сь. Поэтому я
пошла в кухню варить кофе, накрыла на стол и замерла на мгновение, глядя
в окно. Саша подошел сзади, обнял меня, я вздрогнула, может, от  испуга,
а скорее от счастья, и повернулась к нему. И он меня поцеловал.  Сначала
один раз и очень нежно. Потом поцелуи стали жарче, а объятия теснее.  "А
почему бы и нет?" - решила я и махнула рукой на свое невезение.
   В любом случае в ту ночь мне повезло, да так, что и  не  снилось.  То
есть я, конечно, мечтала о чем-то подобном, но через час поняла,  какими
дурацкими и детскими были эти мечты, на  самом  деле  все  было  гораздо
проще и прекраснее... В общем, я провела восхитительную  ночь.  С  утром
было сложнее.
   Разбудил меня телефонный звонок. Я вскочила, с перепугу спутав его  с
будильником, и, только дважды тряхнув головой, сообразила,  что  сегодня
суббота, выходной день и вскакивать по тревоге не имело смысла. Вспомнив
об этом, я припомнила кое-что еще и удивленно огляделась. Постель  рядом
была пуста.
   - Саша! - крикнула я и взглянула на  часы.  7.30.  Где  Саша  и  кого
угораздило звонить в такое время?
   Я схватила трубку и услышала Иркин голос.
   - Варька, ты как? - пьяно спросила она.
   - Никак, - огрызнулась я.
   -  Слышь,   подруга,   ты   одному   мужику   понравилась.   Крутому.
Познакомиться  с  тобой  хотел,  да,  видно,  проворонил,   исчезла   ты
прекрасным  видением.  Веришь  -  нет,  расспрашивал  о  тебе.   Валька,
официант, который нас обслуживал, он меня немного знает, так вот  Валька
сказал, что ты моя подруга. И этот приперся ко  мне.  Мужик-то...  Адрес
твой спрашивал. Жди в гости. Чувствуешь, какую я о тебе заботу проявляю?
Цени.
   - Сдурела ты, что ли? - крикнула я и бросила трубку.
   После чего побежала в ванную. Свет не горел, вода не включена, и Саши
там, конечно, не было. В кухне и остальных местах моей квартиры тоже.  И
ничто, кроме моих воспоминаний, на его присутствие не указывало.
   Я немного побегала, стараясь обнаружить послание или  хотя  бы  номер
телефона, записанный впопыхах на клочке бумаги. Ничего.
   В прихожей я сползла на пол и горько заплакала, но минут через десять
обругала себя матерно и пошла умываться. После чего еще раз  обследовала
квартиру на предмет пропавших вещей. Все вещи пребывали в сохранности, и
это слегка утешило: не хватало только объяснений с мамой.
   Я перебралась на постель и заревела вторично, тихо и горько, и ревела
до тех пор, пока не услышала звонок в дверь. От неожиданности я  сначала
подскочила, а  потом  со  всех  ног  кинулась  в  прихожую.  Воображение
услужливо рисовало одну  картину  радужнее  другой:  Саша  на  пороге  с
огромным букетом и счастливой улыбкой и все такое прочее.
   На пороге  стояли  трое  ребят,  крепких  и  суровых,  а  счастливыми
улыбками даже не пахло. Только я собралась задать банальный вопрос: "Вам
кого?" - как ближайший ко мне парень пнул  меня  ногой  в  живот,  и  я,
охнув, влетела в зеркало родной прихожей,  причем  с  такой  силой,  что
разбила его, на  пол  посыпались  осколки,  бравые  ребята  вломились  в
квартиру, двое рассредоточились, а  третий  схватил  меня  за  волосы  и
спросил:
   - Где он?
   - Кто? - в  полном  недоумении  проблеяла  я  и  получила  кулаком  в
челюсть. Лишилась пары  зубов  и  быстро  уразумела,  кто  здесь  задает
вопросы.
   Через двадцать минут у меня не было от  гостей  никаких  секретов.  К
сожалению, их интересовал  только  один,  но  я  его  не  знала.  Парням
потребовалось более двух часов, чтобы убедиться в этом. Что  происходило
в этот временной промежуток, мне вспоминать не  хочется,  скажу  только,
что я очень сожалела о своей живучести и боялась, что никогда не умру.
