от рваной груды
                мяса и платьица.
А в ближней пивной
                  веселье неистовое.
Парень
      пиво глушит
                 и посвистывает.
Поймали парня.
              Парня - в суд.
У защиты
        словесный зуд:
- Конечно,
          от парня
                  уйма вреда,
но кто виноват?- 
                Среда.
В нем
     силу сдерживать
                    нет моготы.
Он - русский.
             Он - 
                 богатырь!
- Добрыня Никитич!
                  Будьте добры,
не трогайте этих Добрынь!- 
Бантиком
        губки
             сложил подсудимый.
Прислушивается
              к речи зудимой.
Сидит
     смирней и краше,
чем сахарный барашек.
И припаяет судья
                (сердобольно)
"4 месяца".
Довольно!
Разве
     зверю,
           который взбесится,
дают
    на поправку
               4 месяца?
Деревню - на сход!
                  Собери
                        и при ней
словами прожги парней!
Гуди,
     и чтоб каждый завод гудел
об этой
       последней беде.
А кто
     словам не умилится,
тому
    агитатор - 
              шашка милиции.
Решимость
         и дисциплина,
                      пружинь
тело рабочих дружин!
Чтоб, если
          возьмешь за воротник,
хулиган раскис и сник.
Когда
     у больного
               рука гниет - 
не надо жалеть ее.
Пора
    топором закона
                  отсечь
гнилые
      дела и речь!

1926



ХУЛИГАН 

Ливень докладов.
                Преете?
                       Прей!
А под клубом,
             гармошкой избранные,
в клубах табачных
                 шипит "Левенбрей",
в белой пене
            прибоем
                   трехгорное...
Еле в стул вмещается парень.
Один кулак - 
            четыре кило.
Парень взвинчен.
                Парень распарен.
Волос взъерошенный.
                   Нос лилов.
Мало парню такому доклада.
Парню - 
       слово душевное нужно.
Парню
     силу выхлестнуть надо.
Парню надо...
            - новую дюжину!
Парень выходит.
               Как в бурю на катере.
Тесен фарватер.
               Тело намокло.
Парнем разосланы
                к чертовой матери
бабы,
     деревья,
             фонарные стекла.
Смотрит - 
         кому бы заехать в ухо?
Что башка не придумает дурья?!
Бомба
     из безобразий и ухарств,
дурости,
        пива
            и бескультурья.
Так, сквозь песни о будущем рае,
только солнце спрячется, канув,
тянутся
       к центру огней
                      от окраин
драка,
      муть
           и ругня хулиганов.
Надо
    в упор им - 
               рабочьи дружины,
надо,
     чтоб их
            судом обломало,
в спорт
       перелить
               мускулья пружины,- 
надо и надо,
            но этого мало...
Суд не скрутит - 
                 набрать имен
и раструбить
            в молве многогласой,
чтоб на лбу горело клеймо:
"Выродок рабочего класса".
А главное - помнить,
                    что наше тело
дышит
     не только тем, что скушано;
надо - 
      рабочей культуры дело
делать так,
           чтоб не было скушно.
   
1926



РАЗГОВОР НА ОДЕССКОМ РЕЙДЕ
  ДЕСАНТНЫХ СУДОВ: "СОВЕТСКИЙ ДАГЕСТАН"
        И "КРАСНАЯ АБХАЗИЯ" 



Перья-облака,
             закат расканарейте!
Опускайся,
          южной ночи гнет!
Пара
    пароходов
             говорит на рейде:
то один моргнет,
                а то
                    другой моргнет.
Что сигналят?
             Напрягаю я
                       морщины лба.
Красный раз...
              угаснет,
                      и зеленый...
Может быть,
           любовная мольба.


Может быть,
           ревнует разозленный.
Может, просит:
              "Красная Абхазия"!
Говорит
       "Советский Дагестан".
Я устал,
        один по морю лазая,
подойди сюда
            и рядом стань.- 
Но в ответ
          коварная
                  она:
- Как-нибудь
            один
                живи и грейся.
Я
 теперь
       по мачты влюблена
в серый "Коминтерн",
                    трехтрубный крейсер.
- Все вы,
         бабы,
              трясогузки и канальи...
Что ей крейсер,
               дылда и пачкун?- 
Поскулил
        и снова засигналил!
- Кто-нибудь,
             пришлите табачку!..
Скучно здесь,
             нехорошо
                     и мокро.
Здесь
     от скуки
             отсыреет и броня...- 
Дремлет мир,
            на Черноморский округ
синь-слезищу
            морем оброня.

