только работа, -  заявил  он,  чтобы  малость
подбодрить меня. Я усмехнулась, тем самым выразив  сомнение.  -  Сегодня
здесь скучно, -  сказал  он,  когда  развлекаться  с  моей  ладонью  ему
надоело. - Я знаю одно классное местечко, там  сейчас  веселье  в  самом
разгаре.
   - Да? И где же такое местечко?
   - Неподалеку. Я на машине, так что через пятнадцать минут будем там.
   Разумеется, никуда я с ним ехать  не  собиралась,  я  еще  помнила  о
прошлой встрече, когда  лишилась  ребер  (точнее,  ребра,  со  вторым  я
рассталась совершенно добровольно), но просто послать его к  черту  было
бы неразумно, поэтому я, немного подумав, сказала:
   - Нет. Сегодня уже слишком поздно, да  и  вряд  ли  это  заинтересует
моего друга. Может быть, в другой раз...
   - Жаль, - вздохнул Монах, и в самом деле сожалея, но надежды не терял
и вновь сграбастал мою руку. Далась  она  ему...  -  Почему  бы  нам  не
познакомиться поближе? - запел он, глядя на меня с веселым озорством.
   - Хотите что-нибудь рассказать о себе? - поинтересовалась я  с  видом
полнейшей невинности, он хохотнул и заулыбался. Вообще Монах был веселым
парнем.
   - С удовольствием, - сказал он. - И совсем не против побольше  узнать
о вас.
   - Обо мне неинтересно, - вздохнула я. - Все существенное  я  вам  уже
рассказала.
   - А вот я совсем не уверен в этом.
   Через пару минут моя нога оказалась зажатой его коленями,  ладони  не
было никакого покоя, и, судя по взгляду Монаха, он твердо решил со  мной
поужинать, а также позавтракать, со всем остальным,  что  следует  между
этими двумя приемами пищи. В общем, он  поставил  себе  целью  совратить
меня и даже не догадывался о том, как напрасны его старания.  То  место,
где когда-то было  ребро,  неожиданно  заныло,  вызывая  у  меня  крайне
неприятные воспоминания.
   Тут  мысли  Монаха  скакнули  в  неожиданном  направлении,  он  вдруг
вспомнил какого-то Геббельса и испугался, что тот ему все испортит.  Так
как мне был известен  лишь  один  человек  с  такой  фамилией,  а  Сашке
испортить вечер он никак не мог  по  причине  своей  давней  кончины,  я
поначалу растерялась и лишь несколько секунд спустя сообразила, что  это
вовсе не фамилия, а кличка. Довольно затейливо, надо сказать. Что общего
у бандита с  бывшим  министром  пропаганды  "третьего  рейха"?  Все-таки
странная у них манера давать друг другу прозвища: если  Матвеева  кличут
Матвей - это понятно, а вот что такое Геббельс? Или, к примеру,  тот  же
Сашка: кого угораздило назвать его Монахом и по какой такой причине? Это
что, ирония?
   Пока я размышляла над хитростями чужих кличек, Сашка, сидящий лицом к
двери в бар, перевел взгляд в ту сторону, кого-то увидел и едва  заметно
нахмурился, правда, ненадолго. Губы  дрогнули  в  улыбке,  а  сам  Сашка
приподнялся и махнул рукой. Проявлять любопытство и оборачиваться  я  не
стала. Подойдет, кого он там узрел, вот и посмотрю.
   - Привет, - сказал Сашка, а я увидела рядом с собой парня  совершенно
невероятной внешности. То, что это  Геббельс  и  есть,  стало  ясно  без
Сашкиной подсказки:  лицо  парня  было  почти  точной  копией  покойного
министра, исключение составляла прическа, в отличие  от  оригинала  этот
щеголял бритым черепом. Несуразным в его облике было то, что  знаменитая
обезьянья мордашка  венчала  мощное  туловище.  Шея,  которую  с  трудом
стискивал ворот рубашки, как-то странно переходила в нечто мелкое, узкое
и нелепое. На первый взгляд создавалось впечатление, что у  парня  вовсе
нет головы,  и  только  спустя  полминуты  можно  было  понять:  голова,
конечно, есть, но уж очень она  миниатюрная.  Я  сидела,  таращилась  на
вновь  прибывшего  и  моргала,  а  они  с  Сашкой   обменялись   крепким
рукопожатием.
   - Отдыхаете? - Геббельс посмотрел на меня не без лукавства  и  сказал
Сашке:
   - Познакомь с подругой.
   - Варвара, - ласково пропела я, а он представился:
   - Сергей.
   Ну вот, и никакой он не Геббельс, так я и думала.
