ственная смерть, инсульт. А раз есть тело и нет признаков насильственной
смерти...
     Лизавета оборвала коллегу:
     -- То есть твой приятный парень полагает, что  дело  обстояло следующим
образом: замужняя женщина, не бродяжка,  не  шлюшка, уезжает в командировку,
потом возвращается  в  город, идет в  подвал, расположенный далеко от дома и
залитый водой. Там ее неожиданно настигает  инсульт, и она умирает в подвале
и в  одиночестве. А поскольку рядом вода, то падает в воду! Так, что ли? Это
похлеще, чем инфаркт  в буфете. Причем  мы с  тобой знаем,  что  она была не
одна. С ней был этот Целуев. По  крайней  мере, у  нас нет никаких оснований
считать,  что  они  простились  при въезде в город.  Зато есть все основания
считать, что Целуев пытался втянуть Леночку в не очень понятную историю, где
требуется портретный  грим. А ты  спокойненько соглашаешься, что  дело можно
закрыть!  Хороший подход, удобный!  Не хлопотный! -- Лизавета тоже вскочила.
Теперь они стояли друг против друга, глаза  в глаза. Маневич явно чувствовал
себя неуютно.
     --  Что  ты  меня  за  капитализм агитируешь!  --  Он  поискал  глазами
пепельницу,  не  нашел  и раздавил окурок  в стоявшей на  Лизаветином  столе
гильзе.  Эту  гильзу  от   боеприпаса  к  знаменитому   ракетному  комплексу
"Тунгуска" он сам привез ей как  сувенир с испытательных стрельб на полигоне
"Ржевка".  -- И ребенок  разобрался  бы,  что  дело нечисто. Да  только  нет
юридических оснований тянуть дело. Нет!
     Лизавета, услышав это его "нет", махнула рукой и уткнулась в компьютер.
     Саша  и  сам  знал, что  лукавит.  Дело  закрывали потому, что  нашелся
формальный повод избавиться  от  очевидного "глухаря",  способного испортить
статистику за месяц или даже за квартал. А  нынешнее милицейское руководство
за  статистику  взялось  вполне серьезно.  Маневич подошел поближе и  сказал
тихо, но твердо:
     -- Они не совсем правы, я понимаю... Что ты на меня-то взъелась?
     -- Я  не  взъелась, мне работать надо, -- сухо ответила Лизавета. Ей не
нравилось,  когда  ее держали за "болвана в старом  польском  преферансе", а
Сашина манера всегда  защищать  милиционеров попросту раздражала. Их служба,
конечно, и опасна  и  трудна,  но уж  слишком  часто не  видна.  И на первый
взгляд, и позже.
     Саша сразу потускнел.
     -- Да попробую  я, попробую что-нибудь  сделать. Как из Москвы вернусь.
Мне наш Борюсик подписал командировку. Я его уговорил.
     Шеф-редактора  они  называли  "наш  Борюсик",  в  отличие   от   просто
"Борюсика",  так  именовали   куда  более  высокопоставленную   персону   --
деда-президента.
     Раньше  начальник  "Петербургских новостей" подписывал  командировки  с
легкостью необычайной, особенно своим фаворитам: в  Ташкент -- пожалуйста, в
Омск-Томск-Красноярск -- бога  ради, в  Хабаровск-Биробиджан-Владивосток  --
сколько угодно. Командировки очень скоро превратились в обыкновенный туризм,
в  поездки по местам былой журналистской славы  или в  семейные путешествия.
Привезенные  репортажи более  всего походили на путевые заметки:  вот завод,
вот  порт,  вот  город,  основанный Ярославом Мудрым.  Первой  взбунтовалась
бухгалтерия.  И  теперь  даже  для того, чтобы  поехать в Москву,  требовали
жесткое обоснование командировки. Что-нибудь эпохальное.
     -- Что ты ему наплел?