   Квартиру я покинула в бессознательном состоянии. Почему они просто не
оставили меня подыхать  в  родном  доме,  а,  рискуя  обратить  на  себя
внимание, поволокли куда-то, ответить  не  берусь.  Может,  полутрупы  в
квартирах оставлять им не положено, а  может,  ребята  были  шутники,  в
общем, меня загрузили в машину и вывезли за город. В двух километрах  по
объездной дороге притормозили на мосту и сбросили  мое  бренное  тело  с
очень приличной высоты. Так как я все еще пребывала без сознания,  парни
с чувством выполненного  долга  удалились  в  твердой  уверенности,  что
судьба нас больше не сведет (так  оно,  кстати,  и  вышло):  если  через
какое-то время я и всплыву, поведать миру о своих гостях никоим  образом
не сумею.
   Однако я не оправдала их надежд. Ополоснувшись в холодной водичке,  я
совершенно неожиданно пришла в  себя  и  даже  каким-то  образом  смогла
добраться до берега. Этот эпизод я практически не помню,  что,  впрочем,
неудивительно,  и  склонна  считать,  что  чудесным  спасением   обязана
вмешательству свыше. Именно благодаря этому самому вмешательству  в  тот
момент вблизи берега объявился милицейский патруль. Что они там  делали,
сказать трудно, главное, что углядели меня, вызвали "Скорую", та прибыла
в рекордно короткие сроки, и я  очень  быстро  оказалась  на  больничной
койке, где и провалялась два месяца.
   За это время меня несколько раз посещали сотрудники милиции,  и  я  в
меру сил пыталась им помочь, то есть  рассказывала  снова  и  снова  про
визит незваных гостей и про то, что последовало далее.
   Мои воспоминания были весьма смутными, никто  из  соседей  ничего  не
видел, никто из водителей при довольно бурном движении не углядел в  тот
день на мосту ничего подозрительного, и парней, естественно,  не  нашли.
Зато я  кое-что  смогла  узнать  о  Саше  и  даже  полюбоваться  на  его
фотографию, любезно предоставленную  мне  сотрудником  милиции  в  целях
опознания.
   Александр Викторович Завражный,  по  кличке  Монах  (почему  Монах  -
понять трудно, мой возлюбленный на одну  ночь  мог  похвастать  огромным
количеством любовных похождений), так  вот  этот  самый  Монах  давно  и
принципиально был не в ладах  с  законом,  а  к  моменту  нашей  встречи
находился в весьма прохладных отношениях с некоторыми боевыми  друзьями,
и они имели к нему претензии, а меня угораздило пригласить  его  к  себе
как раз в тот момент, когда бывшие друзья прямо-таки горели  желанием  с
ним повидаться. В общем, не повезло мне.
   История эта длительное время  имела  популярность  в  городе,  о  ней
писали в газетах, болтали в троллейбусах, а на моем  примере  неразумных
женщин предостерегали от  случайных  знакомств.  Мне  в  роли  случайной
жертвы бандитских разборок было очень больно и, что еще хуже, стыдно.
   Где-то дней через двадцать, когда я начала приподниматься в  постели,
я смогла увидеть свое лицо в зеркале  и  упала  в  обморок.  Вид  жуткой
физиономии и  последующий  за  сим  стресс  несколько  замедлили  период
выздоровления. Врачи, отнесшиеся ко мне с большой чуткостью, утверждали,
что следов практически не останется,  время  все  залечит,  челюсть  мне
собрали, склеили и сшили, зубы можно  вставить,  а  глаза,  слава  Богу,
целы. Еще две операции, и меня поставят на ноги.
   Я слушала, кивала и пыталась понять, как это все могло  произойти  со
мной?
   Больницу я покинула, но дома стало еще хуже: я боялась  находиться  в
квартире, боялась из нее выйти, боялась звонков в  дверь  и  звонков  по
телефону, а также боялась смотреть  в  зеркало  и  тяготела  к  стенному
шкафу, в темноте которого чудилась безопасность. Ночью мне снился один и
тот же сон, я металась, орала и изводила соседей, потому что дом  у  нас
панельный и слышимость хорошая.
   В одно раннее утро, в самом начале весны,  пользуясь  тем,  что  мама
лежит в больнице и я предоставлена самой себе, я вышла  на  балкон  и  с
некоторым облегчением сиганула с него вниз. Однако  прямо  под  балконом
росло дерево, а снег еще не сошел.  Ничего  не  сломав,  я  оказалась  в
первой психиатрической  больнице,  в  палате  номер  шесть,  в  компании
совершенно сумасшедшей девицы лет девятнадцати, повредившей рассудок  на
почве безумной страсти и религиозности. Она собиралась стать  монахиней,
но вдруг влюбилась, с любовью не повезло,  и  в  результате  она  теперь
прохлаждалась на соседней койке.
