ателем вообще не
принимают  на  работу!  По оценкам  специалистов,  до  70%  советских  людей
нуждаются    в    реабилитации    здоровья,    физической    и    умственной
работоспособности.  А  в  нашем  городе,  как   свидетельствует   статистика
проводящихся на  предприятиях медицинских профосмотров, из  10  работающих 8
(восемь!) имеют те или иные заболевания".
     Этот короткий обществоведческий экскурс нужен был здесь для того, чтобы
особо  рельефно  высветилась  моя  главная   мысль   -  о  провиденциальной,
апостольской  ныне   роли  тех   людей,   которые  в  таких-то   мучительных
обстоятельствах способны оказывать поддержку страждущим, осуществлять помощь
в сохранении и возвращении здоровья  больным и немощным. Да, я говорю сейчас
о воистину исторической  миссии  врачей на  нынешнем драматическом  переломе
нашей истории.
     Слава Творцу, мне лично практически почти не приходится сталкиваться ни
с лекарями, ни с лекарствами, тем не менее, мой жизненный путь пересекался с
немалым числом  прекрасных  профессионалов от  медицины. И некоторые  случаи
благородства  врачей, думаю, никогда из  памяти  не изгладятся. Вот один  из
них: мы делали дома ремонт, и старшему сыну было поручено выкрасить наружную
дверь. Он ее  выкрасил  масляной краской,  очень даже  неплохо, но по дороге
налил  этой краски и в щель электрического звонка, от чего он почти перестал
работать.  Для  того  чтобы  он  зазвонил,  нужно было  долго  искать  такое
положение  кнопки,  при котором контакт  кое-как замыкался.  Несколько раз я
просил  удалить краску из звонка, но что-то ему постоянно мешало, и  вообще:
подумаешь, какая малость, кому надо, дозвонится...
     И  вот, когда мы в  конце лета остались  с ним дома вдвоем, его скрутил
страшный  приступ  боли в  животе.  Это случилось  около  одиннадцати  часов
вечера.  Благо  станция  неотложной помощи  находилась  недалеко  от дома, я
сбегал  туда,  мне  ответили,  что  машины сейчас  в разгоне,  но как только
приедут, первая  же будет у нас. В ожидании машины и для того, чтобы отвлечь
его от ужасающей боли, мы принялись играть  в шахматы. Однако  время  шло, а
машины все не было. А боли становились все сильнее и нестерпимее.
     И  вот, не знаю  уж каким чудом, около часа ночи мы расслышали стук  во
входную дверь. Я кинулся к ней, распахнул и увидел на площадке врача в белом
халате. Он стоял  и смотрел на меня: "Послушайте, вы вызывали врача?" - "Да,
вызывали, - ответил я. - Очень давно ждем, дела-то плохи" - "Любопытное дело
получается, -  качнул головой он. - Ведь я уже приезжал  и поднимался к  вам
час назад. Звонил,  звонил, никто  не ответил. Я поехал  на следующий вызов,
уже  вернулся  и  вот сейчас бросил взгляд на ваш дом со двора. Увидел,  что
наверху одно-единственное  окно, среди  многих темных, светится  в  ночи,  и
подумал, может быть, там все-таки  меня ждут? Еще раз поднялся на шестой раз
и позвонил. Опять никто не подошел. Тогда  я принялся стучать в дверь. И вот
вы ее открыли..."
     Обследовав  сына,  сразу  определил  -  острый  приступ  аппендицита  в
критической фазе.  Сына отвезли  на "скорой  помощи"  в больницу, тотчас  же
оперировали и оказалось, что промедление еще в полчаса стоило бы перитонита,
прободения аппендикса, воспаления брюшины, а  там -  бабушка надвое сказала.
Могло  и  не  стать  будущего  биолога,  экономиста,  публициста, романиста,
народного  депутата...  Спасибо,  врач был чуткий,  добросовестный  человек:
среди  всей своей  дерготни  вызовов  не  поленился  посмотреть  наверх,  не
остановился перед тем,  чтобы  в ночи  подняться на шестой  этаж  и с  силой
достучаться  до нас.  Ну, а если бы  на  его  месте  был  другой,  формально
относящийся к делу или невнимательный?..  Страшно и представить себе! Такова
цена чисто человеческих качеств медика.