     -- Я аккредитовался на подписание Союза  с Белоруссией.  Это  оказалось
проще, чем я  думал. Перегоню репортаж и задержусь  на  пару дней. Дума ведь
заседает,  несмотря  на   демарш  меньшинства.   Мессир  Зотов  там,  мессир
Поливанов,  думаю,  тоже.  Заодно  попытаюсь   выйти   на  врачей  из  этого
парламентского центра.
     --  Они,  наверное, из ЦКБ.  --  Лизавета  не  удержалась  и  принялась
советовать. -- Впрочем, не мне тебя учить. Сам сориентируешься. -- Потом она
опять вспомнила про закрывающееся дело о смерти Леночки и отвернулась.
     --  А  этим я займусь, честное  слово.  Как вернусь  --  так  сразу! --
повторил обещание Саша.
     -- Не понимаю, зачем ждать? Ты когда уезжаешь? Сегодня?
     -- Нет, завтра вечером.
     -- А  у  меня  завтра  выходной,  законный  после выпуска.  Можем утром
сходить в  этот  подвал.  Если  ты,  конечно, узнаешь  адрес.  Или это будет
чересчур нелояльно по отношению к твоим "хорошим милицейским парням"?
     -- Уж если я чего решил... Ладно, узнаю адрес... Не переживай!
     -- Я не переживаю, просто коль скоро мы ввязались...
     -- И не учи ученого. Завтра пойдем, а теперь сосредоточься на выпуске.

     ...До искомого  подвала они добрались  с трудом,  хотя адрес  в милиции
дали точный. Не аборигену было трудно отыскать неприметный подъезд в глубине
третьего от  улицы  двора. Но  попасть  в  этот самый подвал  оказалось куда
труднее  -- на дверях красовался новенький амбарный  замок. Маневич потрогал
пальцем дужку:
     --  Еще в  смазке.  Недавно повесили.  Взламывать будем?  --  Распахнув
куртку,  он  начал шарить по  бесчисленным карманам  операторского  жилета в
надежде отыскать что-нибудь подходящее для работы.
     -- Тебя  погубят  криминальные  наклонности.  --  Лизавета  внимательно
оглядывалась.  Подъезд  производил  угнетающее впечатление  --  облупившаяся
темно-коричневая  краска  на  стенах,  потеки на давно  забывшем  о  побелке
потолке, стертые чуть не до дыр ступеньки и неистребимый запах пыли и кошек.
Человек  в здравом  уме и твердой памяти не пойдет  сюда  даже  по приговору
суда. Как же Леночку-то занесло?
     -- Ты узнал, кто нашел тело?
     -- Спрашиваешь!  -- Маневич жестом фокусника извлек из кармана все того
же жилета свой  неизменный  блокнот.  -- Вот,  доблестные  труженики  РЭУ-16
Сидоркин, Иванов и Габридзе.  Рабочие. Так будем  открывать дверь или нет? Я
почему  спрашиваю  -- если  ты не  возражаешь, я, пожалуй, начну, а  то  мне
надоело все время оправдываться.
     --  Повременим пока. Давай лучше отыщем РЭУ. Там адрес есть? -- заявила
Лизавета, и они вышли из подъезда.
     Здание ремонтно-эксплуатационного участка № 16 располагалось не в таком
медвежьем углу.  Под  "офис" РЭУ построили  совершенно  новое  помещение,  и
трехэтажный  дом  красного  кирпича  смотрелся  даже  элегантно.  Внутренняя
отделка  тоже  была на уровне  --  свежеокрашенные  кремовые стены, на  полу
отчетливо импортный линолеум. Не роскошь, но все же.
     -- Значит, они  не  дальтоники, --  сказала  Лизавета, остановившись  в
коридоре.
     -- Кто они? -- слегка ошалел Саша.