   Мы вели с ней долгие беседы, философствовали, плохо спали по ночам  и
прониклись друг к другу большой  симпатией.  Именно  сумасшедшая  Валька
сказала мне как-то ночью:
   - Бог тебя дважды спас от смерти.  Значит,  ты  не  просто  так  сюда
явилась, а есть у тебя на земле какое-то дело, и  он,  Бог  то  есть,  в
отношении тебя имеет виды. То есть не просто так на свет тебя произвели,
а  с  какой-то  надобностью.  И  ты  с  балконов  сигать  завязывай,   а
прислушайся. Бог даст тебе знак,  и  тут  главное  не  ловить  ворон,  а
внимательно слушать и строго следовать. Слышишь, Варвара?
   - Слышу, - кивнула я. - У тебя диагноз какой? По  секрету  скажу:  ты
ему соответствуешь.
   Однако думать о том, что Господь проявлял заботу и спасал меня,  было
приятно, правда, кое-что  меня  мучило,  и  я  спросила  Вальку  не  без
ехидства:
   - Если у Господа в отношении меня какие-то планы,  почему  б  ему  не
избавить меня от неприятностей?  Сделать  так,  чтобы  всякие  психи  не
крушили мне челюсть, и все такое, а я  бы  шла  к  намеченной  цели  без
увечий. По-моему, пользы от меня было б несравненно больше.
   - Дура ты! - рассвирепела  Валька.  -  Он  посылает  тебе  испытания.
Неужели не ясно? Выполнить Божью волю  ох  как  непросто,  и  ты  должна
соответствовать.
   - А он тебе ничего не говорил, как долго будут длиться эти испытания?
- поинтересовалась я. В ответ Валька швырнула в меня подушкой и вроде бы
обиделась. Я отвернулась к стене, заметив ворчливо:
   - Если у тебя с Господом есть прямая связь, намекни ему,  пожалуйста,
что я не люблю ждать.
   - Надо иметь терпение и быть внимательной, - поучала  Валька.  -  Вот
увидишь, знак будет.
   Явились ли последующие события Божьим перстом - судить не берусь. Вот
так запросто, чтобы я могла понять, Господь мне  ничего  не  сказал,  но
далее начались вещи удивительные и даже  странные.  Как  именно  Господь
беседует с нами, грешными, я не знала, а потому вскоре поверила  Вальке,
что все происходящее - не иначе как Божий промысел.
   А начались чудеса утром в  среду.  Мы  готовились  к  обходу,  Валька
рассматривала потолок, как всегда, с заметным интересом, а я  неожиданно
для себя сказала:
   - Да не бойся ты этих уколов. Смотри в сторону и думай  о  чем-нибудь
нейтральном. А то таращишься на иглу и сама себя пугаешь.
   - Откуда ты знаешь, что я боюсь? - спросила она.
   - От верблюда, - хмыкнула я.
   Вместо  того   чтобы   ответить   что-нибудь   заковыристое,   Валька
переместилась ко мне на кровать, уставилась на меня пронзительно и  даже
дико и ласковым голосом повторила:
   -  Откуда  ты  знаешь,  что  я  боюсь  уколов?  Я  тебе  об  этом  не
рассказывала.
   - Слезь с моих ног, больно, ноги у меня многострадальные, и их жалко.
   Валька примостилась сбоку, не отрывая от моего лица горящего взора, и
еще раз спросила:
   - Как ты узнала?
   -  О  Господи,  -  покачала  я  головой.  -   Догадалась,   заметила,
сообразила...
   - Да? - Валька нахмурилась, подрыгала ногой, а потом сказала:
   - А ты знаешь, как я пошла в первый класс?
   - Как все, - разозлилась я.
   - Понятно, как все. А что-нибудь такое со мной случилось?
   Я немного подумала, пытаясь вспомнить.
   - А... ты в лужу упала,  возле  самой  школы.  Был  солнечный  денек,
дворник с утра полил цветочки, на асфальт  натекла  лужа,  и  ты  в  нее
угодила животом. Мама сбегала  домой  и  принесла  форму  твоей  старшей
сестры, которая училась во вторую смену,  быстренько  переодела  тебя  в
туалете, а ты ревела, потому что форма была тебе велика и вообще обидно.
   В продолжение моей  речи  Валькины  глаза  разгорались  все  ярче,  а
улыбка, вначале слабая и нерешительная, стала широкой и лучезарной.
   - Ну и откуда ты это знаешь? - бодро поинтересовалась она.
   - Ты и рассказала.
   - Как бы не так. Ничего я не рассказывала. А  что  ты  еще  про  меня
знаешь?
   - Да все, - немного подумав, ответила  я.  -  Это  неудивительно.  За
месяц, который ты  обретаешься  по  соседству,  только  и  делаешь,  что
болтаешь.
