доказываешь обратное, тем меньше тебе верят. Поэтому  криминалист
не  стал  спорить,  сел  в  уголке  салона,  развернул   мятую   газету,
перепачканную в дорожную  пыль,  и  принялся  читать  первую  попавшуюся
статью.

***

   Пока криминалисты обследовали машину, искали и  выуживали  из  канала
труп  любовника  Станиславы  Нестеровой,  Серебров  втолковывал  Герману
прописные истины:
   - Эмоции,  мой  друг,  всегда  мешают  делу.  Помогают  же  логика  и
интуиция. Если тебе что-то подсказывает сердце, выбрось это из головы. А
еще лучше, сделай совсем наоборот.
   - Не правильно рассуждаешь, - сказал  Герман,  -  сердце  никогда  не
врет.
   - Ты собираешься меня учить?  -  безжалостная  улыбка  осветила  лицо
Сереброва. Затем он склонил голову набок и заглянул в глаза  Герману.  -
Ты смотришь на меня, будто я убийца, последний мерзавец.
   Но это не так. Я даю женщинам то, что они от меня ждут,  иногда  даже
больше, чем они заслуживают. Я никого не убиваю,  не  граблю.  Они  всем
делятся со мной добровольно.
   - Но ты же имеешь цели, о которых они не подозревают.
   - Кто тебе сказал,  -  засмеялся  Серебров,  -  если  бы  я  серьезно
относился  к  своей  работе  и  главным  считал  получение   документов,
информации, компрометирующих их мужей и отцов, я бы  никогда  не  достиг
успеха. Главное  -  соблазнить  женщину,  покорной  рабыней  она  станет
добровольно.
   - Сергей, ты страшный человек.
   - Отнюдь. Главное правило - никогда не  влюбляться  самому.  Если  ты
кого-то полюбил, беги от этой женщины сломя  голову  как  можно  дальше,
иначе ты погиб. Она примется вить из тебя веревки, если  совести  у  нее
нет, а ты и пикнуть не сможешь. Идеальная любовь - когда ты  не  любишь,
но любят тебя.
   Богатырев посмотрел на Сереброва чуть более осознанно:
   - Что-то в твоих словах есть.
   - Что, вспомнил собственный горький опыт  с  женой,  бросившей  тебя,
заполучившей твою квартиру?
   Вспомнил любовниц, высосавших из тебя все деньги?
   - Со мной все именно так и  происходило.  Я-то,  дурак,  стремился  к
женщинам, которых люблю сам.
   - И постоянно прогорал, - хлопнул по плечу друга Серебров.
   - Первое решение - далеко не всегда лучшее.
   Они, бабы, о твоем правиле знают и пользуются им вовсю,  -  прошептал
Богатырев.
   - Если бы знали, мне бы делать было нечего, -  возразил  Серебров.  -
Люди одинаковы, что мужчины, что  женщины,  каждый  считает  себя  лучше
других - я самый красивый, я  самая  умная  и  привлекательная,  даже  в
шестьдесят лет некоторые на полном серьезе заявляют: я самая молодая.  В
душе все так считают.
   - Они что, дураки и дуры?
   - Именно так. Услышав комплимент, люди  моментально  глупеют.  Каждая
женщина готова поверить, если ей скажут, что она красива, умна и по  ней
сходят с ума.
   - И мужчина тоже, - добавил Богатырев.
   - Видишь, и ты поумнел.
   - Все, оказывается, довольно просто, - вздохнул Богатырев.
   - Конечно, - поддакнул Серебров и тут же ехидно добавил:
   - И самое простое - влюбить в себя женщину.
   - Я никогда не знаю, что у них происходит в  голове,  о  чем  они  на
самом деле думают, - признался Герман. - У них мозги  скроены  абсолютно
иначе, чем у мужиков.
   - Тебе  и  не  нужно  знать  всего,  что  творится  в  голове.  Самое
естественное желание любой женщины - быть желанной и любимой.  Не  нужно
быть писаным красавцем, чтобы добиться ее расположения.
   Самая большая трудность, - продолжал учить друга Серебров, -  если  у
женщины любящий порядочный  муж.  Если  мужчина  во  всем  удовлетворяет
женщину, она никогда не посмотрит на  другого  мужика.  Тут  даже  самое
крутое приворотное зелье бессильно.
   - Как же ты выходишь из положения?
   - Идеальных мужчин, Герман, не существует.
   Кто-то мало зарабатывает, кто-то недостаточно усерден в сексе, кто-то
забывает говорить слова любви.
   К счастью, мне приходится работать с  женами  отъявленных  мерзавцев,
другие в мою клиентуру не попадают. Мерзавец - он во всем мерзавец.
