го человек приобретает способность вырабатывать силлогизм из общепринятых посылок для опровержения любого состояния общего тезиса, получаемого посредством вопроса от отвечающего, который стремится защитить в нем (общем тезисе) состояние, представляющее собой одну из двух сторон противоречия, которое оказалось у него по совпадению, т. е. отвечающий стремится доказать любое состояние общего тезиса, которое он выдает спрашивающему, а спрашивающий стремится опровергнуть это состояние тезиса, представляющее собой одну из двух сторон противоречия" 7.
       Иными словами, если задается вопрос: "Сейчас день или ночь?", отвечающий должен на основе известных посылок, применяя метод силлогизма, т. е. дедуктивным путем, доказать, что сегодня день или ночь, и тем самым опровергнуть одну из сторон противоречия, высказанного спрашивающим. Вопрос задается, как это присутствует в представлении Аль-Фараби, тогда, когда возникает некоторое несоответствие или противоречие между имеющимся знанием и новым неполным знанием, которое следует разрешить отвечающему методом силлогизма. По существу здесь речь идет об одной из сторон логической структуры вопроса и его природе, ставшей предметом внимания многих последующих философов вплоть до настоящего времени. Это положение было высказано еще Аристотелем. В некоторой степени Аль-Фараби углубил его или, вернее, сделал более определенным. В частности, он писал: "Если человек вопрошает этими высказываниями, то он стремится опровергнуть любую из (двух) сторон противоречия, которая у него окажется по совпадению и получается посредством вопроса, заданного отвечающему, который ее защищает. А если он отвечает, то стремится посредством их (общепринятых высказываний) защитить любую из двух сторон противоречия, которая окажется у него по совпадению, выдавая ее вопрошающему, стремящемуся ее опровергнуть"8 . "Таким образом целью вопрошающего,- продолжал он,- является опровержение того что стремится защитить отвечающий" 9.
       Иными словами, если человек спрашивает, то самой постановкой вопроса он уже опровергает одну из сторон возникающего противоречия если он получает ответ, то обнаруживает в нем стремление защитить одну из сторон высказывания. По сути дела вопрос и ответ на него выполняют одну и ту же функцию путем приведения к некоторому соглашению по защите или опровержению какого-либо высказывания. Именно по такому образцу в целом устанавливается и развивается диалогическая беседа.
       Далее, в этой работе Аль-Фараби довольно подробно разбирал, в каких случаях вопрос может быть неправильно поставлен, показывал, что такой вопрос может не иметь правильного или вообще какого-либо ответа, к примеру, когда с точки зрения отвечающего посылки у спрашивающего не могут рассматриваться в качестве объективной истины и т. д. Кроме того, ученый Востока приводил виды и типы вопросов, их взаимосвязь с силлогизмами.
       Проблема противоречия и его разрешение у Аль-Фараби - центральная в исследовании природы вопроса, его характера, типологии и возможности использования в диалектическом споре. При этом мыслитель рассматривал противоречие, как выражение сущности диалектического отношения к действительности и как средство отыскания истины.
       Споры об истине и отыскание ее посредством вопроса и силлогизма были основными положениями его работы "Диалектика". Конечно, краткий анализ этого труда не дает полного представления о понимании древним мыслителем проблемы вопроса в познании. Для этого требуется углубленный и тщательный анализ не только "Диалектики", но и других его работ, в которых разбросаны замечания и высказывания по интересующей нас проблеме. Но даже приведенные высказывания, их анализ позволяют сделать по меньшей мере несколько существенных выводов.
       Первый: вопрос выступает важнейшей составной частью мыслительного процесса (в его трактовке диалектического спора), без которого достижение истины оказывается практически невозможным. Второй: вопрос оказывается тесно связанным с силлогизмом, а значит и с дедуктивной системой, с системой выводного знания. Правда он не показывал, каким образом осуществляется эта связь, но сама по себе постановка им данной проблемы уже говорила о многом. Третий; вопрос служит выражением противоречия, представляет собой противоречивое высказывание, а вернее, высказывание, состоящее из двух взаимно противоречащих друг другу высказываний, которые должны или защитить, или опровергнуть и отвечающий, и спрашивающий. По сути дела речь шла о возможно истинном знании в вопросе, а не о частично истинном, как стали говорить впоследствии. Данное положение представляло собой один из существенных выводов в учении Аль-Фараби по проблеме вопроса.
