Я тебя понял. Мне придется доказать, что я не верблюд. Так?
   - Вроде того.
   - Для этого я должен найти предполагаемых убийц предполагаемого
покойника, найти психопата Оборотня и засадить их в тюрьму. Что ж, я
согласен, если это единственный способ получить тебя.
   - Не единственный. Достаточно отойти в сторону и подождать, пока все
кончится.
   - В жизни не слышал ничего глупее. Позволить тебе рисковать головой, а
самому отсиживаться в сторонке? Нет, милая, хочешь ты этого или нет, я в
деле.
   - Катись, - сказала я, выходя из машины, - своим присутствием ты все
усложняешь. Я нервничаю и понапрасну трачу силы.
   - Идиотизм, - грустно заметил он.
   - Идем, доктор Ватсон, - сказала я Соньке.
   - Он что, еврей? - спросила она, семеня рядом.
   - О, Господи... с чего ты взяла?
   - Ну... Мне домой надо. Деньги за квартиру принесут.
   - Я могу тебя проводить.
   Большую часть пути Сонька пребывала в задумчивости, потом сказала,
вздохнув:
   - Гретхен, поторопиться бы надо!
   - Куда? - не поняла я.
   - Не куда, а просто. Как бы нас не опередили.
   - Может, ты лучше на пальцах объяснишь, а?
   - Ты дурака-то не валяй. Нам надо побыстрому убийцу Большакова найти. Я
правильно назвала фамилию типа, что возле моего амбара зарыт?
   От неожиданности я присела.
   - Как ты это себе представляешь?
   - Откуда мне знать? Умная у нас ты.
   Что-то Господь имел в виду, отвешивая тебе мозги. А мне небесную
красоту, - хохотнула она.
   - Софья, - вздохнула я, - ты меня переоцениваешь.
   - В самый раз. Мужикам мозги вкручивай, а я тебя знаю как облупленную,
уж ежели ты во что вцепилась... что твой доберман.
   - Шкуру бы спасти, богоизбранная, - напомнила я.
   - Шкура само собой. А вот убийца - это интересно.
   - Что ж в нем интересного?
   - Ты завязывай дурака-то валять, все ж проще простого: кто найдет
убийцу - найдет и деньги.
   - Чего? - опешила я.
   - Ничего, - передразнила Сонька, - я бедная женщина. - Она вздохнула и
добавила тихо: - И сирота.
   - Это ты-то бедная? Сиротка... А папулино наследство? Две квартиры и
кубышка величиной с кабанью голову.
   - А вот и нет. Просто у людей предвзятое мнение: если торговый
работник, так непременно жулик.
   - А он что?
   - Кристальной честности был человек. - Сонька, вспомнив родителя,
запечалилась, а я спросила:
   - А скажи-ка, Софа, что это у тебя фамилия Зайцева, а, к примеру, не
Абельман?
   - Что, вот прямо сейчас и объяснять?
   - А то. Время есть.
   - Чего это ты к папуле прицепилась? - насторожилась она.
   - Интересуюсь просто.
   - А-а. В общем-то, это потрясная история. В смысле романтическая. Хотя,
может, это называется по-другому. Бабка после войны прибыла сюда с малым
ребенком, то есть с папулей, и вышла замуж за татарина.
   - Однако диапазон у твоей бабки: то еврей, то татарин...
   - И вовсе не диапазон. Просто бабка любила сапожников, а
сапожника-еврея на тот момент в городе не оказалось, и она пошла за
татарина.
   - А что, Зайцева - фамилия татарская?
   - Татарин от чахотки помер, и бабке пришлось выйти замуж в третий раз.
   - Опять за сапожника?
   - Нет. За фельдшера. А фельдшер был этим... ну, слово, на комара
похожее... - Я стала прикидывать, какое слово похоже на комара. Сонька лоб
морщила и изо всех сил мне помогала. - Тех, что евреев не любят, как зовут?