   - Память у меня хорошая, - хмыкнула Валька. - И про мой поход в школу
я тебе точно не говорила... Да Бог с ним. Нужен пример, после которого у
тебя глаза откроются.
   - Какие глаза? - насторожилась я.
   - Твои. Ты считаешь, что я сама все разболтала, а я знаю, что это  не
так. Необходим пример, который тебя убедит. О чем  я  точно  никогда  не
говорю?
   - Ну... о своей любви, то есть о том парне...
   - Правильно. А теперь расскажи, как мы с ним познакомились.
   Я нахмурилась, прикрыла глаза и прислушалась к чему-то  внутри  себя.
Происходило нечто странное...
   - Ты упала со стула в столовой, все засмеялись, ты лежала дура дурой,
а он подошел и помог подняться.
   - Точно, - взвизгнула Валька и даже вскочила с кровати. -  Вот  он  -
знак!
   - Сейчас Татьяна придет, попрошу ее лишний укол сделать, крыша у тебя
вовсю съезжает.
   Валька схватила свою подушку и дважды меня  ею  огрела,  после  этого
спросила в крайней досаде:
   - Ну что еще надо, чтобы ты поняла?
   - Ладно, уймись. Я Жанна  ДАрк,  Божья  избранница.  Только  не  хочу
гореть на костре. Пусть меня лучше еще раз с моста сбросят.
   - Ты хоть понимаешь,  что  с  тобой  происходит?  -  чуть  не  плача,
спросила Валька. - Ты можешь читать мои мысли.
   - Это нетрудно, - заверила я. - Их немного, и все они глупые.
   - Хорошо. Ты умная, а я дура. Сейчас придет Татьяна, попробуй на ней.
Уж она-то точно не ведет с тобой душевных бесед.
   Татьяна, медсестра нашего отделения, пришла минут через пятнадцать, я
уставилась на нее, а Валька  на  меня.  Она  ерзала,  моргала  и  громко
сопела. Наше поведение вызвало у Татьяны легкое недоумение,  потому  что
от нашей палаты никакого беспокойства не было и сюрпризы  не  ожидались,
лежат себе люди тихо-мирно, не буйствуют.
   Посмотрев на нас с сомнением  и  вроде  бы  успокоившись,  она  стала
заниматься привычным делом, а я наблюдать за ней.  Через  пару  минут  я
спросила:
   - Вы забыли выключить утюг?
   - Что? - ахнула она, нахмурилась и настороженно поинтересовалась:
   - А ты откуда знаешь?
   - Да я не знаю, - пришлось ответить мне. - Просто вы так себя ведете,
точно пытаетесь что-то вспомнить, вот я и спросила...
   - Все утро сама не своя, угораздило перед  уходом  блузку  погладить.
Торопилась... убей не помню, выключила или нет.
   - Выключили, - убежденно кивнула я, потому  что  в  этот  момент  она
вспоминала,
   Как надевала блузку, а правой  рукой  выдернула  шнур,  вспоминала  и
сомневалась одновременно, а у меня повода сомневаться не было.
   - В одиннадцать муж с работы приедет, позвоню...
   - Ну что? -  взвизгнула  Валька,  едва  дождавшись,  когда  дверь  за
медсестрой закроется.
   Я пожала плечами:
   - Чудеса...
   - Еще какие. Это Божий дар. Говорила, у Господа на тебя виды,  так  и
есть.
   - Знать бы какие, - забеспокоилась я.
   - Вставай с постели, пойдем к людям, проверим на остальных.
   Весь день мы шатались по  отделению.  Очень  скоро  сомнения  у  меня
отпали,  каким-то  образом  я  узнавала  мысли  людей.   Что-то   теплое
обволакивало мозг, а потом начинало пульсировать  и  выпирать  из  общей
массы... Звучит глупо, но происходило это примерно так.
   Перед вечерним обходом мы вернулись в палату, и Валька принялась меня
поучать.
   - Ты пока помалкивай, Господь укажет, когда надо открыться, а  может,
и вовсе не надо, еще  неизвестно,  какая  у  тебя  миссия.  Только  будь
внимательней... не проворонь, у меня теперь вся душа изболится, вдруг ты
знака не увидишь... Нет в тебе чуткости. Не будь меня рядом, ты  бы  так
ничего и не поняла...
   - Слава Богу, мой верный Санчо Панса на соседней койке  и  все  знаки
углядит.
   - Неизвестно, должна я быть рядом или нет. Мне знака не было.