     Но вот  выплывает  из памяти и такой давнишний эпизод: я был  студентом
уже пятого  курса и усиленно готовился к экзаменам. В период оного затяжного
штурма было не до  тонкостей диеты, и случилось так, что в течение трех дней
подряд я по частям одолевал весьма упитанную, жирную утку. И вот в пять утра
я  проснулся от совершенно невыносимых  болей в  животе. "Неотложку" вызвали
через час, врач поставил некий диагноз  и вызвал "скорую". Та  действительно
прибыла вскоре, но дальше началась фантасмагория: в какую бы больницу она ни
приезжала, меня отказывались там брать  и отсылали под благовидным предлогом
в другую, а из той - в  следующую, и так  до четырех дня!.. Нигде  не хотели
портить свою статистику,  ибо тот предварительный  диагноз  был поставлен со
стопроцентной гарантией летального исхода!.. Это  было 31 декабря,  на улице
стоял  ядреный мороз,  а я  с  "острым  животом  и  шоковыми  болями  лежал,
скрючившись, полунагой под легким одеяльцем в ледяном кузове машины, и время
чувствовалось, будто вывернутое на дыбе...
     На операционный  стол я попал только  в шесть  вечера:  в хирургическое
отделение  больницы  совершенствования врачей на Васильевском острове. Когда
меня вскрыли, оказалось, что было  не острое воспаление поджелудочной железы
(как  записал  врач  из  неотложки),  а  застойный  спазм  и  непроходимость
кишечника, осложненная бурно протекающим воспалением аппендикса. Оперировать
в этой ситуации нужно было через час, а не через полсуток, и на этом свете я
остался, очевидно, только  в силу своей спортивной подготовки  да мастерства
хирургов-наставников,  решительно  осуществивших  ревизию  всего кишечника и
подаривших мне  в  ночь на  новый  год  жизнь  и  шов  мало  не  в  двадцать
сантиметров длиной.
     В этом  "эпизоде" (который мог стать последним в жизни)  в  один  общий
узел связалось многое: малая квалификация одного врача, искусство и смелость
других,  а  главное,  -  система,  для  которой  решающим было  не  здоровье
человека, а собственное благополучное статистическое реноме.
     Да, немалая часть медиков вступает на свое святое  поприще, побуждаемая
к  тому святыми, благородными идеалами служения человеку  и  человечеству, и
нередко случается при этом,  что у врача есть и талант,  и совесть. Но  увы,
сколь часто не бывает ни того, ни другого, ибо наличие  специфического  дара
медика не проверяется ни тестами на наличие альфа-ритма в энцефалограмме, ни
на отборочных экзаменах наподобие  тех, что должны держать будущие художники
или  математики. И текут в медицину серым потоком люди,  для нее  случайные,
влекомые зачастую смутными побуждениями, а потому легко трансформируемые под
себя косной системой.  Да не подумают читатели, что  я навалился сейчас лишь
на отечественный  институт  отбора, подготовки  и функционирования  медиков:
нет,  это  беда  повсеместная!  Мне  своими  глазами пришлось как-то  читать
циничное высказывание некоего заокеанского хирурга, что ему лично интересней
сразу  ампутировать  клиенту  за  12  тысяч  долларов  ногу,  чем  лечить ее
занудными  уколами  по  600  долларов.  В  своей  практике  я  встречался  с
совершенно  бесполезными по сути своей  операциями,  выполненными  мастерами
ножа  из  разных  стран.  Повсеместно совершается отход  от представления  о
выдающейся роли врача, о его редком таланте,  о его нравственных  качествах,
которые  были  определяющими в древние и даже  еще  не в очень  древние,  по
масштабам человечества, времена. Все резко изменилось к  худшему в  XX веке,
когда ради количественного увеличения числа  врачей на поток была поставлена
подготовка тех,  кто должен был  отбираться и готовиться только "штучно".  И
вот  результаты... Каждый больной - индивидуален, каждый случай -  отдельное
явление,  зависящее  не  только  от  конституции  человека,   но  и  от  его
внутреннего  мира, от его окружения,  от  мира  его  пребывания. Но  о каком
индивидуальном подходе может идти речь в таких-то вот случаях?
     "I февраля в больнице  No 26 умерла моя жена. Прожили  мы с ней долгую,
нелегкую жизнь...
     Беда  моя, конечно,  не знает границ,  но  мне еще горше вот  от  чего:
поступила моя жена в больницу  с переломом  шейки бедра,  10 дней  пролежала
недвижимой (половину из них - в коридоре на топчане), а умерла от сердечного
приступа, потому что никто не подал лекарства.