 1926
 
 
 
ПИСЬМО ПИСАТЕЛЯ
  ВЛАДИМИРА ВЛАДИМИРОВИЧА МАЯКОВСКОГО
              ПИСАТЕЛЮ
    АЛЕКСЕЮ МАКСИМОВИЧУ ГОРЬКОМУ  


Алексей Максимович,
                   как помню,
                             между нами
что-то вышло
            вроде драки
                       или ссоры.
Я ушел,
       блестя
             потертыми штанами;
взяли Вас
         международные рессоры.
Нынче - 
        иначе.
Сед височный блеск,
                   и взоры озаренней.
Я не лезу
         ни с моралью,
                      ни в спасатели,
без иронии,

как писатель
            говорю с писателем.
Очень жалко мне, товарищ Горький,
что не видно
            Вас
               на стройке наших дней.
Думаете - 
         с Капри,
                 с горки
Вам видней?
Вы
  и Луначарский - 
                 похвалы повальные,
добряки,
        а пишущий
                 бесстыж - 
тычет
     целый день
               свои
                   похвальные
листы.
Что годится,
чем гордиться?
Продают "Цемент"
                со всех лотков.
Вы
  такую книгу, что ли, цените?
Нет нигде цемента,
                  а Гладков
написал
       благодарственный молебен о цементе.
Затыкаешь ноздри,
                 нос наморщишь
и идешь
       верстой болотца длинненького.
Кстати,
       говорят,
               что Вы открыли мощи
этого...
        Калинникова.
Мало знать
          чистописаниев ремесла,
расписать закат
               или цветенье редьки.
Вот
   когда
        к ребру душа примерзла,
ты
  ее попробуй отогреть-ка!
Жизнь стиха - 
тоже тиха.
Что горенья?
            Даже
                нет и тленья
в их стихе
          холодном
                  и лядащем.
Все
   входящие
           срифмуют впечатления
и печатают
          в журнале
                   в исходящем.
А рядом
       молотобойцев
                   анапестам
учит
    профессор Шенгели.
Тут
   не поймете просто-напросто,
в гимназии вы,
              в шинке ли?
Алексей Максимович,
                   у Вас
                        в Италии
Вы
  когда-нибудь
              подобное
                      видали?
Приспособленность
                 и ласковость дворовой,
деятельность
            блюдо-рубле - и тому подобных "лиз"
называют многие
               - "здоровый
реализм".- 
И мы реалисты,
              но не на подножном
корму,
      не с мордой, упершейся вниз,- 
мы в новом,
           грядущем быту,
                         помноженном
на электричество
                и коммунизм.
Одни мы,
        как ни хвалите халтуры,
но, годы на спины грузя,
тащим
     историю литературы - 
лишь мы
       и наши друзья.
Мы не ласкаем
             ни глаза,
                      ни слуха.
Мы - 
    это Леф,
            без истерики - 
                          мы
по чертежам
           деловито
                   и сухо
строим
      завтрашний мир.
Друзья - 
        поэты рабочего класса.
Их знание
         невелико,
но врезал
        инстинкт
                в оркестр разногласый
буквы
     грядущих веков.
Горько
      думать им
               о Горьком-эмигранте.
Оправдайтесь,
             гряньте!
Я знаю - 
        Вас ценит
                 и власть
                         и партия,
Вам дали б все - 
                от любви
                        до квартир.
Прозаики
        сели
            пред Вами
                     на парте б:
- Учи!
      Верти!- 
Или жить вам,
             как живет Шаляпин,
раздушенными аплодисментами оляпан?
Вернись
       теперь
             такой артист
назад
     на русские рублики - 
я первый крикну:
                - Обратно катись,
народный артист Республики!- 
Алексей Максимыч,
                 из-за Ваших стекол
виден
     Вам
        еще
           парящий сокол?
Или
   с Вами
         начали дружить
по саду
       ползущие ужи?
Говорили
        (объясненья ходкие!),
будто
     Вы
       не едете из-за чахотки.
И Вы
    в Европе,
             где каждый из граждан
смердит покоем,
               жратвой,
                       валютцей!
Не чище ль
          наш воздух,
                     разреженный дважды
грозою
      двух революций!
Бросить Республику
                  с думами,
                           с бунтами,
лысинку
       южной зарей озарив,- 
разве не лучше,
               как Феликс Эдмундович,
сердце
      отдать
            временам на разрыв.
Здесь
     дела по горло,
                   рукав по локти,
знамена неба
            алы,
и соколы - 
          сталь в моторном клекоте - 
глядят,
       чтоб не лезли орлы.
Делами,
       кровью,
              строкою вот этою,
нигде
     не бывшею в найме,- 
я славлю
        взвитое красной ракетою
Октябрьское,
            руганное
                     и пропетое,
пробитое пулями знамя!

