Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
м госте Нестеров. Он то и дело
поглядывал на часы.
Когда стрелки стали под прямым углом - маленькая уперлась в римскую
девятку, а большая в двенадцать, к дому подъехала машина.
- Кто-то приехал, - небрежно кивнул бывший следователь районной
прокуратуры.
- Кто бы это мог быть? Интересно, - встав из-за стола, Нестеров
направился к входной двери. Когда он ее открыл, картинно всплеснул
руками и расхохотался. - Ба, какие гости, одна другой краше! Игорь
Иванович, взгляни, кого нам Бог послал, это же просто сказочный подарок!
Двое серьезных мужчин коротали вечер в одиночестве, и тут...
Горбатенко было уже все равно, кого послал Бог летним вечером в
загородный дом бизнесмена Нестерова. Он даже не стал застегивать рубаху.
- Женщины! - воскликнул он и с трудом смог выбраться из-за стола.
- Милости просим к нашему столу.
Это мой друг, - представил девицам Горбатенко Нестеров. - Величают
его Игорь Иванович, можно просто Игорь.
Мы же не на совещании каком-нибудь и не в Думе заседаем.
Анжела и Юля скромно улыбнулись. Они свое дело знали, недаром
Нестеров щедро им платил.
- Мы проезжали мимо, видим, свет горит. Подумали, проведаем Виктора
Николаевича. Мы думали, что вы обрадуетесь, - сказала Анжела, тряхнув
волосами.
- Милости просим к столу.
А мы с Игорем в баньку собрались. Присоединяйтесь, - предложил
Нестеров.
- Да, да, присоединяйтесь, мы не против, - развязно бросил
Горбатенко, думая, что своим предложением он испугает девиц. Те
переглянулись, словно им предлагали не в баню сходить, а прыгнуть с
двенадцатого этажа, держась за руки.
Затем кивнули:
- Мы согласны.
- Ничего себе! Значит, будет весело, - сказал Нестеров. - Я смотрю,
Игорь Иванович не против?
- Разве я могу быть против? - рука Горбатенко уже легла на колено
Анжеле и заскользила к бедру.
Анжела потную руку гостя не стала убирать, она уже поняла: хмырю она
приглянулась и денежки Нестерова отработает.
Горбатенко взял два бокала и, даже не спросив у гостей, наполнил их
водкой:
- За знакомство, дамы.
И Юля, и Анжела лишь пригубили бокалы. Горбатенко же опрокинул водку
в рот так, словно это была минералка, а его сжигала нестерпимая жажда.
Корытин, сидевший наверху, слышал разговоры, шум, гам, смех, звон
бокалов. Он нервничал и злился:
"Скорее вы идите в баню, мойтесь, трахайтесь, мать вашу так! А то у
меня уже душа извелась. Пьете водку, жрете огненную воду, а мне нельзя.
Мне бы хоть глоточек, хоть полрюмочки, хоть бы язык промочить дали. О,
гнусные уроды!"
Пока режиссер-неудачник Корытин предавался нервным и скорбным
размышлениям, исходил злобой и завистью, Анжела уже оказалась на коленях
у Горбатенко. Руки кандидата в депутаты скользили по блузке, толстые
пальцы цеплялись за твердые соски.
- Пора остыть, - воскликнул Нестеров, - мы что-то разошлись с тобой,
Игорь Иванович. Девочки, пойдемте купаться?
- С удовольствием, - воскликнули хором Анжела и Юля.
Горбатенко же не хотел отпускать свою жертву.
Его руки вцепились в девушку он ухватил ее, как пьяница, потерявший
равновесие и ориентацию, держится за фонарный столб или дерево. Голос
Нестерова был строг, и это немного отрезвило Горбатенко.
Со смехом, с гиканьем и сальными шутками компания, на ходу сбрасывая
одежды, двинулась во внутренний двор к бассейну.
- Секундочку, я сейчас. Вы тут прыгайте в воду, плавайте. Смотри,
Анжела, чтобы Игорь Иванович не утонул.
- Я? Да вы что? Я такой бассейн могу пронырнуть. Прямо в штанах
прыгну.
- Ботинки снимите! - закричала Юля.
Горбатенко уже оттолкнулся от бортика и плашмя упал в ярко-голубую
воду. Тысячи брызг засверкали в лучах подсветки.
Нестеров взбежал на второй этаж, открыл дверь:
- Как ты, Корытин?