   Он пододвинул стул и сел между нами.  Монах  мысленно  послал  его  к
черту, но продолжал улыбаться, из чего я сделала  вывод:  Серега  парень
непростой и Сашке не только друг, но и  скорее  всего  командир.  Серега
приглядывался ко мне с большим интересом, мысли его начинались со  слов:
"Во дает Монах, какую бабу оторвал, где  он  их  только  находит?"  -  и
закончились злорадным: "Перетопчешься, Санек".
   Уловив в голосе Сереги командирские нотки,  в  мыслях  уверенность  в
том, что весь мир ляжет у его ног, а Сашка с красивой рожей  отдохнет  в
чулане, я повела себя  как  женщина  с  пониманием:  проявляла  к  гостю
уважение, вела  себя  скромно,  отвечала,  когда  спрашивают,  и  вообще
наперед не лезла. В целом атмосфера за  столом  царила  дружеская,  хотя
Сашка здорово злился. Во-первых, я все больше поглядывала на его дружка,
во-вторых,  из-за  длинных  ног  последнего,  которые  он  с   удобством
расположил под столом, Сашке пришлось оставить в покое мои колени.
   В самый разгар нашей непринужденной беседы в баре появился Док, задал
мне вопрос, мысленно, конечно, а я  в  ответ  послала  условный  сигнал,
проще сказать, поправила волосы, что на языке тайных жестов индейцев сиу
и нашем  с  Доком  означает:  сваливаем.  Док  подошел,  поздоровался  с
мужчинами и, глядя на меня, сказал, пряча недовольство:
   - Рад, что у тебя хорошее настроение...
   - Ты был так увлечен игрой. Как успехи?
   - Проигрался в пух и прах. Поехали домой, уже поздно.
   - До свидания, - пропела я, поднимаясь, подхватила Дока за  руку,  он
кивнул на прощание, и мы поплыли к двери.
   - О, черт! - дружно выдохнули оба типа за столом.
   - Хороший улов? - спросил Док, когда мы приехали ко мне на  квартиру.
Время позднее, и он решил остаться здесь.
   - Это Монах. Тот, что сидел напротив, с красивой рожей...
   Док замер спиной ко мне и некоторое время собирался с мыслями.
   - И что теперь? - спросил он осторожно.
   - Посмотрим, - пожала я плечами.  Засадить  в  тюрьму  Сашку  -  дело
несложное, только мне с того радости  никакой.  Вообще  сажать  людей  в
тюрьму довольно глупое занятие: столько  работы  и  беспокойства  разным
людям. Конечно, в отличие от Орлова я не  считаю,  что  граждан  следует
развешивать на фонарях, в конце концов, это неэстетично, да  и  с  точки
зрения гигиены... Нет, кажется, я придумала кое-что поинтереснее.
   Я еще немного поразмышляла: стоит ли видеть в неожиданной  встрече  с
Монахом то самое указание свыше? Так и не придя  к  какому-либо  выводу,
махнула рукой и решила считать встречу знамением.
   Док в тот вечер был молчалив, поглядывал на меня исподтишка и  думал.
Конечно, влез на своего любимого конька, то есть  месть.  Заранее  искал
мне оправдания, точно я в них нуждалась. Он уже  сообразил,  что  просто
так я Сашку в тюрьму не отправлю, решу поразвлечься. Пялясь в потолок на
диване, Док пришел к выводу, что это справедливо. Лично я в ту ночь  еще
ничего не решила, но встрече  с  Монахом  радовалась:  жизнь  неожиданно
наполнилась смыслом.
   Утром я позвонила Орлову, после обеда он к нам заехал. Все-таки людей
не поймешь:  некоторое  время  назад  он  боялся,  что  наша  совместная
деятельность приобрела чересчур широкий размах, а теперь злился,  что  я
не загружаю его работой,  а  если  так,  то  похвалы  от  начальства  не
дождешься и мысль умереть в генералах становится проблематичной.
   - У меня появилась идея, - обрадовала я его с  порога.  -  Мне  нужны
кое-какие сведения. - Я перечислила какие, Орлов что-то  там  черкнул  в
своем блокноте, посмотрел на меня туманно и удалился, пообещав заехать к
вечеру. Человек он добросовестный, к  вечеру  прибыл,  и  не  с  пустыми
руками.
   Мы расположились в комнате за большим столом, я  заносила  на  бумагу
то, что казалось мне наиболее  важным,  и  при  помощи  Орлова  пыталась
разобраться в бандитской иерархии. Вчера я  была  права:  на  социальной
лестнице Монах стоял чуть ниже Сереги. Тот вообще  был  парень  довольно
серьезный, Орлов объяснил, что  реально  составить  им  конкуренцию  мог
некто Климов Олег Николаевич, или попросту Клим. С Серегой Геббельсом, а
еще в большей степени с Монахом - у них давняя неприязнь.