   - Антисемиты, что ли? Дурища, где же здесь комары?
   - Москиты. Не комары, что ли?
   - Убогая, - вздохнула я
   - Ты про бабку слушать будешь? В общем, фельдшер был антисемитом, не
мог он терпеть в семье такого паскудства, как еврейская фамилия, ну и,
натурально, усыновил папулю, тот и стал Зайцев.
   - Здорово. А ты замуж за сапожника не хочешь?
   - Нет. Я за президента хочу.
   - Не выйдет. Уж больно ты дремучая.
   А вот почему так, Софья Павловна, память у тебя железная, а слова ты
вечно забываешь?
   - Я все слова помню, просто путаю, какое куда вставлять. Про бабку я
тебе рассказала, а теперь ты мне расскажи, как надумала убийц искать?
   Я взяла ее руку, сжала в кулак, постучала им по красивому Сонькиному
лбу и сказала:
   - Ты даже думать об этом не моги.
   Сонька ухмыльнулась и постучала кулаком по моему лбу:
   - Как хочешь, а эти деньги мне нужны.
   Напрягай извилины.
   Я вернулась домой, размышляя по дороге, как избавить Соньку от глупых
мыслей.
   Вообще жизнь не радовала. Витькиным заверениям я не верила. Хотя его,
возможно, и мучают угрызения совести. Его великий предшественник Иуда
Искариот даже удавился от подобных мук, правда, тому, кого он продал,
легче от этого не стало. Следовательно, досчитывать я могла только на себя.
   Для начала я поднялась к Гоше. Открыла мне Вера Сергеевна. Гоша был
дома и, как оказалось, маялся с перепоя. Я прошла в комнату, он поднял
голову, поздоровался и застонал.
   - Полюбуйся, Маргарита, - сказала Вера Сергеевна, - пить затеял. Мало
мне его бандитства, так он еще и алкоголиком стать решил.
   - Ма, чего ты? Иди чай поставь, всетаки гости.
   - В городе не иначе как месячник повального пьянства, - заметила я.
   - Ладно, хоть ты не добивай.
   - Не буду. Вот что, Игорек, придется тебе лечь в больницу.
   - Чего? - привстал он, выпучив глаза.
   - В больницу, говорю, придется. Организуем тебе язву или гастрит. Очень
правдоподобно, лежишь ты зеленый, дружки поверят.
   - Ты издеваешься, что ли? - рухнул он на подушки.
   -Тут дело такое: ваши ребята нас с Сонькой с кладбища прихватили, Бог
знает, зачем. Добрые люди помогли от них избавиться...
   - Так это вы были?
   - Ага.
   - Говорил я тебе, мотать надо из города.
   - Мотать никак нельзя, я уже объясняла.
   А вот тебе в больницу надо. Рахматулину выходка твоего Брауна не
понравилась, и он обещал с ним поквитаться. Соображаешь?
   Совершенно не хочу, чтобы ты пал случайной-жертвой междуусобной войны.
   - Ты о себе подумай.
   - Я и о себе. Тебя не будет, кто мне поможет? Нет, давай в больницу, ты
все ж таки на моих глазах рос, и мама твоя мне все равно, что родная.
   Он вздохнул:
   - Грет, давай уедем.
   - В больнице ты в безопасности и под рукой. В случае чего поможешь. А
помощь мне скоро понадобится.
   - Да как я в больницу попаду? Я ж здоров, как бык! С похмелья туда не
положат.
   - Тебя положат. У меня подруга зав отделением. Я сейчас от себя
позвоню, а ты постарайся быть при смерти. Чтобы все натурально, для мамы и
дружков.
   Надевая в прихожей плащ, я сказала озабоченно Вере Сергеевне:
   - Что-то не нравится мне Игоречкино состояние. не похмелье это. На
желудок жалуется.
   - Правильно, какой желудок выдержит.
