесят?
- Лет двадцать семь. Я не уточняла.
- Не женат?
- Мама... Мне неинтересно, женат он или нет.
- Он что, урод?
- Глаза, нос, уши... все на месте. Мама хихикнула, покачала головой и
вновь спросила:
- Но он тебе не нравится?
- Ни капельки.
- Почему?
- Просто не нравится.
- Знаешь, что я тебе скажу, - главное, чтобы женщина нравилась мужчине, а
все остальное... можно привыкнуть. Ну, вышла я за твоего отца по большой
любви. И что? Осталась в тридцать лет с двумя детьми. Папаша копейки не
прислал и ни разу не поинтересовался, как мы? Дохни с голоду, а ему и горя
мало... вот и вся любовь. Ладно, - мама махнула рукой, - не взяла денег, и
правильно. У бедных тоже есть гордость. O гордости я особо не размышляла, но
Мелех Николай Петрович, как значилось на визитке, мне не нравился, и с этим,
как говорится, ничего не поделаешь.
На следующий день, вернувшись из института, я застала на кухне
невероятную сцену: мама с Андреем пили шампанское, на столе стоял торт,
разнообразная закуска, а лица обоих просто сияли от счастья.
- Что за праздник? - насторожилась я.
- Андрей работу нашел. Отгадай, сколько ему будут платить? Триста
долларов, и это только в первое время.
Андрей подмигнул мне, я опустилась на табуретку рядом.
- Что за работа?
- Экспедитором. Конечно, командировки, но это ерунда, привыкну. Завтра
выхожу.
- Как фирма называется? - Они переглянулись, не торопясь с ответом. Мне
стало ясно, в чем дело, я кивнула и со вздохом заметила:
- Ты ему звонил.
- Кому? - нахмурился Андрей, но тут заговорила мама:
- Звонил, и что такого? Мы не милостыню просим, а работу. В этом нет
ничего зазорного. Сейчас на хорошую работу просто так не устроишься. И
вообще, я не понимаю, почему ты так против него настроена? Андрюша говорит,
он приятный человек. Правда, Андрей?
- Да. Классный мужик, такими бабками ворочает, а разговаривал со мной
запросто и даже до Двери проводил.
- Ладно, - кивнула я, - наливайте шампанского, будем праздновать.
Позднее, лежа в постели и укрывшись с головой одеялом, я попыталась
понять, отчего я в самом деле настроена против этого Мелеха, но ответа так и
не нашла. Возможно, сработало предчувствие, хотя тогда я еще не знала и не
могла знать, что пройдет немного времени - и моя жизнь, пусть не очень
веселая, но привычная и размеренная, полетит под откос и я не раз вспомню
дождливый осенний вечер, свой дурацкий героизм, а точнее, глупость, и буду
очень сожалеть, что нелегкая понесла меня гулять с Молчуном, сидела бы дома,
глядишь, до сих пор жили бы спокойно...
Андрей начал работать у Мелеха, а тот стал частым гостем у нас в доме.
Дошло до того, что прежде, чем идти домой, я непременно звонила маме, желая
знать, не засиделся ли у нас благодетель, а если оказывалось, что и в самом
деле засиделся, под любым предлогом отлынивала от дома. Разумеется, чем чаще
приходилось придумывать поводы для того, чтобы избежать встречи с ним, тем
больше он меня раздражал, пока дело не дошло до тихой ненависти.
Понимания в родном доме я не находила. И Андрей, и мама в один голос
твердили, какой Николай Петрович замечательный, думаю, они лелеяли мечту о
том, что я выйду замуж за богатого человека. За богатого я была не против,
при условии, что он не будет вызывать у меня отвращения, так что случай с
Мелехом был безнадежным, но родственники об этом не догадывались, а я
старалась с ними данный вопрос не обсуждать.