Режиссер нервно дернул головой, облизал пересохшие губы.
- Нормально, - выдавил он из себя.
- Сейчас будешь снимать. Постарайся, чтобы тебя никто не заметил.
Можешь с балкончика, можешь из окна, а можешь и из сада, с кустов.
- Понял.
Нестеров разделся, нырнул в бассейн, где уже плескались с Горбатенко
две девицы. Юля пыталась стащить штаны с кандидата в депутаты. Бассейн
был глубокий, и Горбатенко нырял как поплавок, то захлебываясь, то
отплевываясь, грязно матерясь.
Наконец штаны с него стащили. Все четверо плавали голые. Девицы как
могли обнимали и ласкали кандидата в депутаты. Они наваливались на него,
выталкивали из воды, хватали за ноги, за руки, вытворяли черт знает что.
Нестеров же плавал от одного бортика к другому, равномерными гребками
рассекая бирюзовую воду.
Корытин снимал, как было условлено, то с балкона, то из окна. Затем
на четвереньках заполз в кусты и принялся снимать оттуда. Снимать было
интересно, как-никак, девицы были приятны во всех отношениях. Затем они
вытащили Горбатенко на бортик, помогли ему подняться, и он побежал за
ними в дом, в спальню на первом этаже.
То, что произошло в спальне, Корытин запечатлел с наездами, с
укрупнениями. Ни девицы, ни их жертва даже не догадывались о том, что их
снимают.
- Виктор Николаевич, идемте к нам! - звали девицы Нестерова.
- Вы развлекайтесь, а я на вас посмотрю.
- Виктор, иди сюда, помоги, - завопил из-под Анжелы, оседлавшей его,
кандидат в депутаты.
- Нет уж, дорогой, без меня. Ты мужик крепкий.
А я потом.
Нестеров сидел в халате, в резиновых шлепанцах на босу ногу и
наблюдал за совокупляющимися, смотрел на них пресыщенным взглядом. Так
обжора смотрит на блюдо, от которого его уже воротит.
Так же на всю сцену оргий смотрел и режиссер-оператор Максим
Максимович Корытин. Он даже не возбудился. Порно за свою карьеру он снял
предостаточно. Сцену в спальне он снимал через окно.
- Юля, пойдем со мной! - позвал девушку Нестеров.
- Да, да, забери его, а то я могу не дожить до выборов, - хрюкнув,
сказал Горбатенко и навалился на Анжелу.
После постели еще пили, затем плавали в бассейне. До сауны дело не
дошло. Пьяный и измученный чрезмерным сексом, Горбатенко уснул на
огромной кровати, свернулся, как эмбрион во чреве, поджав колени к
волосатой груди. Изредка он вздрагивал, что-то несвязное бормотал.
Девицы получили деньги и отбыли в город, вполне довольные собой. Даже
ночевать, как они предполагали, не пришлось. Максим Максимович Корытин с
камерой в сумке, но без кассеты отбыл в Москву следующим рейсом.
Нестеров брезгливо укрыл пьяного, дрожащего Горбатенко пледом и уже
хотел удалиться наверх в спальню, но тут к дому подъехала машина, и в
дом вошла Станислава.
Ее лицо исказило негодование и презрение к мужу:
- Что, напился, да еще с каким-то уродом? И вообще, что здесь
происходит?
- Тихо, дорогая, тихо, - сказал Нестеров, - я делом занимаюсь.
- Делом, говоришь? Я вижу, каким делом, - она заглянула в спальню.
- Не буди, это кандидат в депутаты.
- А мне начхать, кандидат он, или депутат, или министр, он лежит на
моей кровати, пьяная свинья! - Станислава смотрела на стол, на бокалы и
рюмки, испачканные губной помадой. - Понятно, какие у вас тут дела с
депутатом и кандидатом. Что, он губы красил? Ты превратил дом в бордель!
- Замолчи! - рявкнул Нестеров. - Я тебе говорю, я занимался делом.
Того, о чем ты думаешь, здесь не было.
- Значит, это было в другом месте? А что было здесь?
- Тебе об этом знать не надо. Собирайся и уезжай в город. - Нестеров
зло вертел в руках отснятую кассету, даже не замечая этого.
- Я уеду, - Станислава хлопнула дверью и покинула дом.
Виктор Николаевич Нестеров заскрежетал зубами:
- Черт подери, глупо все получилось. И объяснить ничего не объяснишь.