   - Не в первый раз ему с похмелья страдать, а тут что-то... присмотрите,
в случае чего - ко мне, у меня подруга терапевт, очень хороший врач.
   - Думаешь... А вдруг аппендицит... Он ведь уколов до смерти боится.
Игоречек, тебе, может, чайку горячего? - Веру Сергеевну неудержимо тянуло
к постели сына.
   Я торопливо исчезла. И стала звонить Наталье.
   - Неприятности у парня, - пояснила я, - схорони на недельку.
   - Привози. Устроим ему обследование.
   Через час прибежала Вера Сергеевна, насмерть перепуганная.
   - Маргарита, совсем ему плохо, надо "скорую" вызывать.
   - Не надо "скорую", попадет к какомунибудь коновалу... попросим Сережку
с первого этажа, он нас в Красный Крест отвезет.
   Через час Гоша получил кровать в палате под номером 10, переоделся в
спортивный костюм и тапочки и пошел меня провожать.
   - В палате три старикана, я здесь долго нс выдержу.
   - Потерпи. На кладбище хуже.
   - Ты хоть заходи, ладно?
   - Два раза в день, утром и вечером.
   - Все шутишь.
   - Позвони дружкам, чтоб знали, что ты при смерти. Пока.
   И я отправилась домой. В окне терапевтического отделения маячил Гоша,
выглядел он совершенно больным.
   Звонок телефона поднял меня в половине второго ночи. По этому парню
можно сверять часы.
   - Привет, детка.
   - Слушайте, а нельзя звонить днем? Ночью я обычно сплю. Опять же вам
при такой луне положено быть волком, нелегко, наверное, набирать когтистой
лапой номер?
   - Как мой подарок?
   - У вас проблема. Срочно обратитесь к психиатру.
   - Ты пытаешься убедить меня, что не очень боишься?
   - Я не очень боюсь. Человек смертей.
   Мне на голову может свалиться кирпич, я могу заболеть СПИДом, кто
сказал, что вы - хуже?
   Он засмеялся тихо и довольно противно.
   - Жду не дождусь, когда мы познакомимся поближе.
   -Вы со мной играете, зачем? - спросила я, потому что в этих звонках не
было смысла, если он, конечно, не психопат.
   - Играют ради удовольствия.
   Значит, психопат.
   - Я вас знаю?
   - Я любой из твоих друзей.
   - Значит, вы просто развлекаетесь.
   - Не совсем. Ты должна кое-что для меня сделать.
   - Что же?
   - Найди мои деньги.
   - Я? - Ну вот, а говорят, что идиотизм болезнь не заразная. В городе
начинается эпидемия.
   - Конечно, у тебя получится.
   - Да вы спятили. Как вы себе это представляете? - начала злиться я,
потому что одно дело Сонька, и совсем другое шизонутый киллер, у которого
по ночам обострение.
   - Подумай. Может быть, тебя немножко поторопить?
   - Нет, - заверила я, - я все поняла. Буду стараться изо всех сил.
Честно.
   Он хохотнул и повесил трубку. А я швырнула телефон. Он пострадал
совершенно безвинно. Потом я пошла в кухню, выпила стакан молока и
зарыдала. Мне хотелось, чтобы приехал Глеб. Но если бы он приехал, я бы
его выгнала. Кажется, мне не оставляли выбора. Плохой день.
   Сонька пришла часов в десять, тихая и задумчивая. Меня это начинало
беспокоить.
   Она села в кухне и принялась разглядывать паутину в углу.
   - Надо уборкой заняться, - устыдилась я. Сонька почесала одну ногу об
другую и вздохнула.
   - Хочешь банан? - спросила я.
   - Нет. Бананы опасны. Сегодня утром я встала и на одном подскользнулась.
   Это навело меня на множество мыслей.
   - А ты где спишь? В холодильнике?