     Когда  приступ  случился,  соседка   по  палате,  единственная  ходячая
больная,  побежала звать медсестру  на помощь и  дежурного  врача. Медсестра
сказала, что врача нет, закрыла дверь в палату и больше не появлялась.
     Жена умирала 2 часа 40 минут. Ветеран войны и труда А.И. Соловьев".
     Еще письмо:
     "...За  то  время,  что  лечился  в  4-ой поликлинике Василеостровского
района у уролога Трубникова, у меня успел вырасти камень, перекрыть почку, и
в тяжелом состоянии я  был  госпитализирован в  больницу им. Урицкого. Там я
перенес  40 операций,  заражение крови  и  едва  не  отправился в  мир иной.
Впечатление  от  больницы  -шоковое.  Грязные   палаты,  ломаные,  подпертые
кирпичами кровати,  толпы веселящихся бездельников-практикантов, тупые  иглы
шприцев,  которые ввинчивают  в тебя,  как  шуруп  в  капитальную  стену.  А
пейза-аж... загляденье! Утром откроешь окно -  перед глазами - морг. Эшелоны
телег с трупами. Холодильник покойницкой грохочет, что товарный состав, и ты
под эту жуткую какофонию прогуливаешься по "садику" - от морга к помойке, от
помойки -к моргу...".
     А  вот  из документального  повествования врача  Л. Красова, с  тяжелой
травмой оказавшегося в  больнице. К нему пришел титулованный  консультант, и
врач,  оказавшийся  в  роли больного,  с  трепетом душевным  ожидал от  него
приговора, решения своей участи.
     "И вот он сидит передо  мной в небрежно брошенном  на плечи халате. Все
чувства обострены,  и я замечаю сейчас то, на что  в другое время не обратил
бы  внимания. Доктору  явно некогда.  Он  забежал ко мне по пути, ненадолго,
потому  что  очень  просили. От  этого весь  вид  его  выражает  нетерпение.
Представился не как коллега коллеге, попавшему в беду, а очень официально.
     Глядя  куда-то в  сторону (даже не осмотрев меня предварительно), начал
говорить ровным голосом, словно читая страницы из учебника нервных болезней,
о  том, что ждет меня в дальнейшем: пожизненное заключение в четырех стенах,
навсегда буду прикован к кровати, если не умру через 2-3 месяца от пролежней
или уросепсиса (самоотравления организма) в страшных муках.
     Я, слушая его,  не  верил своим ушам. Правда, нечто подобное говорили и
мои  лечащие  врачи, но не такими  словами  и  не таким  тоном. А тут просто
удивительная беспощадность, безжалостность.  Ни одного ободряющего слова, ни
капли надежды на выздоровление.
     И  тут я внимательно  посмотрел  на него. Это был  бледный, аскетичного
вида  молодой человек:  шея  тонкая,  кожа лица  плохая,  и  весь виду  него
какой-то заморенный.  Наверное,  много сидит  над книжками,  мало бывает  на
воздухе и,  конечно, никогда в жизни не занимался спортом.  Откуда  ему было
знать о человеческих возможностях, о победе над собой и обстоятельствами.
     Между тем консультант продолжал твердить:
     - Поврежден спинной мозг  и все центры управления мышцами,  внутренними
органами  и заведующие  трофикой (питанием тканей), разобщены с вышележащими
отделами. К ним не идут сигналы из головного мозга. Нервные клетки погибли и
не восстановятся. А чего нет, того и не будет...
     Я, как  врач,  и сам понимал, даже соглашался  с  ним. Но, как больной,
отказывался  верить жестокому приговору, ни за что не желая верить тому, что
у  меня нет ни малейшей надежды. Ведь консультант  не брал во внимание такие
важные факторы при лечении, как человеческая психология, нравственная сила и
характер больного.
     Когда  доктор,  наконец, умолк,  я, несмотря на неутешительный прогноз,
попытался вырвать у консультанта последнюю надежду:
     -  Может быть,  все не так страшно?  -робко задал я ему вопрос. - Вы не
учли,  что  я -  спортсмен,  привык  к  борьбе, и  сейчас согласен  на любые
тренировки.
     - Нет! Никто никогда не вставал на ноги с таким диагнозом, - последовал
ответ. - Вы не сможете даже сидеть без посторонней помощи".