       
   ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ НЕИЗВЕСТНОГО И ИЗВЕСТНАЯ
                            НЕОПРЕДЕЛЕННОСТЬ
     
        (Философы нового времени: Ф. Бэкон, Р. Декарт, 
                          Г. Лейбниц, Э. Кондильяк)
       
       Влияние Аристотеля оказалось очень сильным и на последующие поколения философов и, в частности, на мыслителей Нового времени. Говоря о его "Топике", Ф. Бэкон писал: "Однако мне представляется необходимым попутно напомнить, что общая топика имеет значение не только для аргументации, необходимой в спорах, но и в рассуждениях, когда мы обдумываем, и обсуждаем сами с собой какую-нибудь проблему; более того, сущность ее сводится не только к тому, что она предлагает или советует, что мы должны утверждать или заявлять, но прежде всего мы должны исследовать и о чем спрашивать"10 . Тем самым Ф. Бэкон обращал специальное внимание на очень важное положение "Топики", а именно на исследовательский метод. Он писал, что это представляет собой не только способность вести спор и доказывать истинность своего положения, но и, прежде всего, умение исследовать поставленные проблемы на основе имеющегося знания и разработанного метода. Данное положение мыслителя можно вполне обоснованно интерпретировать в русле нашего исследования; поэтому акцент необходимо сделать на том, что именно мы должны спрашивать. Однако, если задавать вопрос, то это означает, что уже достигнуто некоторое знание, которое получено "в рассуждениях, когда мы обдумываем и обсуждаем сами с собой какую-нибудь проблему". "А умный вопрос,- восклицал Ф. Бэкон, это уже добрая половина знания". И в доказательство данного тезиса он приводит слова Платона: "Тот, кто о чем-то спрашивает, уже представляет себе в самом общем виде то, о чем он спрашивает, а иначе как бы он смог узнать правильность ответа, когда он будет найден". (Платон, Менон, 80-е)11.
       В высказываниях Ф. Бэкона и Платона была заложена важная для нас мысль: в вопросе уже заключено определенное знание, и ответ на него есть по существу знание, которое гипотетически уже известно спрашивающему, но оно представляется ему не в полной мере, или как бы мы сейчас сказали, выступает вероятно истинным знанием. Аналогичная мысль была и у Аристотеля в его "Топике"; он делал акцент на умении поставить проблему, что невозможно сделать без наличия того определенного знания, которое впоследствии будет заключено в вопросе.
       В свою очередь, определяя необходимость наличия знания для построения вопроса, Ф. Бэкон сделал другое важное заключение: "Поэтому, чем более обширной и точной будет наша антиципация (приблизительно - знание - Л. А.), тем более прямым и кратким путем пойдет исследование. И те же самые места (доказательства), которые заставляют нас рыться в тайниках нашего интеллекта и извлекать собранные там знания, помогают нам и в приобретении знаний, находящихся вне нас; так что, если мы встретим какого-то знающего и опытного человека, то сможем разумно и толково спросить его о том, что ему известно; и точно так же мы сумеем с пользой для дела выбрать и прочитать тех авторов, те книги или часть книг, которые могут нам дать сведения по интересующим нас вопросам"12.
       Только при хорошем предварительном знании можно правильно поставить вопрос, спросить какого-либо человека или выбрать из книг интересующую нас информацию, т. е. получить в конечном итоге ответ на наш вопрос. В данном случае речь идет не об абстрактном знании, не о знании вообще и не о полном исчерпывающем знании предмета. В нашей интерпретации приведенного выше высказывания Ф.Бэкона вполне правомерно представить его таким образом, что вопрос может быть сформулирован лишь на базе обоснованного и концептуально представленного знания. Речь должна идти о таком знании, которое позволяет поставить специальный, строго определенного содержания вопрос, т. е. "сможем разумно и толково спросить". В отмеченном положении философа выражена мысль о связи содержания вопроса с предыдущим знанием.
       Конечно, научный анализ и интерпретация высказываний великих мыслителей, тем более, когда они изложены в весьма краткой форме, представляет собой дело исключительной сложности, поскольку всегда остается опасность неправильной передачи мысли, выраженной в цитате, можно приписать ей свое субъективное видение, понимание, или, наоборот, упустить либо оставить в тени какое-то важное ее положение. Однако другого пути нет, и это обнаруживаешь особенно тогда, когда отсутствует развернутое изложение интересующего нас положения о понимании сущности вопроса. Но даже такая ограниченная интерпретация, как нам кажется, позволяет выразить основные идеи философов и определить общее направление в изучении предмета нашего исследования.
       В проблематике исследования вопроса важное значение имеет его логическая структура, особенности его построения по определенным правилам. Мы уже отмечали, что у древних мыслителей, например, у Аристотеля, имеется ряд высказываний о правилах, применение которых позволяет избежать ошибок при построении вопросов. Так, в частности, он выделял ошибку сдвоенности вопросов, когда в одном вопросе по существу заключается два. Древнегреческие философы говорили и о так называемых провокационных вопросах, как неправильно поставленных, например: "Продолжаешь ли ты бить своего отца?" или "Перестал ли ты носить рога?" и др. При любом утвердительном или отрицательном ответе на такой вопрос получается, что тот, к кому он был обращен, бил своего отца или носил рога.