   - Послушаешь тебя, - вздохнул  Герман,  и  желание  жениться  отпадет
напрочь.
   Зазвенел телефон:
   - Извини, - Серебров не спеша вошел в кабинет.
   На этот раз он не прикрывал дверь, но и не называл Геннадия Павловича
по имени вслух.
   - Да, да, конечно, я, - бросал Серебров в трубку. - Вот видите, как я
и говорил.
   - Даже ты иногда оказываешься прав, - сказал Серебров,  вернувшись  в
гостиную, - любовника Станиславы нашли убитым за городом.
   - Его застрелили? - выдохнул Герман.
   - Нет, утопили в мелиоративном канале.
   - Не желал бы я себе такой смерти. Ты, Сергей, не боишься после этого
подступаться к Станиславе?
   - С чего бы мне бояться? Я не сомневаюсь, что соблазню  ее.  Конечно,
остается шанс окончить жизнь, как и предыдущий  любовник,  но  если  она
полюбит меня по-настоящему, то найдет  способ  оградить  от  мужа.  Если
прежнего любовника убили, значит, она не дорожила  им.  Чего  сидишь,  -
внезапно сменил тон Серебров, - день не  кончился,  тебе  еще  предстоит
разузнать о Раисе Скворцовой и Ольге Кабановой.
   Не забудь про дочку генерала Кристину.
   - Я и так сегодня много накопал, - возразил Герман.
   - Хочешь сказать, рабочий день кончился?
   - Вообще-то, да, скоро шесть часов.
   - Герман, сделаем одно уточнение: мои деньги крутятся в твоем кармане
лишь с восьми утра и до пяти вечера?
   - Нет, они и ночью там лежат, - растерялся Богатырев.
   - Значит, и ты тоже должен крутиться круглые сутки, лады? -  Серебров
подал ладонь Герману.
   Тот вяло пожал ее:
   - Лады.
   - На твоей совести еще  жена  бывшего  депутата  и,  наверное,  самый
трудный орешек - жена генерала. Не люблю жен военных.
   - Почему?
   - Они или прожженные стервы,  не  умеющие  любить,  готовые  отдаться
первому кавказцу с солдатской кухни, или же,  наоборот,  глядя  на  них,
даже не заподозришь, что под юбкой - что-то интересное.  Такие  жены  не
просто жены, они рождаются супругами генералов, полковников, и, попадись
им в оборот самый последний оболтус, они выведут его в люди.
   Так что, Герман, поближе присмотрись  к  Ольге  и  Кристине  -  дочке
Кабанова, а я пойду почитаю на сон грядущий досье Григория  Викторовича,
настоящий он генерал или же муж супруги генерала.
   На  том  и  расстались  Серебров  с  Богатыревым,  сговорившись,  что
встретятся утром, на этот  раз  у  Германа.  Богатырев,  бурча  под  нос
проклятия, понимая,  что  в  ближайшее  время  покой  ему  будет  только
сниться, спустился к машине.
   "Одного бензина долларов на десять проездил, - негодовал он, запуская
двигатель. - Все ему узнай, все ему доложи, а потом на всем  готовеньком
он сам  в  рай  въедет".  Герман  бурчал  лишь  для  порядка.  Он  любил
Сереброва, хотя и не всегда понимал, что творится  у  того  в  душе.  По
большому счету, у Сереброва и врагов-то не было, мужья редко узнавали об
изменах соблазненных Сергеем Владимировичем жен.
   Женщины же, как в этом убеждался  Богатырев,  продолжали  боготворить
Сереброва и  после  того,  как  он  бросал  их,  для  каждой  придумывая
благовидный предлог.

Глава 8

   Бывший депутат, бывший министр Александр Скворцов и  его  жена  Раиса
жили неподалеку, поэтому Богатырев, решив сэкономить на бензине, надумал
сперва заехать к ним  и  лишь  потом  податься  к  Кабанову.  Богатыреву
пришлось довольно сильно удивиться. Ему-то казалось, что он Москву знает
вдоль и поперек.
   Да, на этой улице ему приходилось бывать  с  десяток  раз,  но  он  и
предположить не мог, что так быстро могут возвести очень даже пристойный
жилой дом в шесть этажей. В центре, где земля  ценится  на  вес  золота,
могли бы возвести дом и повыше, но перед архитектором  поставили  задачу
сделать так, чтобы дом не слишком бросался  в  глаза,  если  смотреть  с
улицы.
   Знаки вокруг были расставлены так хитро, что не найдешь,  где  машину
поставить.