     Таков был этот "врач": сказал и  убил. Не оставил ни просвета  надежды.
Обрек на мучения и неминуемую скорую смерть.  Но неожиданно свет возрождения
пришел совершенно с другой стороны: от пожилой санитарки.
     "Мой удрученный вид ей явно не понравился.
     - Я  знаю, что это такое быть парализованным,  я хорошо понимаю тебя, -
заявила она сразу же мне, - со мной было то же самое.
     Оказывается,   еще  в  молодые  годы  с  ней  случилась  беда:  перелом
позвоночника  в крестовом  отделе (там нет  спинного мозга). Молодую женщину
болезнь  приковала   к  постели,  но,   чтобы  жить,  надо  было  на  что-то
существовать.  И  это  "надо" не  давало ей  спокойно лежать и ждать,  когда
наступит   улучшение.   Начала   она  преждевременно   подниматься,   как-то
перемещаться,  чтобы  обслуживать  себя.   И  организм  пошел  навстречу  ее
настойчивости. Каждое движение вливало в нее новые силы, здоровье ее крепло,
и, наконец, она смогла встать на ноги.
     Специальности не  было,  поэтому пришлось заниматься физическим трудом.
Работала уборщицей, подсобной рабочей. Поначалу очень уставала, мучили боли,
но дальше -лучше. И вот  до  сих пор трудится в полную силу и чувствует себя
хорошо.
     Простодушно,  без тени сомнения, начала  она  меня  убеждать,  что  все
обойдется, только я не должен залеживаться, а постоянно двигаться.
     Конечно,  я понимал,  что мой случай намного сложнее и  страшнее. Но от
простых,  участливых  слов сразу стало тепло на  сердце. О,  это участливое,
доброе слово! Порой оно делает то, чего никогда не добиться другим способом.
Оно успокаивает, будит надежду, веру человека в самого себя...
     Как ни парадоксально, но эта  пожилая малограмотная женщина сделала для
меня  больше, чем врач с ученой степенью. Мы хорошо  с ней поговорили, и она
так  убедила  меня, что снова вернула надежду на  выздоровление.  Теперь моя
надежда была снова со мной, и я уже твердо знал, что мне надо делать. Отныне
и без всяких сомнений  я вступаю в бой с  болезнью. Решение на этот раз было
принято окончательно! И как только  я  сделал это, ко  мне то с одной,  то с
другой стороны стала приходить подмога. Как тут не вспомнить Публия Вергилия
Марона, сказавшего в "Энеиде", что "смелым судьба помогает".
     Думаю, что прочитанное в комментариях не нуждается: врачеватель не знал
силы  слова, значения  психологического воздействия, роли морального фактора
для исцеления больного!  Кто же он? Коновал по существу,  не более. Хотя, по
чести сказать, лечение  и животных  идет  гораздо  успешней при добром к ним
отношении,   чем  как  к  неодушевленной  тушке.  Впрочем,  такова   система
подготовки медиков во всем  "цивилизованном"  мире. Вот передо мной  - сетка
часов медицинского  факультета Англии  на  5 лет,  после окончания  которого
студент  получает первичную  степень  бакалавра медицины: на анатомию  - 387
часов, на физиологию -  278 часов, на биохимию - 201 час, на фармакологию  -
97 часов, на иммунологию - 89  часов и т.д. (сотни и тысячи часов, не считая
практики), и на психологию - 53 часа! Меньше дается только на статистику...
     Я не собираю специального досье  о состоянии нынешней медицины, но сами
собой накапливаются десятки, сотни материалов страшного содержания.
     Там,  где  отсутствует нравственное ядро в  подходе  к  врачеванию  как
решающая  ценность, там могут совершаться любые аномальные поступки или даже
преступления.
     Из письма в газету:
     "Здесь,  в военном госпитале,  что на  Суворовском  проспекте,  больных
молодых   ребят   заставляют   работать.  Всех,   кто   хоть  как-то   может
передвигаться. Во всяком  случае, на  хирургическом  отделении, где заведует
А.И.  Баранов, это в порядке вещей.  А каждому, кто  рискнет  воспротивиться
незаконной "трудотерапии",  грозят расправой  -немедленной  выпиской. В день
генеральной  уборки, например (перед  чьим-то там приездом),  на нее погнали
даже  Андрея  Луговского,  держащегося  исключительно  на  успокоительных  и
наркотиках. Нога у него в колене была раздута как подушка, ступить на нее он
не  мог, но  и  он, корчась на стуле от боли,  одной  рукой растирал ногу, а
другой, как мог, драил дверь. Через две недели ногу ему ампутировали. Только
это,  как здесь мрачно шутили, спасло его от участи долгосрочного армейского
штрафника. А. Ширинов".
