большую часть при неполном наборе альтернатив, часть или какой-то аспект данного в вопросе понятия. В каждом из этих случаев дается специальный набор альтернатив как по содержанию, так и по количеству возможных вариантов выбора.
       Так в вопросе: "Какая литература имеется в Вашей библиотеке?", набор возможных вариантов ответа (художественная, историческая, политическая и т. д.) описывает строго определенное и специальное понятие "литература", заложенное в вопросе. Но если мы дадим другой набор альтернатив, например, отечественная и зарубежная литература, то этим самым мы изменим содержание понятия "литература".
       В указанном вопросе можно дать перечисление всей возможной литературы, которая может быть в домашней библиотеке и тем самым исчерпать это понятие, но можно ограничиться специальным набором альтернатив, что чаще всего и делается и тем самым ограничить само понятие литературы.
       Необходимо еще раз сказать, что в естественном языке содержание понятия определяется контекстом разговора и явного набора альтернатив не дается, он подразумевается. Если я спрашиваю приятеля какие книги он читает, то из контекста нашего общения обычно бывает ясно (а если не ясно, то отвечающий уточняет), какое содержание вкладывается в понятие "литература", например, художественная, учебная, специальная и т. д. В искусственных языках такого контекста общения не имеется и поэтому приходится давать набор альтернатив в явном виде, чтобы раскрыть содержание понятия, заложенного в вопросе.
       Варианты ответа имеют еще одну особенность, то что они, как правило, строятся по единому основанию. Это так же вытекает из понятийного содержания вопроса. Только, строя их по единому основанию, можно раскрыть содержание вопроса. Если мы будем строить варианты ответа по различному основанию, то в этом случае понятие, заложенное в вопросе, может расширяться или сужаться. Это один из принципиальных моментов в построении вариантов ответа. Так в вопросе: "Какую литературу Вы читаете?", альтернативы: отечественную и зарубежную полностью исчерпывают содержание понятия, поскольку они построены по единому основанию. Но как только мы поставим третью альтернативу, "читаю специальную литературу", то понятие "литература" будет уже другим, возможно не таким, каким оно было заложено в вопросе.
       Содержание понятия, например, "литература", может быть различным, но в обязательном порядке, если оно было определено, предлагаемый набор альтернатив должен быть выстроен только в соответствии с данным понятийным содержанием вопроса. Но есть случаи, когда в вопросе предлагаются альтернативы, построенные на различных основаниях. В этом случае происходит значительное расширение понятия, позволяющее включать в себя довольно большое количество разнообразных вариантов ответа.
       Структура альтернативной системы может быть очень сложной и довольно разнообразной, в зависимости от тех задач, которые ставит перед вопросом II типа исследователь. Но в каждом случае все возможные варианты построения системы ответов есть вариации одной темы, и именно, представления альтернатив в рамках понятийного содержания вопроса и в целом понятийного содержания поставленной задачи. Это вполне понятно, поскольку ответы сами по себе не существуют, они представляют собой только строго определенную часть вопросно-ответных отношений. Решение структуры ответа только в понятийных рамках вопроса, а шире в понятийных рамках вопросно-ответных отношений, позволяет получить ответ на поставленный вопрос.
       По сути дела оказывается, что понятийное содержание вопроса II типа и понятийное содержание вариантов ответа одинаково, только по-разному выраженное. То же самое у нас было и с вопросом 1 типа, когда ответ в концептуальном выражении был равен содержанию вопроса.
       И в самом деле, если я спрашиваю: "Какую литературу Вы читаете?" и из контекста ясно, что речь идет о художественной литературе, то это означает фактически, что спрашивающий просит подтверждения, "читаю ли я художественную литературу или не читаю", предлагая мне ответить на ряд альтернатив по видам художественной литературы, получив, хотя бы один ответ из ряда предложенных, например, что я читаю историческую литературу или мемуарную, я тем самым подтвердил понятийное содержание вопроса. В том виде, в каком поставлен вопрос: "Какую литературу читаю...?", по сути дела произошло обозначение понятия, того понятия, которое заложено в контексте разговора. Общий вопрос II типа только указывает на контекст разговора.
       
     КОНЦЕПЦИЯ БЕЗ ВОПРОСА
       
       Но, как мы уже говорили, процесс познания вопросом первого типа не заканчивается. Последний является только одним из звеньев цепочки и условным концом, который является началом образования вопроса второго типа. Но каким образом вопрос первого типа переходит в вопрос второго типа, каким образом полное законченное и доказанное знание порождает новое возможно-истинное знание, другими словами, каким образом нечто известное становится неизвестным?