1926



ДОЛГ УКРАИНЕ 

Знаете ли вы
            украинскую ночь?
Нет,
   вы не знаете украинской ночи!
Здесь
     небо
         от дыма
                становится черно,
и герб
      звездой пятиконечной вточен.
Где горилкой,
             удалью
                   и кровью
Запорожская
           бурлила Сечь,
проводов уздой
              смирив Днепровье,
Днепр
     заставят
             на турбины течь.
И Днипро
        по проволокам-усам
электричеством
              течет по корпусам.
Небось, рафинада
и Гоголю надо!

Мы  знаем,
          курит ли,
                   пьет ли Чаплин;
мы знаем
        Италии безрукие руины;
мы знаем,
         как Дугласа
                    галстух краплен...
А что мы знаем
              о лице Украины?
Знаний груз
           у русского
                      тощ - 
тем, кто рядом,
               почета мало.
Знают вот
         украинский борщ,
знают вот
         украинское сало.
И с культуры
            поснимали пенку:
кроме
     двух
         прославленных Тарасов - 
Бульбы
      и известного Шевченка,- 
ничего не выжмешь,
                  сколько ни старайся.
А если прижмут - 
                зардеется розой
и выдвинет
          аргумент новый:
возьмет и расскажет
                   пару курьезов - 
анекдотов
         украинской мовы.
Говорю себе:
            товарищ москаль,
на Украину
          шуток не скаль.
Разучите
        эту мову
                на знаменах - 
                             лексиконах алых,- 
эта мова
        величава и проста:
"Чуешь, сурмы заграли,
час расплаты настав..."
Разве может быть
                затрепанней
                           да тише
слова
      поистасканного
                    "Слышишь"?!
Я
 немало слов придумал вам,
взвешивая их,
             одно хочу лишь,- 
чтобы стали
           всех
               моих
                   стихов слова
полновесными,
            как слово "чуешь".
Трудно
      людей
           в одно истолочь,
собой
     кичись не очень.
Знаем ли мы украинскую ночь?
Нет,
    мы не знаем украинской ночи.

1926



ОКТЯБРЬ 

         1917 - 1926 

Если
    стих
        сердечный раж,
если
    в сердце
            задор смолк,
голосами его будоражь
комсомольцев
            и комсомолок.
Дней шоферы
           и кучера

гонят
     пулей
          время свое,
а как будто
           лишь вчера
были
    бури
        этих боев.
В шинелях,
          в поддевках идут...
Весть:
     "Победа!"
              За  Смольный порог.
Там Ильич и речь,
                 а тут
пулеметный говорок.
Мир
   другими людьми оброс;
пионеры
       лет десяти
задают про Октябрь вопрос,
как про дело
            глубоких седин.
Вырастает
         времени мол,
день-волна,
           не в силах противиться;
в смоль - усы
             оброс комсомол,
из юнцов
        перерос в партийцев.
И партийцы
          в годах борьбы
против всех
           буржуазных лис
натрудили
         себе
             горбы,
многий
      стал
          и взросл
                  и лыс.
А у стен,
         с Кремля под уклон,
спят вожди
          от трудов,
                   от ран.
Лишь колышет
            камни
                 поклон
ото ста
       подневольных стран.
На стене

        пропылен
                и нем
календарь как календарь,
но в сегодняшнем
                красном дне
воскресает
          годов легендарь.
Будет знамя,
            а не хоругвь,
будут
     пули свистеть над ним,
и "Вставай, проклятьем..."
                          в хору
будет бой
         и марш,
                а не гимн.
Век промчится
             в седой бороде,
но и десять
           пройдет хотя б,
мы
  не можем
          не молодеть,
выходя
      на праздник - Октябрь.
Чтоб не стих
            сердечный раж,
не дряхлел,
           не стыл
                  и не смолк,
голосами
        его
           будоражь
комсомольцев
            и комсомолок.
     
1926



НЕ ЮБИЛЕЙТЕ! 


Мне б хотелось
              про Октябрь сказать,
                                  не в колокол названивая,
не словами,
           украшающими
                      тепленький уют,- 
дать бы
       революции
                такие же названия,
как любимым
           в первый день дают!
Но разве
        уместно
               слово такое?
Но разве
        настали
               дни для покоя?
Кто галоши приобрел,
                    кто зонтик;
радуется обыватель:
                   "Небо голубо..."
Нет,
   в такую ерунду
                 не расказеньте
боевую
      революцию - любовь.

В сотне улиц
            сегодня
                   на вас,
                          на меня
упадут огнем знамена.
Будут глотки греметь,
                     за кордоны катя
огневые слова про Октябрь.