     --  Эти,  коммунальщики...  --  Лизавета  с  трудом  выговорила  слово,
принятое  для  обозначения всех, кто  трудится в бесчисленных  РЭУ,  ПРЕО  и
ГРЭППах.  --  Они  выбирают  такие  странные цвета для  покраски  лестниц  и
парадных, что  мне  казалось, там высок процент  дальтоников. А оказывается,
при желании могут и повеселее что-нибудь выбрать.
     По обе стороны длинного  коридора были видны закрытые двери  без всяких
опознавательных знаков. Лизавета открыла ближайшую.
     --  Добрый  день,  не  подскажете,  как  найти Иванова,  Сидоркина  или
Габридзе?
     Толстая   женщина,   склонившаяся  над  совершенно   пустым  и  гладким
канцелярским столом, подняла голову:
     -- Они на вызове... Ой, а  телевидение  к  нам зачем? Это же вы, да? --
Она широко распахнула глаза, разглядев Лизавету.  -- Ой, ну прямо  как вчера
на экране, только моложе! Так вы к нам? Я сейчас начальнику...
     --  Мы без камеры, -- поспешил успокоить ее Саша Маневич. -- Нам просто
нужен кто-нибудь из этой троицы -- поговорить.
     Труженица   коммунального  труда   посмотрела  на  него  с  хитроватыми
прищуром:
     --  Это  насчет  той женщины?  Кошмарная  история.  И  ведь  не бомжиха
какая-нибудь. Приличное такое пальто...
     -- Так помогите нам, очень надо. -- Саша умел  разговаривать с народом.
Проникновенно и убедительно.
     --  Даже  и  не знаю...  Иванов и  Сидоркин уехали материалы грузить. А
Габридзе...  В  гараже, наверное.  У  него там  приятель...  --  И  толстуха
подробно объяснила, как пройти к гаражу РЭУ.
     -- Спасибо  большое, вы нам  очень помогли. -- Саша благодарно покивал.
--  А  вот  еще  вопрос... Этот  подвал,  он  открытый  был? Когда  замок-то
повесили?
     -- Да он всегда висел! -- возмутилась толстуха. -- На том участке у нас
дворник хороший. Она бы сообщила, если что не открыто. У нас  с этим  строго
-- подвалы, чердаки. Знаем инструкцию, держим закрытыми.
     -- А дворника как  найти? -- поинтересовался Саша. Ответ на этот вопрос
тоже был получен немедленно.
     Транспорт  РЭУ  содержался  в  отдельном  здании,  выстроенном  посреди
довольно  просторного  двора-колодца.  Металлические ворота  были закрыты, и
Маневич  решительно  толкнул  половинку  двери,  выкрашенной  рыжей масляной
краской.  Дверь  немелодично   скрипнула.  В  гараже   было  темно,  удалось
разглядеть  только  контуры  тракторов  и  грузовичка  с   нежным  названием
"Газель".  Они сделали  два шага, Лизавета немедленно споткнулась о какую-то
запчасть и тихонько чертыхнулась.
     -- Эй, есть кто-нибудь?
     Саша повторил вопрос дважды, прежде чем услышал ответ.
     -- А кто нужен?.. -- крикнули из темноты.  Саша сориентировался и пошел
на  голос.  Лизавета  осторожно двинулась  следом. Потихоньку  они  дошли до
двери, под которой виднелась полоска света. Стучать Маневич не стал.
     -- Габридзе здесь?
     Дверь открылась почти сама по себе, как от ветра.  В маленькой подсобке
сидела теплая компания  хорошо  известного  типа  людей --  любителей поутру
пропустить  бутылочку  на  троих  в  антисанитарных  условиях.   Уставленную
стеллажами грязную комнатку никак нельзя было назвать подходящей для  приема
пищи  и  распития  спиртного,  однако  дефицит  стерильности вовсе  не мешал
работягам в пятнистых зеленоватых ватниках наслаждаться жизнью -- они сидели
на  табуретках вокруг  импровизированного стола из автопокрышек и  прекрасно
себя чувствовали. Незваные гости остановились на пороге.