Тут подошел мой день рождения. Сообразив, что визита дорогого гостя не
избежать, я заявила, что тратить понапрасну деньги не хочу и отмечать день
рождения не буду. Но мама с братом опять-таки в один голос твердили, что
отметить его просто необходимо, а с деньгами проблем нет, так что экономить
ни к чему. (Андрей действительно стал зарабатывать приличные деньги, а по
нашим меркам, просто сумасшедшие.) Было ясно: родственники чего-то ждут от
этого праздника, то есть надежды не теряют. Николай Петрович к тому моменту
у нас так прижился, что разве только ночевать не оставался, называл мою маму
"мамулей", отчего та радостно хихикала и целовала его бритую головушку, а он
начал заводить разговор о том, что нам надо менять квартиру, наша никуда не
годится, и в самом деле принялся что-то там подыскивать. Соответственно, я
так распланировала свой день, что домой являлась только на ночлег и
счастливо избегала встреч со спасенным. Это положение ни родственников, ни
его самого, как видно, не устраивало, и теперь они делали ставку на
торжество. Я им немного подпортила игру: отказалась от ресторана и
пригласила институтскую группу в полном составе, девчонки у нас трещотки, и
болтали мы только о своем, так что Николай Петрович сидел вроде свадебного
генерала и, подозреваю, скучал, зато мне было весело. В подарок от него я
получила золотые часы, что вызвало бурную радость у мамы и легкий шок у
подруг. Николай Петрович, как всегда, никуда не торопился, гости разошлись,
а он все сидел в кресле с постным видом. Я отправилась мыть посуду, и он
появился в кухне следом за мной, а мама удалилась. Николай Петрович (из
вредности я называла его только так, хотя разница в возрасте не была столь
уж существенной и позволяла вполне демократично говорить ему "ты" и
называть, соответственно, Колей), так вот, Николай Петрович устроился возле
подоконника, закурил, а я мыла посуду и делала вид, что его присутствие меня
не раздражает.
- Ты довольна? - спросил он, имея в виду празднество.
- По-моему, все прошло отлично, - отозвалась я. - Как вы считаете?
- Лишь бы тебе понравилось. - Он сунул руки в карманы брюк и уставился на
меня, да так, что мертвого проймет. Я поспешила вернуться к посуде, но его
взгляд жег мне затылок. Я мысленно чертыхалась и думала о том, что не худо
бы ему провалиться вместе с часами и взглядами. Ночевать он остался у нас,
правда, инициатива исходила от мамы.
- Куда ты поедешь на ночь глядя? - заявила она. - Андрюшка не придет
(Андрей отправился провожать девчонок). К Надьке своей завернул, значит, до
утра.
Николай Петрович согласился. Я хоть и не пришла в восторг, однако и
пакостей от судьбы не ждала. Спали мы в одной комнате с мамой, а Николая
Петровича определили на место Андрея.
Выпила я в тот вечер довольно основательно и оттого уснула как убитая, а
когда проснулась, обнаружила рядом с собой Николая Петровича, который
пытался слиться со мной в жарких объятиях. Поначалу я даже не испугалась,
меня прямо-таки потрясла его наглость, и я подумала: теперь-то мои поймут,
какую пакость пригрели, и ноги Николая Петровича в нашем доме не будет.
- Вы что, спятили? - сурово и громко спросила я.
- Да брось ты, - ответил он, намереваясь продолжить в том же духе, а я
позвала:
- Мама...
- Ее нет, - усмехнулся он. - Ушла куда-то по срочному делу.
С полминуты я приходила в себя, ну а потом живо напомнила ему, что
характер у меня с момента нашего трагического знакомства ничуть не
изменился: изловчилась и съездила ему по физиономии, и не по-бабьи ладошкой,
а так, как меня учил драться старший брат. А когда Николай Петрович, слегка
обалдев от неожиданности, откатился в сторону, добавила ему ногой и заорала:
- Молчун, ко мне...
Песик тут же возник рядом, грозно рыча, хотя к моему врагу он успел
привыкнуть, раз уж тот буквально жил у нас в доме, но, в отличие от
родственников, сориентировался быстро.
- Катись отсюда, - сказала я дорогому гостю, - и чтоб я тебя больше не
видела, не то собаку спущу.