   - На диване. Пока. Может, скоро придется спать в холодильнике. - Сонька
опять почесалась, вздохнула и спросила: - У тебя менты были?
   - Нет, - насторожилась я, - а что?
   - А у меня были. Целых два. То есть сначала один, потом другой.
   - По какой надобности?
   - Убийство расследуют. Славкино. Один пришел и говорит: мы вас
повесткой вызывали. Прикинь? Я ему объясняю, что у меня ключ от почтового
ящика уже лет пять как потерялся. Газет не выписываю, а писем мне писать
некому - сирота я.
   - Он заплакал?
   - Нет. Вопросы задавал.
   - Какие?
   - Всякие. Про Славку: с кем дружил, на что жил, где бывал, кому
задолжал.
   - А ты?
   - Отвечала. Что знала. Может, найдут, а? Жалко Славку.
   - Может.
   - Один ушел, другой пришел.
   - Кто?
   - Да мент. Говорю тебе, ходят друг за дружкой. Я говорю ему, был
недавно ваш товарищ, а он мне: у него, мол, свое дело, а у меня свое. У
Славика вашего был медальон такой заметный, откуда он?
   - А ты?
   - Говорю, откуда ж мне знать? Может, в карты выиграл, а может, свистнул
где.
   - Ты документы у него проверила?
   - А то. Что я, дура какая? Проверила и все в записную книжку списала.
Один мне визитку оставил. Хочешь посмотреть?
   - Не хочу.
   - Ну и как хочешь. А второй про тебя спрашивал. Сказал, с подружкой
вашей поговорить мне надо. А вот телефончик свой не оставил.
   - Ну и что?
   - Ну и ничего, - Сонька помолчала, пялясь в стенку, - беспокоюсь я.
   - О чем?
   - О менте.
   - О, Господи. Чего о нем беспокоиться?
   - Я, может, вообще беспокоюсь. Вот много думать стала, с непривычки
голова болит, а я все думаю да думаю. Добром это не кончится.
   - И о чем ты, к примеру, думаешь?
   - Говорю, о менте.
   - Дался тебе мент. Он следствие ведет, ему положено вопросы задавать.
   - А вот скажи, Греточка, зачем менту волосы красить?
   - Седину, что ли?
   - И вовсе не седину.
   - Постой, что-то я не пойму.
   - А чего понимать: липовый мент. Про тебя спрашивал, телефон не
оставил, и волосы у него крашеные.
   - А ты, случаем, не загибаешь?
   - Авторитетно заявляю, как человек, начавший свою трудовую деятельность
парикмахером.
   - Удостоверение, говоришь, видела? А позвонить не догадалась?
   - Догадалась. Есть такой.
   - И чего ты тогда меня в тоску вгоняешь?
   Сонька вздохнула и по-прежнему пребывала в задумчивости. Я пошла на
работу, а Соньку отправила к Гоше в больницу: следовало придать ему силы
терпеливо переносить вынужденное заключение, не то он, не ровен час
сбежит. С Сонькой мы договорились встретиться позже. Но меня задержали на
работе, и на встречу я катастрофически опаздывала, потому и поехала на
такси.
   Сонька должна была ждать меня возле кинотеатра.
   - Здесь остановка запрещена, - сказал таксист, - я к универмагу проеду.
   Тут я заметила Соньку: она томилась возле телефона, как видно,
собираясь звонить мне. Я открыла окно, намереваясь ее окликнуть, но
кое-что привлекло мое внимание, точнее кое-кто. Окликать Соньку мне разом
расхотелось, потому что крупный рыжеватый парень, усердно читающий
объявления, следил за ней. Не могу сказать, что меня это удивило, дела
вокруг нас происходили такие, что чему хочешь изумляться разучишься. На
охрану это было не похоже, да и не до охраны сейчас Витьке, свою бы голову
уберечь. Оставалось только гадать, кому мы понадобились.
   - Вы не могли бы меня подождать? - попросила я шофера.