     -- Так есть Габридзе? -- снова задал вопрос Саша.
     --  Ну, я  Габридзе... --  пробасил  сидящий в  углу усатый  парень.  В
принципе,  из  всех присутствующих он больше  всего и был похож на  носителя
грузинской фамилии: черные, чуть вьющиеся волосы  и нос с заметной горбинкой
выдавали кавказское происхождение. Но говорил парень чисто, без акцента.
     --  Здравствуйте, мы журналисты, с  телевидения.  Хотели бы  задать вам
несколько вопросов... -- осторожно начал Маневич.
     -- Точно, с  телевидения,  -- обрадовался самый пожилой рабочий. -- А я
смотрю, у девушки лицо такое знакомое, все вспоминал, из какой она квартиры.
     Лизавета улыбнулась  и  опустила  глаза,  а отвечать не стала, чтобы не
отвлекаться на разговор о том, кто, где и когда видел ее на экране.
     Габридзе отреагировал не столь весело:
     -- А что надо-то?
     -- Мы насчет тела, которое вы нашли в подвале! -- сказал Саша.
     --  Вот, что я  им говорил? Затаскают! Не надо было ничего  трогать! --
досадливо махнул рукой Габридзе и отвернулся. Его собутыльники тоже молчали.
Пауза затягивалась.
     -- Простите, как ваше имя-отчество? -- поинтересовалась Лизавета. Чтобы
возобновить вдруг оборвавшийся разговор, самое  лучшее  -- задать простой  и
ясный вопрос.
     -- Мое, что ли? Георгий Давидович. -- Габридзе откликнулся не сразу.
     -- А кому вы говорили, что тело надо оставить там, где есть? -- вступил
в беседу Маневич.
     -- Да всем говорил, хлопот не оберешься с этой милицией и прочим...
     -- А что -- не в первый раз тело находите? Опыт был?
     Габридзе возмущенно замотал головой:
     --  Еще чего, первый раз такое,  слава  Богу! Правда,  был случай,  под
лестницей бомжа нашли, в семнадцатом доме,  да ведь  бомж -- он и есть бомж,
умер и умер,  тогда никто не интересовался,  а  тут уже два раза в отделение
вызывали!  Теперь вы еще  пришли...  Я знал,  что затаскают! Приличная такая
дамочка...
     -- А раньше в этом районе вы ее не встречали?
     -- Да разве всех упомнишь?!
     -- А  в подвал почему пошли? -- спросила Лизавета.  Они с  Сашей так  и
стояли на пороге.  Войти  их никто не  пригласил, уступить табурет даме тоже
никто  не  торопился.  Впрочем,  Лизавета  не  обиделась  --  не  в  Версаль
приехала...
     -- Как почему? Подвал под офис сдают, а там воды по колено...
     -- А кому под офис? -- оживился Саша.
     -- Меня это не касается, нам поручили воду выкачать, мы и пришли. И тут
такая незадача! Теперь вот отчитывайся перед вами!
     -- Дверь-то заперта была? В подвал? -- продолжал давить Маневич.
     --  Нет, замок висел на одной  скобе,  взяли  у дворника ключ, а  он не
пригодился.  --  Габридзе  хлопнул  себя по  обтянутой камуфляжными  штанами
коленке. -- Да открыл, наверное, кто-то, когда входил в подвал. Не сквозь же
дверь эта дамочка туда пришла! Такой замок сломать -- тьфу, если умеючи!
     -- А воду-то откачали?
     Вместо  ответа  Габридзе  тяжело  вздохнул  и  посмотрел на  полупустую
бутылку водки. Он явно устал  от вопросов, да и трубы опять горели. "Сколько
можно  отвечать на  вопросы,  если  продукт  тухнет?" -- этот незамысловатый
упрек явственно читался на лицах сидевших в подсобке мужчин.