   - Будет, - хмыкнула я. Конечно, Валька самая  настоящая  сумасшедшая,
но мне нравилась, потому что девка она добрая. И лучше пусть  болтает  о
Божьем промысле, чем бьется головой о стену.
   - Тебе надо тренироваться, - подумав, заявила она.
   - Как это?
   - Знаешь, как иностранному языку обучают? Говорят с человеком  только
на этом языке, например, по-английски. Понимаешь?
   - Зачем мне английский? - развеселилась я.
   - Что ты дурака-то валяешь? Вот если б меня Господь избрал, я б  зубы
не скалила, а молилась и тренировалась каждую минуту.
   Валька даже покраснела с досады, и я торопливо согласилась:
   - Давай тренироваться.
   - Я с тобой разговаривать не буду.
   - Почему? - расстроилась я.
   - Что ты меня изводишь, неужели не понятно? Ты со мной говоришь, а  я
отвечаю мысленно, и словами тебе помогать не буду. Теперь дошло?
   Идея не показалась мне особенно удачной, вдруг кто из врачей заметит,
что  я  сама  с  собой  беседы  веду,  и  я  состарюсь  в  психушке,  но
расстраивать Вальку не хотелось, я согласилась,  и  с  этого  вечера  мы
начали тренироваться.
   Очень скоро это занятие увлекло меня, а успехи в  обучении  выглядели
прямо-таки фантастическими. Если поначалу для того, чтобы  понять  мысли
человека, требовалось сосредоточиться, закрыть глаза и сидеть в  тишине,
то через пару дней надобность в этом отпала. Возникла  другая  проблема:
если в комнате было несколько  человек,  мысли  их  сплетались  в  тугой
клубок и оглушали, но и с этим  осложнением  я  справилась  относительно
быстро. Могла говорить, что-то делать,  смеяться  или  читать  книгу,  и
вместе с тем прислушиваться.
   Дни перестали быть серыми и унылыми, утро я встречала с оптимизмом  и
уже не смеялась над Валькиными речами о "знаке", а молча кивала и  вроде
бы в самом деле ждала.
   Как-то во время тихого часа мы болтали, то  есть  это  я  болтала  за
двоих, а  Валька  пялилась  в  потолок  и  молчала  как  рыба.  В  самом
интересном месте  я  вдруг  решительно  прервала  поток  ее  молчаливого
красноречия.
   - Врешь ты все...
   - Точно,  -  ахнула  она  и  даже  встала  с  постели.  -  А  как  ты
догадалась?
   - Не знаю как, - озадачилась я. - Знаю, что врешь, и все. То есть  ты
говорила правду и вдруг соврала, и это было ясно, вроде ты думаешь одно,
а вместе с тем где-то рядом мысль - это не правда.
   - Здорово, - захихикала Валька, хлопнула в ладоши и  даже  взвизгнула
от неуемной радости. - Это ведь я нарочно, чтобы проверить,  сможешь  ты
распознать или нет.
   Явное сумасшествие странным образом уживалось в  ней  с  хитростью  и
практицизмом.
   Тренировки продолжались до того самого дня, когда Вальку выписали  из
больницы. Я не скрывала, что  это  событие  ничуть  меня  не  радует,  и
высказала надежду, что мы непременно встретимся, лишь  только  я  покину
данное лечебное заведение. Но Валька решительно заявила:
   - Нет. Все, что Бог возложил на меня, я выполнила. Теперь  ты  должна
быть одна.
   - Ты что, получила с небес телеграмму? - разозлилась я.
   - Я сон видела. Вещий. Вчера думала о тебе и о  себе,  конечно,  и  о
том, что будет с нами, а ночью сон. Стоим в поле, ты и я, а  перед  нами
две дороги. Ты пошла по одной, и я за тобой вроде, и вдруг голос:  "Тебе
не туда..." В общем, отправилась ты налево, я направо.
   - И из-за какого-то  дурацкого  сна  ты  больше  не  хочешь  со  мной
видеться? - не поверила я.
   - Это не сон, а знамение, и вовсе не дурацкое. У тебя миссия,  может,
великая, а я, видно, в спутницы  не  гожусь,  поэтому  должна  отойти  в
сторону, чтоб под ногами не путаться.
   Я посидела, помолчала и твердо заявила:
   - И куда врачи смотрят? Разве можно тебя выписывать, ты ж дура дурой.
   Несмотря  на  мои  увещевания  и   даже   угрозы,   Валька   осталась
непреклонной, в день ее выписки мы простились навеки и больше никогда не
виделись. Хотя какие наши годы, может, еще  и  доведется  встретиться  в
какой-нибудь психбольнице.
   Вальку выписали, и хоть была