- Вот так, да? - спросил он, поднимаясь с пола, где отдыхал некоторое
время.
- Вот так, - ответила я.
- Значит, не нравлюсь, - хмыкнул он, натягивая брюки.
- Не нравишься.
- И кто же из этих прыщавых твой дружок? - продолжал резвиться Николай
Петрович.
- Не твое дело. А про собаку я не шутила. Ей-богу спущу.
- Посмотрим, - ответил он, но из квартиры убрался.
Мама появилась под утро и, пряча глаза, сообщила, что звонила тетя Валя,
ей вдруг среди ночи стало плохо, и мама побежала к подруге, сильно
беспокоясь о ее здоровье. Предательство близкого человека потрясло меня
гораздо больше поведения Мелеха. От него-то я ничего хорошего не ожидала, но
мама... Ненавидеть презирать родную мать я была не в состоянии, и воя моя
ненависть обратилась на Мелеха. Собравшись с силами, я поставила родных в
известность, то не желаю его видеть, и если он еще раз появится у нас, уйду
из дома. Это произвело впечатление. Впрочем, Николай Петрович встреч со мной
не искал. На этом бы и успокоиться, но жизнь, начав катиться под гору,
продолжала свое движение. Андрей ошалел от больших денег, много пил, а вел
себя в пьяном угаре так, что с души воротило. Ясно было, добром это не
кончится.
- Уходить ему надо от этого Мелеха, - не выдержала я. Мама молчала, а
Андрей презрительно фыркал, к тому времени он уже купил квартиру, жил
отдельно и мои увещевания ему были безразличны.
Однажды вечером я вернулась с работы и застала маму в слезах, Андрей
маялся с перепоя, злой, с красными глазами и опухшей физиономией, а Молчун
отсутствовал.
- Где собака? - испугалась я. Мама зарыдала и скрылась в ванной, а Андрей
заявил:
- Под машину попал - Я с ним погулять вышел, и вдруг какой-то придурок...
Я опустилась на стул, сверля брата взглядом, он его выдержал и зло
сказал:
- Чего уставилась? Я, что ли, виноват?
- Ты врешь, - ответила я.
- Тебе что, собака дороже брата?
- Куда ты его дел?
- Закопал возле помойки. Хочешь - проверь, - усмехнулся он.
- Идем, покажешь, где зарыл, - кивнула я.
- Не дергайся. Сдох твой пес. Сдох.
- Сволочь ты, Андрюшка, - вздохнула я. Он заорал, прибежала мама и
принялась нас увещевать. А я собрала кое-какие вещи и отправилась к
девчонкам в общежитие, где и прожила неделю.
Каждый день ко мне приходила мама и плакала. Домой мне пришлось
вернуться, а через месяц, в течение которого мы так ни разу и не
встретились, Андрей погиб. В городе болтали разное, мне было не до досужих
разговоров, но и в мамину версию об ограблении три огнестрельных ранения не
вписывались. Похоронами занялся Мелех и денег не пожалел. На поминках
подошел к нам, обнял маму, пообещал, что не оставит ее в беде, говорил
трогательно и даже со слезой, а потом сграбастал мою руку и пробормотал
сочувственно:
- Сожалею. - Но в его взгляде мне чудилась насмешка. От горя и
растерянности я плохо справлялась с эмоциями и сделала то, что в любом
случае делать не следовало: плюнула ему в физиономию. Не думаю, что он был
виноват в смерти брата. В конце концов, Андрей сам сделал свой выбор, но
тогда я склонна была во всех несчастьях винить Мелеха. Он вытер лицо,
усмехнулся, пожал плечами, ничуть не смущаясь, и на некоторое время исчез из
моей жизни. Правда, раз в месяц от него приезжал человек и привозил маме
деньги. Иногда Николай Петрович звонил ей, и она с ним подолгу
разговаривала.
- Зря ты к нему так относишься, - со вздохом увещевала она.
- Мама, он втравил Андрея в гнусную историю...
- С ума сошла, в какую еще историю? Андрюша...