   Этот Клим появился на сцене чуть меньше четырех  лет  назад  и  повел
себя чрезвычайно нахально. Набрал  в  свою  команду  психов  и  дебилов,
которые, не раздумывая,  делали  все,  что  им  прикажут.  От  азиатской
жестокости, с которой Клим расчищал себе место под солнцем, даже бывалые
люди  слегка  обалдели.  Однако  последнее   время   Клим   остепенился,
присмирел, большинство дебилов полегли в кровавых боях, искать новых  он
не стал, а окружил себя  ребятами,  которые  хорошо  знали,  как  крепко
держать в руках свой район без лишнего шума и пыли.  Деятельность  Клима
приносила ему неплохой доход,  и  он,  как  водится,  стал  предпочитать
стрельбе переговоры. С некоторой неохотой старшие товарищи позволили ему
наживать деньги, а он в свою очередь  из  лихого  одинокого  волка  стал
полноправным  членом  городского  криминального  клуба.   Налицо   явный
прогресс.
   Однако старая вражда до сих пор не утихла,  и  Клим  с  удовольствием
освободил бы город от Монаха и его дружка Сереги, да вот незадача:  есть
человек, с которым всем, кто рассчитывал обделывать в городе свои  дела,
приходилось считаться. Звали этого человека Петров Владимир Иванович, от
роду ему было около шестидесяти, из них  лет  двадцать  он  сидел,  а  в
бандитских  спорах  играл  роль  третейского  судьи.  Так  вот,  Сережка
Геббельс по неведомой причине очень был симпатичен этому самому  Петрову
со смешной кличкой Папа.
   Я слушала Орлова и диву давалась. По какому принципу братва  живет  и
существует, было для меня загадкой, то есть принцип, конечно,  ясен,  но
на фига им, к примеру, этот Папа? Какая от него польза Климу или тому же
Монаху? Может, они опасаются, что в противном случае вцепятся друг другу
в горло и жизнь станет чрезвычайно насыщенной, но недолгой?
   Орлов что-то пытался объяснить мне, но сам в своих  словах  до  конца
уверен не был, а тут мне вовсе стало не до  них,  потому  что  он  вдруг
сказал:
   - У Монаха с Климом лютая вражда. Пару раз  они  едва  не  прикончили
друг друга. - Тут он помедлил и добавил:
   - В тот раз Монаха искал Клим. С тобой развлекались его ребята.
   "Так отчего ж вы их тогда не арестовали?" -  хотела  спросить  я,  но
только рукой махнула. Однако имя запомнила. Ладно, парни, я сама с  вами
разберусь, по-своему.
   - Сейчас они вроде помирились, потому что воевать глупо, когда вокруг
такое творится. - Что "такое", Орлов уточнять не стал,  но  и  так  было
ясно. - Кстати, по имеющимся у меня сведениям, многолетняя дружба Монаха
с Геббельсом дала трещину, чего-то дружки не поделили.
   Я ничего такого  не  заметила,  поэтому  словам  Орлова  значения  не
придала, а вот Серегиной кличке в очередной раз подивилась.
   - Господи, ну почему Геббельс?
   - Так ведь похож... - обиделся Евгений Петрович.
   Следующие три дня я просматривала свои записи, разглядывала потолок и
носа  не  высовывала  из  квартиры.  Два  вечера  Док  радовался   моему
домоседству, на третий спросил:
   - В чем дело?
   - Ты имеешь в виду казино? - поинтересовалась я, хоть и так знала.
   - Конечно. Я был уверен...
   - Не хочу мозолить глаза Монаху, - пояснила я. - Все должно выглядеть
совершенно естественно.
   - А вдруг он тебя все-таки узнал?
   - Ну и что? Тогда я его тоже узнаю. С трудом, но вспомню.
   - Ему ведь наверняка известно, что произошло с тобой...
   - Необязательно, - утешила я. - К тому же почти три  года  -  большой
срок. Если узнает, придется сказать,  что  наша  предыдущая  встреча  из
разряда неприятных и помнить ее нет никакого желания.
   - Будь осторожна, - помолчав, попросил Док.
   Вечер мы провели тихо, возле телевизора, как парочка пенсионеров. Док
уже собрался домой и вдруг сказал:
   - Вчера случайно встретил своего  бывшего  соседа...  Встреча  не  из
приятных... Хороший был мужик.