     -- Так откачали воду? -- упорствовал Маневич.
     --  Нет, пойдем еще, завтра или когда там... -- угрюмо буркнул Габридзе
и начал наполнять стаканы.
     -- Может, и  телевидение  с нами, а? -- гостеприимно предложил  пожилой
рабочий. -- Стаканы сейчас организуем!
     -- Нет, спасибо, мы пойдем. -- Лизавета даже вздрогнула. Эта идея  явно
ее шокировала. -- До свидания.
     -- Да, до свидания. -- Саша вышел следом.
     Когда  они очутились на  относительно  свежем  воздухе, Маневич тут  же
принялся ругать Лизавету:
     -- Лучше  бы один пошел, а то толку от вас, журналистки уважаемые, чуть
больше, чем от лисицы в курятнике! Выпил бы с ними водки,  они, глядишь, еще
чего-нибудь рассказали бы...
     --  Прекрати  говорить  красиво, -- немедленно  отрезала  Лизавета.  --
Ничего бы ты  не узнал. Они просто  украсили  бы матюжками те же ответы, и у
тебя появилось бы ощущение, что ты получил полную и всестороннюю информацию.
Пошли к дворнику!
     Дворника, вернее, дворничиху они  нашли по указанному адресу без особых
проблем. Правда, напуганная желтой прессой женщина долго не хотела открывать
дверь своей  квартиры.  Саша уж и так  и  сяк ее уламывал, и хозяйка сдалась
только   тогда,   когда  он  предложил  забросить  ей   в  окно  собственное
редакционное удостоверение.
     --  Тоже  мне,   кабальеро,  --  прокомментировала  нестандартную  идею
Лизавета, но на  дворничиху  Сашина самоотверженность произвела впечатление,
она щелкнула хлипким замком  и осмотрела пришельцев в  образовавшуюся  щель.
Потом решилась и отрыла дверь пошире.
     --  Добрый день, мы хотим  вам  задать всего два вопроcа, -- обаятельно
улыбнулся Саша.
     Дворничиха ответила нелюбезно:
     -- Задавайте, только побыстрее, у меня там белье кипятится!
     -- Пользуйтесь  "Асом"!  Можно без кипячения! -- Ответ напрашивался сам
собой. Однако дворничиха шутку не приняла и попыталась захлопнуть дверь.
     --  Ходют тут  всякие,  учат! -- Видимо,  бессмертная реклама на нее не
действовала,  или же  в этой квартире  жили без телевизора. Впрочем, уйти от
вопросов женщине не удалось. Маневич, рискуя остаться без  пальцев, просунул
руку в щель, и дворничиха, поразмыслив, не стала его калечить.
     -- Скажите, вот подвал, где эту женщину нашли, он всегда заперт был?
     --  Всегда. Положено  так  -- все подвалы и  чердаки на запоре держать,
чтобы бомжи  пожара не устроили, -- пробурчала дворничиха. Она была рыжая, с
проседью, волосы забраны в тугой  пучок на затылке, что делало ее похожей на
школьную   учительницу.   Если,  конечно,  учительницы  носят   дома  старые
сине-фиолетовые спортивные штаны и застиранные свитера.
     -- А тот самый подвал  был заперт или нет? Вот рабочие говорят... -- не
унимался Маневич.
     --  Они  вам наговорят,  особенно  когда с утра  зенки  зальют,  алкаши
проклятые.  Еще  что  интересует?  --  совсем   посуровела  их  и  без  того
каменноликая собеседница. Лизавета  поняла,  что  пора вмешиваться, и быстро
проговорила:
     --  Вы  не пугайтесь,  пожалуйста, мы  не в  смысле  злоупотреблений  и
нарушений,  дело в том, что в  милиции дело  хотят закрыть, говорят, простой
несчастный случай,  а  нам кажется,  что эта женщина... --  Лизавета секунду
помешкала.  --  Ну, не  сама  туда пришла.  Понимаете?  Она у нас  на студии
работала. Муж у нее больной,  сын остался, в армии.  Нечего было  ей  в этом
подвале делать. Поэтому очень важно узнать, закрыта была дверь  или нет. Или
у вас кто-то  ключ  просил? Мы просто должны проверить,  это  до  милиции не
дойдет, точно вам говорю...