       В вопросе второго типа: "Кто открыл Америку?", возможна серия имен потенциальных по своим показателям открывателей, как вариантов выбора истинного ответа. Перебор альтернатив, как мы говорили, проходит в системе вопрос-ответ. Но получив истинный ответ, что Америка открыта Колумбом, т. е. получив полное концептуальное доказанное знание, мы имеем право задавать следующий вопрос, например, "А кто такой, Колумб?" Имея общее понятие "Колумб", мы знаем в данном случае только одно, что это открыватель Америки, т. е. мы вернулись опять к тому соотношению известного и неизвестного в вопросе. Но вполне понятно, что общее понятие "Колумб" имеет и другие показатели или подпонятия, некоторые из них мы знаем, что и позволило нам ответить на вопрос: "Кто открыл Америку?", например, что он генуэзец и мореплаватель. Но нас может интересовать Колумб и в более широком аспекте, например, когда и где он родился, был ли женат, имел ли детей, как осуществлял свою экспедицию и пр., и пр. Включения такого явления как Колумб в различные ситуации дает в принципе бесконечное множество вариантов его проявления и определения и каждый из них становится возможным выражением вопросно-ответных отношений субъекта и объекта. И вопросный оператор: "Кто..." в вопросе: "А кто такой Колумб?", предполагает множество вариантов ответа. Но всегда ограниченное множество и ограниченное прежде всего прошлым знанием, имеющимся в предыдущем вопросе, что это прежде всего открыватель Америки.
       Если следовать логике рассуждения, то вопрос второго типа оказывается в принципе не возможен. Он и в самом деле не возможен, если будет взят вне системы рассуждения, выступающей контекстом общения субъекта и объекта, которые и определяют те подпонятия и интересуют спрашивающего и отвечающего. Но они могут сделать это только в том случае, если будет сохраняться возможность выбора соответствующих подпонятий и соответственно будет сохраняться сам вариант выбора. Но характер подпонятий и соответственно возможность выбора, оказывается реальной только в том случае, если они будут входить в общее понятие, принятое в вопросе первого типа и соответственно ответа на него как истинного и доказанного знания. Все варианты ответа на вопрос второго типа: "Кто...?", определяются в конечном итоге понятийным образованием "географическое открывание Америки совершено некоторым человеком по имени Колумб". Соответственно раскрытие понятия: "Кто такой Колумб?" будет определяться понятием "Колумб" и "открытие Америки" со всем шлейфом исходных для них понятий как их прошлого знания.
       Мы опять же здесь вернулись к понятию выбора вариантов ответа или в данном случае, точнее, поиска вариантов ответа из вариантов областей поиска ответа, примерно так же как это было в процессе перевода вопроса второго типа в вопрос первого типа. Как вы помните, там вопрос второго типа содержит варианты ответов, которые приобретают характер дихотомического вопроса. Здесь оказывается тоже есть варианты ответа, выступающие как подпонятия основного понятия.
       Но имеется и принципиальная разница между вариантами ответа-вопроса второго типа и вариантами ответа-вопроса первого типа. Если в первом случае знание и соответственно варианты ответа являются возможно истинным знанием, то во втором случае оно всегда истинное знание, т. е. все варианты ответа имеют истинное значение. Когда мы говорим, что нам известно, что Америка открыта, то варианты подпонятий данного понятийного образования всегда истинны. Например, так же как истинным является то, что Америку открыли в географическом смысле, так же истинно и то, что ее открыл кто-то из людей.
       Речь по существу идет не о поиске ответа, в той области истинного знания, которое нам необходимо в данный момент для решения строго определенной задачи. Этим и определяется выбор того или иного аспекта общего истинного знания. Поэтому, когда мы говорим, о переводе вопроса первого типа в вопрос второго типа, то это не совсем верно. Вопрос первого типа может быть переведен в вопрос второго типа только в том случае, если дихотомический вопрос обретет статус доказанного знания и тем самым прекращает свое существование как вопрос. Поэтому правильнее будет сказать, что речь идет о переводе доказанного, определенного знания в недоказанное в возможно истинное знание, которое приобретает для субъекта форму вопроса, т. е. требование того, чтобы оно было отвечающим проверено. Процесс перехода от истинного к возможно истинному знанию осуществляется только в форме вопроса.