   - Почему был? - поддержала я разговор. Док пожал плечами.
   - Едва узнал его.
   - Пьет?
   - Пьет. Да и что прикажешь делать? Была семья, работа, теперь  только
квартира осталась.
   - А что случилось? - спросила я.
   - Жуткая история. Прошлым летом у него погибли жена и дочка, девчушке
четыре года не исполнилось.
   - Авария?
   - Случай нелепый и совершенно дикий.  Был  такой  тип  в  городе,  по
кличке Сотник,  кому-то  очень  на  нервы  действовал.  Вот  по  нему  и
полоснули сразу из двух автоматов в самом центре города. Он скончался  в
больнице, а еще трое - на месте стрельбы: старик-пенсионер и моя  бывшая
соседка с дочкой. Все произошло совершенно неожиданно, никто  опомниться
не успел, а посреди улицы "Ауди" в дырах и трупы.
   - Стрелявших, конечно, не нашли?
   - Не нашли. Ни милиция, ни он сам. Виктор служил в спецназе,  пытался
найти убийц...
   - Не нашел и по русской привычке запил? - подсказала я.
   - Зря ты так, - обиделся Док за соседа. - Хороший был  мужик.  А  то,
что пьет, так это от безнадеги. Не руки же на себя накладывать?
   - Да, этого делать не следует, - согласилась я. Док, увлекшись,  стал
рассказывать об этом самом Викторе, перечисляя его  достоинства.  Парень
был в Чечне, много чего в жизни повидал, а то, что такой человек ушел со
службы и запил, объяснялось просто: отчаянием. Мол, чего мы стоим,  если
белым днем в центре областного города укладывают людей из  автоматов,  а
мы лишь разводим руками?
   Сначала  его  не  хотели  отпускать,  но  Виктор  упорно  пил,  часто
срывался, работать с ним становилось все трудней, и в конце  концов  его
уволили, правда, из уважения к былым заслугам по  собственному  желанию.
Теперь он трудился дворником в родном жэке, и  пить  ему  уже  никто  не
мешал. Док по этому поводу очень сокрушался. История эта меня неожиданно
заинтересовала.
   - Я бы хотела с ним встретиться, - сказала я.
   - С Витей? - не понял Док. - Зачем?
   - Такой человек может нам пригодиться.
   - Он пьет, Варя...
   - Это с безнадеги. Если увидит в жизни смысл - завяжет. Ты  ведь  сам
говоришь, мужик стоящий. Где его можно найти?
   - Дома, наверное, где же еще?
   - Дома не годится, - покачала я головой. - Встреча  должна  выглядеть
случайной.
   - Тогда в пивнушке, недалеко от нашего дома... от его,  -  поправился
Док.
   На следующий день мы отправились на  разведку.  Район,  где  когда-то
проживал  Док,  выглядел  безрадостно.  Ранее  мне   здесь   как-то   не
приходилось  бывать,  и  теперь,  глядя  в  открытое  окно   машины   на
бесконечный ряд одинаковых пятиэтажек, мрачных даже в солнечное утро,  я
решила,  что  если  человек  здесь  родится  и  вырастет,  то  вскорости
непременно запьет.
   Пивнушка прилепилась сбоку  одного  из  панельных  монстров.  Хлипкое
сооружение без  окон,  с  покореженной  дверью,  которая  открывалась  с
леденящим душу скрежетом. Взглянув один раз на это чудо, я  поняла,  что
женщина моей красоты и прикида появиться здесь не может.
   В пивнушку отправился Док, вернулся через минуту.
   - Его нет, - сказал отрывисто.
   - Что ж, подождем, - кивнула я. - Время есть.
   Подъехать к своему бывшему  дому  Док  не  решался,  боясь  встретить
супругу.
   Ожидание оказалось весьма  неприятным.  Апрель  выдался  на  редкость
жарким, и сидеть в машине вскоре стало просто невыносимо. Мы вышли и  не
спеша прогулялись, Док поглядывал на дверь пивнушки, когда она  издавала
очередной зловещий скрежет.
   Через полчаса вернулись в машину,  меня  разморило,  и  я  уснула.  А
проснулась от того, что Док коснулся моего плеча и позвал:
   - Варя.
   Я открыла глаза, спросонья пытаясь понять, чем я здесь  занимаюсь,  а
Док добавил:
   - Вон он...
   Виктор шагал по тротуару к пивнушке в компании двух  человек.  Группа
выглядела колоритно. В центре шел дед с белыми длинными волосами и белой
бородой до пояса, на плече у него висела гармошка, одет он был в  старый
спортивный костюм и  калоши  на  босу  ногу.  Приглядевшись  получше,  я
поняла, что деду нет и пятидесяти, и подивилась.