- Я не знаю, чем занимается этот Мелех, но одно ясно: Андрей...
- Замолчи, - прикрикнула мама, - не смей говорить гадости о брате. Мне
плевать, что люди болтают. Я знаю одно: когда случилась беда, помог нам
только Коля и до сих пор помогает.
- Он помогает, потому что прекрасно знает, что виноват.
- Он помогает, потому что дружил с Андреем и мы ему не безразличны. А ты
брату собаки простить не можешь, даже мертвому.
После этого разговоров о Мелехе я избегала и, честно говоря, перестала о
нем думать, благо он себя не проявлял до тех самых пор, пока я не влюбилась.
Как водится, чувство поглотило меня целиком, я радовалась жизни, потому
что моя любовь не осталась безответной. Сережа сделал мне предложение, я с
готовностью согласилась, а вот мама в восторг не пришла.
- На что жить будете? - спросила она сурово.
- Проживем, - оптимистично заверила я.
- Проживете... - презрительно фыркнула она. - А если ребенок? О, господи,
о чем ты только думаешь?
Вскоре, однако, думать пришлось не о свадьбе, а о здоровье. Как обычно,
проводив меня до дома, Сережа возвращался к себе, но в трех шагах от
остановки его встретили трое подонков и жестоко избили. Из больницы он вышел
только через месяц, и свадьбу пришлось отложить. Напавших на него парней,
конечно, не нашли, что никого не удивило.
Мы вновь назначили день свадьбы. Не успели раны зажить как следует, а
Сергея избили вторично, на этот раз прямо возле института. Когда подобное
произошло в третий раз, стало ясно: это не случайные хулиганы. Я рассказала
Сергею о Мелехе, но он в ответ только усмехнулся. День свадьбы назначили уже
в четвертый раз, а я пошла в милицию, потому что внутренний голос
подсказывал мне: ждать, что Мелех угомонится, - дело зряшное. Беседовал со
мной симпатичный дядька, выслушал, покивал и даже посочувствовал, а потом
сказал:
- Вам лучше уехать.
- Куда? - растерялась я.
- В другой город.
- А институт?
- Ну что я могу сказать... если все так, как вы говорите...
- Что значит "если"? - возмутилась я.
- Если - это значит, что доказать ничего нельзя. Конечно, то, что ваш
молодой человек оказывается в больнице с интервалом в полтора месяца, делает
вашу историю правдоподобной. Но сам Мелех никого не бил, следовательно...
- Следовательно, он будет продолжать измываться над нами, а вы и пальцем
не пошевелите, - закончила я.
- А на каком основании я смогу его привлечь? У него свора адвокатов, а у
меня что? Ваше заявление? Так он мне в глаза рассмеется. И еще вас за
клевету к суду привлечет. Так что забирайте заявление и... думайте.
- Спасибо, - кивнула я. - Заявление я у вас оставлю. Если эта сволочь еще
раз тронет моего парня, я его убью. Потом не говорите, что не предупреждала.
- Ты не дури, - покачал головой дядька, - убьешь, так в тюрьму сядешь.
Я покинула кабинет, громко хлопнув дверью.
Со свадьбой мы теперь не торопились. Сережины родители ко мне охладели,
что было, в общем-то, понятно, и я не обижалась. Дальше стало совсем
скверно: пару раз ему звонили по телефону с угрозами, и я, и Сережа жили,
как на вулкане. До института его провожал отец, а домой возвращались большой
компанией. Сколько так выдержишь? Он и не выдержал. Однако гордость не
позволяла просто взять да и бросить меня, он бросил институт и с первым
призывом оказался в армии, откуда не вернулся, то есть вернулся, но много
раньше положенного срока, удостоившись трогательной речи военкома и
памятника за счет общества ветеранов-афганцев".
Мелех явился ко мне на следующий день после похорон, выразил сочувствие и
душевно спросил, не может ли чем помочь. Ясно было, плевать ему в физиономию
можно до бесконечности, впечатления это не произведет, да и я к тому моменту
научилась держать себя в руках, даже если для этого приходилось сцепить
зубы, и вежливо ответила, что горю моему не поможешь.
