ут
спешно их достраивать -  хотя  бы  для  того  чтобы  они  стали  полноценной
недвижимостью, под залог которой можно брать кредиты, а при острой  нужде  -
просто продать. Вот тут-то я и переброшу все бригады на стройку и  наверстаю
упущенное, тем более что столярки и заготовок мне хватит с избытком.
   Поначалу мои расчеты оправдывались. Народ был при деле, и, хотя вместе  с
курсом доллара подскочили цены на все, даже на аренду трелевочных тракторов,
в которых не было ни единой импортной детали, мне все же  кое-как  удавалось
сводить концы с концами. Я даже сохранил привязку зарплаты к доллару, как  и
до кризиса, хоть и платил поменьше - по полторы сотни баксов моему помощнику
Мишке Чванову и другим бригадирам и по сто  остальным  работягам.  Зарплата,
таким образом,  индексировалась  автоматически.  Экономически  это  было  не
слишком разумно, но больно уж не хотелось расставаться с  ролью  благодетеля
моего Затопино и начавших оживать окрестных полувымороченных  деревень.  То,
что личный мой заработок с трехсот баксов сократился  практически  до  нуля,
меня как-то не слишком тревожило. Кое-что еще оставалось в загашнике,  да  и
при нужде всегда можно было заработать в мухинско-боцманском "МХ  плюс",  за
которым  после  нескольких  удачных  дел  закрепилась  репутация  серьезного
агентства, где работают серьезные люди.
   Первый  удар  по  неустойчивому  финансовому  равновесию  ИЧП  "Затопино"
обрушился со стороны банка СБС-АГРО, где я держал свои оборотные средства  и
где они благополучно зависли до лучших времен.  Потом  энергетики  взвинтили
цены до несуразных размеров. Теоретически для всех, а  на  деле  только  для
моего ИЧП, потому что во всей округе только я и платил за электроэнергию.  У
школ и больниц денег не было, у  колхозов  -  тем  более,  а  свинокомплексы
отключать было нельзя, потому что перманентно поддатый электорат в  потемках
мог свалиться в грязь и его могли сожрать тощие, как козы, и  вечно  голодые
свиньи. А это было бы политически неправильно, так как вооружало коммунистов
в их борьбе против прогнившего ельцинского режима. Да и в  самом  деле:  при
советской власти колхозники ели свиней, а  теперь,  при  демократах,  свиньи
едят  колхозников?  Нет,  допустить  этого  было  нельзя.  А  поскольку   за
электричество платить все-таки кто-то должен, в районе решили, что это  буду
я.
   Энергетиков мне удалось  урезонить,  снизили  цену  на  целых  пятнадцать
процентов,  но  тут  навалилось  налоговое   управление.   Приехала   старая
комсомолка, преисполненная классовой ненависти к  мироедам-предпринимателям,
и оценила мои станки и производственные помещения  в  такую  сумму,  что  от
нулей у меня зарябило в  глазах,  а  налог  с  основных  фондов  вполне  мог
составить доходную часть бюджета небольшого района. Доказывать  ей  что-либо
было бесполезно, на все у нее был только  один  ответ:  "У  нас  учителя  по
полгода не получают зар-плату, в больницах лекарств нет, а  такие,  как  вы,
Пастухов, на джипах раскатывают! Стыдно!"
   Я не очень понял,  за  что  мне  должно  быть  стыдно  -  то  ли  за  мой
"ниссан-террано", на котором я возил в прицепе столярку заказчикам, то ли за
учителей, работающих без зарплаты, вместо  того  чтобы  объявить  бессрочную
забастовку. Но срочно отправил жену Мишки Чванова  Любу,  бухгалтершу  моего
ИЧП, в Москву на курсы повышения квалификации. Реклама обещала, что всего за
пятьсот у. е. самые опытные экономисты и юристы научат экономить на налогах,
не нарушая закон, а умело обходя его, что, как  известно,  преступлением  не
является. Но Люба, хоть и была в школе круглой отличницей, а за годы  работы
в колхозной бухгалтерии овладела искусством составлять балансы,  после  этих
курсов растеряла весь свой словарный запас. Он сузился от "нельзя" до  "надо
заплатить, а то оштрафуют". Вот и верь после этого рекламе.