Не станешь же супруге рассказывать, для чего я это все устроил, какие
цели преследовал. Ведь не поймет, осудит. Она и так меня мерзавцем
считает.
Глава 19
Белая "Тойота" Станиславы мчалась из загородного дома в сторону
Москвы. Стрелка спидометра дрожала на цифре 140. Если бы сейчас
случилась на дороге мало-мальски сложная ситуация, то наверняка белая
"Тойота" улетела бы в кювет или разбилась бы вдребезги. Но женщине
везло, дорога к Москве оказалась пустынной. Станислава кусала губы, ее
руки дрожали.
- Мерзавец.., мерзавец, - бормотала она одно и то же слово. - Грязное
животное! - думала она о своем муже. - Ты купил меня за деньги и хочешь,
чтобы я была твоей рабыней, безмолвной, покорной? Так не получится, так
не будет никогда! Я человек, я хочу, чтобы меня уважали, чтобы меня не
обманывали. Мерзавец, мерзавец, мерзавец! - то тихо, то громко говорила
женщина.
Несколько раз пищал мобильный телефон, но Станислава не
притрагивалась к нему.
"Никого не хочу слышать, никого не хочу видеть!
Всех ненавижу, а в первую очередь презираю себя. Я сама виновата в
том, что случилось. Не надо думать, что кто-то или что-то причина моих
несчастий, причина моих унижений. Сама и только сама".
Подъехав к городу, она немного успокоилась.
Ехать домой ей не просто не хотелось, а было противно. Она понимала,
что может заявиться Нестеров, опять начнет врать, оправдываться и от
этого на душе станет еще горше.
"Домой я не поеду ни за что, никогда"
Белая "Тойота" кружила по городу, по щекам Станиславы текли слезы.
Она понимала, что если остановится, то уткнется головой в баранку и
разрыдается, как ребенок, как девчонка, изнасилованная и оплеванная.
"Надо двигаться, надо ехать, нельзя останавливаться".
Белорусский вокзал, Тверская, Киевский вокзал, ВДНХ, гостиница
"Космос", Малое Садовое кольцо.
Станислава уже не понимала, который час.
"Я никому не нужна, абсолютно никому. Я противна даже сама себе, - и
тут появилась спасительная мысль, предельно простая. - Мне надо
выговориться, мне надо найти человека, который меня выслушает, который
сможет меня успокоить. Я отомщу мужу, так дальше продолжаться не может.
Не все в этой жизни решают деньги. Конечно же, не все!
В жизни существуют еще другие отношения, чистые и спокойные, - она
вытряхнула из сумочки мобильный телефон, продолжая вести машину. - Вот
здесь я остановлюсь", - она воткнулась между двумя машинами, взяла
телефон и набрала номер.
В горле пересохло, словно рот был забит сухим горячим песком.
- Алло, алло! - прошептала она в трубку прерывающимся голосом и
закашлялась.
- Слушаю, это я, любимая, - раздалось в трубке.
Станислава вздохнула с облегчением.
- Это я, Станислава.
- Добрый вечер, Станислава, - спокойно произнес Серебров. - Я как раз
о тебе думал.
- Что ты обо мне думал?
- Я давно тебя не видел и, честно говоря, скучаю. Я не люблю говорить
такие вещи, но тем не менее это так.
- Ты где?
- А ты? - задал вопрос Серебров.
- В городе.
Сейчас сориентируюсь.
Я в трех кварталах от Тверской, за Белорусским вокзалом, на Большой
Грузинской.
- Что ты там делаешь? - спросил Сергей.
- Сижу в машине, тебе звоню.
- Почему ты не дома?
- Это долго рассказывать, Сергей, это очень трудно рассказывать.
- Что-то случилось, да? - вкрадчиво и ласково спросил Серебров.
- Случилось, Сергей. Со мной все время что-то случается. Можно, я к
тебе приеду?
- Можно, конечно, - сказал Сергей.
- Где это?
Серебров объяснил, как добраться, и уже минут через тридцать он стоял
у подъезда. Когда белая "Тойота" подъехала, он открыл дверь, помог
Станиславе выбраться, взял ее за плечи и заглянул в глаза.
- Ничего не говори, пойдем в дом.
Они поднялись в квартиру. Станислава дрожала.
- Мне кажется, тебе следует выпить.
- Может быть.