   Рискуя получить штраф, Герман оставил машину под фонарным  столбом  и
выбрался на тротуар, недавно вымощенный цветной фигурной плиткой.
   "Да, слуги народа живут куда лучше своих хозяев", - повторил расхожую
фразу Герман, подходя к стальному ограждению.
   Металлические прутья складывались в незамысловатый, но изящный узор.
   "Заборчик невысокий, но черта с два перелезешь", -  остро  отточенные
пики вонзались в вечерний воздух.
   Богатырев честно обошел ограду по периметру.
   Дом был построен совсем недавно с учетом последних московских реалий.
Непреодолимая  без  приставной   лестницы   ограда,   будка   охранника,
автоматические ворота, подземная стоянка, откуда лифт  возносил  жильцов
привилегированного дома прямо к двери квартиры. За  широкой  остекленной
дверью подъезда виднелась буйная экзотическая зелень и низкая стойка, за
которой восседал вооруженный охранник-мордоворот.
   "Крепость, да и только", - у ворот Герману не удалось обнаружить даже
щитка переговорного устройства, через которое  можно  было  бы  напрямую
пообщаться с жильцами квартир.
   Чувствовалось, чужими в этом доме считают всех, кто не живет в нем, и
чужих здесь не любят.
   "Успел-таки  Скворцов  отхватить  пару  сотен  квадратных  метров   в
сказочном тереме, прежде  чем  его  поперли  из  правительства.  И  чего
человеку дома не сидится, снова в политику потянуло?  Болезнь  какая-то,
что ли, -  рассуждал  Богатырев,  идя  вдоль  металлического  забора.  -
Телекамеры по периметру поставили, - машинально отмечал он, - и на  доме
возле подъезда телекамеры.  Чего  только  страх  с  людьми  не  сделает?
Думают, это им поможет. Если захотят кого-нибудь из  них  пришить,  вмиг
пришьют. Чем большими деньгами ты крутишь, чем  большую  власть  имеешь,
тем большие деньги вложат в твое убийство.
   На каждый яд имеется противоядие, на каждую броню - свой  бронебойный
снаряд. Одни зарабатывают на охранных системах, другие  -  на  подрывных
устройствах. Получается, все при деле, все при деньгах -  и  бандиты,  и
бизнесмены, и охранники. Нет чтобы заключить джентльменское соглашение о
взаимном  ненападении.  Вот  дожили,  вот  дожили!   -   не   переставал
возмущаться Богатырев. - Даже песочниц и детских  качелей  во  дворе  не
видно. То ли детей они не рожают, то ли боятся их на улицу вывести?
   Нет, наверное, все-таки на крыше детская  площадка  есть.  Не  бывает
дома без детей. Зачем тогда деньги зарабатывать, не для того  же,  чтобы
потом оказаться самым богатым на кладбище?"
   Выяснив для себя, что пробраться не то что в дом, а даже во двор  для
него нереально, Герман для очистки совести по номеру  квартиры  вычислил
окна семьи Скворцовых.
   "Красивые у них цветочки на балконе растут, -  порадовался  за  людей
Богатырев. - И навесик красивый, полосатый, как матрас. Небось мангал на
балконе  поставили,  -  предположил  он,  рассмотрев  трубу-дымоход   из
красного кирпича. - Сидят по вечерам на воздухе, кофе попивают, шашлычки
с коньячком...
   Живи не хочу".
   Прикрываясь полой пиджака,  Герман  снял  несколько  планов  цифровой
видеокамерой - балкончик, окна, въезд в подземную  стоянку-гараж.  Будку
охранника снимать не стал, побоялся.
   "Если надо Сереброву, - решил он, - сам приедет и посмотрит.  Мне  же
мое лицо дорого нетронутым.
   Сам Скворцов уже  никто,  но  дом  крутой,  в  нем  пара  действующих
министров обязательно отыщется".
   "Волгой", припаркованной в  неположенном  месте,  никто,  на  счастье
Богатырева, не заинтересовался.
   Знаки  здесь  стояли  большей  частью  для  непосвященных  и  служили
средством запугивания.
   "Теперь навещу генерала Кабанова, и можно будет со спокойной совестью
ехать отдыхать".
   Жил генерал, как и двое его приятелей, в центре, в хорошем  кирпичном
доме, но гораздо  скромнее.  Даже  стеклопакеты  в  окна  не  удосужился
вставить, - такие вещи Богатырев отмечал с первого взгляда.
   Старая дверь, ведущая в  подъезд,  древний  кодовый  замок,  которому
впору было справлять десятилетний юбилей. Три кнопки истерлись до  такой
степени, что набрать шифр можно было с первого раза.  Небо  над  городом
уже потемнело, окна квартиры Кабанова сияли ярким электрическим светом.