   Но я держался. Продолжал надеяться. Каждое воскресенье заезжал на Осетр и
с  удовлетворением  отмечал,  что  в  поселке  все  чаще  стали   появляться
"лендкрузеры"  и  "мерседесы"  моих  работодателей.  Это  были  не   прежние
многолюдные и шумные выезды на уик-энд с шашлыками и батареями рейнских вин.
Новые русские приезжали лишь в сопровождении охраны и  деловито  осматривали
свои недостроенные дворцы, явно прикидывая, во что обойдется их  завершение.
Меня здесь все хорошо знали,  тепло  приветствовали  и  заверяли,  что,  как
только дела наладятся, строительство возобновится и все заказы будут мои.
   Дела налаживались, хоть и не слишком быстро, но можно было ожидать, что к
концу февраля или к началу марта работа в поселке новых русских  развернется
полным ходом. Тут мне пришлось отвлечься  -  слетать  с  ребятами  кое-куда,
чтобы разобраться с одним деликатным делом. Потом смотался в Орел  проведать
своих, а на обратном пути, не заезжая домой, завернул на Осетр. И то, что  я
там увидел, подействовало на меня, как мощный удар под дых.
   Даже в февральской сумеречи с низкими снеговыми облаками поселок выглядел
праздничным: так весело стучали молотки кровельщиков,  визжали  электропилы,
урчали бетономешалки. Не меньше чем на десятке коттеджей сновал рабочий люд.
Две бригады были  в  желтых  фирменных  комбинезонах  турецкой  строительной
компании "Измир", еще одна  -  в  синих  джинсовых  комбезах  финской  фирмы
"Энсо", другие - в обычной рабочей спецуре, смуглые - молдаване. И главное -
ни одного моего, не единой затопинской рожи. Да что  же  это,  черт  возьми,
значит?
   В разговоры с заезжими работягами я вступать не  стал,  но  увидел  возле
коттеджа  моего  самого  первого  заказчика-банкира  его  "гранд-чероки"   и
поднялся к нему. Он встретил  меня  дружелюбно,  попросил  оценить  качество
отделочных работ, которые в его коттедже вели турки.  Я  оценил  -  качество
было на высоте. Но посчитал себя вправе спросить:
   - Как же так? Вы обещали этот подряд мне.
   - Я и хотел отдать его вам, - заверил банкир. - Пытался дозвониться, даже
пару раз заезжал. Один раз  говорил  с  вашим  помощником,  разбитным  таким
парнем со смешной фамилией Чванов, потом с  его  женой,  бухгалтером  вашего
ИЧП. Оставил ей визитку, срочно просил позвонить. Разве вам не передавали?
   - Нет, - сказал я. - А что вы сказали Чванову?
   - Что мне срочно нужны рабочие.
   - И что он ответил?
   - По существу, ничего. Он был занят - строил  баню.  Симпатичная  у  него
получалась банька. Я немного подождал, никаких известий от вас  не  было.  И
кстати, кое-кто из  соседей  тоже  завозил  вам  визитки.  Никакой  реакции.
Пришлось нанимать турок. Это недешево, но время дороже. Недвижимость  должна
быть ликвидной. Сейчас все должно быть ликвидным.  Трудные  времена,  Сергей
Сергеевич, так что не обессудьте.
   - Нет проблем, я все понимаю, - заверил я его.
   Но понимал я еще не все. И намерен был разобраться полностью.
   Банкир немного помолчал, словно раздумывая, стоит ли сказать  что-то  еще
или на этом завершить разговор. И решил, по-видимому, что стоит.