- Надо выпить, обязательно. Ты напряжена. Держи, - Серебров налил в
бокал коньяк и подал Станиславе. Усадил ее в кресло, погасил верхний
свет, оставив включенным лишь торшер в дальнем углу.
Станислава немного успокоилась. Как-никак, Серебров не видит ее
заплаканного лица, искусанных губ.
- Сергей, я его ненавижу, я желаю его смерти.
- Успокойся. Зачем желать кому-то смерти? Всегда отыщется возможность
все изменить.
- У меня нет такой возможности, он меня не отпустит.
- Как это не отпустит?
- Не отпустит и все. Он держит меня в своих руках, он сделал так, что
я полностью от него зависима.
- Погоди, Станислава, не спеши принимать решение. Расскажи все по
порядку. Чего ты решила броситься с места в карьер? - Серебров держал в
руках бокал с коньяком и не спешил прикоснуться к нему губами. - Тебе
надо поспать, успокоиться.
Как говорится, утро вечера мудренее, и решение принимать следует, все
хорошенько взвесив, на холодную голову.
Станислава залпом выпила коньяк и протянула бокал мужчине. Серебров
налил еще. Станислава курила одну сигарету за другой, курила нервно, не
обращая внимания на пепел, который падал ей на туфли.
- Я поехала в поселок, в большой дом, хотела побыть немного в тишине.
Мы в последние дни примирились с ним. Я звонила Нестерову несколько раз,
чтобы предупредить, но трубку он не брал. И я не знала, где он. В офисе
его не было, я поехала за город... - и Станислава рассказала все, ничего
не утаив. - ..Это животное лежало на моей кровати. Представляешь,
абсолютно голое!
- Кто?
- Кандидат в депутаты.
- Станислава, погоди...
- Я не помню, как его зовут... Горбатенко, кажется, маленький такой,
мерзкий... Все знакомые моего мужа - это конченые идиоты, мерзавцы и
подлецы.
У них на уме политика и деньги, деньги и политика.
Серебров сделал вид, что не обратил внимания на фамилию кандидата в
депутаты.
- Мне кажется, ты все преувеличиваешь, может, оно было совсем не так.
- Сергей! Там были мерзкие шлюхи, такие же, как на Тверской, как у
Белорусского вокзала. Мерзкие уличные девки!
Сереброву все стало ясно. Его ловушка сработала, значит, генерал
Кабанов смог-таки выдать Нестерову его, Сереброва, мысли.
- Ладно, Станислава, давай я тебя уложу. Ты немного отдохнешь.
- Я не смогу спать, Серебров. Слышишь, не смогу. Я не смогу спать
одна.
"Вот тебе и на, - подумал Серебров, - она обвиняет мужа, а сама
поступает точно так, как он. Но если сегодняшние поступки Нестерова
можно оправдать меркантильными целями, то ее поведение - это самая
элементарная месть".
- Ладно, пойдем, - сказал он, подошел к Станиславе, взял ее за руку и
увлек в спальню. Он помог ей раздеться и почувствовал, как возбуждается.
"Да, ты тоже хорош", - подумал он о себе, обнимая Станиславу.
Они рухнули на распростертую кровать как два сильных, срубленных под
корень дерева. Их руки переплелись, как ветви, стоны и вздохи наполнили
комнату. Станислава была страстна, как никогда, у нее внутри все
клокотало, энергия и накопившаяся ярость требовали выхода, и она
отдалась чувству всецело.
Она была стервой до мозга костей, опытной, умелой,
безобразно-откровенной. А Серебров был как раз тем, кто мог это оценить.
Обессиленные, измотанные, они уснули на рассвете. А утром, уже сидя
за столом с чашкой кофе в руках, Станислава стала прежней, такой, какой
привык ее знать Серебров.
- Я тебе помогу, - сказал Сергей, - избавиться от мужа и получить
кучу денег.
- Что для этого я должна сделать?
- Скажи, где живет режиссер, с которым договаривался твой муж? Ты его
визитку на столе в кабинете нашла.
- Я не помню его адрес, я никогда у него не была.
Я знаю лишь телефон, номер скажу.
- Мне больше ничего не надо, - сказал Серебров, - номер вполне
устроит.
Получив номер Максима Корытина, Серебров самодовольно улыбнулся.
***
Горбатенко проснулся на рассвете, абсолютно не понимая, где он и что
с ним случилось. Он с трудом продрал глаза. Незнакомая комната, он
абсолютно голый, плед сполз на пол. Горбатенко пошевелился. Руки и ноги
хотя с трудом, но слушались.