       Однако эти аспекты стали больше разрабатываться именно философами Нового времени. В частности, в логической структуре вопроса (хотя прямо о логической структуре они еще не говорили), стали уже уделять внимание проблеме соотношения взаимосвязи известного и неизвестного, видя в этой взаимосвязи существенный момент развития знания, переход от незнания к знанию. Подобные исследования вносили весьма существенные моменты в логическую структуру вопроса, что стало иметь большое значение в исследованиях для современной философии и логики, на чем мы еще специально остановимся. В анализе проблемы вопроса философы сразу же подметили существенный момент - движение от знания к незнанию. Это стало чуть ли не основным в логическом анализе вопроса. Наиболее четко эта мысль прозвучала у Р. Декарта в сочинении "Правила для руководства ума". Он писал: "Во-первых, во всяком вопросе необходимо должно быть налицо некоторое неизвестное; ибо иначе вопрос бесполезен; во-вторых, это неизвестное должно быть чем-то отмечено, иначе ничто не направляло бы нас к исследованию данной вещи, а не какой-нибудь другой; в-третьих, вопрос должен быть отмечен только чем-нибудь известным"13.
       Здесь уместно, пожалуй, отметить, что имплицитно, в некоторых высказываниях этого философа, а конкретно - в приведенном выше, содержатся очень интересные соображения по поводу структуры вопроса. Речь идет о том, что вопрос, по его мнению, должен содержать в себе неизвестное. Высказывается исключительно интересная мысль, кажущаяся на первый взгляд очевидной. В действительности она имеет далеко нетривиальное содержание. Мы имеем в виду то обстоятельство, что неизвестное в вопросе должно быть определено, т. е. быть в то же самое время и известным.
       В современной литературе эта мысль, к сожалению, не стала предметом пристального внимания, вероятно в силу ее простоты и очевидности: "...неизвестное должно быть чем-то отмечено, иначе ничто не направляло бы нас к исследованию данной вещи, а не к какой-нибудь другой".
       По всей видимости, здесь акцент сделан на различении понятий известного и неизвестного; в то же время их не следует рассматривать в качестве противоположности друг другу. Однако с момента, когда происходит выделение некоторых областей известного и неизвестного, обозначение последнего говорит о том, что оно, тем самым сразу же приобретает статус известного (хотя бы в какой-то мере известного). Р. Декарт не раскрывал особенности соотношения известного и неизвестного, поскольку не занимался специально анализом проблемы вопроса, между тем высказанная им мысль позволяет несколько иначе взглянуть на всю логическую структуру вопроса.
       Примерно такой же подход к анализу вопроса осуществил и Кондильяк. В работе "Логика или начало искусства мыслить" он писал: "Таким образом, в каждом вопросе есть два момента - формулировка данных - это, собственно, то, что понимается под изложением вопроса, а выделение неизвестных - рассуждение, в результате которого находят его решение"14. Кондильяк, менее четко изложил мысль о соотношении известного и неизвестного в вопросе, чем это сделал Р. Декарт. Впрочем, первый под вопросом в данном случае понимал не форму выражения проблемы, а саму проблему.
       Вслед за приведенной нами выдержкой Кондильяк высказал еще одну интересную мысль: о сведении сложного высказывания к простому. Он писал, что независимо от того, выскажу ли я или кто-либо еще сложное рассуждение, каждый старается перевести его в простое выражение и тем самым выделить необходимые неизвестные, "Сформулировать изложение вопроса - значит по существу перевести данные в наиболее простое выражение, так как именно наиболее простое выражение облегчает рассуждение, способствует выделению неизвестных"15.
       Кондильяк рассматривает рассуждение и выражение в рамках вопроса; формулировка вопроса для него, определение его содержания соединялись с процессом рассуждения или суждения, определяющих неизвестное в вопросе, т. с. с тем, что предстоит выяснить. Тем самым подчеркивалась связь суждения с вопросом, но не их идентичность.
       Важную мысль о разделении вопросов по сложности высказал и Г. Лейбниц: "Можно даже сказать, что существуют темы, представляющие нечто среднее между идеей и предложением. Таковы вопросы, из которых некоторые требуют в качестве ответа только "да" или "нет"; такие вопросы ближе к предложению. Но есть также вопросы, в которых спрашивается об обстоятельствах дела и т. д. и которые требуют больших дополнений для превращения их в предложения"16.