   Справа от него виднелся упитанный коротышка, на его ногах  не  только
галош, вовсе ничего не было, так и шлепал  по  асфальту  босыми  ногами.
Штанины широких брюк небесно-голубого  цвета  были  подвернуты,  а  одна
прихвачена бельевой прищепкой. Это намекало  на  то,  что  у  босоногого
имелся велосипед, впрочем, необязательно, может,  у  людей  мода  такая.
Из-под короткой майки выпирал живот, а  руки  от  плеч  до  ногтей  были
сплошь покрыты татуировкой. Слева от деда возвышался мужик лет  тридцати
пяти, высокий, широкоплечий. Одет в штаны защитного цвета,  кроссовки  и
темную рубашку с длинными рукавами. Он курил  на  ходу,  пальцы  заметно
дрожали. Несмотря на эту дрожь, красноту лица и явную маету  с  перепоя,
Виктор выглядел в этой компании человеком случайным.  Как  видно,  решил
жить по принципу - чем хуже, тем лучше.
   Троица скрылась за скрипучей дверью, и  скоро  из  пивнушки  полились
разухабистые переливы гармошки. Несколько голосов с  чувством  выводили:
"За твои зеленые глаза..."
   - Пьет он не так давно, - сказала я. - Человеческого  облика  еще  не
лишился, одет чисто, с утра изловчился побриться, несмотря на похмелье.
   - Он почти каждое утро ездит на кладбище, - невесело сообщил Док.
   - Не волнуйся. - Я потрепала его по плечу. - Если все пойдет,  как  я
думаю, мы твоего приятеля вытащим... - Док взглянул на меня недоверчиво,
но промолчал. - Мне к нему присмотреться надо, - продолжила я. - Значит,
придется тебе пригласить его в ресторан.
   - Почему в ресторан, а, к примеру, не домой?
   - Лучше мне появиться случайно... да и тебе тоже. Встретились, решили
поговорить, зашли выпить.
   - Что ж мне, на него облаву устраивать?
   - Почему бы и нет, если это пойдет ему на благо?
   Док спорить не стал, вышел на тротуар  и  принялся  прогуливаться  от
перекрестка до пивнушки, а  я  опять  задремала  и  едва  не  проглядела
встречу Дока с бывшим соседом. Повернула голову и увидела, что они стоят
посреди тротуара, двое дружков прошли чуть вперед, Виктор им  махнул,  и
они зашагали восвояси. Док с приятелем тоже пошли, не спеша и  в  другую
сторону.
   Виктор шел прямо, но чувствовалось, что он пьян. Я  завела  машину  и
поехала следом. В нескольких кварталах отсюда находилось кафе  "Ивушка",
туда Док и повел бывшего соседа.  Выждав  в  машине  минут  двадцать,  я
направилась в кафе. Оно мало чем отличалось от пивнушки.  Окна,  правда,
были, но такие грязные, что лучше б их вовсе не было, шторы не  отдавали
в стирку лет пять, не меньше. Обслуживала  клиентов  пожилая  неряшливая
баба с изрытым оспинами лицом и в парике рыжего цвета,  из-под  него  по
щекам катились струйки  пота.  Вентиляторы  не  работали,  с  кухни  шел
отвратительный запах горелого масла и чего-то мясного. Посетителей  было
немного, при моем появлении все повернули головы и  уставились  с  таким
видом, точно у меня  на  голове  пылал  костер  или  сидел  живой  заяц.
Конечно, заявилась я зря: в таком месте мне просто нечего  было  делать.
Ведь сказала Доку: ресторан, а он притащился сюда...
   Под пристальным взором буфетчицы я прошла к кассе и попросила  стакан
сока и  булочку,  показавшуюся  мне  съедобной.  Тут  Док  повернулся  и
окрикнул:
   - Варя! - А я, изобразив смущение, направилась к нему.
   Он поднялся, пододвинул мне стул и сказал, обращаясь к Виктору:
   - Знакомьтесь, это Варя, а это мой сосед Виктор.
   Я улыбнулась, а Виктор хмуро кивнул. Перед ними стояла бутылка водки,
два стакана, по две порции салата и горячего. Я пристроила рядышком свой
сок и повертела в руках булку, не зная, что с ней делать. В конце концов
взяла и съела.
   - У вас праздник? - спросила я, кивнув на бутылку.
   - Давно не виделись, - ответил Док. Виктор в мою сторону  не  смотрел
принципиально:  во-первых,  стеснялся,  во-вторых,