       Можно больше сказать, что любое знание является положительным, но доказывается оно как истинное только в системе вопросно-ответных отношений, в форме вопроса и ответа. Поэтому, когда мы имеем истинное знание, что Америка открыта, то области выражения этого истинного знания становятся областями определения их значения при возникновении по отношению к ним той или иной ситуации. Так, например, я всегда знал, что Америка в географическом смысле уже открыта, но меня никогда не интересовало, кто это сделал. Однако в один прекрасный момент, когда мне надо было сдавать экзамен по географии и этот вопрос стоял в экзаменационном билете, тогда данный аспект понятия "Америка открыта" стал меня волновать, и я задал себе вопрос: "А кто же открыл Америку?".
       Понятно, что в принципе такое знание имеется, другое дело, что его нет у меня в качестве моего прошлого знания. И вообще любое наше знание, может быть нашим знанием только в том случае, если оно уже имеется в природе как явление, объект, или по крайней мере, имеет такую возможность. Мышление или сознание человека являются тем инструментом и только инструментом, который переводит знание из возможности в актуальное, т. е. осознанное знание. Неопределенность знания - это только наше знание того, что мы владеем не доказанным знанием, это наше определенное и точное знание, что есть что-то еще, что нам пока неизвестно, но самое неизвестное нам пока неизвестно и как знание не существует. Ибо знание имеет только одну форму существования: оно всегда имеется, всегда определенное и истинное.
       Поэтому, когда я задаю вопрос: "Кто открыл Америку?", то этим самым я определил сам для себя потребность в нахождении некоторого знания. Вопрос в этом случае выступает как определенное знание, которое свидетельствует о том, что нам известно, что мне что-то неизвестно, но именно то, нечто определенное, что мне требуется для решения своей задачи. Это нечто определенное и есть область подпонятий некоторого общего знания, в данном случае некоторый человек, имя которого необходимо определить. Схема определения своей области знания примерно такова:
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       Возможность понятия "Колумб" быть истинным ответом, заключается в том, что оно содержит в себе все предыдущее знание как прошлое свое знание. Другими словами, Колумб - это человек, мореплаватель, генуэзец, совершил географическое открытие и т. д. Понятие Колумб содержит в себе понятие "Америка открыта", хотя первое вроде бы так является частным и производным от второго. На самом деле, ни частного, ни производного, ни основного в соотношении понятий нет. Есть только соотношение их в определенном порядке при решении задачи.
       Таким образом, форму вопроса приобретает не вопрос первого типа сам по себе, т. е. его знание, которое без сомнения является для субъекта полным и определенным, а только его подпонятия как элементы знания. Необходимо определить, что и требуется в вопросе, какие подпонятия входят в данное известное знание, входит ли известное мне знание в качестве подпонятия в известное общее знание, каково содержание данного подпонятия, т. е. дать ему понятийное определение. Другими словами, сделать все то же самое, что мы делали с вопросом второго типа, когда переводили его в вопрос первого типа. И в принципе, как форма, выражения соотношения известного и неизвестного знания, в виде вопроса, не имеет никакой разницы. Различие существует только в содержании концептуального знания.
       Поэтому, когда я задаю себе вопрос: "Кто открыл Америку?", я этим самым сразу же перевожу определенное и истинное знание в серию вопросов второго типа, которые приобретают статус вопроса первого типа. И в самом деле, истинное знание: "Америка открыта" можно представить в серию дихотомических вопросов, например: "Кто-то открыл Америку?" (да, нет), "Зачем-то Америку открыли?" (да, нет), "Каким-то образом она была открыта" (да, нет) и т. д. Все эти вопросы различны, но имеют одно общее известное, что Америка открыта. Но как только мы ответили положительно, что кто-то открыл Америку, он приобретает статус вопроса первого типа, ибо его так же можно представить в серии дихотомических вопросов: "Испанец открыл Америку?" (да, нет), "Португалец открыл Америку? (да, нет) и т. д. Если мы остановились на том, что нас интересует имя человека, который открыл Америку, мы тут же задаем вопрос: "А как его имя?" Собственно этот вопрос и носит статус вопроса второго типа, ибо понятие в данном случае является конкретным, т. е. нам необходимо выяснить какое-то одно имя в ряду их ограниченного или неограниченного множества. Таким образом, область данного знания определена, но ее сегменты или подпонятия не известны. Этим и отличается вопрос первого типа, знание которого является существующим, т. е. оно уже есть, оно уже определено, в то время как знание вопроса второго типа всегда возможное, т. е. оно носит статус возможного знания. Мышление, сознание человека, как мы уже говорили, переводит знание из возможности в определенность. Поэтому правильнее будет говорить не о полном и не полном знании, частичном и абсолютном, определенном и не определенном, а возможном и определенном знании, о знании, которое только возможно в потенциале, знании, которое осознанно и тем самым существует актуально как объективная реальность.