       Сейчас мы сказали бы, что существуют вопросы первого типа (дихотомические) и второго типа. Под "предложением" он понимал такое утверждение, которое несет в себе полное знание, но которое имеет "молчаливое утверждение возможности"17.   "Идеи" - это по существу вопросы второго типа; они выражают неопределенное знание и требуют большего доказательства. Здесь мыслитель высказал еще одно существенное замечание: дополнительные доказательства нужны для того, чтобы превратить вопросы в предложения, т. е. в более определенное знание.
       Иначе говоря, Г. Лейбниц выдвинул довольно существенное соображение о необходимости сведения вопросов об обстоятельствах, как он говорил, к вопросам, которые ближе всего к предложениям. В неявной форме была высказана мысль о том, что такое сведение представляет собой необходимый процесс познания истины, т. е. путь от "идеи" к "предложению" лежит через превращение вопроса об обстоятельствах в предложение.
       Конечно, справедливости ради надо отметить, что идея о двух типах вопросов не была новой: об этом говорил и Аристотель. Однако для нашего исследования существенно то, что Г. Лейбниц высказал соображение о процессе необходимого сведения одного типа вопроса к другому.
       В другом месте Г. Лейбниц снова возвращается к этой мысли и высказывается уже более определенно: "Здесь полезно заметить, что дело идет иногда о том, чтобы выяснить истинность или ложность некоторого данного предложения, что представляет не что иное, как ответ на вопрос: "Так ли? (Аn?)", т. е. так ли это или не так? Иногда - о том, чтобы ответить на более трудный (сеteris paribus) вопрос, когда спрашивают, например, почему и как и когда приходится вносить больше дополнений. Такие именно вопросы, в которых часть предложений остается незаполненной, математики называют проблемами". "Что касается вопросов первого рода, в которых речь идет только об истинном или ложном и в которых не приходится ничего дополнять ни в субъекте, ни в предикате, то требуется меньше изобретательности, однако она все-таки требуется, и одной рассудительности здесь недостаточно"18.
       И в самом деле, ответить "да" или "нет" - значит, по существу, определить истинность или ложность данного предложения. Сказать "да" - это значит согласиться с данным предложением, с тем знанием, которое в нем заложено.
       Вопросы второго рода оказываются более трудными; в них необходимо вносить много дополнений или разъяснений, и по сути дела они в себе в первоначальном виде не несут ни ложности, ни истинности; они лишь выступают темп проблемами, которые необходимо прояснить, разрешить и т. д. Соответственно вопросы первого рода требуют меньшей изобретательности, чем вопросы второго рода.
       Мысль, высказанная Г. Лейбницем, оказалась плодотворной, и в дальнейшем типология вопросов рассматривалась как состоящая из вопросов первого и второго типа: вопросов, которые требуют ответа только в виде "да" или "нет", и вопросов, которые требуют развернутого ответа, т. е. ответа на вопросы "какой", "почему", "как" и пр. Правда, ни Г. Лейбниц, ни современные философы и логики, хотя и придерживались подобной классификации вопросов, тем не менее не наметили возможности перехода вопросов первого типа в вопросы второго типа и обратно. Они чаще всего рассматривали их как самостоятельные. Сведение этих типов вопросов друг к другу оказывается принципиальным моментом во всей логике вопросов и ответов.
       Уместно отметить, что пожалуй лишь у Г. Лейбница, можно найти довольно много высказываний по поводу различных форм познания, так или иначе связанных с проблемами постановки вопроса и получения ответа. Справедливости ради следует подчеркнуть, что большинство из этих высказываний имеет неявный характер.
       Конечно, краткий обзор не дает полного представления о проблемах вопроса в истории философии. Эти проблемы требуют большего внимания, тщательного анализа. Можно предположить, что последующие исследователи найдут много интересного и полезного здесь для себя и науки о вопросах и вопросно-ответных отношениях. Перед нами стояла более скромная задача - показать, что проблемы вопроса находились, если не в центре внимания философов, то во всяком случае нашли свое отражение в их исследованиях.
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       
       "Умный вопрос - это уже добрая 
       половина знания"
       
        Ф. Бэкон
        
     Глава II. СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ ПРОБЛЕМ ВОПРОСА
     
       В XX веке к проблеме вопроса и вопросно-ответных отношений стали проявлять больше интереса. Это связано с рядом объективных процессов и прежде всего разработкой различных искусственных языков, например социологических анкет, общения между человеком и животным, диалоговых систем человека и ЭВМ и др.
       Правда практика здесь пошла несколько дальше чем теория, но не настолько далеко, чтобы обойтись без теории. Логико-формализованный анализ вопроса, давший довольно много для разработки его логической структуры, оказался в тупике, не получив подкрепления в логико-философском обосновании этой проблемы.