   Богатырев знал, что Серебров больше всего ценит подробную информацию.
Чтобы подступиться к женщине, нужно знать ее слабости, знать,  каковы  у
нее отношения с мужем, с детьми, ленива она или, наоборот, "трудоголик",
кто она в душе - хранительница домашнего очага или же светская львица.
   Полнее всего о человеке может  рассказать  его  квартира.  Достаточно
посмотреть, какие картины висят на стенах, чьи фотографии выставлены  на
всеобщее обозрение, какие журналы и газеты читают жильцы,  каким  цветом
выкрашена гостиная, каким спальня.
   Герман решил рискнуть, он вернулся к машине и  не  спеша  переоделся,
облачившись в затасканный синий халат с потертым шевроном на рукаве.  На
шевроне при желании еще можно было рассмотреть  очертания  строительного
крана, проступающую надпись "Облмостстрой". Богатырев  осмотрел  дорогие
ботинки и, зачерпнув тряпкой  пыль,  сбившуюся  у  бордюра,  вымазал  ею
хорошо выделанную кожу.
   "Брюки для ЖЭСовского электрика дороговаты", - пробормотал Герман.
   Пришлось добавить пыли  и  на  штанины.  Он  прихватил  чемоданчик  с
инструментами из машины, взъерошил  волосы,  посмотревшись  в  зеркальце
заднего вида. Теперь Герман выглядел так, как мог выглядеть электрик  из
ЖЭСа, про каких говорят: "в меру пьющий".  Даже  кнопки  кодового  замка
нажимать не пришлось, он существовал как декорация, ручка поворачивалась
свободно.
   Нагло насвистывая, Герман проник в подъезд,  взбирался  по  лестнице,
осматриваясь. Сразу было видно, что живут в  доме  военные  и  их  жены,
привыкшие к  гарнизонной  жизни.  На  каждой  площадке  имелся  планшет,
заклеенный  вырезками  из  популярных  журналов.  Наслоения  оказывались
фантастическими:  вырезанный  еще  из  старого  "Огонька"  Леонид  Ильич
соседствовал с трансатлантическим лайнером "Титаник" и  ухмыляющимся  Ди
Капри.  Имелась  доска  объявлений,  большинство   предложений   которой
касалось дачного садоводства и огородничества: предлагались  для  обмена
рассада, семена, саженцы, а также две тонны навоза. Иногда на  площадках
встречались  дорогие  противовзломные  металлические  двери,  оснащенные
глазками телекамер. Часть квартир уже выкупило новое  поколение  граждан
России.  Герман  Богатырев  одинаково  индифферентно   относился   и   к
заслуженным генералам, и к разбогатевшим молодым  людям.  Он  философски
считал,  что  каждый  с  течением  времени  занимает  в  жизни   заранее
отведенное ему место.
   Сверился с листком бумаги:
   "Квартира двадцать пять".
   На выкрашенной под слоновую кость тяжелой двери красовалась  латунная
табличка,  на  которой  гравер  вывел:  "Григорий  Викторович  Кабанов".
Наверняка хозяину хотелось приписать еще  "генерал-лейтенант",  но  все,
что было связано с армией, ассоциировалось в мозгу  генерала  с  военной
тайной,  а  военную  тайну  дома  не  хранят,  тем  более  на  дверь  не
вывешивают.
   "Деньги и внешний  шик  его  мало  интересуют",  -  решил  Богатырев,
разглядывая не очень плотно прилегающую к коробке дверь.
   Из щелей пробивался яркий электрический свет.
   "Дверь, как говорится, родная, стоит здесь от  дня  сотворения  дома.
Хозяин властен и тщеславен, предел его мечтаний - орден на грудь, звезды
на погоны и мундир в эстетике дембельской парадки".
   Герман нацепил на голову бейсбольную  кепку  с  длинным  козырьком  и
надел очки с плоскими стеклами. Ни близорукостью, ни дальнозоркостью  он
никогда не страдал, но очки меняют  человеку  лицо.  Богатырев  поставил
чемоданчик на площадку, открыл крышку, распахнул  дверцу  электрического
щитка, затем обошел все двери квартир на площадке - а было их пять  -  и
во все позвонил, не дожидаясь, пока ему откроют.
   - Прошу  прощения,  -  сообщил  он  жильцам,  -  но  сейчас  придется
отключить свет в квартирах.
   - Сериал идет, - послышалось ему в ответ.
   - Компьютер включен.
   - Молоко ребенку греем.