   - Есть еще неприятный нюанс. Но прежде - вопрос, я давно  хотел  вам  его
задать. Среди ваших рабочих я ни разу не заметил ни одного пьяного.  И  даже
похмельного. Где вам удалось найти столько трезвенников?
   - Я их не нашел, я их  сделал.  Они  все  зашитые,  -  объяснил  я.  -  У
нарколога. Каждый на пять лет.
   - Вот как? - удивился банкир. - Каким образом вам  удалось  заставить  их
это сделать?
   - Да никого я не заставлял. Просто говорил:  хочешь  работать  у  меня  -
зашейся.
   - И соглашались?
   - А куда им было деваться?
   - Но ведь лечение у нарколога - удовольствие, насколько  я  знаю,  не  из
дешевых?
   - Да, почти по сто баксов с носа.  Платить,  понятное  дело,  приходилось
мне.
   - Окупились ваши расходы?
   - Пожалуй, да, - подумав, сказал я. - А если и не совсем -  ну,  есть  же
еще и моральный фактор.
   - Занятно, - заметил банкир. - В сущности, вы  сделали  то,  что  пытался
сделать Андропов, а потом Горбачев со своей  антиалкогольной  кампанией.  Но
ваш социальный эксперимент выявил одну довольно существенную вещь. Трезвость
меняет, конечно, менталитет народа. Но не до конца.
   - Вы хотели сказать о неприятном нюансе, - напомнил я.
   - О нем я и говорю, -  подтвердил  банкир.  Он  подвел  меня  к  двери  в
гостиную и показал на литую бронзовую ручку. - Таких комплектов я  заказывал
двадцать. Сейчас посчитали -  оказалось  только  восемнадцать.  Это  мелочь,
конечно. Но, я думаю, вы должны об этом знать.
   - Спасибо, что сказали, - поблагодарил я его и поспешно откланялся.

   Мишку Чванова я застал на задах его подворья.  Вооружившись  стамеской  и
киянкой, он конопатил пазы новенького сруба. Банька действительно  выглядела
очень симпатично.
   - Здорово, Серега! -  заорал  он.  -  Отдохнул?  Молоток!  А  чего  такой
смурной? С похмела? Ну, мля! Нас зашил, а сам  оттягиваешься?  Хитрован  ты,
Серега, хитрован!
   - К тебе банкир из поселка на Осетре приезжал? - спросил я.
   - Был, - подтвердил Мишка. - Просил прислать отделочников и кровельщиков.
   - Почему же не прислал?
   - Но тебя же не было!
   - А сам? Не знаешь, кого куда?
   - Знаю, конечно, чего тут не знать. Но ты вникни, Серега, я только-только
пять венцов уложил - как бросить? Я о такой баньке всю жизнь, можно сказать,
мечтал. И только руки дошли - нате вам! От работы и кайф нужно иметь,  а  не
только бабки, согласен?
   - Согласен, - кивнул я. - Пошли в дом, есть разговор.
   За два года вынужденно трезвой  жизни  Мишка  основательно  обновил  свою
избу, пристроил новые просторные сени. И  первое,  что  я  увидел,  открывая
дверь в горницу, была та самая бронзовая литая ручка из  комплекта,  который
заказывал для своего коттеджа банкир.
   - Тебе не кажется, что эта  ручка  немного  не  в  стиле  твоей  избы?  -
поинтересовался я.
   - Почему? - удивился Мишка. - Все путем. А что? А, ты об этом. Да  брось,
Серега. У него этого добра навалом. Не обедняет.
   - Он-то не обедняет. А ты?
   - А что я? Что я? Чего-то мне, Серега, не нравится твое настроение. Проще
надо быть, проще, и тогда люди к тебе  потянутся.  Любка!  -  гаркнул  он  в
сторону кухни. - Гость у нас. Серега приехал. Корми!