     Дворничиха с минуту пристально глядела на Лизавету и, вероятно, решила,
что она заслуживает доверия.
     -- От этого подвала несколько ключей было. Я тут одним разрешила иногда
товар  оставлять. А потом, когда начальник нашел арендаторов, сказала, чтобы
выметались.
     -- А кто оставлял товар?
     -- Да парни какие-то, бизнесмены, -- важно выговорила дворничиха.
     -- Может, вы и название фирмы скажете?
     -- Вот уж не  знаю, мне  эта фирма без надобности,  парни и парни, один
высокий,   блондин,  красивый  такой,  обходительный,  а  второй  маленький,
шатенистый, крепкий.
     Саша немедленно разыграл удивление:
     -- Что ж, вы и документов их не видели, а ключ дали?
     --  Так ведь не  в  квартиру пускала. В подвале, кроме воды да комаров,
они там круглый год по стенам сидят, ничего нет. Что  эти парни  там держали
--  их  дело,  главное,  что  не мешки со  взрывчаткой,  а  товар.  Я  сразу
предупредила -- за сохранность не отвечаю.
     -- Откуда вы знаете, что это была не взрывчатка?
     -- Так ведь  не  чеченцы, поди. Наши, русские ребята. Говорю же -- один
блондин, второй шатенистый.
     Аргумент, конечно, был тот еще, но чувствовалось, что дискуссия на тему
"Национальное лицо терроризма" с дворничихой не получится.
     -- Как  же вы тогда их предупредили, чтобы они увезли товар? -- Маневич
нашел еще одно слабое место в ответах дворничихи.
     -- А  встретила их. Совершенно  случайно, буквально третьего дня!  Ну и
сказала, чтобы убрали все.
     -- И что же они там хранили, если в подвале  воды по пояс? -- продолжал
допрос Маневич.
     --  Я не  следила. Видела один раз какую-то большую коробку с надписями
по-иностранному,  так  разве прочтешь?  --  Дворничиха  оглянулась,  услышав
какой-то шум в глубине квартиры. -- Ну что, все у вас? Там у меня белье...
     -- Последний вопрос -- вы их узнаете, если увидите?
     -- Чего  ж  не  узнать?  Приметные  ребята!  --  ответила  дворничиха и
скрылась за дверью.
     --  Это Целуев, я тебе говорю! Обходительный блондин -- это он! -- Саша
горячился и размахивал руками, он даже на дорогу не смотрел и чуть не угодил
под машину, неосторожно ступив на мостовую.
     -- Послушай, под эти приметы только в нашей редакции подходит не меньше
трех человек, -- попробовала остудить  его прагматичная Лизавета. Но тщетно,
Саша продолжал гнуть свою линию:
     -- Обходительный блондин, лучше не придумаешь, это он, к тому же и офис
его неподалеку, на Восстания.
     -- И что? Здесь тысячи офисов, в  которых работают блондины. К тому же,
какой  товар может хранить  в  подвале профессиональный имиджмейкер?  Или ты
полагаешь, что  он хотел использовать подвал  как гробницу? Судя  по  твоему
рассказу,  человек  он, конечно,  неприятный, но  не  производит впечатления
клинического идиота. И не стал  бы светится личиком, если собирался спрятать
в подвале труп.
     -- Да нет, -- досадливо поморщился Саша. -- Они  там что-то  хранили, а
потом надо было срочно спрятать тело,  и они бросили  его  в воду. Они же не
знали, что появятся эти работяги с помпой.
     Лизавета  задумчиво  смотрела  на  светофор,  мига