   - Долго?
   - Как получится. - Он как будто удивился, сказал:
   - Пожалуйста, деньги ваши.
   Я вышла из машины и направилась к Соньке по противоположной стороне
улицы, стараясь, чтобы она меня не заметила, и рыжий, конечно, тоже. Вошла
в магазин, встала возле стеклянных дверей и принялась наблюдать. Сонька
звонила по телефону.
   Рыжий подобрался ближе и теперь увлеченно разглядывал афишу. Сонька
пошла к стоянке такси, рыжий за ней, а я за ним. В проулке у него
оказалась "грешка" желтого цвета.
   Моя подружка садилась в машину, рыжий, не спеша, выруливал за ней, а я
бросилась к своему такси, благодаря Бога, что шофер сдержал обещание.
   - Давайте вон за тем "жигуленком", - сказала я.
   - Мы не в Чикаго, - недовольно заметил он.
   - Этот парень мой муж. Я заплачу.
   Друг за другом мы покатили по городу.
   Сонька отправилась ко мне, это стало ясно очень скоро. Рыжий ее
проводил и еще полчаса сидел в машине, приткнувшись возле сараев. Сонька
не появлялась, как видно, решив дождаться меня. Рыжему ждать надоело, и он
уехал. Мы, естественно, за ним.
   Таксист смотрел на меня с интересом.
   - Стольник вы мне уже должны, - напомнил он.
   - Ничего.
   - Гуляет, что ли, муж-то?
   - Гуляет.
   - Есть же дураки...
   Кажется, он хотел сделать мне комплимент, но в настоящий момент
комплименты интересовали меня мало, я боялась упустить рыжего и боялась,
что он нас заметит. Конечно, машину стоило сменить, но на это нужно время,
а риск потерять рыжего был слишком велик.
   Мы пересекли проспект и минут через десять свернули в промышленный
район.
   Возле железной дороги притулились несколько домов, построенных лет
пятьдесят назад. Изрядно обветшалые, двухэтажные, на шесть квартир.
Когда-то в таком доме жила моя бабушка. Рыжий въехал во двор третьего
дома. Последовать за ним на такси я не рискнула, расплатилась и продолжала
путь пешком, стараясь выглядеть рядовым прохожим.
   "Жигули" стояли во дворе, возле песочницы. Дети катались на
велосипедах, бабулька в цветастой куртке копалась в палисаднике. Я на
минуту свернула к сараям, грязь здесь после недавних дождей была ужасная,
лужи поражали величиной. Я вздохнула, влезла в лужу и несколько раз
топнула ногой. Взглянула на себя, осталась довольна и направилась к
бабульке.
   - Здравствуйте, - сказала я дрожащим голосом, - вы не скажете, чьи это
"Жигули"
   стоят?
   - Эти? Да вон соседа нашего из третьей квартиры. А что?
   - Летает как угорелый, лужи кругом, видит - человек идет, а ему хоть бы
что, посмотрите, что с плащом.
   Бабуля плащ охотно разглядывала, а возмущалась еще охотней:
   - Совести у людей не стало, вот хоть и сосед: повадился машину во дворе
ставить, улицы ему мало. Подмести или цветы посадить ума не хватит, а
траву изгадить или бензином весь двор провонять - это пожалуйста. -
Продолжая в подобном духе, я выяснила, что хозяин "Жигулей" снимает здесь
квартиру, поселился недели три назад.
   Живет один и, в обЩем-то, тихий. Мы еще немного побеседовали, и я
отбыла в соседний двор, нашла подходящую щель в заборе и устроилась на
скамейке. "Жигули" как на ладони и подъездная дверь тоже. Прошли двое
мужчин, но по тому, как они поздоровались с бабулей, стало ясно, это
местные жители. Где-то через час появился рыжий, сел в машину и уехал.
Следить за ним я не пыталась.