Белой гвардии
             для меня
                     белей
имя мертвое: юбилей.
Юбилей - это пепел,
                   песок и дым;
юбилей - 
        это радость седым;
юбилей - 
         это край
                 кладбищенских ям;
это речи
        и фимиам;
остановка предсмертная,
                       вздохи,
                              елей - 
вот что лезет
             из букв
                    "ю-б-и-л-е-й".
А для нас
         юбилей - 
                 ремонт в пути,
постоял - 
         и дальше гуди.
Остановка для вас,
                  для вас
                         юбилей - 
а для нас
         подсчет рублей.
Сбереженный рубль - 
                   сбереженный заряд,
поражающий вражеский ряд.
Остановка для вас,
                  для вас
                         юбилей - 
а для нас - 
           это сплавы лей.
Разобьет
        врага
             электрический ход
лучше пушек
           и лучше пехот.
Юбилей!
А для нас - 
           подсчет работ,
перемеренный литрами пот.
Знаем:
     в графиках
               довоенных норм
коммунизма одежда и корм.
Не горюй, товарищ,
                  что бой измельчал:
- Глаз на мелочь!- 
                  приказ Ильича.
Надо
    в каждой пылинке
                    будить уметь
большевистского пафоса медь.
Зорче глаз крестьянина и рабочего,
и минуту
        не будь рассеянней!
Будет:
      под ногами
                заколеблется почва
почище японских землетрясений.
Молчит
      перед боем,
                топки глуша,
Англия бастующих шахт.
Пусть
     китайский язык
                   мудрен и велик,- 
знает каждый и так,
                   что Кантон
тот же бой ведет,
                 что в Октябрь вели
наш
   рязанский
            Иван да Антон.
И в сердце Союза
                война.
                      И даже
киты батарей
            и полки.
Воры
    с дураками
              засели в блиндажи
растрат
       и волокит.
И каждая вывеска:
                 - рабкооп - 
коммунизма тяжелый окоп.
Война в отчетах,
                в газетных листах - 
рассчитывай,
            режь и крой.
Не наша ли кровь
                продолжает хлестать
из красных чернил РКИ?!
И как ни тушили огонь - 
                       нас трое!
Мы
  трое
      охапки в огонь кидаем:
растет революция
                в огнях Волховстроя,
в молчании Лондона,
                  в пулях Китая.
Нам
   девятый Октябрь - 
                    не покой,
                             не причал.
Сквозь десятки таких девяти
мозг живой,
           живая мысль Ильича,
нас
   к последней победе веди!

1926



СТОЯЩИМ НА ПОСТУ 


Жандармы вселенной,
                   вылоснив лица,
стоят над рабочим:
                  - Эй,
                       не бастуй!- 
А здесь
       трудящихся щит - 
                      милиция
стоит
     на своем
             бессменном посту.
Пока
    за нашим
             октябрьским гулом
и в странах
           в других
                   не грянет такой,- 
стой,
     береги своим караулом
копейку рабочую,
дом и покой.
Пока
    Волховстроев яркая речь
не победит
          темноту нищеты,
нутро республики
                вам беречь - 
рабочих
       домов и людей
                    щиты.
Храня республику,
                от людей до иголок,
без устали стой
               и без лени,
пока не исчезнут
                богатство и голод - 
поставщики преступлений.
Враг - хитер!
             Смотрите в оба!
Его не сломишь,
               если сам лоботряс.
Помни, товарищ,- 
                нужна учеба
всем,
     защищающим рабочий класс!
Голой рукой
           не взять врага нам,
на каждом участке
                 преследуй их.
Знай, товарищ,
              и стрельбу из нагана,
и книгу Ленина,
               и наш стих.
Слаба дисциплина - петлю накинут.
Бандит и белый
              живут в ладах.
Товарищ,
        тверже крепи дисциплину
в милиционерских рядах!
Иной
    хулигану
            так
               даже рад,- 
выйдет
      этакий
            драчун и голосило:
- Ничего, мол,
              выпимши - 
                       свой брат - 
богатырская
           русская сила.- 
А ты качнешься
              (от пива частого),
у целой улицы нос заалел:
- Ежели,
        мол,
            безобразит начальство,
то нам,
       разумеется,
                  и бог велел!- 
Сорвут работу
             глупым ляганьем
пивного чада
            бузящие чады.
Лозунг твой:
            - Хулиганам
нет повдады!- 
Иной  рассуждает,
                 морща  лоб:
- Что цапать
            маленьких воришек?
Ловить вора,
            да такого,
                      чтоб
об нем
      говорили в Париже!- 
Если выудят
           миллион
                  из кассы скряжьей,
новый
     с рабочих
              сдерет задарма.
На мелочь глаз!
               На мелкие кражи,
потрошащие
          тощий
               рабочий карман!
В нашей республике
                  свет не равен:
чем дальше от центра - 
                      тем глубже ночи.
Милиционер,
           в темноту окраин
глаз вонзай
           острей и зорче!
Пока
    за нашим
            октябрьским гулом
и в странах других
                  не пройдет такой - 
стой,
     береги своим караулом
копейки,
        людей,
              дома
                  и покой.
1926



О ТОМ,
        КАК НЕКОТОРЫЕ