   - Спасибо, я уже всего  наелся,  -  отказался  я.  -  Скажи,  Люба,  тебе
привозили  визитки  новые  русские  с  Осетра?  С  просьбой  срочно  с  ними
связаться?
   - Ну! - довольно агрессивно подтвердила она, бабьим свои  чутьем  угадав,
что разговор предстоит не из приятных.
   - Почему же ты мне их  не  передала?  Не  позвонила  сама?  Не  попросила
позвонить Ольгу?
   - У меня только и дел, что бегать и звонить!
   - Это заказы, Люба. И мы их упустили.
   - Ну, забыла, забыла! Замоталась и забыла! Не может человек забыть?
   - Это твоя работа, - мягко напомнил я. - Ты получаешь за нее зарплату. По
сто пятьдесят  долларов  в  месяц.  Столько  же,  сколько  квалифицированные
бригадиры.
   - А чего ты на меня орешь? - неожиданно взвилась она, хотя я и голоса  не
повысил,   что   потребовало   от   меня   немалого   напряжения   воли.   -
Раскомандовался! Привык в армии командовать! Здесь  тебе  не  армия!  -  Она
извлекла из серванта и швырнула на обеденный  стол  папки  с  бухгалтерскими
документами. - На! Сам разбирайся, если такой  умный.  Тут  и  визитки  твои
гребаные! По сто пятьдесят долларов он мне платит!  Благодетель  нашелся!  А
сам сколько гребешь?
   - Баба, молчать! - скомандовал Мишка, почувствовав,  что  дело  принимает
дурной оборот. - Серега, давай поговорим спокойно. Нормально, как джентльмен
с джентльменом.
   Я собрал папки с документами и пошел к двери. На ходу объяснил:
   - Мы уже обо всем поговорили.
   - Нет, не обо всем! - напористо возразил  Мишка.  -  Мы  тут  с  мужиками
потолковали. И хотим потолковать с тобой. Серьезно потолковать. Как  высокие
договаривающиеся стороны. Ты мне друг, Серега, но истина дороже.
   - Что ж, приходите, поговорим, - кивнул я.
   - Когда прикажешь?
   - Часа через два.
   - Будем ровно в семнадцать ноль-ноль, как штык, - заверил Мишка.

   Добравшись наконец до дома, я сполоснулся в  душе,  наскоро  перекусил  и
просмотрел  визитки.  Всех  потенциальных  заказчиков   я   знал.   И   имел
представление о том, что в их коттеджах не  доделано.  Фронт  работ  был  на
сотни тысяч рублей. Какое на сотни! На миллионы!
   Я убрал бухгалтерские папки в письменный стол и принялся бродить по  дому
в ожидании прибытия высокой договаривающейся стороны.

   В таком состоянии меня и  застал  прикативший  на  "мазератти"  Артист  с
радостным известием, что его  утвердили  на  роль  второго  плана  в  фильме
эстонской киностудии "Битва на Векше".

   Высокая договаривающаяся сторона явилась ровно  в  семнадцать  ноль-ноль.
Возглавлял ее, понятное дело, Мишка  Чванов,  а  в  составе  делегации  были
Костик Васин, мои соседи Артем и Борисыч  и  зачем-то  увязавшийся  за  ними
старый плотник дед Егор, когда-то единственный непьющий во всей  деревне,  с
которым  я  начинал  работать  в  столярке.  По  причине  физической  немощи
серьезную работу он делать уже не мог, но глаз  у  него  был  ост-рый,  нрав
придирчивый, он выполнял  роль  отдела  технического  контроля,  и  выполнял
ревностно, не обращая внимания  на  матюги,  которыми  его  обкладывали  мои
работяги. Никаким авторитетом он не пользовался, и его присутствие в составе
делегации можно было объяснить лишь случайностью или  несуразицей,  каких  в
деревенской жизни всегда хватает.