   Герман не смотрел ни на кого из людей,  даже  на  генерала  Кабанова,
открывшего дверь. Он вскинул руку и властно произнес:
   - Поэтому и предупреждаю, - и взглянул  на  часы.  -  Две  минуты  на
подготовку.
   - Долго хоть света не будет? - послышался женский голос.
   - Время пошло. Там посмотрим.
   Богатырев честно выждал две  минуты,  следя  за  секундной  стрелкой,
затем  быстро  выкрутил  из-под   счетчиков   предохранители.   Квартиры
погрузились во мрак. Орудуя отвертками и плоскогубцами, Герман  принялся
ковыряться в щитке, вернее, делал вид, что ковыряется, а на  самом  деле
лишь постукивал по корпусам счетчиков. Поскольку квартиры были  большие,
то и предохранителей стояло по три на каждую -  так,  чтобы  можно  было
ремонтировать розетки, выключатели, люстры, не  отключая  свет  во  всей
квартире.
   - Порядок, ни у кого ни пленок, ни магнитов не нашел.  И  проводка  у
вас в порядке, хорошая, медная, не то что теперь - из  алюминия  делают.
Чуть напряжение подскочило, сразу плавится.
   Одну за другой Герман вкручивал пробки, и жители квартир, убедившись,
что вновь приобщены к цивилизации при помощи электричества,  захлопывали
двери. Разговорчивый электрик больше  никого  не  интересовал.  Одну  из
пробок  в  счетчике  квартиры  генерала  Кабанова  Герман  до  конца  не
довернул.
   - Готово! - крикнул он.
   - Какое готово, - возмутился генерал, - если в двух комнатах свет  не
горит!
   - А вы выключателями пощелкайте.
   - Горел свет, - не сходя с  порога,  рявкнул  Кабанов,  -  значит,  и
сейчас должен гореть.
   - Черт его знает  почему,  но  такое  случается,  -  Герман  выкрутил
пробку, вытащил  абсолютно  целый  предохранитель  и  пощелкал  по  нему
ногтем.  -  Целый  вроде.  Сейчас  проверим,  -  он  вновь  не  докрутил
предохранитель и как был, с отверткой в нагрудном кармане, с пассатижами
в правой руке, двинулся в генеральскую квартиру. Даже  генерал  спасовал
перед электриком, отступил  на  шаг,  несмотря  на  то  что  в  дом  его
приглашать не собирался.
   Топая пыльными  ботинками  по  ковру,  Герман  подошел  к  зеркалу  в
прихожей и щелкнул выключателем бра. Лампочка загорелась.
   - Вот видите! А вы говорите, не горит.
   - Здесь горит, - скривился Кабанов, - а в комнатах - нет.
   - Откуда вы знаете? Вы же туда не заглядывали, -  Богатырев  поправил
очки с залапанными стеклами.
   - Супруга сказала.
   -  Что  женщины  в  электричестве  понимать  могут,  -  махнул  рукой
Богатырев, - самим смотреть надо.
   До этого он уже успел основательно познакомиться с прихожей.
   "Генеральская жена -  женщина  аккуратная,  -  отметил  он,  -  любит
порядок, ни одного демисезонного пальто, а тем более зимнего на  вешалке
не видно, все в шкаф на лето убрано, в полиэтилен укутано.  Из  стенного
шкафа легкий запах лаванды исходит -  моль  отпугивает.  Мужики  о  моли
редко когда вспоминают.
   Мебель старая, еще в советское  время  купленная,  еще  гэдээровская,
тогда последним писком моды была.  Теперь  такую  разве  что  на  свалке
отыщешь. Обои дешевые, по  три  бакса  за  трубку,  зато  паркет  совсем
недавно  циклевали,  но  отечественным  лаком  покрыли,  значит,   скоро
стопчется".
   Герман оказался в гостиной. Единственной стоящей вещью, в том  смысле
стоящей, что на нее хозяева должны были потратить много  денег,  являлся
домашний  кинотеатр:  телевизор  с  большим  экраном,  высокие  колонки,
отдельный тюнер и видеомагнитофон.  Стоял  центр  в  углу,  там,  где  в
сельских домах вешают икону.
   "Не сам купил, - тут же отметил для себя Богатырев, -  небось  друзья
подарили или дочка приобрела. Нет, не дочка, если бы она,  у  нее  бы  в
комнате и стоял".
   В гостиную выглянула и хозяйка. Ольга, несмотря на  свои  сорок  пять
лет, выглядела вполне сносно, для  генеральской  жены  конечно.  Герману
встречались и пострашнее.
   - Здравствуйте, хозяйка, - звучно