     Из  приговора Красногвардейского райнарсуда:  "...Подсудимый  А. Логин,
работая фельдшером  подстанции No 18 станции скорой и неотложной медицинской
помощи,  при доставлении больной  Б. в больницу им. Красина остановил машину
на  шоссе  Революции.  Под  предлогом  проведения  укола  для  улучшения  ее
состояния ввел  ей в вену препарат, обладающий сильным снотворным действием.
Когда после  инъекции у Б. наступило состояние наркотического  сна, лишившее
ее способности сопротивляться,  Логин совершил изнасилование...  Потерпевшая
показала, что после этого  он вышел, а вошел  водитель  "скорой  помощи"  В.
Сапронов, который,  воспользовавшись беспомощным состоянием Б.,  изнасиловал
ее в извращенной форме. Затем Б. отвезли домой,  где  Логин  снова ввел ей в
вену  какое-то лекарство  и  вторично  совершил  изнасилование... Позже  она
обнаружила пропажу двух книг: "Три мушкетера" и "Двадцать лет спустя"...
     Собственно говоря, я не вижу очень уж большой разницы между преступными
деяниями "фершала"  А. Логина и  действиями того  врача-педиатра, о  котором
написала  мне два больших  взволнованных  письма  В. Князева, моя постоянная
корреспондентка из Кировской области.
     Привожу второе письмо  в извлечениях.  Вопль  души  матери, стремящейся
спасти свое новорожденное дитя. Что тут добавить, что другое сказать?
     "Для чего училась наша врачиха шесть  лет? Когда  ей патронажная сестра
подсказала, что у ребенка желтуха не  проходит,  на следующий день  приехала
врачиха, а мы с Алешей перед этим всю ночь не спали, он все плакал, его что-
то  беспокоило, а  днем как убитые спали и  не слышали врачиху,  да и собаки
лаяли  громко  - ничего не было  слышно.  А  25/2, т.е.  на  следующий день,
врачиха пришла опять и со скандалом на меня - почему я ее не пустила, а я ей
ответила, что спали (имею же я право днем отсыпаться!). Что ребенок ночью не
спит,  плачет, мучается. Врач  перевела разговор, что  у  ребенка желтуха не
проходит, что срочно надо кровь  сдавать. На что я очень удивилась: время-то
было без 20 минут 4  часа, когда в нашей деревенской лаборатории кровь и др.
анализы принимают до 11 часов. Подозрительно забегала, "зачесалась", привела
пример,  что от желтухи дети  умирают, что  была у  них (в районе) эпидемия,
когда дети умирали. От  чего  у меня  ножки затряслись, и  пошли мы  анализы
сдавать. Билирубин - 264,  а норма  -  30. Нам предложили ложиться, а я и не
знаю,  что делать: и ребенка  жалко, и  страшно, и  доверия врачам нет после
всего, что было в роддоме.
     ...Умный врач на  10-й день, даже на 15-й сразу  спохватился  бы  из-за
желтухи, а тут на 25 день забегали, да еще,  как снег на голову, обрушивают,
что дети умирают -коллапс может быть. Как мать я  все делала: кормила, мыла,
не  спала ночью, чтобы грыжу не наорал.  А  врачиха, для чего она училась???
Уже  после  Кирова, в книге прочитала, что все это сказывается на ЦНС. Каким
нужно  было  уродиться,  чтобы  вытерпеть  перегрузку  в  8  раз  больше?  Я
чувствовала, что ему  тяжело, но что именно, где болит, я не знала. Свекрови
звонила, она  говорит,  что  пройдет  (это  когда  не  знала  про  результат
билирубина),  был  20 день.  Одну ночь  кололи и капали у нас в Нагорске,  а
потом быстро отправили  в Киров,  в областную. Дорогой Алеша  очень вспотел,
врач не дала досушить, при осмотре он так и высох на столе, а был мокрый как
из-под  крана.  Врач  сразу  сказала:  капать  будем  в  голову.  На  что  я
запро