   Пока мои гости раздевались и разувались в прихожей, я  обратил  внимание,
что на всех добротные кожаные куртки, а  на  Мишке  даже  турецкая  обливная
дубленка, костюмы с галстуками. Только  дед  Егор  явился  в  привычной  для
Затопина телогрейке.  И  когда,  старательно  причесавшись  перед  зеркалом,
делегация проследовала  в  гостиную  и  чинно  расположилась  вокруг  стола,
Артист, валявшийся на диване  в  своем  свитерке  и  выношенных  до  белизны
джинсах, даже присвистнул:
   - Ого! Аграрная фракция мухосранской госдумы в полном  составе.  Здорово,
аграрии! Как виды на урожай? Чего не посеем, того и не соберем?  А  чего  не
соберем, того не сгноим?
   Но делегация не была расположена к шуткам.
   - Серега, мы к тебе по серьезному делу,  -  объявил  Мишка.  -  По  очень
серьезному. Мы все свои, так? И  можем  говорить  без  обвиняков,  так?  Мы,
Серега, не с кондачка пришли. Мы, можно сказать, глас народа -  глас  Божий.
Мы все обтолковали со всеми, и у нас, Серега, полный консенсус.
   - Приступай, - поторопил я. - А то в регламент не уложишься.
   - Приступаю. Сколько мы получали до кризиса?  На  круг  -  по  две  сотни
баксов. Так? А сколько сейчас? Сто пятьдесят - потолок. Поправь меня, если я
ошибаюсь. Мы все понимаем: кризис - это кризис. Дефолт и  пирамида  ГКО.  Мы
вошли в твое положение. Хоть слово тебе кто сказал? Нет, не сказал.  По  сто
пятьдесят - значит, по сто пятьдесят.
   - Долларов, - уточнил я.
   - А чего еще может быть? - удивился Мишка.
   - Рублей.
   - Это не разговор, Серега. За рубли сейчас уже никто не пашет.
   - Ну, почему? На свинокомплексе пашут.  И  получают,  насколько  я  знаю,
сотни по три-четыре. Рублей.
   - Да там же пьянь голимая! - искренне возмутился Мишка. - Ты что - нас  с
ними ровняешь?
   - Не ровняю, не ровняю, - успокоил я его. - Продолжай.
   - Продолжаю. Кризис прошел? Прошел. Рост валового продукта составил  один
и четыре десятых процента. А  мы  как  получали  по  полторы  сотни,  так  и
получаем. Это мы, бригадиры. А работяги - так те вообще по сто. А ведь пашем
не меньше. Как  пахали,  так  и  сейчас  пашем.  Это  правильно,  по-твоему?
Справедливо?
   - Правильно и справедливо - не одно и то же, - подал голос Артист.
   - А ты меня не сбивай, не сбивай! - повысил голос Мишка. - Ты  лежишь  на
диване  и  лежи.  У  нас  тут  серьезный  разговор,  посторонних  просят  не
беспокоиться. Твое дело - рекламировать "Стиморол".  Вот  и  рекламируй  это
говно.
   - Если ты скажешь еще хоть одно плохое слово про "Стиморол", я  поднимусь
с дивана и выбью тебе зуб, - лениво пообещал Артист. - Или два. Это  уж  как
получится.
   - Не мешай, - сказал я Артисту  и  обернулся  к  Чванову:  -  Переходи  к
требованиям. Вы же их сформулировали?
   - Да, - подтвердил он. - С учетом всех поправок и предложений с мест.  Но
сначала скажу про другое. Как ты сам живешь - мы в это не  лезем.  Ольге  ты
покупаешь "Ниву", себе - "террано", девчонке - пианино. Приобщать ребенка  к
музыкальной культуре -  святое  дело.  Но  ведь  должна  быть  и  социальная
справедливость! Правильно я говорю, мужики? - обратился он за  поддержкой  к
членам делегации.