- Где я? Что со мной? - он принялся вспоминать.
"Мы поехали к Нестерову, пили водку, потом купались. Были женщины,
две, одна рыжая, вторая брюнетка. Хорошие девицы".
Горбатенко сел на кровать, осмотрел себя. Его член был в темных
пятнах губной помады.
"Черт подери, как хочется пить!"
Горбатенко накинул на плечи плед и двинулся из спальни. Он нашел
бутылку минеральной воды, зацепил стол. Бокалы посыпались на пол, один
разбился. Кандидат в депутаты старался больше к столу не приближаться,
понимая, что может порезать ногу и тогда перепачкает кровью дорогой
ковер, огромный, почти во всю гостиную. Он глотал воду, удерживая левой
рукой плед, весь растрепанный, помятый. Горбатенко пошатывался, бурчал и
глотал теплую минералку.
- Ты бы, может, Игорь Иванович, граммов сто водки выпил, а? - услышал
он голос Нестерова и вздрогнул. Нестеров стоял на лестнице, ведущей на
второй этаж. Он был в халате, шлепанцах и улыбался. Улыбка показалась
Горбатенко издевательской. - Что, плохо? - спросил Нестеров.
- Ничего, у меня так бывает. Первые полчаса плохо, потом все приходит
в норму.
- Выпей сто граммов.
- Нет, мне на работу. Который сейчас час?
- Вон часы, в углу. Половина пятого. Видишь, уже рассвело.
Все шторы были задернуты, и сориентироваться, светло на улице или же
там ночь, не представлялось возможным.
- Ну как, отдохнул немного?
- О нет, - воскликнул Горбатенко, вытирая пледом мокрый небритый
подбородок. - Ужасно! Так плохо мне уже не было давно.
- Девчонки понравились, Игорь Иванович?
- Девчонки? Какие девчонки?
- Мои знакомые.
- Пока не знаю. Кстати, послушай, Виктор Николаевич, они как,
здоровы?
- В каком смысле?
- Болезней у них никаких нет?
- Брось, дорогой, какие болезни? Они проверены, хоть в космос
отправляй.
- Ты это точно знаешь?
- Перекреститься, что ли?
- Не надо. Если ты говоришь, я верю.
Нестеров спустился, шлепанцем задвинул разбитый бокал под журнальный
столик, сел в кресло и покачал шлепанцем.
- Ты, конечно, удивил меня.
- В каком смысле?
- Я не ожидал, что ты такой мужик шустрый.
Двух девчонок обработал. Ты просто какой-то гигант.
- Лучше не напоминай, мне и без них тошно, - руки у Горбатенко
дрожали.
- Выпей сто граммов, легче станет.
- А ты будешь, Виктор Николаевич?
- И я соточку выпью. Выпью и пойду спать.
- Правильно, пару часов можно поспать. А ты что, не ложился?
- Почему не ложился, тоже поспал.
Горбатенко дрожащей рукой наполнил бокал до половины водкой,
брезгливо глядя на губную помаду на бокалах.
- Откуда они взялись?
- Сам не знаю, - пожал плечами Нестеров, - проезжали мимо, свет
увидели, решили на огонек заглянуть.
- Лучше бы они не заглядывали.
- Почему ты так думаешь?
- Что-то мне тошно.
- Боишься? Успокойся, все будет хорошо, не умирай до расстрела.
- Расстрела?
- Так говорят, пословица такая есть.
Горбатенко, давясь, выпил водку и запил минералкой. Сидел, качаясь,
как китайский болванчик.
- Вид у тебя, конечно, не очень. Может, пойдешь поплаваешь?
- Где?
- Где и вчера плавал, в бассейне.
- Я там плавал?
- Причем в одежде.
- Не может быть!
- К сожалению, фотографий у меня нет, а то я бы тебе показал.
- Плавать я не буду, боюсь, на дно пойду, как кирпич.
"Дерьмо не тонет", - подумал Нестеров, но фразу не произнес, а
хмыкнул.
- Я еще с твоего разрешения, Виктор Николаевич, выпью.
- Конечно, пей, если тебе это поможет. Я не буду.
- Ты же собирался.
- Собирался, но передумал.
Они посидели еще минут пятнадцать. Горбатенко выкурил сигарету,
кашляя, давясь, матерясь.
- Куда делись девицы?
- Покувыркались с тобой и д