   Соньки в моей квартире не было. Я набрала ее номер: безрезультатно.
Минут через двадцать попробовала еще.
   - Ты где была? - взвизгнула Сонька. - Напугала до смерти.
   - За тобой следила.
   - Чего?
   - Тип один возле тебя вертелся, следил то есть, а я за ним.
   - Дела. Прямо хоть из дома не выходи. А не рвануть ли нам на Багамы,
Гретхен?
   - Багамы подождут. Слушай, тип этот высокий, широкоплечий, рыжеватый
блондин, стрижка ежиком, одет в джинсы и коричневый кожак, зеленая
водолазка и кроссовки "пума".
   - Мент, - ахнула Сонька, - век свободы не видать, ну, тот, второй,
крашеный сукин сын.
   - Говоришь, медальоном интересовался?
   - Ну да. Знаешь, что я думаю, Гретхен?
   Не дружок ли он нашего гостя, что помог ему возле амбара лечь? Видели
мы одного, а ты говорила, их двое было. Так?
   - Может, и так. Откуда мне знать.
   - А вдруг это Оборотень? Об этом паскуднике даже думать неохота. И чего
он за мной, а не за тобой следит?
   - Хочешь, я у него спрошу?
   - Не волнуй меня. Лучше скажи, что делать? Дома сидеть?
   - Наоборот, броди побольше, пусть помучается.
   - Вот мы решили, что он плохой, а может, он и вправду мент и у него
расследование.
   - Не я, а ты бубнила: липовый. Зачем менту волосы красить?
   - Иногда я могу погорячиться.
   - Если он вдруг объявится, сразу же позвони мне.
   - Как теперь по улицам ходить, - заныла Сонька, но я уже вешала трубку.
   Рыжий мент не шел из головы, и я решила немного прогуляться. Время
самое подходящее.
   Здание выглядело унылым, как все казенные учреждения. Стены выкрашены
синей краской, на полу зеленый линолеум. За высокой стойкой тоскующий
дежурный. Я подошла, выдала по возможности обворожительную улыбку и
поинтересовалась:
   - Тарасова Евгения Павловича где найти?
   - А он что, вызывал вас?
   - Нет. Я по личному делу.
   - Да? - милиционер смотрел настороженно. Я потупила глаза и
запечалилась. - В отпуске Тарасов, с десятого числа.
   - Извините. - Я начала пунцово краснеть, вранье всегда давалось мне с
трудом. - У него есть машина, "Жигули" третья модель?
   - У Тарасова "Запорожец", ему лет сто, и на нем при всем желании никуда
не поедешь. А в чем дело-то?
   - Он подвозил меня как-то раз, обещал позвонить и...
   Глаза дежурного заметно округлились.
   - А это точно он был?
   - Что значит "точно"? - удивилась я. - Рыжеватый блондин, высокий...
   - Нет, - обрадовался дежурный, - какой высокий? Да он метр с кепкой и
лысый. Вы документ его видели?
   - Нет, - испугалась я.
   - Кто-то вас здорово разыграл, девушка.
   Тут я ресницами захлопала и спросила жалобно:
   - А у вас нет такого: высокий крепкий блондин, ходит в коричневой
кожаной куртке и джинсах, у него желтая "трешка"?
   - Нет. Ни на кого нашего не похож.
   - Извините, - пролепетала я и направилась к выходу.
   Выходит, мент вовсе не мент. А удостоверение? Впрочем... люди доллары
подделывают, а тут удостоверение...
   - Ну и как? - услышала я и едва не подпрыгнула от неожиданности: из-за
кустов возникла Сонька.
   - Ты чего здесь? - нахмурилась я.
   - А ты? Мент-то и вправду липовый...
   Встретила я Тарасова.
   - Какого Тарасова? - начала злиться я.
   - Настоящего. Евгения Павловича. Подхожу к дежурному, про Тарасова
спрашиваю, он говорит, в отпу