   Костик Васин отмолчался, а Артем с Борисычем покивали:
   - Оно, конечно. Все должно быть по справедливости.
   - Не то беда, что водка дорога,  а  то  беда,  что  шинкарь  богатеет,  -
прокомментировал Артист.
   Но Мишка не отреагировал на провокационный выпад.
   - Так вот, Серега, наш консенсус. Лишнего нам не надо, но и  наше  отдай.
Турки на Осетре получают за ту же работу по шестьсот баксов, а  молдаване  -
по триста. А мы? Это же смеху подобно! Поэтому мы говорим: бригадирам  -  по
сто восемьдесят, остальным - по сто сорок. И с этого месяца.
   - И все с этим согласны?
   - Все!
   - Вообще-то, Серега, если у тебя напряженка,  -  нерешительно  проговорил
Костик Васин, но Мишка его перебил:
   - А ты молчи! Не будь штрейкбрехером! Штрейкбрехеры - это позор  рабочего
класса!
   - Да я ничего, - смирился Костик. - Я как все.
   - Не дело вы затеяли, мужики. Ох не дело, -  попытался  вмешаться  в  ход
обсуждения дед Егор.
   - А ты, дед, слова тут не имеешь!  -  оборвал  его  Мишка.  -  Ты  вообще
существуешь у нас на правах социальной благотворительности, так что  сиди  и
сопи в жилетку. Твое слово, Серега! Если тебе нужно время  для  размышления,
мы не торопим. Дело серьезное, требует продумывания.
   - Я уже все продумал. Посидите, сейчас приду.
   Я прошел во вторую половину дома, спустился в подвал и достал из  тайника
пятитысячную пачку баксов. Купюры были по пятьдесят  долларов,  двадцаток  и
десяток не было, но вступать в  мелочные  расчеты  с  представителями  моего
трудового коллектива у меня не было никакого желания. Поэтому, вернувшись  в
гостиную, я выдал Мишке, Костику, Артему и Борисычу по двести  баксов,  деду
Егору  -  сто  пятьдесят,  пересчитал  доллары  на  рубли  и  заставил  всех
расписаться в ведомости. Оставшиеся баксы отдал вместе с ведомостью  Костику
Васину, чтобы он завтра утром заплатил остальным работягам.
   Когда процедура была закончена, Мишка Чванов повеселел.
   - Молоток, Серега! - заявил он. - Мы так и  знали:  поймешь.  Потому  как
свой. Чем занимаемся завтра? - перешел он на деловой тон.
   - Не знаю, - ответил я. - Лично я завтра уезжаю в Эстонию. А  чем  будешь
заниматься ты - понятия не имею.
   - Погоди! В какую такую Эстонию? - озадачился Мишка.
   - В независимую республику Эстонию. Прибалтика. Столица - Таллин.  Бывший
Ревель.
   - Зачем?
   - Да вот Артист пригласил. Он там будет  сниматься  в  фильме  "Битва  на
Векше". В роли второго плана. Хоть посмотрю,  как  снимают  кино.  Заодно  и
проветримся.    Послушаем    орган    в     Домском     соборе,     осмотрим
достопримечательности.  Должны  же  быть  в  жизни   какие-то   развлечения,
правильно? А пока меня не будет, дед Егор поживет в доме, присмотрит,  собак
будет кормить. Поживешь, дед?
   - Отчего  ж  нет?  Конечно,  Серега,  -  закивал  старый  плотник.  -  Не
беспокойся, за всем пригляжу.
   - Вот и прекрасно, - сказал я.
   - Погоди, погоди! - заволновался Мишка. - Ладно, ты в Эстонию. А  мужикам
куда выходить? На пилораму, в столярку, на лесосеку?
   - В столярку - нет, - возразил я. - Ее я запру и  обес-точу.  Они  могут,
конечно, идти и на лесосеку, и на пилораму. Может, там и  найдется  для  них
работа. Но с завтрашнего утра аренду я платить не буду