- Ерунда, - беспечно отозвался Николай Петрович, - все забывается и горе
тоже. А о парне твоем, по большому счету, и сожалеть не стоит, если б он
тебя любил, не сбежал бы в армию.
Комментировать это утверждение я не стала, лишь взглянула в серые глаза
спасенного мною. Мама, наблюдавшая эту сцену, слабо охнула, а сам Мелех,
хоть глаз не отвел, но впечатлился, нервно дернул щекой, после чего
улыбнулся широко и безмятежно. Стало ясно, нам в одном городе не жить: не он
меня, так я его. Ситуация, в которой "я его", виделась смутно, хотя
ненависть переполняла меня и, сказать по чести, мне очень хотелось, чтоб
земное его существование как-нибудь поскорее бы пресеклось и не без моей
помощи (но и несчастный случай меня бы вполне устроил). Словом, выходило
по-любому - "он меня", и убираться из города мне надо было незамедлительно.
Однако я еще немного поупрямилась. Закончила институт и устроилась на
работу, а через неделю меня уволили, даже не потрудившись придумать предлог.
Мама вечером жаловалась по телефону Мелеху, и я слышала, как он сладенько
отвечал:
- Ничего, Полина девушка серьезная, что-нибудь подыщет. Я бы с радостью
помог ей, но ведь она этого не хочет. Невзлюбила, а вот за что, не пойму.
Но последней каплей стало не это. Друзья, которых, кстати сказать, было у
меня немало, в трудное время старались меня поддержать. Был среди них и
однокурсник Сережи Володя. Чужой пример, как известно, людей ничему не учит,
Володя начал запросто к нам заглядывать, хоть я это особо не приветствовала
прежде всего потому, что рана после гибели Сережи не затянулась настолько,
чтобы возник интерес к кому-то другому, а еще и потому, что добра от этого
не ждала. Так что когда Володю встретили возле моего дома и, не вступая в
разговоры, отдубасили, я не очень-то удивилась. Зато число моих друзей
заметно убавилось. Сначала отпали представители мужской половины
человечества, а потом и девчонки стали сторониться меня, точно чумной.
Стиснув зубы, я еще некоторое время терпела, пока однажды не обнаружила
возле своего подъезда двух здоровячков - они курили, поджидая, когда я
подойду, а я замерла в нескольких метрах от подъезда. Возможно, парням я
была нужна так же, как прошлогодний снег, и ждали они кого-то другого или
просто остановились покурить, но я при виде их физиономий почувствовала
животный ужас. Не помню, как я подошла к подъезду, и вдруг неожиданно для
себя спросила:
- Ну что, по мою душу? Кости ломать будете?
- Ты что, чокнутая? - удивился один из парней, но удивлялся он фальшиво,
а его дружок откровенно хохотнул. Я поднялась в квартиру и тогда поняла:
все, надо сматываться. Жизни здесь мне не будет. Не этот гад, так я сама
себя сведу с ума лютым страхом.
На следующий день я уехала за триста километров от родного города, туда,
где у меня не было никого, кроме старенькой маминой тетки, больной,
капризной, хоть и доброй. Через три года старушка умерла, объявился ее сын,
троюродный брат мамы, теткин дом продал, и мне пришлось перебраться на
квартиру. К тому моменту я уже освоилась в новом для меня городе, работала в
солидной фирме и переезду не огорчилась, скорее наоборот. Стала звать к себе
маму. Согласись она переехать, проблем с жильем вовсе бы не стало: продали
бы квартиру там, а здесь купили, но мама упорно отказывалась переезжать. В
родной город я не наведывалась, а мама, приезжая ко мне, вела себя как-то
странно, по большей части спала, раздражалась по пустякам и торопилась
уехать. Мне бы уже тогда насторожиться, но я не насторожилась, и, когда мама
говорила, что у нее все в порядке, верила на слово, звонила ей трижды в
неделю