       Именно поэтому мы определили вопрос второго типа как псевдовопрос. Он не содержит концептуального знания, он содержит в себе только возможность концептуального, в том числе и гипотетического знания. Хотя сам по себе, как форма выражения возможного знания, выступает как определенное знание. Другими словами, я точно знаю, что существует человек с определенным именем, или существует имя человека, который и открыл Америку. Но это уже является прошлым знанием, которое и приобрело статус определенного истинного знания.
       Таким образом, мы живем в мире определенного знания как нашего прошлого знания, но в тоже время мы живем в мире неопределенного или возможного истинного знания. Но противоречия здесь никакого нет. Это просто различные знания и различные формы существования объективной реальности, которые обуславливают друг друга, что хорошо видно на примере вопроса первого и второго типа и процесс перехода одного в другой.
       
     НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ ЗНАНИЯ И ЗНАНИЕ НЕОПРЕДЕЛЕННОСТИ
       
       Вопрос - это форма выражения неопределенного знания, впрочем так же как и проблема, задача, гипотеза. Так во всяком случае их интерпретируют в неявном виде в научной литературе. И наверно с этим можно согласиться, поскольку все это есть концептуально гипотетическое знание или, другими словами, возможно истинное знание. Но при таком подходе знание приобретает двойственный характер: с точки зрения субъекта, знание является определенным, а с точки зрения объекта - оно является неопределенным. В рамках концептуально-гипотетического подхода к знанию, двойственность снимается разведением субъектов. Что для одного истинно, то для другого возможно истинно. Хотя неопределенное знание так же интерпретируется как возможно истинное знание, тем не менее в рамках этого понятия, возникает явное противоречие. С одной стороны оно вроде бы обладает всеми атрибутами определенного знания, как например, проблема, гипотеза, и в то же время оно фактически имеет статус неполного, неточного или неопределенного знания, причем для одного и того же субъекта.
       Как нам кажется, это противоречие порождено, по крайней мере, двумя обстоятельствами. Первое заключается в том, что при характеристике понятия "неопределенное знание" обычно основывается на прямом наблюдении или, другими словами, здравом обыденном разуме (при этом ни в коем случае не принижая его относительно некоторого теоретического знания). Если человек знает что-то об объекте, но который не полностью описывает его, не раскрыта его сущность, а следовательно, объект нельзя использовать для решения каких-то своих задач, то такое знание становится не полным, не точным или неопределенным. Или же человек имеет знание, но сам сомневается в том, является ли оно истинным, тогда оно приобретает статус возможно истинного знания или так же неопределенного знания. Отказать человеку в истинности такого наблюдения вряд ли возможно, ибо с этим положением мы сталкиваемся, можно сказать, постоянно, особенно в те моменты, когда решаем сложные, не тривиальные задачи.
       Сталкиваясь с таким положением, философы и логики пытаются его понять как явление и соответствующим образом интерпретировать. И здесь возникает второе обстоятельство, основанное на том, что человек при интерпретации нового объекта всегда опирается на свое старое или прошлое знание. Интерпретация философами данного явления осуществляется в рамках положительного доказанного, истинного знания. Противоречие было определено тем, что в существующей философской парадигме, знание всегда интерпретируется как истинное. И другое вряд ли может быть. Это хорошо укладывается и в концептуально-гипотетический анализ понятия знание. Или знание есть, или его нет, другого, как в двухзначной логике, не дано. И как только мы заговорили или заявили о каком-то знании, то этим самым сразу же придали ему статус истинного знания, т. е. как такого знания, которое существует.
       Попытки решения проблемы неопределенного знания основывались на принятии принципа множественности истины, как движение от относительной к абсолютной истине. В рамках трехмерной или многомерной логики неопределенность приобретает промежуточное значение между истиной и ложью. Но это положение, хотя и имеет видимость решения, в целом по ряду принципиальных моментов вряд ли может быть приемлемым.
       Во-первых, оно не приемлемо из разности понятия истинности и ложности как различных объективных явлений. В существующей парадигме понятие ложь есть продолжение понятия истинности, как нулевое значение истинности, как некоторая точка отсчета начала процесса образования истинности. Но нулевое положение вряд ли приемлемо для процесса истинности, это совсем другое состояние объекта и поэтому выступает как другое, даже не противоположное понятие. В данной интерпретации ложь выступает как ничто, как пустота, как явление, которое не имеет абсолютно никакого содержания. В логике понятие ложь приобрело значение мнимой величины, как некоторый искусственный прием, имеющий содержание противоположности истины. Впрочем, и